banner banner banner
Зарубки Бабы-Яги
Зарубки Бабы-Яги
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Зарубки Бабы-Яги

скачать книгу бесплатно


Еще раз: исходя из темы, определите, какой видеоматериал вам нужен, после чего и спланируйте съемочный процесс. Дальше действуете по обстоятельствам уже на месте. Ну, и главное правило – держите ухо востро, а глаз – во все стороны. Что интересное заметили, мотайте на ус и снимайте на камеру, оно точно сыграет вам на руку, вернее, на раскрытие вашей темы. Попалась на глаза интересная ситуация, например, прохожий случайный решил поучаствовать или просто с телевизионщиками пообщаться, не отмахивайтесь, даже если у вас уже отснят один герой (подставной или настоящий – не суть), запишите и того, который сам в руки идет, пригодится. И вот тут-то если оператор будет роптать, мол, есть уже герой, на фига второй, настаивайте на своем, не стесняясь. Впрочем, умный оператор ломаться долго не будет, поймет, что вам это и впрямь необходимо.

Правда, есть нюанс. Больше двух героев – это уже опрос, так что не переусердствуйте. Один герой – хорошо, два – не помешает, три – перебор. А снимите всех троих, придется отказаться от кого-то, вот и вопрос – зачем снимали, время тратили? Скажите: для выбора. Глупости. Ибо, как правило, героев для выбора не снимают, у них изначально четкое сюжетное место. Исключение, если запланированный герой не справился, но вы это сразу поймете на месте из его ответов.

Словом, контролируйте объем снимаемого видеоматериала. Это хорошо еще и в том случае, когда оператор ленив, такие больше минимума снимать не любят, придется заставлять.

И на заметку! Формальные и конкретные видеопланы. Вряд ли вы услышите эти определения от ваших педагогов. Формальные вовсе не означают ненужное «поливалово». Нет! Формальные – значит, те, которые всегда пригодятся и не только на этот сюжет.

К примеру, тема сюжета «Уличная еда». Значит, все кадры, в которых люди с шаурмой в руках, ларьки-шаурмичные, герой со своей историей – это все конкретные планы, которые непосредственно связаны с вашей темой сюжета, спикером, с местом событий и отражают характер героя.

А вот видеопланы с людьми, спешащими на работу, офисные здания, вокзальная площадь с меняющимся людским потоком – это формальные видеопланы, на которых просто потенциальные покупатели той самой уличной еды. И несмотря на то, что в момент вашей съемки у них в руках нет шаурмы, тем не менее отсылка понятна. Более того, в дальнейшем вы сможете использовать эти кадры и в других сюжетах с другим контекстом. К формальным видеопланам относятся и сезонные, и заявочные (дом, улица, дорога, прохожие, мамашки с колясками, детские площадки, парки). Они тоже нужны, не забывайте просить их снять.

Жадина-говядина…

Есть ли границы жадности? Раз это недостаток, то, выходит, нет? Но у каждого из нас свое мерило. Мы сами определяем границы своей жадности, и измеряются они не всегда деньгами, более того, гораздо реже деньгами.

Закрытие дачного сезона снимали у проверенной неоднократными съемками дачницы, презабавной женщины необычной внешности. Худая, крашеная блондинка смотрела в камеру раскосыми глазами, слегка картавила, рассуждая на тему садоводства и огородничества, а еще ландшафтного дизайна и умении построить гараж собственными руками. Казалось, она знала все, да и дачный участок был подтверждением: женщина не просто в теме, но фанатеет от того, чем занимается.

В тот день мы снимали фруктовое изобилие, о том, как его заготовить и сохранить на зиму. Погода стояла отменная. Снимали мы очень долго, оператор попался из любителей красивой киношной картинки, когда свет выставлен идеально, и поправки по свету проводятся для каждого кадра отдельно. Это занимает туево тучу времени. Красиво – очень! Профессионально – еще как! Но, когда ты голоден и ужасно измотан этой чужой жаждой прекрасного, вспоминаешь о том, для чего ты это все снимаешь, и как-то сразу придавливает мысль: а зачем мы тут уже пятый час мечем бисер перед свиньями.

Дачница кормить нас не собиралась, даже чаю не предложила, да что там чаю, даже то, что мы снимали (сливы, яблоки, орехи и прочее) зажала.

А когда мы засобирались уезжать и напоследок вышли в сад вдохнуть свежего воздуха, я увидела большую раскидистую яблоню, с огромными, с голову младенца, яблоками, крепко висящими на ветках.

– Это зимний сорт, – пояснила дачница.

– Огромные! – выдохнула я восхищенно.

– Еще больше будут. Их только в декабре снимать надо.

– Вкусные, наверное? – намекнула я.

– Очень.

Под яблоней валялось несколько, упали явно недавно и выглядели съедобно. Пока дачница отвлеклась на парней, я подобрала яблочко, за мной повторил и оператор. Дачница заметила:

– Ой, зачем? Не подбирайте.

– Они ж хорошие, – оправдалась я.

– Сейчас принесу те, что с ветки сняли.

Я обрадовалась, рассчитывая, как минимум, на пакет яблок.

Но дачница вынесла нам всего два яблока, по одному мне и оператору.

Переглянулись удивленно, поблагодарили и отчалили.

«А что? – устало тянулись мысли, пока мы ехали на базу, – угостить ведь угостила, другое дело, что несоразмерно желанию и возможностям. Угощать одним яблоком, когда у тебя несколько яблонь – смешно, но опять же угостила ведь – какие претензии? Меры и объемы-то нигде не прописаны. Все дело в контексте, то есть в знании возможностей человека. Не видели бы мы яблонь, не знали бы, что их у нее много, и два яблока показались бы достойным угощением, а так… Стоп! Контекст контекстом, но не нужно забывать и о ценности подарка. Нам кажется, что два яблока – это мало, но для нее это может быть и много. Почему? Да потому что вырастить яблоньки не так-то просто, много труда, а ухода за ними сколько? Тем ценнее каждое яблоко, особенно, если оно сортовое. И какой же вывод? Да очевидный. Жадность каждого определяется для него ценностью подарка, который он делает. Не важно, насколько он дорог одариваемому, главное, насколько он дорог дарителю…

Эдак можно все оправдать! Хороший, наглядный урок. Впрочем, надо бы это обсудить как-нибудь с группой, услышать их мнение, сравнить, взвесить. Но в другой раз. Слишком устала, даже языку ворочаться лень…»

Ехать еще предстояло минут сорок, оператор дремал, я тоже прикрыла глаза. А что? Не все ж мне веселить инженера-водителя, чтобы он в дороге не заснул…

Корр на растерзание…

В редакторской с порога потянуло гнилью…

Вот черт, опять…

Ноги тут же налились свинцом. В мозгу запульсировало: «Свалить! И побыстрее!»

Мой редактор частенько называла наши тексты не иначе, как «тухлыми». Оно и понятно: где сгнило, там тухлым и тянет.

Ступеньки через не хочу я осилила. Посмотрела на стайку девчонок у двери в коопку. Парней-то среди корров у нас раз-два и обчелся, и то половина из них разве что по половому признаку парни.

Эх, жаль коопку. Снова шепелявый своего корра «слил». От ответственности отлынивает, гнида. А чего ему? Он же только зовется редактором. Ну, какой он редактор, тьфу.

– Слышала, да? – вынырнула у меня из-за спины Маруська. Я вздрогнула.

– И как у тебя это получается? – скривилась я недовольно.

– Что? – округлила глаза подружка. Я хмыкнула: нечего передо мной-то спектакль разыгрывать. Подружка всплеснула руками: – Можно подумать, ты так не умеешь, когда надо.

– Мань, так я ж, когда надо, а у тебя уже зависимость.

– Да, иди ты!

– Кого уволили?

– Анютку.

– За что? – догадаться было нетрудно, но лучше знать наверняка.

– Как обычно. Когда это шепелявому до корров дело было?

– А кому-то разве есть до нас дело? – парировала я.

– И то верно. Хочешь? – протянула мне Маруська карамельку. Я взяла, она продолжила. – Кстати, по закону, за принуждение к распространению журналистом недостоверной информации штраф минимум восемьдесят тысяч рублей.

– На юрфак, что ли, поступаешь?

– Свои права надо знать! Нам особенно!

– Ага, тут тетенька министерская недавно на всю страну вещала, что право – это несвобода, не слышала сию пламенную речь?

– Не, я телек не смотрю, и теток министерских не слушаю, только если работа заставит. А что же тогда, по ее мнению, есть свобода?

– Запрет.

– Чего? – офигела Маруська.

– Того.

– Дай угадаю, тетя лет сталинских рожденья?

– Судя по виду, определенно.

Я закинула конфету в рот и огляделась в поисках урны. Не увидела, свернула в трубочку, кивнула в сторону коопки.

– Слушай, а как доказать принуждение к распространению недостоверной информации в законе написано?

– Нет, – горестно призналась Маруська.

Кто бы сомневался…

Рыба с головы гниет – банальность, но меткая! Шепелявый заставлял своих корров, мягко говоря, подтасовывать инфу о качестве продуктов, которые они анализировали. Делал это, естественно, завуалированно, чтоб в случае чего быть ни при делах. С завидным постоянством так и выходило. Какой-нибудь производитель рано или поздно усматривал подлог и громко возмущался. Корра выставляли крайним и увольняли, а шепелявый ровно сидел на своем рабочем стуле. А что? Не он же сюжет делал. А производители-то не знают, что именно редактор в ответе за эфирный текст, он его принимает и утверждает, без его ведома и одобрения ни один текст даже в монтаж не идет, не то что в эфир. Но об этом в случае конфликта все старательно умалчивают.

Гниль…

Я побултыхала пакетиком чая в кружке и посмотрела через стеклянную перегородку в соседнюю редакцию. Шепелявый сидел, уткнувшись в монитор, делая вид, что не замечает молчаливого негодования своих подопечных.

Вот бы шлепнуть его использованным чайным пакетиком по расползающейся плеши.

Но пакетик полетел в мусорное ведро. На глаза попался лист бумаги. Я смяла и пульнула им в шепелявого. Бумажный комок не долетел, сраженный стеклянной перегородкой, и упал к моим ногам.

Несколько лет назад один мой знакомый рассказал преинтересную историю о том, что начинал свою телевизионную карьеру этот, так называемый, редактор официантом, и не где-нибудь, а в самом нужном месте. Что ж, на моей памяти и из уборщиц журналисты ковались. Вот только уборщицей ту журналистку давно уж никому и в голову не придет назвать, а шепелявый и с виду, и по нутру так официантом и остался. Вот уж правда: ни из тряпки, ни из полового человека не сделать.

А что за нужное место? Было такое, и до сих пор там же стоит. Но уже не то, конечно. В незапамятные времена собирались в нем телечины, склонные к разнообразиям и новизне плотских утех. Посему карьерный рост молодых и амбициозных задом наперед приветствовали и поощряли. Нынче этим никого не удивишь, но тогда такие ставки только-только в моду входили и многое гарантировали.

Краем глаза уловила движение. А вот и моя редактор пожаловала. В Томочке в отличие от шепелявого редактор угадывался сразу, и в стати, и во взгляде, и в походке. Одна беда – трусовата малость. Мнение свое не отстаивала, корров не защищала, начальству не перечила, за место боялась. Но кто ж упрекнет, когда есть что терять: штатная должность, оплачиваемые отпуск и больничный, премии ежегодные, хорошая зарплата.

Покосилась на нее. Повезло мне с редактором. Истерик она мне никогда не закатывала, хотя умела.

Лицо недовольное. Значит, сейчас отчитывать начнет, как школьницу, за поведение. Я улыбнулась:

– Привет!

– Привет! – буркнула она, и мои подозрения подтвердились.

– Что нового?

– Тебе надо бы чаще помалкивать, – бросила она сходу.

– Это не новость!

– Так чего ж не запомнишь никак? – даже заботливо прозвучало. Эх, Томуля, я бы рада, да не можется. Или мотивации нет убедительной.

Негодовала Тома по поводу моего голоса. Устроили тут у нас недавно голосование за лучший сюжет. Презабавное получилось мероприятие. Прежде всего потому, что от каждой рубрики выставили на «конкурс» один сюжет, да и как выставили – выбрала его шеф-редактор на свой вкус. Дальше обязали всех проголосовать. Что значит обязали? Открытым голосованием: поставил галочку и фамилию свою должен приписать. Элечка проследила, чтобы все по списку отчитались, и фамилия на каждой бумажке стояла. Ну я и проголосовала за тот сюжет, который мне на самом деле понравился, но, к сожалению, сделан он был корреспондентом не нашей рубрики. Томочка не поленилась и проверила, кто проголосовал не за своего. Упс! Так я и попалась.

– Я честно проголосовала.

– Зачем?! – скривилась Тома.

– Ее сюжет и правда хорош!

– Причем тут это? Надо же было свою рубрику поддержать! Кому нужна твоя правда! – отмахнулась моя редакторша и со стуком бросила на стол блокнот.

– Как кому? – удивилась я спокойно. – Мне нужна.

Томочка метнула в меня укоризненный взгляд, мол, кто ты такая, чтобы твое мнение ценилось, и перестала обращать на меня внимание. А я подумала: так вот же она – правда: за лесть, вранье и подхалимство – одобрение, поддержка и почет, за правду – укор, негодование, увольнение.

Обидно…

Вот такая я аполитичная. Да и негоже журналисту быть ярым сторонником той или иной партии, в таком случае он же объективно ни о чем написать не сможет, а это уже не журналистика.

Кажется, мозг закипает…

Солнцееды…

Такая тема обещала забавные съемки. Это что за люди такие? Как это они солнце едят? Воображение рисовало странные картины, и хотелось поскорее их подтвердить или опровергнуть реальностью. В общем, тот нечастый случай, когда едешь на съемку, воодушевленный тем, что она будет, как минимум, непредсказуемой, и, как максимум, узнаешь массу нового.

Однако разочарование началось с порога, а затем и вовсе стало страшно.

Денек выдался солнечным, я порадовалась – значит, легко снимем процесс, так сказать, приема пищи. Предварительно ознакомившись с темой, поняла, что сторонники такого «учения», по сути, ничего не едят, от слова совсем.

Однако героиня, женщина лет 40, предстала перед нами довольно упитанной. Оператор покосился на меня, я ответила ему растерянным взглядом.

У меня закрались сомнения на счет всей затеи, потому расспрашивать дамочку принялась прямо, без обиняков. Естественно, ведь от этого зависело быть сюжету или нет.

– Что вы! В прямом смысле мы, конечно, солнце не едим, – ответила женщина.

– А что же тогда?

– Ничего.

– Совсем? – не понимала я, разве может человек без еды обходиться?

– Воду пьем, свежевыжатые соки овощные, – я недоумевала, ибо знала, что часто пить свежевыжатые соки в том числе и овощные нельзя. Слишком высокая в них концентрация и сахара, и кислоты, которые на голодный желудок действует убийственно.

Спросила об этом героиню. Она пожала плечами:

– Да, все верно, но мы водой их запиваем, разбавляя таким образом, – спорить я не стала. – Пойдемте в квартиру, – пригласила героиня, – убедитесь, что холодильник пуст и даже отключен за ненадобностью.

Поднялись в квартиру, явно съемную: безликая и какая-то отчаянно пустая. Заглянули в холодильник для проформы – вроде как за тем и пришли.

Тут дверь открылась, и несколько женщин внесли пакеты с продуктами. Я подумала: «Ага, вот и спалились!» Но в пакетах оказались только овощи и зелень.

– Это все для сока, – объяснила моя героиня. – А потом мы все едем на наше собрание.