Хроники пана Бельского. Книга первая. Манускрипт «Чародея»

– Подрались?

– Ну, как подрались, выбил я ему пару зубов, да нос свернул. Хотя нет, вру, и он мне разок успел по уху заехать.

– Расскажи мне, пожалуйста, Якуб о нём. Всё, что знаешь, расскажи.

– Я, к сожалению, очень много чего знаю, как о нём самом, так и о семейке его гадючьей. Давно за ними приглядываю. Поверь на слово, есть у меня на то очень веская причина. Семейка эта с кровью порченной, злыдни одни словом. Многим людям бед и горя принесли. Дрянь людишки, даже я могу это сказать, хотя сам, не одну душу за горизонт спровадил, но они.… Знаешь, я не боюсь прямо сейчас оказаться на суде перед создателем. За всё, что натворил в своей грешной жизни, готов честный ответ держать. Потому, что даже неблаговидное, совершал по совести, уж какая есть. Но никогда, пусть и в злых делах, не имел никакой гнилой мыслишки, а уж тем паче не смел наживаться на людской беде. Нет, я не оправдываюсь, и оправданий искать своим бесстыжим поступкам не собираюсь. Пусть я злодей, пусть, но дрянью я не был никогда. Если решат послать меня в ад, пойду без ропота искупать свои грехи. Но Мирские…. Поверь мне, они постараются вместо себя кого другого туда спровадить, да еще грошик какой на этом заграбастать в ручонки свои алчные. А не получится, так будь уверен, подошлют к творцу кого с ножиком. Вот с кем тебе завтра встречаться придется, и если интересно тебе о нем поподробнее узнать, изволь, послушай.

Якуб зачерпнул большую ложку меда, размешал её в своей чашке с чаем, сделал несколько глотков, после положил руки локтями на стол, упёрся в ладони подбородком, и начал свой рассказ.

– Первым, кто внёс весомый вклад в огромное состояние Мирских, был прадед ныне живущего главы семейства, Богдашка Сивый. Учитывая, сколь давние те были времена, что-то путное по этому поводу сказать знающие люди затрудняются. Однако старики промеж собой баяли, что имел привычку, Богдашка, по ночам рыскать на торговых трактах с кистенём в руках. Основу же богатства семьи сколотил Винцент Богданович Мирский. Разбойничал он со своей ватагой буйных удальцов по всему Северо-Западному краю и прибалтийским землям. Видный был кавалер, ничего не скажешь, с большим достоинством. Много чего доброго мог сделать для родной стороны, не обидела природа не умом, не характером, да, кровь порченная, дрянная, видно всё же дала о себе знать. После нескольких кровопролитных стычек его шайки с регулярными войсками, решил Винцент на какое-то время схорониться в дальней глуши. Правда, предварительно припрятал в разных укромных местах львиную долю награбленного, разделив его на части. Но, как уже не раз бывало со времен библейских, был выдан одним иудой из бывших своих подельников. Дом, где разбойничий «батька» отсиживался, был окружен солдатами и жандармами для пущей надёжности в два кольца. Понимая видно, что час расплаты уже неминуем, я так думаю, решил Винцент Богданович напоследок спасти родовую честь, да и припрятанное богатство от государевой казны уберечь. Поэтому неожиданно для преследователей, не скрываясь, во весь свой немалый рост, с двумя саблями на перевес, бросился он на них в открытую, прямо под солдатские пули. Чтобы дело совсем уж замять, родня объявила его спятившим с ума, да отреклась от него, а по прошествии некоторого времени и о пропавшем награбленном добре как-то позабылось.

Якуб остановил свой рассказ, допил чай и прислушался к шуму в пристройке.

– Шалят, негодники. Новенького третируют. Подожди, Март, минутку.

Он вышел проведать своих подопечных, и через открытую дверь Мартин слышал, как Якуб на полном серьезе разъяснял им правила мирного проживания в его доме. Насколько эта речь была понятна его пациентам, Мартин судить не брался, но практически сразу же больные скандалисты угомонились, после чего Якуб вернулся с довольной улыбкой на лице и продолжил.

– Адам, после окончания Московского университета, доставшимся от отца награбленным богатством распорядился весьма рачительно. С умелой сноровкой вкладывал Адамчик деньги в различные коммерческие операции, большинство из которых оказались очень выгодными для семьи Мирских. Впору Великой войны и особенно при немецкой оккупации Виленского края, Адам активно занимался армейскими поставками и разного рода спекуляциями, наживаясь без зазрения совести на людской нужде. А в декабре восемнадцатого года Мирский со своими домочадцами вслед за германцами выехал из Вильни и на время обосновался в шведском Гётеборге, где они и переждали эту кровавую вакханалию, что прокатилась по нашей несчастной беларусской земле. Адам же и там без дела не сидел, и как поговаривают, активно занимался биржевыми махинациями.

Вернулись Мирские в родные края только в марте двадцать второго года, как раз к моменту присоединения Виленского края к Польше, и Адамчик одно время вел тихую беззаботную жизнь богатого обывателя. Но меня ведь не проведешь, скалапендра, затаился он, словно сыч, и неторопливо, основательно изучил возможности новых реалий. В конце концов, выбрал он для своей ненасытной натуры новую границу между Речью Посполитой и большевиками. Мирский, умело используя силу своего немалого капитала, уж как водится, начал активно и жестоко насаждать на границе свою неофициальную власть, подчиняя себе весь контрабандный промысел. Ты же помнишь, по стране в ту пору бродило достаточно неприкаянных, вооруженных людей, которые за годы военного лихолетья много пролили как чужой, так и своей крови, а теперь в один миг остались не у дел, никому не нужными. Вот Адам и нашел многим этим солдатам без армии новое применение. Сколотил из них свои личные боевые дружины, поставил во главе этих банд отпетых головорезов, а те в благодарность быстро навели на границе необходимый их благодетелю порядок.

Контрабанду на границе Мирский организовал по образу широкой полноводной реки, которую питает огромное число мелких ручейков и речушек. Перекроют, допустим, власти на той или этой стороне один «ручеёк», так в ответ получали тут же новый, но уже в другом, неизвестном им месте. Желающих заняться опасным, но сытным ремеслом, всегда было предостаточно. Особенно в те послевоенные голодные годы, когда людям надо было хоть как-то выживать и кормить свои семьи. Даже самый мелкий контрабандист, тянущий через границу товара на два гроша, один грош несёт в общую кассу Мирского.

– Думается мне, что из этой кассы насыщаются не только непосредственные её вкладчики, – в паузе произнёс Мартин, когда Якуб приостановил свой рассказ, чтобы сходить за трубкой с кисетом.

– Конечно, крошек и кусков разной величины с общего стола перепадает многим, – продолжил он, вернувшись и набивая трубку табаком. – Пограничные власти, как ты понимаешь, особо не чинят препятствий его делам. Ведь вся жизнь в приграничье тем или иным боком намертво завязана с контрабандой. При этом и благосостояние самих служивых на границе также зависит напрямую от их доли в общем пироге. Да и польские разведка с контрразведкой тоже не без греха, через контрабандистов свои интересы преследуют, само собой, не забывая про личные карманы. Хитрющий Мирский очень грамотно втянул в орбиту своей деятельности большое число чиновничьего люда, заманил их в сладкую ловушку, превратив тем самым в марионеток, полностью зависимых от его подачек. Считай, что он фактически обеспечил государственную защиту своей частной «лавочке».

Но где-то около трёх лет назад Мирский неожиданно отошел от личного активного участия в контрабандных делах на границе. Передал он всё хозяйство нескольким своим ближайшим подручным, определив свой ежегодный гарантированный ими процент от общего барыша. При нём, правда, остались несколько преданных ему до гробовой доски отпетых негодяев, готовых ради хозяина на любые злодейства.

– Пан Адам, по всей видимости, забился, как паук, в угол от глаз подальше, а через оставшихся при нем людей по-прежнему контролирует свою паутину, но только уже не гласно, без марания так сказать фамилии. Красавец, одним словом! Узнать бы только, с чего это вдруг ему стыдно стало преступные деяния совершать?– высказал свои сомнения Мартин, после того как Якуб замолчал, раскуривая свою трубку, и немного погодя спросил:

– Послушай, Якуб, а какие у Мирского легальные коммерческие дела? Что у нёго за семья? И может ты в курсе его сердечных привязанностей?

– В своей официальной жизни Мирский владеет текстильной фабрикой под Гродно, консервным заводом в Бресте, пивоварней в Новогрудке, оптовыми складами в Белостоке, и небольшим, но весьма серьёзным в плане финансовых возможностей банком, здесь, в Вильне. Да еще у него в собственности приличное количество земли и доходной недвижимости по всей Речи Посполитой.

А на счёт дел амурных да семейных? Вообще-то Адамчик, как всякий не уверенный в себе мужчина, у которого много денег и огромный комплекс по поводу своей полноценности, был в своё время весьма падок на женский пол, и в былые годы часто сменял любовниц и содержанок. Было у него их неисчислимое количество. И если для такого ловеласа как ты, уж извините Ваше сиятельство, все эти романы и флирты – всего лишь авантюрные приключения аристократа в поисках острых ощущений и удовольствий, что-то вроде игры в покер или рулетку, к примеру, то для Мирского все это было более чем серьезно. Этим гаремом он всеми силами пытался доказать окружающим своё право называться настоящим самцом, а точнее всего пытался убедить в этом самого себя. Но любая женщина, даже самая кроткая и покладистая, – это какие ни какие хлопоты да суета, а порой и откровенные проблемы по жизни. Со временем кровь остывает, начинаешь уставать от всего этого, и всё больше хочется обычного комфортного покоя. Без всех этих эмоциональных бурь, всплесков чувств и фонтанов страсти. Вот поэтому сейчас у него если и случаются изредка романы, то всё больше скоротечные увлечения, заканчивающиеся солидными отступными. А вообще Мирский в последнее время стал в основном пользоваться услугами проституток. Есть недалеко от города один респектабельный бордель с дорогими шлюхами, вот их и пользует. Но, это всё, как ты понимаешь, лирическое отступление, для полноты жизнеописания нашего героя, так сказать, в красках.

Женат же Мирский был дважды. После смерти своей первой жены, Урсулы Валович, вдовствовал Мирский шесть лет. После чего в двадцать девятом году тайно женился на своей давней любовнице, Стефании Муравке, домоправительнице родового имения Мирских в Нарочанском крае под Мяделем. Живет она там практически безвыездно. При таинстве бракосочетания, которое прошло в маленькой покосившейся церквушке в одной захудалой деревеньке, помимо Адама и его невесты, присутствовали в качестве свидетелей два его ближайших головореза, и тщедушный, заморенный беспробудным пьянством, поп. Отношения Адама и Стефании давние, ещё со времён студенческой молодости Мирского. Начался роман в один из его летних приездов домой на побывку, и длился с короткими перерывами на момент венчания тридцать восемь лет, а за то время молодожёны успели прижить двух общих сыновей.

Младший, Стефан, как ушел в восемнадцатом году воевать за правое дело трудового народа, так и сгинул. Вроде как до сих пор никаких вестей о нем родные не имеют. Старший сын Венцлав на сегодня «правая рука» своего отца в его официальной коммерческой деятельности. Как поговаривают в деловых кругах, сын Мирского ведёт семейные дела энергично, по-хозяйски, с уверенностью того, что так продолжится и после кончины отца, когда он уже станет полноправным хозяином.

От первой жены у него известная всему городу дочь Барбара, взбалмошная дамочка, с причудами. Если ты слышал, она вроде как пропала с неделю назад неизвестно куда. Не удивлюсь если это связано напрямую с делами её подозрительного, я бы даже сказал «мутного», фонда. Понимаешь, не верю я вору, подающему на паперти нищему медный грош из пухлого кошелька, вынутого только что из кармана зазевавшегося прохожего. Была у Мирского еще одна дочь – Марго, они двойняшки с Барбарой, но о ней мне мало что известно, там вообще история тёмная. Вроде как с головой у неё были серьёзные неполадки, поэтому Мирский держал её в имении под Мяделем от людей подальше, считай что взаперти, как раз под присмотром своей любовницы Стефании. Где-то приблизительно не то через год, не то через полтора, после возвращения Мирских из Швеции, она вроде как утопилась. В народе говорили, что тела утопленницы так и не нашли, а хоронил Адам пустой гроб. Мать, Урсула, по причине своего слабого здоровья не смогла всего этого перенести и в том же году её также снесли на семейный погост. Одним словом, повторюсь, история тёмная, и мне практически ничего о ней неизвестно. Именно как раз в то самое время я после Слуцких боёв3 отсиживал свой последний тюремный срок у коммунаров под Гомелем, и готовился к побегу от антихристов.

Вот, пожалуй, и всё, если уж совсем без особых деталей и подробностей. Знаешь, я завтра побуду где-нибудь рядышком с твоим домом, так, на всякий случай, от греха подальше. В какое время вы встречаетесь? – закончил свое повествование Якуб.

– Вечером, в пять часов. Но, наверное, не стоит оно того, Якуб. Всё-таки он по своей инициативе идет на контакт. Не будем накалять обстановку, ещё вспугнём чего доброго, – ответил Мартин, надевая пиджак и шляпу, – Хотя уговаривать тебя не делать этого бесполезно, – уже самому себе произнес он в полголоса.

Остановившись на пороге, Мартин обернулся, пристально посмотрел на друга и спросил напрямую:

– Скажи, старина, всё то, что ты мне рассказал, постороннему человеку просто ради любопытства знать-то нет никакой нужды. Я так понимаю здесь много чего личного для тебя.

Погрустневший Якуб встал из-за стола, подошел вплотную к Мартину и, протянув руку, ответил:

– Не спрашивай, пожалуйста, ты меня ни о чём, братец. Врать тебе не могу, а говорить всё как есть – очень больно. Здесь не просто личное, здесь считай вся моя жизнь, которая сложилась так, как сложилась. Добрых снов, Март.

Мартин молча пожал Якубу руку, вышел из дома и быстрым шагом направился к стоящему рядом с калиткой лимузину фрау Зингер «Adler Trumpf», которая настояла на том, что бы после ужина её водитель отвез его домой…

Бельский затушил в пепельнице остаток недокуренной сигары и припомнил, как, провожая у окна своих гостей, он заметил выходящего из кондитерской Якуба. Разодетый щеголем в белоснежный костюм-тройку и широкополую шляпу с букетиком ярко красных цветов и коробкой с тортом в руках, он неторопливо вразвалочку шагал в сторону проспекта вслед за отъехавшим автомобилем Мирского. Ухмыльнувшись краем губ такой ненавязчивой заботе своего друга, Мартин налил в стакан из кувшина молока, выпил его и уже собирался отправиться ложиться спать, как обратил внимание на разыгрывающуюся в его кабинете трагедию.

Пачвара, прижавшись всем телом к столу, в полной изготовке для прыжка, не сводил своих глаз, в миг ставших бездушно стеклянными, с порхавшего по-прежнему, но уже вокруг настольной лампы, мотылька. Насекомое испугано металось между светом и темнотой. Пытаясь, приблизится к лампе, мотылек тут же отлетал от её жара в тень…

Свет и тепло, источники жизни, нередко убивают тех, кто вместо того, чтобы оставаться жить во тьме и холоде, решает запорхать в лучах света и в тепле, на виду у всех. Неправда, что смерть приходит неожиданно и неизвестно откуда. Смерть всегда за вашей спиной, бесшумно движется рядом с вами всю вашу жизнь и ждёт, когда вы совершите свою последнюю роковую ошибку. Вот тогда она выходит в самый центр сцены, забирая в спектакле вашей жизни себе главную роль, исполнение которой настолько виртуозно, что повторения её «на бис» требовать уже некому. У смерти нет репетиций. У смерти сразу день премьеры, которая завершается оглушительным триумфом одного актёра. Мотылёк совершил свою последнюю ошибку. Он вылетел из темноты, манимый светом и теплом, не понимая, что эта пара глаз, пристально следящих за ним из мрака, принадлежит его самому преданному и последнему зрителю…

Молниеносный прыжок, резкий взмах лапы и мотылек оказался в пасти у Пачвары. Быстро прожевав его, он оглянулся по сторонам, (всегда осмотрись вокруг, когда добыл себе пищу, возможно, ты уже сам оказался на свету), и явно довольный собой вернулся на прежнее место в сумрак.

Мартин потрепал кота по загривку и отправился спать. Кот последовал за ним в спальню. Дождавшись, когда хозяин выключит свет и уляжется, он бесшумно запрыгнул на кровать, свернулся в большое пушистое кольцо рядом с ним на свободной подушке, и тут же засопел, мгновенно погружая этим звуком Мартина в сон.

04

Ночью несносная жара наконец-то пошла на спад. На рассвете с северо-запада набежала огромная туча и, словно нерадивый школяр, залила чернилами весь небосвод до самого горизонта, нависнув над городом чёрно-фиолетовым зонтом. Налетевший неожиданно вслед за ней холодный соленый ветер с жутковатым воем раскачал деревья и, подняв вихри пыли и песка вперемешку с пожухлой листвой, вдруг также внезапно утих. В мгновение ока весь город погрузился в застывший и вязкий, будто прозрачное желе, воздух. Но буквально через несколько минут гром с треском разорвал обволакивающую площади и улицы густую тишину, и туча всей своей дородностью обрушилась на Вильню водным бурным потоком, смывая с городского тела грязь и пот двухнедельной тропической жары.

Первые капли дождя, как бы нехотя, ударялись о железный карниз окна спальни, отбивая медленный тягучий ритм барабанного боя, как перед началом некой экзекуции. При этих звуках дождевой дроби Пачвара запрыгнул на подоконник и устроил охоту на залетающие в окно капли начинавшегося ливня. Высовываясь наружу всем своим гибким телом, кот пытался перехватывать дождинки в их стремительном падении ещё на подлёте к окну. Брызги от разбивающихся о карниз крупных капель, разлетались в разные стороны и осыпали кота мелким бисером. В этот момент он резко отпрыгивал, пытаясь уклониться от них, недовольно фыркал, слизывая воду со своей мордашки, после чего с азартом вновь бросался за поимкой следующей капли. Под раскатистый грохот грома, реденький дождь, мгновенно превратился в реку, обрушившуюся водопадом, и стена ливня, как занавес, отделила спальню от внешнего мира. Кот с безумными от испуга глазами опрометью бросился с подоконника на рядом стоявшее кресло, где, напыжившись в большой мохнатый шар и прижав уши, укрылся за его высоким подлокотником.

Проснувшись как обычно в шесть часов утра, Мартин понаблюдал некоторое время за потешным противостоянием кота со стихией, а после его позорного бегства, негромко того спросил:

– Вот мне интересно – ты свою темную душу отмыть пытался или просто умыться хотел?

Кот, услыхав голос Мартина, громко радостно всхлипнул, одним прыжком перелетел с кресла на кровать, пробежал по всему телу Бельского и уткнулся мордочкой прямо хозяину в лицо, став тереться о его щеки и подбородок своей лобастой головой, мурлыча утреннее приветствие.

– Здравствуй, здравствуй, моя любимая скотинка. Я также очень рад тебя видеть.

Мартин поцеловал кота в мокрый холодный нос, соскочил с кровати, захлопнул окно и отправился на кухню. Положив в котиную тарелку свежего мяса, которое тут же с благостным урчанием стало поедаться следовавшим за ним по пятам Пачварой, он перешел в свой импровизированный спортивный зал. Разделив дальнюю комнату перегородкой, Мартин обустроил в одной её части гардеробную, где хранились его многочисленные одежда и обувь, а в другой – соорудил шведскую гимнастическую стенку с откидными брусьями и турником, повесил боксёрскую «грушу» и установил специальный манекен для фехтовальных тренировок. Выполнив за полчаса свой обычный утренний комплекс физических упражнений и поколотив от души «грушу», Бельский отправился в ванную комнату приводить себя в порядок, после чего позавтракал наскоро приготовленным омлетом с беконом, помидорами и сыром.

В начале девятого часа утра, благоухая туалетной водой с ароматом бергамота, изготовленной по его заказу известным парижским парфюмером, элегантный Мартин в светло синем костюме и фетровой шляпе «борсалино» с изящной тростью на перевес спустился выпить кофе к пану Богуславу.

Войдя через центральный вход в фойе кондитерской, Бельский задержался у гардероба, передавая шляпу и трость молоденькой хорошенькой девушке, которой он не преминул сделать несколько комплиментов, и предложил вместо вещей передать ей на сохранение самого себя. При этом игривым тоном отметил, что с такой красавицей вряд ли он сможет сохраниться надолго, отчего лицо девушки мгновенно покрылось пунцовым румянцем, и она смущенно отвела в сторону глаза.

Остановившись перед стеклянной дверью кафетерия, Мартин сквозь неё осмотрел зал, и ему бросилось в глаза непривычно большое число посетителей, для столь раннего временя дня, да еще посреди недели. Постояв некоторое время у входа, рассмотрев их внимательно, Мартин тихо отворил дверь и быстрым шагом направился прямиком к стойке буфета, за которой в это утро хозяйничал сам владелец заведения.

Богуслав Францевич Харальд иногда, как он сам пояснял, чтобы «стряхнуть пыль с тяжелеющего с годами зада», по утрам становился за стойку буфета кафетерия, и лично обслуживал некоторых избранных клиентов, тех, кто был ему лично приятен, и с которыми ему было интересно общаться. Пан Харальд внешне совсем не походил на кондитера в обычном представлении людей об этих мастерах «вкусненького ремесла». Ростом он был немногим выше среднего, имел сухощавое телосложение, можно даже сказать был худ. На неподвижном лице римского патриция, холодно блестели проницательные глаза, а на тонких всегда плотно сжатых губах изредка пробегала едва заметная лукавая ухмылка. Если бы не сдвинутый позалихвацки на бок белоснежный кондитерский колпак, из-под которого задиристо выбивалась прядь его каштановых уже успевших поседеть волос, пана Богуслава запросто можно было принять скорее за распорядителя похоронного бюро.

Мартин уселся на высокий стул у буфетной стойки, прямо напротив Харальда, постучал костяшками пальцев по отполированной до блеска столешнице, изображая стук в двери, и громко поздоровался.

– И вам здравствовать пан Бельский! Всегда приятно видеть человека в столь прекрасном расположении духа. Вам как обычно – большую чашку кофе, крепкий без сахара, и чтобы вас никто не беспокоил?

– Сегодня, уважаемый Богуслав Францевич, добавьте к нему миндальное пирожное, а также какую-нибудь одну из ваших забавных историй. Не поверите, но с самого пробуждения меня навязчиво преследует желание человеческого общения, я бы даже сказал – теплого участливого общения.

Богуслав Францевич славился не только своими кондитерскими изысками, но и отменным талантом рассказчика всяких баек, вычитанных им в большом ворохе газет и журналов. При этом прочитанное он так смело и главное умело интерпретировал на свой манер – разбавляя, добавляя и приукрашивая по своему вкусу, что после его редакторской правки даже скучные занудные притчи превращались в веселые и поучительные анекдоты.

Харальд подал на серебряном подносе заказанную большую чашку горячего дымящегося кофе с пирожным на блюдце.

– Почему не поверю, наоборот, я вас прекрасно понимаю, Мартин Юрьевич. Природа благодаря прошедшему ливню оживает прямо на глазах, в такую пору самые благочестивые монахи и те своих мыслей страшатся. Обратил внимания на то, как вы мила ворковали с моей служащей в фойе. Ничего не поделаешь, жизнь берет свое, и даже такой сухофрукт как вы, простите за столь откровенное сравнение, пытается зацвести.

– Кстати, пан Богуслав, давно хотел вас спросить – где вы находите для своего заведения столь очаровательных фей? В городе поговаривают, что именно таким не хитрым способом вы и завоевали свою популярность. Мол, большинство ваших посетителей приходят не только ради ваших сладостей, но и ради того, чтобы поглазеть на красавиц, работающих здесь. Я восхищаюсь вашим вкусом, дайте парочку уроков, раскройте секрет, маэстро.

– За секретами и всякой прочей таинственной дребеденью – это, пожалуйста, к масонам. Уроки же вам ещё в гимназии все давно дали. Вот если вас интересует мнение далеко не глупого человека, то могу его высказать вслух, если конечно пожелаете. Я на полтора десятка лет старше вас, а значит, кое в чем, наверное, лучше разбираюсь. Особенно, что касается женщин. И вот почему, мой юный благородный друг. Только с возрастом, к сожалению, начинаешь понимать суть женской натуры. Но самое обидное заключается в том, что к тому моменту, когда ты считаешь, что наконец-то расшифровал женскую душу, – ты так же со всей ясностью осознаёшь, что твои глубокие познания всех её тайн и секретов, если для чего и годятся, так только для передачи их по наследству. Старость, увы, неизлечима. Вот такой парадокс. У меня есть смутное подозрение того, что кто-то умеет здорово веселиться в сотворенном им же мире.

А на ваш вопрос, ответить хочу следующее – самая красивая и желанная женщина всегда живет рядом с вами. Она ежедневно ходит по одной с вами улице, вы не редко её встречаете, здороваетесь порою, но, как обычно занятый мыслями о себе самом, не замечаете тоскующего взгляда и робкой улыбки, предназначенной именно вам. Мы одной земли, и наши женщины рождаются для нас, а мы – для них. В природе нет пустоты и лишнего, в ней всё гармонично и всего столько, сколько надо, не больше и не меньше, даже если нам это совсем не нравиться. Ваша неповторимая, и в тоже время банальная история любви, возможно, живет в соседнем доме. И поэтому перестаньте мечтать о каких-то выдуманных экзотических красавицах, которые якобы обитают где-то за тридевять земель, а точнее только в ваших нездоровых фантазиях. Просто протяните руку, и вы ошалеете от счастья и любви, почувствовав прекрасные формы.