Вселенные. Сборник рассказов

Звук, напоминающий плач щенка, повторился.

– Да нууу… – Бросил Ник в воздух и открыл одни глаз. Осмотрел окрестности в зоне видимости. Установил с какой стороны идёт «сигнал». – Надо проверить, похоже… Вдруг дети.

Дети у первомайцев общались именно такими звуками – слово маленькой собачке на лапу наступили и стоят себе. Гадкий звук. Но, дети же…

Ник встал из укрытия, расслабленно потянулся, зевнул. Хлебнул из фляги, спрятал её в полах плаща. Вальяжной походкой пошёл на звук. В углу бывших когда-то целыми стен явно кто-то шевелился, не боясь спалить своё местонахождение. Звуки имели привкус отчаяния и бессилия. Но, это не было человеком или военным противником. Другие интонации, чужие герцы.

На вкус совсем как… Божечки мои.

Его взору предстал маленький птенец акуры. Акура – местное животное, довольно редкое. Не то, чтобы если увидишь акуру, то будет тебе удача, скорее наоборот. Животное оно злобное, едкое. Плюётся едкой плазмой, в смысле. Да и постебать сожителей по планете не прочь. Разумная тварь, с юмором. Может пародировать человеческий смех на разные голоса. Огребёшься где-нибудь в канаве, споткнувшись по пьяной лавочке, эта зараза уже тут как тут. Крылья полутораметровые распахнула и ржёт сидит. Твоим голосом же.

Выглядит акура как земная серая неясыть, с одним только отличием – цвет у неё тёмно-красный с синеватыми отливами, цвет венозной крови. А ещё размерами чуток больше. Раза в два всего. Вот такие вот шутки планетарной природы. Дичь страшная, короче, а не животное.

Ну, и разговаривает она своеобразно всё-таки. Как собака лает. А птенцы вот пищат так, словно на шпица мейн-кун сел.

Щенок раскинул крылья в разные стороны, растопырил перья и, смотря на Ника своими огромными бусинами-глазами исподлобья, протяжно завыл. Ник умилился – надо же, как похоже на вой койота с Земли, как родной.

– Ну, и что мне с тобой делать, мелочь? – Ник присел неподалёку, снова вынул флягу. Вопрос был скорее риторическим. Здесь птенца, то есть щенка… Животное. Здесь животное оставлять было нельзя… Жалко же. Забрать с собой, выходить и выпустить дружеским пенделем недели через полторы – успеет оклематься.

Мелочь заинтересовалась запахом, исходившим от горлышка. Нюх у акуры был тоже собачий. Птенец… Щенок… Детёныш подковылял поближе, опираясь на красные крылья, как на костыли. Вытянул шею и заскулил, распахнув клюв.

– Клянчишь, зараза?! – В очередной раз умилился Ник. Протянул детёнышу флягу и капнул в клюв. Детёныш сглотнул. Сел. Провернул голову на 360. Распахнул крылья и встал.

– Закоротило… – Констатировал факт парень. – Рановато тебе такое крепкое ещё… Ладно. Нам пора, чудовище. – Ник сгрёб в охапку контуженое животное, аккуратно сложив крылья. Перо ему повредишь – никогда не отрастёт. Ещё и всю жизнь потом за тобой таскаться будет, как игуана, но из чувства мести и в кружку с чаем мелко гадить. Это из-за одного-то пера…

– Назову тебя Тушёнка. А будешь меня бесить – съем. Ясно?! – Детёныш в ответ моргнул правым глазом. – Ну, вот и договорились. Пошли домой, надо тебя осмотреть…

Вселенная № пять. Или «Головоломка

и

ма»

Сумерки сплотились над головой, окутав долгожданным безмолвием внутренние разногласия. В голове всегда становится тихо, когда на Город опускается темнота. Вернее, когда он видит, как на Город опускается ночь.

Любимые крыши, тонкий шарф, волосы в ветре, сигарета между пальцами, чай с чабрецом и мёдом. Ноги в потрёпанных кожаных туфлях свисают в бездну улиц внизу.

Только бы не мысли. Пожалуйста, хватит. Современная болезнь общества – слишком много думать. Или вы всерьёз считаете, что это только женская проблема?! О нет, вы искренне заблуждаетесь. Раздуть в голове стихийное бедствие из любой тени на асфальте не есть прерогатива исключительно прекрасной половины общества.

Он откинулся на спину, закинув руки за голову. Полы осеннего плаща взметнулись, распластавшись по сторонам серыми помятыми крыльями. Он прищурился в небо, только-только начинающее осыпаться звёздами. Яркие точки, маленькие, несущие радость. Веснушки. Весна. Скоро весна. И мы увидимся, обязательно увидимся.

Странная штука, если мысли роятся в голове не у женщины, то женщина непременно будет причиной. Не только наличия этого роя мыслей, но и темпа их хаотичного передвижения. Так или иначе, но это всё из-за них, из-за них, родных… Веснушки…

Из кармана выглянул им.

– Бааарр, мы снова на этой чёртовой крыше?! – Недовольным басом пробурчало создание из синего пушистого меха. На первый взгляд, им Барри выглядел вполне мило: эдакий пушисто-синий мышонок, с розовым носом и пронзительными глазами лилового цвета. Так бы и сделать ему утю-тю пальцами. Но те немногие, кто не сумел удержать себя в руках, были незамедлительно обложены самыми невероятными ругательствами всего Средневосточного Мира Бесконечной Середины. Причём голосом эдакого английского гангстера, всю жизнь курящего сигары в три затяжки, и пьющего виски безо льда и залпом. А ещё он кусается. Больно.

Имы – души тех, кто вынужден перерождаться в наших мирах до тех пор, пока не решит Головоломку жизни человека, которого ему выбрали рандомным образом перед перерождением. Имы абсолютно по-разному выглядят, но никогда не бывают больше одной трети фута в высоту. Эдакие плюшки на ладошке. И ни-ког-да вы не сможете найти двух одинаковых имов, даже если облетите все миры Бесконечной Середины. Не-а, даже не пытайтесь. Сколько временных лет ушло на исследования этих созданий, даже представить сложно. А всего-то и известно, что они смертны. Но чтобы их убить, это надо постараться. Даже не спрашивайте сейчас об этом, это ужасно, но такие исследования проводились. Но недолго, слава Всемирью.

Каким образом имы попадают к конкретному человеку тоже не известно. То ли они притворяются, то ли действительно перед рождением память отшибает.

И да, вполне возможно, что Свер был до перерождения самым злобным и опасным гангстером старого Лондона… А может, ворчливым рыбаком приморского городка, выходящим на охоту в шторм.

– Свер, не ворчи.

– Тебе бы к экзамену готовиться, а ты всё об этой рыжей думаешь, рот от уха до уха, в глазах ни миллиграмма интеллекта! Одни девичьи кудряшки на уме, тьфу.

Ветер трепал шарф Барри, развевая остатки запаха Лары. Это был её шарф…

– Не забывай меня. Ни на минуточку… – прошептала она ему в нос, и быстро клюнула в щёку. И в ту же секунду закинула на Барри концы своего шарфа так, что тот на миг потерялся в пространстве, выпутывая лицо из шёлка. А когда окружающий мир снова открылся ему, она уже смотрела на него сквозь окно реактопоезда, готового умчать её через сотни тысяч миль от этого места. Её глаза, зелёные в золотую крапинку, подрагивали от слёз.

– … Противная девчонка! Её место на кухне, у плиты! Негоже женщине по мирам шастать, да получать образований больше, чем у мужчины! – Деловито ругался Свер, назидательно вздёрнув в небо маленький указательный пальчик с чёрным коготком. Барри не удержался и хрюкнул от смеха.

– Да что я с тобой разговариваю, недоросль… – насупился Свер, и достал из кармана Барри сигару, размером под стать иму. Ну, точно гангстер! Подкурил хвостом. Ну, да, из кончика хвоста Свера можно добыть огонёк. Достаточный, чтобы поджечь его сигару. Но, на костёр его уж не хватит.

– Ну, Свер, не сердись. Ты же знаешь, я всё сдам.

– Ну-ну… Попробуй только не сдать, я тебе устрою! Ты у меня месяц спать не будешь, пока всё не выучишь…

– Да с чего ты взял, что помощь в сдаче экзаменов и есть твоя Головоломка?!

– Так ты ничего больше не делаешь! Только учишься – не учишься, да о девчонках думаешь! Бесполезное звеньеце, прости-матушка…

– Ну не дуйся. А то ты похож на мышь…

– Сам ты мышь, щенок! Спать пора уже, поздно.

Несмотря на все перепалки и откровенную неприязнь к Ларе, Свер был отличным приятелем. С ним всегда было о чём поговорить, он мог дать дельный жизненный совет, даже в отношении общения с Ларой. Хоть при этом и плевался страшно. Но, это всё показуха, на самом деле Свер был очень милым зверьком. Особенно если дать ему детского фруктового пюре в баночке. Пиршество неизменно заканчивалось тем, что Свер забирался в банку с головой, вылизывал сначала банку изнутри, а потом себя. Там же и засыпал. Иногда и банки доносилось посапывание и звуки икоты. Просто пюре действовало на него как лёгкое вино на человека.

Барру снился кошмар. Он не мог поймать его, уловить. Он метался по постели в холодном поту, вздёрнув руки, стонал, и снова падал на подушку. Во сне он пытался догнать реактопоезд, схватиться за крепления последнего состава. Уже вот-вот, только бы дотянуться пальцами… И в самую последнюю минуту крепления обращались в шёлковый шарф. Он выскальзывал через пальцы Барри, шелестел «не забывай меня, ни на минуточку». И гонка начиналась заново.

На тумбочке замер Свер. Он сидел неподвижно всю ночь, с тех самых пор, как первый сон накрыл Барри. Свер впал в подобие транса. Он не слышал звуков, не видел комнаты. Глаза горели ровным белым светом, освещая кровать и мечущегося по ней человека.

– Проснись, Барр! – кто-то опрокинул с тумбочки стакан с водой, и она пролилась на лицо, - собирайся, нам надо бежать!

– Свер, ты чего? Через три часа экзамен… Совсем ополоумел? – Барри вытер ладонью воду, стекавшую по лицу.

– Барр, головоломка сложилась. Дело не в экзамене. Нам надо сейчас же ехать за Ларой, она в беде, она ввязалась в плохую игру! – Басил Свер, бегая кругами по тумбочке на четырёх лапках.

– Откуда ты знаешь?

– Поверь, я знаю. Не могу объяснить. Оно само пришло. Нам пора ехать, собирайся. Иначе ты её потеряешь насовсем. В смысле она может погибнуть.

Барри выпрыгнул из смятой простыни и заметался по комнате, скидывая в кучу документы и одежду. Не в экзамене, значит… По спине пробежал холодок.

Вселенная № пять. Или «Наследие руин Песочного города»

– Рафаэль, твою-за-ногу! – Ютта, подобрав полы пышных юбок, летела вниз по лестнице, перемахивая через каждые две ступени, рискуя скатиться на первый этаж в клубке из длинных волос, кружев, оборок и отборного мата.

– Где эта зараза!

Тем временем, на чердаке хихикало.

Любая уважающая себя семья Межмирия имела чердак. При этом было абсолютно неважно, пользовалась ли семья чердаком или нет, он просто должен был быть. Семья Ютты не была исключением, посему чердак имела, и не провела там ни минуты. Даже если складывать время всех членов семьи, гостивших когда-либо в фамильном замке. Даже если включить тех, кто уже давно почил, а также самых дальних родственников, чьих имён уже никто не вспомнит.

В сантиметровом слое пыли, охраняющем полы чердака на протяжении всего многовекового срока существования дома, явно отпечатались чьи-то лапы. С когтями. В количестве четыре штуки. А ещё кончик длинного хвоста. С кисточкой.

Владелец этого всего богатства, обернувшись в кожистые крылья, прятался в темноте под крышей. И хихикал.

- И так каждое утро, да что ж за ритуал такой дурацкий! Я всё равно тебя найду, паршивец!! Все уже завтракать ушли, один ты шарахаешься по дому, в бирюльки играешь! А на десерт, между прочим, пастила! Я твою порцию Трэю отдам!!

На чердаке обиженно завозилось и упало.

– Это моя пастила! – заголосил Рафаэль из приоткрытой двери в полу. В щель выдувало клубы многовековой пыли.

– Совсем с ума сошёл! Вылазь немедленно!

Набегавшись за день, наигравшись, выслушав все лекции, намеченные по школьному плану, дети окончательно выдохлись к шести вечера. Солнце клонилось к горизонту. Рафаэль клевал носом, сидя за столом, с которого уже убирали остатки ужина. Хвост с кисточкой мирно лежал рядом – верный знак, что драконий ребёнок в край устал. Ютта смотрела на эту картину с теплом матери всея драконьего мелкого царства. Они доставали её чрезмерно, эти мелкие чертята, она бесилась и ругалась.

Но, никогда всерьёз. И не поднимала руки, и даже не думала о том, что можно причинить боль этим созданиям.

Они последние драконы Межмирия. Чудо, что удалось их найти в развалинах старого храма Песочного города.

Люди и не-люди покинули город много веков назад, оставив только оседающие стены из камня.

Экспедиция Ютты задержалась на объекте дольше, чем было запланировано, поэтому заночевать пришлось на руинах. В ту ночь она долго не могла уснуть. Сидела у костра, прислушиваясь к звукам ночи, словно ждала чего-то. И в спину толкнуло.

Порывисто вскочив на ноги, Ютта кинулась в темноту.

Когда участники экспедиции только-только собрались было осуществить план по паническому метанию и бесплодным поискам в ближайших пятидесяти метрах песка, Ютта выскочила из дыры в мостовой. Она валилась с ног, была перемазана пылью и грязью до макушки, юбка была разорвана и завязана на бедре. Сверху осталась только нижняя майка, неприлично спадавшая с плеч. А в рубашке, свёрнутой на манер сумки, лежало три больших розовых яйца. Синие крапинки не оставляли сомнений.

Драконы. И, поскольку в скорлупе не было отверстий и трещин, цвет не поблёк, значит, была надежда…

И теперь эту надежду надо каждое утро отдирать с трёх разных углов фамильного замка. Даже на чердак умудряются забраться, ироды. Не могут просто взять и пойти позавтракать. Обязательно надо сыграть в драконьи прятки....

– Ютта… – Рафаэль сонно потёр глаз лапой. – Ютта… Ты расскажешь мне про войну Алой и Белой роз на ночь?

– Конечно, милый…

– А про Гамлета и Офелию?

– Если не уснёшь сразу, то расскажу, милый.

Ютта перенесла Рафаэля в детскую заклинанием. Дети детьми, а весят они уже в три раза больше неё. Хорошее питание – залог здоровья детей.

Укрывая ребёнка пледом, Ютта погладила Рафаэля по голове, поцеловала в нос.

Ты выживешь, ты обязательно должен выжить, милый. Иначе предсказаниям не сбыться, а нам не выжить…

Вселенная № шесть. Или «Навсегда»

– Не волнуйтесь, вы в больнице, всё хорошо.

Бородатый мужик смотрел по-доброму, но со строгостью. Сразу видно, такой сюсюкать не будет. Холодные зелёные глаза врача цепко фиксировали мимику боли на лице.

- Вы помните прошлую ночь?

Ничего я не помню… Я хочу только спать… Оставьте меня…

Врач понял, что пациент скорее спит, чем жив. Тихо встал с места, сделал пару шагов в сторону двери палаты. И обернулся.

– Кто ж тебя так…

Молодой человек вышел ночью к шоссе. Голый, измождённый. Вышел и упал поперёк дороги. Там его кхар в утреннюю смену и нашёл. Думал сначала кукла, потыкал немного метлой. А когда «кукла» зашевелилась, издав какой-то нечеловеческий утробный рык, чуть хвост со страху не отбросил. Бежал аж на четвереньках до ближайшей телефонной будки, вызвал реанимацию.

Благо, что лето в самом разгаре, от переохлаждения помереть можно только в промышленной морозилке для рыбы.

Привезли горемыку в ближайшее подразделение реанимационного стационарного мед-юнита Миража в бессознательном состоянии. Всё тело в обширных гематомах и неглубоких, но многочисленных порезах. Видно было, что издевались, долго и со вкусом. Делали всё, чтобы человек мучался, но не умер. Душили, но откачивали сразу, как терял сознание.

Гипоксию тканей и органов определили на сканере молекулярных импульсов. Последствия отсутствия кислорода необратимы. Ему ещё повезло, что сразу откачивали, а не секунды через 3-5 например.

По всей поверхности тела делали аккуратные разрезы, достаточные для физических страданий, но недостаточные, чтобы скончаться от потери крови или болевого шока.

Били, разумеется. Было бы странно, если б не били. Неужели маньяк в окрестностях завёлся. Когда же аварды приедут, надо чтобы власти Миража разобрались кто это сделал.

******************

Вспышки. Крики. Плач. Кровь. Смех. Кто я. Где я нахожусь. Почему так больно. Везде боль. Не понимаю. Тишина…

– Ты мой навсегда, до самого конца своей жизни… – и снова темнота заплывших глаз вспыхивает яркими вспышками боли. Они как огненно-рыжие цветы, распускаются под закрытыми веками. Я не знаю, что они делают со мной, кто они и за что, но пусть делают побыстрее, чтобы я умер. Не могу больше.

******************

Аварды рассыпались по палате. Маленькие ищейки-убойники получали данные из всего, до чего могли дотянуться. Не зря деньги налогоплательщиков Империи идут на развитие генной инженерии.

Правда, на людях эксперименты по клонированию и контролируемой мутации запрещены. Однако, несколько десятков лет назад, со скрипом, но разрешили затронуть несколько видов животных, популяции которых разрослись настолько, что уже пора была принимать ограничительные меры для их размножения. Пришлось признать, что наука не сможет дальше идти, если мы продолжим играть в гуманность. Необходимое зло.

Когда-нибудь поймут, что и на добровольцах из числа людей тоже пора начинать ставить эксперименты.

Аварды работают в команде из пяти ищеек. Они все обладают равными способностями и силой. И внешностью. Только нашивки с именами и спасают. Маленькие гиенообразные щенки, ростом до середины бедра, прямоходящие, не издающие ни звука.

Милые орудия расследования особо опасных преступлений, связанных с посягательством на имперский строй.

Ищейки-убойники. Они могли без оружия разорвать человека на три части. Конечно, только если человек своими действиями намеревался убить или причинить вред. У них было разрешение на убийство, у единственных в Империи. Всё, что умерщвлялось не ими, ими расследовалось.

Один встал у двери, второй у окна, третий около кровати. Четвёртый взял за руку, пятый положил лапы на виски парня. Синтез метаматерии начался. Все пятеро одновременно закрыли чёрные глаза двумя плёнками век. Пятна на шерсти тускло замерцали синим. Обычно сеанс длится три минуты. На четвёртой синтез превращается в паразитирование на организме жертвы, вытягивает всё, что ещё еле держится в теле и добивает жертву.

На исходе третьей минуты первым открыл глаза стоящий у головы, последним – у двери. Те, что устанавливали контакт тактильно, кивнули друг другу и принялись обнюхивать каждую рану на теле больного, откинув в сторону больничную простынь. Зрелище презабавнейшее, но когда видишь в первый раз, вызывает ступор. Маленькие гиенки в имперской форме цвета пустыни, с погонами на щупленьких плечиках, обнюхивают жертву, забираясь прям на тело. Один фиксирует данные с головы до ног, второй – с ног до головы, двигаясь в хаотичном порядке навстречу друг другу. Метод двоичной профиксации самый надёжный, гарантирует отсутствие потерь даже самых незначительных деталей.

А ещё, если надо, они и облизать могут.

Когда они строем выкатились из здания, мужчина с бородой выдохнул. Аварды улавливают не только данные по жертве, но и цепляют много посторонних видений о тех, кто находился рядом с объектом, даже незначительное время. А потом кажется, что они очень укоризненно смотрят на тебя снизу вверх своими маленькими глазками, и тебя словно в Чёрную Дыру затягивает. Вспоминаешь вообще все свои косяки, и так стыдно становится…

Врач подошёл к больному, отсчитал пульс по запястью. Осмотрел все провода и трубки, всё ли на месте. Аварды никогда не причинят вреда, ступая бесшумно и не касаясь того, чего трогать нельзя. Маленькие ниндзя, честное слово.

– Ну, как ты?

Больной с трудом приоткрыл глаза.

– Так, фокусировка отсутствует, – врач сделал пометку в журнале. Парень пожевал губами, но не издал ни звука.

– Вспомнил что-нибудь? Как тебя зовут?

Парень моргнул. Молча.

– Ты не хочешь разговаривать?

Я не могу. Не могу разговаривать. Я с детства немой.

– Тааак. Писать можешь? – в ответ еле заметно кивнули.

– Ты помнишь, что с тобой произошло?

«Почти»

– Тебя пытали?

«Да»

– Знаешь кто это был?

«Нет»

– Теперь ты в безопасности, имперские начали расследование, преступнику не убежать. Твоя амнезия имеет, скорее всего, временный характер, скоро воскреснешь. Тебя нашли на шоссе. Ящер-уборщик. Он и вызвал бригаду. Ты в плохом состоянии, но мы тебя быстро подлечим. У тебя есть родственники, жена или девушка?

«Не пом»

– Понятно… Но, если что-то вспомнишь, дай знать. Если близкие есть, они должны уже волноваться. Судя по результатам анализов тебя держали около пяти дней. Аварды сверят твои данные с запросами на пропавших, и выяснят кто ты.

В коридоре раздались звуки приближающейся ссоры. Какая-то молодая, судя по голосу, дамочка ругалась с охраной мед-юнита.

Охрана не пускала всех подряд в здание, только по приглашению кого-то из персонала, либо по пропуску. Девушка ворвалась ураганом в палату. Дверь звонко ударилась в стену ручкой, отозвавшись болью в голове парня.

– Кто вы, и почему врываетесь без разрешения? Это режимный объект, здесь не место посторонним!

– Это вы тут посторонний! Этот парень мой жених! Роберт, милый! О Святые Империи, кто это сделал? Он поправится??

– Да, конечно, не волнуйтесь… – врача смягчили искренние переживания, отражающиеся на лице красивой молодой невесты. Девушка присела рядом с постелью, и, не удержав эмоции, обняла парня. Слёзы потекли из огромных карих глаз.

– Я думала ты до сих пор у родителей… О, Роберт… Я должна была почувствовать… Прости, милый, я должна была тебя спасти… Теперь мы никогда не расстанемся…

– Не буду вам мешать, ребята.

Врач развернулся в сторону двери, мельком взглянув на парня. Последний был бледен, в упор смотрел в глаза своей невесте, будто не верил в происходящее. Да уж, повезло с невестой – красивая, статная, и сама нашла, весь юнит перевернула, пробилась к любимому. Эх, молодо-зелено!

Врач закрыл за собой дверь под нежный успокаивающий шёпот девушки.

– Ты мой навсегда. До самого. Конца. Своей. Жизниии… – девушка хищно улыбалась, растягивая последнюю гласную в шипящий звук.

Вселенная № семь. Или «Рыжая Нефть»

Город крошится.

Город горит.

Теперь этот Город мне нравится даже больше.

Никто не предупреждал.

Нет, в последнюю неделю СМИ только эту тему и мусолили. Конец света, апокалипсис, абрвалк, гнев Господень, мы все умрём и тому подобное. Но. Почему-то никто блин не сказал, что мне придётся выжить. Единственной.

– Эй ты! Почему? – Ази подняла глаза в небо горчичного цвета. Небо в ответ глумливо промолчало.

– Ни тебе дождя из кислоты, ни разверзшейся земли до самого ядра, ни зомби, ни вирусов, ни египетских казней… У тебя что, идеи для убийства кончились? – небо по-прежнему молчало.

– Издеваешься, значит, да… Вот на какой я тебе хрен? Ну, зачем? В чём твоя чёртова божественная логика? Провидение дало сбой? Систему коротнуло? Может, я недостаточно грешила? Почему именно я? Нет, я не то, чтобы жалуюсь, не подумай, мне всего 16, жить да жить… Я просто ни черта не могу понять, в чём прикол?! Может есть где-то толстый древний фолиант из чистого золота, с обложкой, утыканной изумрудами, рубинами и алмазами, грёбаными Сваровски, на худой конец. И в этом фолианте мелким шрифтом, докторским почерком, написано пророчество, что мне одной суждено возродить этот мир из Хаоса. Мне кажется, что пророчества обо мне должны быть написаны именно почерком врача… Нейрохирурга какого-нибудь, непременно гениального. Потому что он настолько гениален в своей работе, что руками умеет только свою работу работать, а как писать не помнит уже лет 20. И даже коллеги врачи разобрать не могут, что за хрень написал.

Ази споткнулась об торчащую арматуру. Чертыхнулась.

– Господи храни берцы. Так вот, на чём я там остановилась… Ах да. Почерк нейрохирурга и моя судьба девичья. И вот, потому что почерк настолько отвратный, никто у вас там в небесной канцелярии не смог разобрать ни слова, кроме моего имени. Потому что моё имя любым почерком напиши, даже самым мразотным, всё равно НЕ прочитать невозможно! И некто святой, почесав от досады под нимбом репу, решил: да пусть живёт пока, всё равно ни хрена не понять. Авось сама сдохнет. Так, ДА?! – Ази снова вскинула голову. Небо спокойно смотрело в ответ, стойко перенося злобный взгляд зелёных человеческих глаз. Сдув со лба прядь каштановых непослушных волос, девочка поплелась дальше.