скачать книгу бесплатно
На обратной стороне к иероглифу „лоу“ („башня“) было написано стихотворение Ли Бо:
Поднялась башня
На сто чи[13 - Чи – мера длины, равная 1/3 метра.] ввысь.
Звезду с неба можно
Сорвать рукой;
Не смеем даже громко
Здесь говорить,
Боясь небожителей
Нарушить покой.
А на обратной стороне к иероглифу „хэ“ („колос“) – написано стихотворение Ли Шэня:
Он колос лелеет
В поле в полуденный зной.
Пропитана потом
Под колосом этим земля.
Не знаешь о том ты,
Что в яствах на блюде твоем,
В их каждой крупинке
Страданье и горечь труда.[14 - Цит. по «Антологии китайской поэзии», т. 2, М., Гослитиздат, 1957, с. 290. Перевод Л.?Эйдлина.]
Учитель разъяснял ученикам смысл каждого стихотворения».
«Учить писать иероглифы начинали таким методом: сначала учитель учил учеников «рисовать по красному», то есть учитель писал иероглифы красной тушью, а ученики закрашивали их черной тушью. Через два месяца переходили к письму по клеткам – учитель писал иероглифы в расчерченных клетках, а ученики писали по ним сверху на тонкой бумаге. Еще через некоторое время начинали писать через клетку: учитель вписывал иероглифы в клетки, но через одну, а ученики вписывали в оставленные свободными клетки те же иероглифы, что рядом от руки учителя. Что касается содержания переписанного, то оно состояло большей частью из стихов, например, такого типа:
Один раз пошел туда
На два – три ли[15 - Ли – мера длины, равная 1/2 километра.].
Увидел дым из домов
Четырех – пяти.
Затем – башен шесть – семь
Встретилось в пути;
Не меньше восьми цветков,
А может, девяти – десяти.
Или, к примеру, такого рода стихи:
В горы крутые взошел королевич
Бессмертия тайну искать.
Изготовив чудо-зерно, он сумел
В небо девятое попасть.
Пробыл он там, сидя в пещере,
Всего лишь семь дней;
Но тысячи годов на белом свете
Успели пролететь у людей.[16 - «Это фантазия древних, постепенно обретающая теперь, однако, реальность» – прим. Ван Мина.]
Только после освоения письма „через клетку“ разрешалось самостоятельно тренироваться – писать иероглифы. При этом подражали образцам из специальных альбомов, упражнялись в письме иероглифов различных стилей и размеров».
«В первый же день, когда мы со старшей сестрой пришли на учебу, мы заметили на квадратном столе учителя красную ступку для туши, стойку и банку для кисточек, бумагу и т. п. Но не только все это. Там лежали также три деревянные рейки разных размеров и вязанка из десяти с лишним веток желтого гибискуса. Сестра тихо сказала мне:
– Смотри! Сколько реек и веток, – стало быть, этот учитель часто бьет!
И в самом деле, учитель определил такие правила:
– за каждый неверно написанный иероглиф – три удара рейкой по ладони;
– за каждый неверно прочитанный иероглиф – два удара рейкой по ладони;
– за невыученный или неправильно выученный урок наизусть – от трех до шести ударов желтой веткой».
«Самому старшему ученику было 13 лет. Я был самым младшим. Мы боялись учителя, которого, тем не менее, должны были приветливо называть „почтенным“. Обычно ученики старались в учебе, редко кто-либо бывал избитым. Но однажды, когда учителя не было, и ученики шумели и толкались вволю, вдруг учитель ворвался как старый мустанг. Дергая учеников за уши, он велел всем встать на колени и наградил каждого из них более десятка ударами рейкой. К семи часам вечера, выйдя на улицу после занятий, все ученики прокричали хором:
– Чжан Биньцин[17 - Чжан Биньцин – фамилия и имя учителя.]! Старая обезьяна! Сегодня ты нас больше не побьешь!
Учителю оставалось лишь притвориться глухим».
«Был еще учитель по прозвищу „Ян-живодер“. Раньше он учительствовал в своей родной провинции Хубэй, там избил до смерти ученика, после чего бежал в Цзиньчжай. Он нас учил в тот год, когда мне было 10 лет.„Слава“ его оказалась не вымышленной. На уроках он то и дело швырял в учеников ножницы, ножи, медные пластины и т. п. За каждый неверно прочитанный иероглиф три раза бил по ладошке, отчего ученики все ходили с красными, опухшими руками. Я тогда написал небольшое стихотворение, которое так и называлось – „Ян-живодер“:
На месте учителя
Тюремщик сидит.
Мы все – каторжники,
А вовсе не ученики.
И побои дикие,
И ругань помним мы;
Если живы будем —
Будем отомщены!».
«Но среди учителей были и такие, которые не избивали или редко били учеников. Например, когда мне было девять лет, нас учил Юй Наньсэн, который приходился братом моему деду с материнской стороны. При изучении „Луньюя“[18 - Основной литературный памятник конфуцианства, в котором записаны «беседы и высказывания» Конфуция.] нам попался фрагмент „Цзай Юй заснул днем“, в котором говорилось:
„Конфуций сказал: Гнилое бревно нельзя гравировать, навозную стену невозможно запачкать“.
Мы с приятелями не были в восторге от этого афоризма, поэтому я тут же написал стишок „Дневной сон“:
Неужели учитель —
Гнилое бревно?
И мы не ученики,
А только навоз?
Кто ж в жару такую,
В полуденный зной,
Сидя, лишенный дремы,
Тупо зрит в окно?
Когда стишок этот переходил из рук в руки учеников, его увидел учитель Юй Наньсэн. Он только расхохотался:
– Молодец! Молодец, мой Юйчик! Хорошо написал. Действительно, разве можно в такую жару без дневного сна!».
С 12 до 15 лет Шаоюй учился у Ци Таоаня. Это тоже был хороший учитель, который не избивал учеников и умел прививать им интерес к учению. Ученики, под его началом осваивавшие сочинение и стихотворство, быстро прогрессировали; а быстрее всех Шаоюй – к 13 годам он уже мог писать сочинения объемом более 2 тысяч иероглифов в разных стилях – «изъяснения», «суждения», «ответы» (на заданные учителем вопросы) и т. д., а также писать четверостишия и восьмистишия. Учитель уже редко его исправлял.
3. «Колесница Чжоу повернула на Восток»[19 - Правитель династии Чжоу (1122-256 гг. до н. э.) Пин в 770 г. до н. э. перенес столицу государства из Хаоцзиня на восток – в Лоян. Принято считать, что с этого времени начались постепенное падение авторитета царской власти и усиление роли удельных княжеств.]
В 35 ли от Цзиньчжая было городишко Динцзяпу с населением примерно в 20 семей. Это городишко в то время относилось к уезду Шуанчэн провинции Хэнань. Недалеко от городишка стояла деревня, которая называлась Чжоцзя сянтан («Звенящий пруд семьи Чжоу»). Жил там помещик и шэньши по имени Чжоу Фуи. Он хоть и был человек образованный, но не получал ученых званий. Был знаменит тем, что приходился отдаленным родственником проживавшему когда-то в Шуанчэне премьер-министру древней империи, тоже носившему фамилию Чжоу, с которым они имели общее фамильное кладбище, которое находилось как раз возле дома Чжоу Фуи. Пользуясь таким «положением в обществе», он вел себя заносчиво, притеснял людей. Нередко он приезжал в Цзиньчжай на паланкине, запряженном тремя носильщиками, всячески демонстрируя свое «могущество». За эту спесивость местные жители прозвали его «Чжоу-бешеный».
Однажды этот Чжоу-бешеный, проезжая через Цзиньчжай, зашел к деду Шаоюя, с которым они виделись в Динцзяпу, поскольку бабушка Шаоюя была оттуда родом. Увидев Шаоюя, Чжоу заявил:
– Говорят, внук твой уже выучил «Сборник ста фамилий» и «Трехсловник». Дай-ка я его поэкзаменую.
Он спросил Шаоюя:
– В каком месте «Сборника ста фамилий» встречается иероглиф Чжоу?
Шаоюй продекламировал самое начало «Сборника»:
– «Чжао – Цянь – Сунь – Ли, Чжоу – У – Чжэнь – Ван».
– А в «Трехсловнике» где упоминается «Чжоу»? – задал Чжоу еще один вопрос.
Шаоюй, хмуро подумав, ответил:
– «Колесница Чжоу повернула на Восток».
Чжоу Фуи, явно раздосадованный, спросил:
– Ну, а где еще упоминается «Чжоу»?
– Нигде, – ответил Шаоюй.
Дед напомнил со стороны:
– Внучек! Ты забыл? Там еще есть: «В Ся был Юй, в Шан был Тан, в Чжоу были Вэнь и У – вот трех династий мудрые правители»?
Шаоюй выпалил:
– Он не Вэнь, и не У, он – Чжоу-бешеный!
Чжоу Фуи был потрясен услышанным и заявил деду:
– Ну и ребенок у тебя! Всего пять лет от роду, а уже такой вредный. Когда вырастет, наверняка станет бунтовщиком!
4. Как сюцай Сян кота украл
Это случилось, когда Шаоюю было девять лет. В Цзиньчжае проживал сюцай[20 - Сюцай – низшая ступень «ученых званий», бытовавших до революции 1911 г., свергнувшей монархический режим.] по имени Сян Даосань, проживал там также доктор по имени Сюй Ганьчэнь. Доктор Сюй был родом из провинции Хубэй, ему было лет 50, у него не было семьи. Он один прибыл издалека в Цзиньчжай и врачевал здесь. Тихий и честный человек, которого сюцай Сян часто обижал.
Однажды Сян украл у Сюя кота. Сюй всюду искал и не мог найти его. Как-то он обнаружил, что кот в доме Сяна. Но обратиться к Сяну за котом Сюй не решался, так как Сян был не только сюцаем, но еще членом какого-то правления. Сюй только сочинил стихи о пропаже кота:
Нежданно нагрянула беда:
Прямо из Шато сюда
Налетели, захватили
И увезли моего кота.
О, если бы Я-я древний,
Несчастье мое узнал сейчас,
Помог бы мне без сомнения
Отбить и вернуть кота.
Я-я – прозвище мифического героя древности, боровшегося против разного рода несправедливости и тем помогавшего людям. При династии Тан некий принц из племени Шато (на территории нынешнего Синьцзяна) захватил и увез из Китая красавицу-женщину, по поводу чего в одном стихотворении танской эпохи говорилось:
«Красавица из Шато в плену, а среди рыцарей теперь нет древнего Я-я».
Доктор Сюй был общителен, покладист, любил стихотворство. Дети повсюду расклеили его стихи о пропаже кота, все читали их с сочувствием, один лишь Сян Даосань был очень недоволен их появлением, что лишний раз доказывало его причастность к исчезновению кота.
Однажды Сюй снова увидел кота в доме Сяна. Сюй попробовал заговорить с ним об этом:
– Мой кот забежал в Ваш дом…
Не успел он закончить фразу, как получил несколько оплеух от Сяна, который свирепо закричал:
– Да, это я его украл! Ну и что ты можешь мне сделать?! Где твой древний Я-я?!
Сюй не посмел сопротивляться и пошел домой. Он рассказал о своем несчастье детям. В доме Шаоюя было «логово ребятишек», поскольку к нему постоянно приходило больше 20 детей. Шаоюй собрал их и повел к дому Сяна, перед воротами которого они начали скандировать и распевать:
Сян-сюцай, выходи!
Зачем кота крал? Объясни!
Мы пришли тебя допросить.
Смеешь ли ты выходить?
Давай сюда! Давай сюда!
Смеешь ли ты выходить?
Из этих 20 с лишним ребятишек самому старшему было десять лет. Они сидели на земле, пели и отбивали себе в такт деревянными дощечками. Следующий куплет гласил:
Сян-сюцай, выходи!
Чего руку распускал? Объясни!
Мы пришли тебя проучить.
Смеешь ли ты выходить?
Давай сюда! Давай сюда!
Смеешь ли ты выходить?
Пока дети пели, собралось много слушателей. Слушал и сам Сян Даосань в своем доме. Вначале до него не доходило содержание детских частушек, но затем дошло. Он выслал продавца своего магазина, чтобы прогнать детей. Но дети не обращали на это внимания и продолжали петь. Тогда вышел сам Сян и сказал:
– Малыш Юй! Уходите вы все отсюда! Я знаю, что ты тут зачинщик во всем. Если не уйдешь, я пойду за твоим папой!
Дети и на него тоже не обращали внимания, по-прежнему пели, отбивая себе такт, и требовали выдачи кота. Вскоре он действительно привел отца Шаоюя и потребовал, чтобы тот побил Шаоюя.
Но отец Шаоюя сказал Сяну:
– Верни кота доктору Сюю, и дети уйдут.
Сян-сюцай не соглашался. Отец Шаоюя предложил детям разойтись по домам на обед, а Сян пусть пока подумает.
На другой день дети снова пришли распевать. Неожиданно вышел Сян-сюцай и предложил:
