
Полная версия:
История Галльской войны
14. В защиту Белловаков Дивитиак (а он после удаления Белгов распустил войско Эдуев и возвратился к Цезарю) говорил следующее: «Белловаки постоянно были в союзе и в дружбе с Эдуями. Они были обмануты своими начальниками, которые уверили их, что Эдуи обращены Цезарем в рабство и терпят величайшее угнетение и притеснения всякого рода, и, следуя их внушениям, оставили союз с Эдуями и начали войну с Римлянами. Виновники ее, видя, причиной каких бедствий они были, бежали в Британию. Не только сами Белловаки, но за них Эдуи умоляют Цезаря быть в этом случае великодушным и милостивым. Послушав их мольбы, Цезарь упрочит приязнь Белловаков для Эдуев, а на их помощь и содействие они привыкли рассчитывать во всех войнах, которые им приходится вести».
15. Цезарь, желая почтить Дивитиака и Эдуев, уступил их просьбе и объявил Белловакам, что он принимает их покорность и ручается за их безопасность. Принимая в соображение, что это племя Белгов – самое значительное и многолюдное, Цезарь потребовал от него 600 заложников. Получив их, а также и отобрав оружие у жителей города, Цезарь оттуда двинулся в землю Амбианов; те без замедления изъявили совершенную покорность. За ними находились земли Нервиев; расспрашивая о свойствах этого народа и о его нравах, Цезарь узнал следующее: «Они не дозволяют к себе входа купцам, строжайше запрещая ввоз вина и прочих служащих к роскоши предметов; этим они желают предупредить расслабление нравственности и военной доблести. Это народ дикий, но храбрый. С негодованием и презрением отзываются они о прочих Белгах, виня их, что они, изменив примеру мужества, завещанному предками, покорились Римлянам, и утверждают, что никогда не отправят послов и не согласятся на мир на каких бы то ни было условиях».
16. Три дня уже шел Цезарь по земле Нервиев, когда узнал от пленных, что остается не более 10 миль от его лагеря до реки Сабиса; за ней же собрались, дожидаясь Римлян, все Нервии вместе со своими соседями Атребатами и Веромандуями, которых они убедили испытать вместе военное счастье. Они ждали еще прибытия войск Адуатиков, уже бывших на походе. Женщин и вообще всех бесполезных на войне они удалили в места, непроходимые для войска из-за топей и болот.
17. Узнав обо всем этом, Цезарь послал вперед разъезды и с ними сотников выбрать удобное место для лагеря. Между тем при войске Цезаря находилось много Белгов, изъявивших покорность, и вообще Галлов, последовавших за ним. Из них-то некоторые, как потом открылось из показаний пленных, разузнав порядок движения нашего войска, ночью отправляются к Нервиям и дают им знать, что между легионами бывает обычно значительный обоз. А потому они советовали совершить нападение на первый легион, когда он под тяжестями будет входить в лагерь, а другие легионы будут отделены от него значительным расстоянием. Поразив первый легион и разграбив обозы, без труда справятся они с остальным войском, пораженным страхом. Совет этот был тем более кстати, что Нервии издревле не имеют конницы и доныне не стараются ее заводить, обращая все свое внимание на пешее войско. Обычно они, желая воспрепятствовать движению по своей земле конницы соседственных народов, делающей набеги для грабежа, рубят деревья широкими рядами, сучья которых, перепутавшись вместе и оплетенные разными ползучими растениями и кустарником, представляют настоящее подобие стены; не только перелезть через нее, но даже и увидеть ничего невозможно. Принимая в соображение, что эти засеки будут останавливать движение нашего войска, Нервии решили воспользоваться поданным советом.
18. Местность, выбранная для устройства нашего лагеря, была такова: холм исподволь спускался к реке Сабису, о которой мы упоминали выше. Шагах в двухстах напротив этого холма возвышался над рекой такой же холм равномерной покатости; нижняя его часть была открытой, а верхняя покрыта лесом, и потому внутренность холма была непроницаема для глаз. В этом-то лесу неприятель скрылся в засаде; по открытому же месту виднелись там и сям по берегам реки небольшие отряды конницы. Глубина реки в этом месте была футов около четырех.
19. Цезарь велел вперед идти коннице, а за ней шел сам со всеми войсками, впрочем, совершенно в ином от прежнего порядке, о котором Белги дали было знать Нервиям. Принимая в соображение близость неприятеля, Цезарь по своему обыкновению вел шесть легионов налегке; тяжести же всего войска находились позади них; два легиона, недавно набранные, прикрывали тыл всей армии и обозы. Наша конница вместе со стрелками и пращниками перешла реку и ударила на неприятельскую конницу; та отступила к лесу и из леса возобновляла нападение; наши же преследовали отступающих неприятелей только на открытом месте и не отваживались следовать за ними в лес. Между тем шесть легионов, шедшие впереди, размерив место, приступили к работам относительно укрепления лагеря. Лишь только неприятель, бывший в лесу в засаде, увидал первые тяжести нашего войска – а это у них было условленным знаком к нападению, – как в том же боевом порядке, каким он был в лесу, ободрив друг друга, всеми силами с удивительной быстротой бросился на нашу конницу. Без труда смяв ее и прогнав, неприятель с невероятной поспешностью бросился к реке, так что почти одновременно он был и в лесу, и у реки и уже нападал на наших. С той же поспешностью неприятель взобрался на холм к месту нашего лагеря и к нашим войскам, занимавшимся возведением укреплений.
20. Цезарю предстояло в одно и то же время много распоряжений: нужно было поднять знамя, служившее сигналом браться воинам за оружие, дать другой знак трубой, чтобы отозвать воинов от работы, и созвать тех, которые, ища материалы для насыпи, отошли далеко. Сделать все это препятствовали краткость времени и быстрота нападения неприятеля. В этом затруднении большой помощью служили опытность воинов и знание дела; из прежних сражений они уже знали сами, как им надлежало поступить, так же хорошо, как если бы это было им приказано. Притом при каждом легионе находился легат, которому Цезарь не велел отлучаться от легиона и от производимых работ, пока укрепления лагеря не будут окончены совершенно. Близость неприятеля и быстрота его движений были таковы, что легаты, не дожидаясь уже распоряжений самого Цезаря, принимали меры к защите, каких требовали обстоятельства.
21. Цезарь, отдав самые необходимые приказания, поспешил ободрить воинов; поехав наудачу, он прежде всех других встретил десятый легион. Краткой речью он убеждал воинов, чтобы они не изменили прежней доблести и не допускали бы чувства робости, выдерживая стойко натиск врага. Так как неприятель был на расстоянии не далее полета стрелы, то Цезарь дал знак к сражению. Отправившись далее с той же целью речью ободрить воинов, Цезарь попал уже в самый пыл битвы. Время было так коротко и неприятель так нетерпеливо завязал бой, что наши не только не успели приготовить значки, но даже надеть шлемы и снять со щитов покрытия. Воины наши, оставив работы, строились под первым же знаменем, которое видели, для того чтобы не потерять случая драться, пока станут отыскивать свои ряды.
22. Таким образом, войско Римское построилось по указанию обстоятельств, сообразно условиям покатой и гористой местности более, чем сообразно требованиям военного искусства. Каждый легион сражался сам по себе, будучи отделен от других непроходимыми засеками, о которых мы говорили выше, через которые даже ничего не было видно. Таким образом, не было резервов, не было возможности следить за ходом боя, не было общего им распоряжения. При таких неблагоприятных условиях счастье военное в разных местах битвы было различным.
23. Воины девятого и десятого легионов, составлявшие левое крыло нашей армии, бросили свои дротики в неприятеля, и Атребаты, находившиеся против них, утомленные поспешностью своего движения и усыпанные ранами от дротиков, были без труда смяты и сброшены в реку. Решившись при отступлении перейти ее, они потеряли весьма много своих от мечей Римлян. Преследуя неприятеля, они не усомнились по его пятам перейти реку и, несмотря на неблагоприятную для себя местность, поразили снова неприятеля, пытавшегося было остановиться и возобновить сражение. В другом месте одиннадцатый и восьмой легионы, поразив Веромандуев, бывших против них, и преследуя их, с холма спустились до самой реки. Таким образом, наш лагерь стал совершенно открытым спереди и с левой стороны; на правом крыле оставались только двенадцатый легион и в некотором от него отдалении седьмой. Заметив это, Нервии под предводительством своего главного начальника Бодуогната всеми силами обратились к этому месту. Часть их начала с открытой стороны обходить с фланга наши легионы, а часть устремилась на вершину холма к месту нашего лагеря.
24. В это время наша конница и легковооруженная пехота, ее сопровождавшая, при первом нападении неприятеля, как мы выше упомянули, отступили и удалились в лагерь. Теперь, видя неприятеля перед собой, они после непродолжительного сопротивления обратились в бегство в другую сторону. Служители, находившиеся при нашем войске, видя от задних ворот нашего лагеря и с вершины холма, что наше войско поразило неприятеля и преследовало его за рекой, отправились за добычей, как вдруг, посмотрев назад, увидели неприятеля уже в нашем лагере и в ужасе обратились в бегство. Также и те, кто был при обозе, в испуге и замешательстве кричали и разбежались, кто куда попало. Увидев все это, конница Тревиров, считавшаяся храбрейшей из Галльских войск и пришедшая на помощь Цезарю, отправилась домой, полагая, что наши дела в самом отчаянном положении: лагерь наш был наполнен неприятелями; легионы стеснены и почти окружены ими; конница наша, пращники, Нумиды, воинские прислужники – в беспорядочном бегстве. Тревиры, возвратясь домой, известили своих соотечественников, что Римляне разбиты и обращены в бегство, что лагерь их и обозы в руках неприятеля.
25. Цезарь, ободрив краткой речью воинов десятого легиона, отправился на правое крыло своей армии. Он увидел, что наши крайне стеснены; принесенные в одно место значки двенадцатого легиона умножали и без того великую тесноту, так что наши воины не могли свободно действовать оружием. В четвертой когорте все сотники и знаменосец были убиты и самый значок потерялся. И в прочих когортах почти все сотники были убиты или ранены; в том числе передовой сотник П. Секстий Бакул, известный своей храбростью, получил несколько тяжких ран и не мог уже держаться на ногах. Вообще воины стали терять присутствие духа, и некоторые из недавно набранных уклонялись из рядов, стараясь избегнуть неприятельских стрел. Неприятель безостановочно теснил наших и спереди, и с тылу и заходил с обоих флангов. Положение нашего войска было тем отчаяннее, что не было резерва, который можно было бы ввести в дело. Тогда Цезарь, взяв у одного воина щит, потому что сам был без щита, стал в первом ряду, поименно призывал сотников и увещевал воинов. Он приказал значки вынести вперед и расширить ряды, чтобы воинам удобнее было действовать мечами. Прибытие Цезаря ободрило воинов и вселило в них бодрость и надежду; каждый, несмотря на крайность своего положения, хотел отличиться в глазах военачальника и потому сражался с удвоенным мужеством. Это на время остановило натиск неприятеля.
26. Цезарь, приметив, что седьмой легион стоял близко и также стеснен неприятелем, приказал военным трибунам, чтобы они старались соединить оба легиона и для этого обратили бы значки на неприятеля. Таким образом, оба легиона подали друг другу руку помощи и не опасались, что неприятель зайдет им в тыл, а потому стали сражаться с большим мужеством и смелостью. Между тем воины двух легионов, шедших сзади для прикрытия обоза, услыхав о сражении, поспешно шли и уже показались на вершине холма в тылу неприятеля. Т. Лабиен, овладев неприятельским лагерем, с возвышенного места увидел, что происходило в нашем лагере, и послал на помощь десятый легион. Он, узнав по дороге от бегущих всадников и служителей, где происходит бой и в какой опасности находятся наши легионы, лагерь и сам Цезарь, поспешил как можно быстрее к месту боя.
27. Прибытие нашего свежего войска совершенно изменило положение дела. Наши до того ободрились, что и те раненые, которые лежали, силились приподняться с помощью щитов и нанести вред неприятелю. Даже прислужники лагерные, приметив смущение неприятеля, безоружные нападали на вооруженных. Конница, желая смыть позор своего бегства, во всех местах сражения действовала впереди пехоты. Неприятель, уже отчаявшись в спасении, не только не терял мужества, но действовал с удивительной храбростью. Первые ряды его падали, но те, кто был за ними, становились бесстрашно на тела убитых и сражались с них. Когда и эти падали и тела лежали кучами, остальные с груды их, как с возвышения, бросали в наших стрелы и, ловя наши дротики, отсылали их обратно в наши ряды. Неудивительно было после этого, что столь храбрые люди решились перейти широкую реку, взобраться на крутой берег, преодолеть столько затруднений местности; величие их духа сделало для них легким то, что в сущности представляло великие препятствия.
28. В этой битве племя Нервиев было истреблено почти совершенно. Старики их, которые, как мы сказали, вместе с женами и детьми были отправлены в болотистые и непроходимые места, услыхав о результате сражения и зная, что спасение побежденных зависит от произвола победителей, с общего совета со своими соотечественниками, оставшимися после боя, отправили послов к Цезарю и отдались совершенно на его волю. Чтобы показать, какое бедствие постигло их племя, они сказали Цезарю, что из 600 сенаторов уцелели только трое, а из шестидесяти тысяч воинов – едва шестьсот, способных поднять оружие. Цезарь показал милосердие и снисходительность к просьбе побежденных, столь жестоко наказанных; он обошелся с ними чрезвычайно ласково, велел спокойно жить в их землях и городах; а соседям их строго приказал не причинять им никакой обиды, ни притеснения.

Гай Юлий Цезарь
29. Атуатуки, которые, как мы выше сказали, со всеми своими силами шли на помощь Нервиям, узнав об их поражении, возвратились с похода домой. Тут они, оставив все свои города и укрепленные села, снесли все свое имущество в один город, укрепленный природой: он со всех сторон был окружен крутыми скалами и оврагами, и только с одной стороны было отлогое место шириной не более 200 футов, служившее для сообщения города с окрестностями. В этом месте Атуатуки возвели высокую двойную стену и приготовили на ней огромные камни и заостренные колья. Этот народ происходил от Кимвров и Тевтонов; они по дороге в нашу Провинцию и Испанию оставили по сю сторону Рейна те тяжести, которые не могли взять с собой, а для оберегания их – шесть тысяч человек из среды своей армии. Они после гибели своих соотечественников долго были в беспрестанных войнах с соседями, то сами нападая на них, то отражая нападение; наконец был заключен с общего согласия мир, на котором и были отведены им их теперешние жилища.
30. Когда наши войска подошли к городу, то неприятель совершал частые вылазки и нападал на наших в мелких стычках. Когда же наше войско окружило их валом высотой 12 футов на протяжении 15 миль, то они вынуждены были держаться в городе. Когда они увидели, что наши сооружают насыпь, двигают стенобитные орудия, воздвигают башни, то сначала они насмехались со стен и спрашивали наших, зачем они в таком отдалении затевают такие машины, чьими руками и какой силой они при своем малом росте (а он постоянно был предметом насмешек и презрения со стороны Галлов, отличающихся большим ростом) надеются такую огромную башню придвинуть к стенам.
31. Когда же они увидели, что башня и наши орудия подвигаются к стене, то от самонадеянности перешли к робости и отправили к Цезарю послов. Они сказали ему следующее: «Не сомневаются они, что Римляне ведут войны с помощью высших сил, если они в состоянии с такой быстротой двигать столь огромными и тяжелыми орудиями и таким образом сражаться вблизи. И потому они отдают на волю Цезаря себя и имущество. Одного только они у него просят: если он по своему милосердию и добродушию, слава о которых дошла и до них, соглашается даровать им существование, то пусть он не отбирает у них оружие. Они окружены соседями, враждебно к ним расположенными и завистливыми. Выдав оружие, они будут отданы им на произвол. Если только им можно выбрать из двух зол меньшее, то они предпочитают претерпеть от Римлян какое угодно наказание, чем в мучениях погибнуть от тех, над кем они привыкли повелевать».
32. Цезарь на это отвечал: «Следуя своему нраву, а не по их заслугам, он обещает безопасность их народу, если они покорятся ему прежде, чем его машины начнут бить стену. Первым же условием с их стороны должна быть выдача оружия. Что же касается их соседей, то он поступит в отношении к ним так же, как и к Нервиям, то есть прикажет, чтобы они ничем не тревожили покорных Римлянам племен». Послы возвратились домой и сообщили там волю Цезаря. Атуатуки изъявили согласие ее исполнить. Такое количество оружия было сброшено со стены в ров, находившийся перед городом, что его кучи равнялись по высоте с зубцами стены и насыпью осаждающих. Впрочем, как потом открылось, третья часть оружия была скрыта Атуатуками и оставлена ими в городе. Ворота его отворились, и этот день прошел с обеих сторон мирно.
33. К вечеру Цезарь велел запереть ворота, а своим воинам выйти из города, опасаясь, как бы они ночью не нанесли какой обиды его жителям. Они по заранее составленному, как потом узнали, плану, рассчитывая на то, что Римляне вовсе не поставят караулов или не примут мер осторожности, взяли оружие, ими припрятанное, а иные вооружились щитами, сделанными на скорую руку из коры или сплетенными из тростника и покрытыми шкурами. В третью стражу ночи осажденные со всеми войсками вышли из города и по направлению, где им казался легче доступ к нашим укреплениям, ударили на наших. По предварительно данному Цезарем приказанию о нападении дали знать разведенными огнями, и по данному сигналу наши воины из укреплений поспешили навстречу неприятелю. Тот сражался с отчаянным мужеством, как и следовало храбрым людям, вся надежда на спасение которых оставалась в доблести; местность была против них, с нашего вала и башен они были осыпаемы стрелами; четыре тысячи человек у них были убиты, остальные прогнаны в город. На другой день ворота, уже никем не защищаемые, были отбиты и город занят нашими войсками. Цезарь приказал всех жителей и их имущество продать с аукциона. От покупателей узнали, что всего проданных было 53 тысячи человек.
34. В то же время П. Красс, который с одним легионом был послан к Венетам, Унеллам, Озизмиям, Куриосолитам, Сезувиям, Авлеркам, Редонам, Галльским племенам, живущим по берегам Океана, донес Цезарю, что всех их привел в покорность и повиновение народу Римскому.
35. Благодаря всем этим событиям и усмирению всей Галлии такая слава распространилась везде о Римлянах вследствие этой войны, что народы, живущие по ту сторону Рейна, прислали послов к Цезарю, обещая дать заложников и выполнить все его приказания. Цезарь, поспешая в Италию и Иллирию, велел этим послам явиться к нему в начале следующего лета. А сам, расставив легионы по зимним квартирам в землях Карнутов, Андов, Туронов, ближайших к месту прошедшей кампании, отправился в Италию. Там после получения письма Цезаря было обнародовано общественное благодарственное молебствие в течение 15 дней, чего дотоле не делалось ни для одного военачальника.
Книга третья
1. Цезарь, собираясь ехать в Италию, велел Сервию Гальбе с двенадцатым легионом и частью конницы идти к Нантуатам, Вераграм и Седунам, живущим между землей Аллоброгов, озером Леманом, рекой Роной и вершинами Альп. Гальба был послан с той целью, чтобы сделать свободной дорогу через Альпы, дотоле сопряженную для купцов с большой опасностью и тяжкими пошлинами. Цезарь дозволил Гальбе, если то будет необходимо по его мнению, поставить свой легион в тех местах на зимние квартиры. Гальба в нескольких сражениях разбил неприятеля, взял у него много укрепленных городов; со всех сторон явились к нему послы с изъявлением покорности и дали ему заложников. Восстановив мир, Гальба заблагорассудил поставить две когорты в земле Нантуатов, а сам с прочими когортами своего легиона остался зимовать в селении Верагров Октодуре; оно находится в небольшой долине, окруженной крутыми горами. Рекой оно разделено на две части: одну Гальба уступил Галлам, а другую, выслав оттуда Галлов, отвел своим когортам для зимних квартир; он укрепил их валом и рвом.
2. Уже прошла часть зимы, и Гальба приказал доставить к себе в это место провиант, как вдруг лазутчики дали ему знать, что все Галлы ночью ушли из своей части селения, а окружающие его горы наполнены огромным множеством Седунов и Верагров. У Галлов много было побуждений для возобновления неприязненных действий и подавления нашего легиона. Во-первых, они с презрением смотрели на его малочисленность: от него, бывшего и без того не в полном составе, были отделены две когорты и, кроме того, множество людей из него было разослано для снабжения его провиантом. Во-вторых, они рассчитывали на несомненный успех вследствие благоприятной для себя местности: нападая с гор и бросая стрелы, они надеялись смять Римлян первым натиском. Притом с прискорбием смотрели они, что дети их находятся в виде заложников во власти Римлян, и были убеждены, что Римляне пришли к ним не для оберегания торгового пути, пролегавшего по их земле, а для окончательного ее покорения и присоединения к близлежащей Провинции.
3. Получив это известие, Гальба тотчас собрал совет и спрашивал его мнения в положении тем более затруднительном, что вследствие покорности Галлов, взятия у них заложников и потому отсутствия мысли о возможности с их стороны нападения не вполне были окончены укрепления зимних квартир и для снабжения провиантом не было принято достаточно безопасных мер. На этом совете иные, принимая в соображение неожиданность и важность опасности (в глазах Римлян все вершины гор вокруг были покрыты вооруженными Галлами), отсутствие всякой помощи и невозможность подвоза провианта вследствие преграждения неприятелем всех путей, предложили отчаянное средство к спасению: оставив все тяжести, попытаться оружием проложить себе путь через толпы Галлов по той же дороге, по которой они сюда пришли. Впрочем, большинством голосов на совете положили прибегнуть к вышеизложенному мнению в случае крайности, а дотоле попытать военного счастья и оборонять лагерь.
4. Едва прошло столько времени, чтобы успеть принять вследствие этого решения необходимейшие меры к обороне, а уже неприятель по данному знаку устремился к нам со всех сторон, осыпая вал камнями и кольями. Наши сначала встретили неприятеля твердо и мужественно; ни одна из бросаемых ими с вала стрел не пропадала даром. Где угрожала опасность, туда наши подавали помощь. В одном неприятель имел преимущество: в продолжение сражения утомленные ряды его воинов сменялись свежими; малочисленность же наших не только не позволяла им думать об отдыхе, но и раненые не могли оставлять своих мест и искать спокойствия.
5. Шесть часов длился упорный бой. У наших не только от усталости не хватало сил, но и обнаружился недостаток в стрелах. Неприятель все сильнее теснил наших и, не встречая уже упорного сопротивления, начал засыпать ров и пролагать себе дорогу через наш вал. Опасность была страшная и неминуемая. Тогда П. Секстий Бакул, сотник первого строя (мы упоминали о нем, что в битве с Нервиями он получил множество ран), и военный трибун Г. Волузен, человек столько же рассудительный, сколько и храбрый, поспешили к Гальбе, и сказали ему, что единственное средство к спасению – выйти из лагеря и совершить нападение. С этой целью созвали сотников и через них приказали воинам приостановить военные действия, довольствуясь отражением неприятельских стрел, и отдохнуть немного от трудов; потом, собравшись с силами, по данному знаку они должны были устремиться из лагеря, помня, что вся надежда на спасение заключается в их храбрости.
6. Приказание это было исполнено; нападение Римлянами было предпринято внезапно, одновременно изо всех ворот лагеря. Неприятель был поражен его неожиданностью, не понимал, что это значит, и совершенно растерялся. Таким образом, наши поменялись с ним ролями и тех, кто уже в мыслях овладел нашим лагерем, поражали, окружив со всех сторон. Из тридцати тысяч Галлов, пришедших для нападения на наш лагерь, пало более третьей части; прочие обратились в бегство и, преследуемые нашими, даже на высотах гор не нашли безопасности. Поразив неприятеля и собрав его оружие, наши возвратились в укрепления лагеря. Счастливо избежав опасности, Гальба не желал еще раз испытывать судьбу, видя, что он встретил совсем другое, а не то, для чего он был послан, особенно испытывая недостаток в подвозе хлеба и съестных припасов; вследствие этого он на другой день предал огню занятое им селение и отправился обратно в Провинцию. Неприятель нигде не старался преградить или замедлить ему путь, и Гальба без потери привел свой легион сначала в землю Нантуатов, а оттуда в землю Аллоброгов и там зимовал.