скачать книгу бесплатно
Оборванная юность
Виктор Трынкин
В повести лежат реальные, опасные события прошедшей ВОВ. О юных партизанах-разведчиках. О первых чувствах, юношеской ревности, романтической любви.
Виктор Трынкин
Оборванная юность
В солнечное тёплое воскресенье на окраине города Полоцка, на открытой террасе большого дома, Анастасия, набросив белую скатерть на круглый стол, готовила завтрак на всю семью. Вот-вот с почты должен вернуться отец семейства Сергей. Он каждое воскресенье ходил туда за свежими газетами. Их дети – Андрей и Анечка – уже послушно сидели за столом в ожидании отца.
Сладкий запах сизого дымка от самовара, смешиваясь с запахом свежих пирогов, поднимался и таял в воздухе. Хозяйка суетилась, добавляя к столу то блюдо с румяными пирожками, то мелкие тарелки для яичницы, то сахарницу к чаю…
На всю округу раздавался мягкий колокольный звон. Анечка заинтересованно спросила у матери:
– Мам, а почему сегодня церковь звонит?
Анастасия перестала накрывать на стол, прислушалась, потом ответила:
– Потому что, дочка, сегодня особый день, а церковь оповещает об этом и звонит в честь всех святых, в земле Российской просиявших.
Вдруг на край террасы мягко прыгнула белочка. Окутанный солнечным светом пушистый зверёк застыл, глядя на детей. Им почему-то показалось, что белочка с испугом смотрит на них, а в чёрненьких острых глазках стоял вопрос: «Как вы ещё не знаете, то, что я знаю?» Анечка тихонько, чтобы не спугнуть, толкнула брата.
– Ой! Смотри, Андрейка, смотри, какая красивая белочка.
Но в тоже мгновение рыжий зверёк, распушив хвост, прыгнул на старую сосну и исчез в её ветвях.
– Мама, мама, к нам белочка приходила! – вскочив со стула радостно закричала Аня. – Она вот тут сидела!
– Белочка? – улыбаясь удивилась мать, продолжая накрывать на стол. – Значит, какую-то весточку принесла. Вот только какую?.. Ну ладно, ладно, садись за стол.
На террасу со сдержанным внутренним напряжением поднялся Сергей.
– Вот и отец пришел. Давайте завтракать, а то всё остынет, – хлопотливо сказала хозяйка.
Сергей молча подошел к столу, положил газеты. Все неожиданно замолчали, глядя на напряженное лицо отца. Он прошел на кухню, включил чёрную тарелку репродуктора, и все услышали обжигающие душу слова:
«Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…».
– Господи! Да что же это такое? – всплеснула руками мать.
На второй день после нападения фашистов у горвоенкомата собралось много добровольцев, желающих отправиться на войну. Люди сдержанно курили, находились в лёгкой растерянности как бы между вчера и завтра, делились последними новостями. В полголоса говорили, что вчера бомбили Киев, Житомир, Севастополь, а Брестскую крепость взять немцам не удаётся – наши части оказывают сопротивление. У народа была уверенность, что война будет недолгой и наша армия быстро разобьёт фашистов.
По одному люди входили и выходили из военкомата.
– Макаров есть?! – выкрикнули из-за двери. И нетерпеливые голоса подхватили: – Макаров! Макаров! Ты где?
– Да здесь я, иду! – Сергей быстро поднялся по деревянным ступенькам и скрылся за дубовой дверью.
Суровый военком усталым голосом сказал:
– Сергей Григорьевич Макаров, направляешься на восток, где формируется стрелковый полк. Освоишь военное дело и тогда на фронт. Явиться сегодня на призывной пункт к восемнадцати часам. Времени, чтобы собраться, у тебя уйма – три часа.
Военком по-граждански пожал ему руку и сдержанно сказал:
– Война будет долгой и жестокой, – и по-военному добавил: – Служите родине.
Дома у Сергея от этой новости были все в растерянности. Анастасия, еле сдерживая слёзы, бегала от шкафа к лежащему на стуле чемодану и складывала туда то, что никогда не пригодится в полевой жизни, а тем более на фронте. Притихшие дети молча сидели на диване. Тринадцатилетний Андрей смотрел, что делает мать, а девятилетняя Анечка с испуганной доверчивостью прижалась к брату; по её розовым пухленьким щёчкам текли крупные слёзы.
В комнату вошел отец – на нём была куртка защитного цвета – глядя на чемодан, покачал головой.
– Ну зачем мне чемодан, Настя? Я же не в санаторий еду, – обнимая жену, улыбаясь, мирно сказал он. – Ты вспомни, разве я на рыбалку с чемоданом ездил?
Анастасия, глядя на мужа сквозь влажные слипшиеся ресницы, растерянно проговорила:
– Если бы на рыбалку…
– Ты не переживай… Я же обязан защитить тебя, детей, страну, – голова её упала на грудь мужа. – Не плачь… Никто, кроме нас, не защитит нас.
Андрей смотрел на отца широко открытыми глазами. Он хорошо услышал слова отца: «Никто, кроме нас…»
Сергей Григорьевич улыбался не потому, что ему было легко: он хотел своим спокойным видом снять тревогу, охватившую жену, детей, несмотря на своё внутреннее переживание, оставить в семье мир и покой.
У крыльца родного дома они стали прощаться. До призывного пункта отец просил не провожать, чтобы не рвать сердце ни жене, ни детям, ни себе. На плече у него висел вещмешок, с которым часто ездил на рыбалку. Туда он положил свитер, тёплые носки, кружку, ложку, охотничий нож и кусок мыла с полотенцем. Анастасия потихоньку сунула туда сахар и немного продуктов.
Вдруг, откуда ни возьмись, у крыльца появился возбужденный с горящими глазами Юрка Лагутин – живой, любознательный соседский мальчишка, друг Андрея. Он бросился к Макарову с просьбой:
– Дядя Серёжа, я тоже на войну хочу!
Сергей Григорьевич одобрительно улыбнулся.
– Юрка, тебе ещё рано. Придет время, и ты будешь воевать.
– Наших ребят из класса взяли, а меня по возрасту отклонили, это не честно! – не унимался он. – Дядя Серёж, а мне через два месяца восемнадцать будет, вы же знаете, – чуть не плача пожаловался Юрка.
– Вот тогда и приходи в военкомат. А сейчас они не имеют права тебя взять…
– Дядя Серёж, может, я с вами, а? Они не заметят, а там будет уже поздно, – стараясь овладеть собой, затараторил Юрка.
На всё это внимательно смотрел Андрей. Ему тоже хотелось на войну вместе с отцом, но он знал, что его не отпустит мама. Он завидовал другу – ведь через два месяца Юрка может идти на фронт, а ему ещё долго ждать.
– Ладно, ладно, ты не расстраивайся, – стал успокаивать Юрку Макаров. – Ты аттестат-то получил?
– Конечно, получил.
– Поздравляю. Отметили, небось? – улыбаясь спросил Сергей Григорьевич.
– Нет. Выпускной решили провести двадцать третьего, а тут война. Вот мы всем классом с аттестатами утром и пришли в военкомат. Да не только ребята пришли, и девчонки тоже. Они просились в медицинские части…
– Ну, ладно, Юра, не горюй. Ты умный парень, сам всё понимаешь. Удачи тебе.
Сергей Григорьевич держался напряженно – видно было, что он волновался. Анастасия молча давилась слезами. Муж вытер её лицо, нежно поцеловал Анечку, по-мужски хлопнул по плечу сына.
– Андрей, теперь ты за старшего, – затем сразу обнял всех разом. Они прижались к нему – теплые, испуганные, родные. Горькая тревога затесалась в его сердце
Закинув вещмешок за плечо, опустив голову, не оглядываясь, Макаров твёрдой поступью зашагал по переулку на сборный пункт. У дальнего перекрёстка обернулся и увидел всю свою семью и Юрку, освещённых закатным солнцем. На душе было тяжело, он не знал, что видит своих родных последний раз, и не мог знать, что будет с ними после его ухода на войну; глотнул застрявший комок в горле и шагнул в золотистую дымку заката.
Сергей Григорьевич Макаров, любящий отец и муж, ушел защищать свою семью и страну.
Тихий утопающий в густой зелени городок фашистская авиация бомбила два раза в день. Был повреждён железнодорожный узел, детский сад, промышленные и жилые здания. Повсюду были слышны стоны, женский крик, детский плач.
Шестнадцатого июля с боями в город вошли немецкие солдаты и начали устанавливать «новый порядок»: расстреливать, вешать, пытать… Расстреливали без лишних разговоров коммунистов, вешали подозреваемых в сопротивлении, пытали тех, в чьих семьях были родственники, ушедшие в Красную армию. Немцы чувствовали свою безнаказанность и силу.
Андрей каждый день ходил в город за продуктами, за хлебом и об этих зверствах слышал в очередях от женщин. Когда возвращался домой, рассказывал, что творили фашисты. Мама, пряча лицо, потихоньку плакала и просила не говорить об этом Анечке. Но смышлёная сестрёнка догадывалась, а старший брат строго ей говорил: «Утри нос и не хныкай». – Она послушно это делала.
Анастасия не ходила в магазин – боялась облавы. «Аусвайса» – документа – у неё не было, поэтому эта обязанность легла на плечи сына. Мальчишка фашистов не интересовал.
Однажды, когда Андрей вернулся из магазина, он застал в доме разруху: белые покрывала с кровати сорваны, на полу грязные следы от сапог, а мамы и Анечки не было. Он бросился к соседям Лагутиным узнать, что произошло.
Баба Катя со слезами на глазах рассказала, что когда она пришла к Насте за мазью для ног, то в это время к крыльцу подъехала машина и в дом заявились немцы с полицаем.
– Их было трое. Они уже знали, что Сергей добровольно ушел в Красную армию. Кто-то донёс. Немцы были злые. А мордатый такой, полицай, сказал, что если бы Макаров не ушел воевать за большевиков, остался дома, как он, то немцы к нему бы не пришли. Они обыскали весь дом, что-то искали. А мордатый верзила увидел патефон, – это которым наградили твоего отца за хорошую работу – завёл его, стал слушать песню: «Раскинулось море широко». И говорил: «Давно о патефоне мечтал». А их старший через мордатого переводчика стал допрашивать Настю, мол, в каких частях воюет муж? Ещё что-то спрашивал… Настя прижала к себе Анечку, пожимала плечами и говорила: «Я не знаю ничего». Он разозлился, ударил её два раза по лицу. Девочка стала сильно плакать. Тогда старший скомандовал – увести. И Настю с детём увели. А мордатый захлопнул патефон, взял его подмышку, и по приказу старшего все они ушли.
Баба Катя, вытирая фартуком мокрые глаза, сказала:
– Немцы затолкали твою мамку в машину вместе с Анечкой. А мордатый сказал, что за поступок мужа её отправят в Германию на принудительные работы – будет отрабатывать за его грехи. А девочку сдадут в детский дом. Немцы добрые, с ними надо дружить.
Она вытерла морщинистое лицо, мелко перекрестилась.
– Хорошо, миленький, что тебя не было дома, а то бы они и тебя увезли с собой, – она посмотрела на Андрея подслеповатыми глазами. – Как теперь быть-то, сынок?
– Не знаю, – чуть слышно проговорил мальчик. Он был растерян, переживал за своих родных и пугался наступающей неизвестности.
Юра, слушая рассказ своей бабушки, подумал: «Если Андрюху немцы возьмут, то меня-то точно загребут».
– Ты что думаешь делать? – спросил он у товарища.
– Мне надо маму и сестрёнку найти… А где их искать? В детском доме? В комендатуре? – вытирая нос неопределённо спросил он себя.
– Андрюха, тебе там показываться нельзя, за дядю Серёжу загремишь к немцам, как миленький, – с тревогой в голосе сказал Юра.
Андрей в отчаянии опустил голову: «Юрка знает, что говорит. На глаза к немцам попадать нельзя».
– Когда у вас в доме были фрицы, – горячо говорил Юра, – я перво-наперво спрятался в сарае под сеном. Но они к нам не дошли, наверное, придут завтра. А я с первыми петухами уйду в лес. Там прячутся много наших людей. Я знаю где. – Это смелое признание он высказал серьёзно и уверенно.
Андрей не знал, что ему делать. Немцы за отца в покое его не оставят, это точно. Да и что он будет делать один?
– Юр, а давай вместе уйдём! – неожиданно предложил Андрей.
Он привык доверять старшему товарищу, потому что он его ни разу не подводил.
– Вместе? – Юра прикинул и, соглашаясь, сказал. – А что нам остаётся делать?
Баба Катя, не переставая вытирать глаза, всплеснула руками:
– Ой, сынки! Здесь вам оставаться опасно, это правда, да и в лесу с нашими будет не сладко, – она, глядя на иконку в углу, перекрестилась. – Сохрани детей, Матерь Божия… Ладно, я вам к утру пирожков в дорогу напеку, – заботливо засуетилась она.
Назавтра, когда трава, тяжелая от росы, ещё не высохла, а утро только приоткрыло глаза, друзья были уже далеко от дома. Минуя пшеничное поле, они вышли на заросшую густым кустарником поляну, примыкающую к тёмному лесу. До него оставалось совсем немного. Как вдруг Андрей невольно остановился и дернул друга за рукав.
– Юрка, смотри, там какой-то человек за нами наблюдает, – испуганно зашептал он.
– Где?
– Вон там, видишь, в кустах, – он показал на высокий куст ольховника, за
которым лежал человек.
Ребята осторожно приблизились к нему. За кустом, подмяв под себя часть веток, лежал лицом в землю, боец.
– Это наш убитый красноармеец, – сразу определил Юра. – Здесь был бой за наш город, вот он и погиб.
Андрею было не по себе. Он впервые увидел окровавленного мертвеца. Его стал бить озноб. Это заметил Юра и, как мог, успокоил его.
– К этому надо привыкать – война, – сказал он, хотя самому было жутковато.
Андрею сделалось стыдно, он взял себя в руки.
– А вот его винтовка, – и он вытащил из куста оружие.
– Ого! Молодец, – похвалил его Юра. – Давай накроем бойца чем-нибудь.
Они нарвали верески, наломали веток больших и маленьких, укрыли тело убитого. «А то вороны будут клевать».
Подходя ближе к лесу, они наткнулись ещё на один труп. На этот раз был немец. Во время боя он, видимо, замаскировался в кустах, но пуля и там отыскала его. Ребята за ноги вытащили врага оттуда. За ним, придавленный телом, потянулся автомат.
– Видишь, немец лежал лицом на восток. Это значит, что наши отступали туда, к лесу, а он стрелял им в спины, – со знанием дела объяснил Юра. – Но почему немцы его не подобрали? Они ведь после боя собирали раненых, а убитых закапывали.
– Откуда ты знаешь?
– Раз говорю, значит знаю, – авторитетно отрезал Юра. – А этого, наверное, не нашли… Автомат нам тоже пригодится. – Он нагнулся, чтобы взять «шмайссер», но убитый так крепко держал орудие смерти, что Юра еле вырвал его из застывших рук фашиста.
– Юрка, смотри, у него ещё подсумок, а там рожки, – Андрей вытащил оттуда автоматный рожок с золотистыми патронами. – И вот ещё, – он покрутил в руках фляжку, обшитую тёмной кожей.
– Бери, – коротко сказал Юра. – Пригодятся и рожки, и фляжка. Ты только вылей из неё всё.
Тёмная чаща встретила ребят нежной и влажной прохладой. В лесу на них пахнуло ягодами и грибами. Вглубь леса они шли довольно споро. Но тени от деревьев стали удлиняться, усталость нависла на их плечи, ноги стали чаще цепляться за мелкие кочки, корни деревьев, змеиными спинами вылезающие из земли… У высокого раскидистого дуба друзья остановились и решили отдохнуть. Они сели на поваленное, поросшее седым мхом дерево.
– Далеко ещё? – устало спросил Андрей.
– Если они расположились там, где мне говорили, то не очень далеко, – вытягивая ноги сказал Юра.
