скачать книгу бесплатно
– Да, я отдел кадров. Что тебя в этом городе держит? Квартира у тебя? Работа? Девчонка?
– Работа, – подумав, сказал Цуца. – Я на компьютерную фирму работаю. Я по железу. Но могу и по матобеспечению.
– Ага, может, – подтвердил Герка. – Он мне классную книгу дал по программированию. Сейчас принесу.
Протиснувшись, сын вышел с кухни. Богуш невольно потянулся следом – не повторился бы уход через окошко.
– И вторую часть возьми! У меня в сумке! – велел Цуца.
– Ага!
– Сколько получаешь? – спросил Богуш.
– Мало получаю.
– Вдвое больше – и я увожу вас с Геркой обоих. Идет? Заберемся в какую-нибудь глушь и будем жить, пока из него дурь не выйдет.
– Это вы мне хотите платить, чтобы я из него дурь выгонял?
– Да, – весомо ответил Богуш. – Будешь при нем как нянька. Сумеешь его вытащить – я о тебе позабочусь. Будет у тебя работа, квартира, все будет. Только вытащи его!..
– Так я же не лекарь… – пробормотал изумленный предложением Цуца.
– Он тебя слушается. И сам заодно вылезешь. Тебе твои колеса на пользу не пойдут. Рано или поздно сорвешься. Ну так как?
– Я могу его учить, – поразмыслив, предложил Цуца. – Ему это интересно. Он в математике сечет, можно на программера натаскать. Только машину ему купить нужно, не ноутбук, а нормальную машину, чтобы можно было апгрейдировать. И к Паутине подключиться. Тогда бы мы с ним вместе тут сидели и работали.
– Тут? – Богуш так привык к мысли, что нужно увозить Герку отовсюду, где есть соблазны, что не сразу догадался: Цуца прав, дальше нестись некуда, и если сейчас занять сына делом, он не станет заводить подозрительно добрых приятелей, которые всегда рады продать лучшему другу недостающую до полного счастья дозу.
Следующие два дня были наполнены радостной суетой. Втроем ходили в фирму, где работал, точнее, подрабатывал Цуца, и выбирали классную машину. Кроме того, Цуца знал телефон действительно хорошего врача, которого вызвали прямо домой. Врач поговорил с Геркой наедине, потом, опять же наедине, потолковал с Цуцей. Наконец он вышел на кухню с Богушем. Перед тем, как приступить к разговору, он аккуратно выкинул в мусорник ампулы и одноразовый шприц.
– Вам этого чудака Бог послал. Он сам знает, что такое дурь, и я его еще проинструктировал. Если что – он знает, как быть.
– Но не может же он круглосуточно сидеть с Герой.
– Сделайте так, чтобы мог. Самые беспомощные на свете люди – это родители, вы уж извините. У вашего сына есть шанс выкарабкаться, не исключено, что единственный, а вы – «не может, не может»!
– Это Цуца – единственный шанс?
– Я думаю, да, – помолчав, сказал врач. – Он сам сквозь всю эту дрянь прошел, он, как бы это сказать… дорогу знает.
Богуш позвонил домой и велел Наде начать с продажи итальянских диванов. Диваны уйдут быстро – а деньги нужны немедленно.
Она отыскала дизайнершу Лизку и действительно быстро избавилась от обоих нежно-голубых кожаных чудовищ. Деньги послала в тот же день. А еще через сутки маленькая комнатка в хрущобе была забита техникой, которую Цуца трясущимися руками выпрастывал из заклеенных белоснежных ящиков и из запрессовок.
– Ну, Григорий Леонидович, ну!..
Это был ручной сканер, с которым можно ходить в библиотеку, это был цветной принтер, это были коробочки с лицензионными программами, это был «тауэр» в модном, с закругленными углами, кожухе, это была эргономичная клавиатура, а еще стояли нераспакованные ящики, и в одном был ноутбук для Цуцы, о чем он пока еще не знал. Богуш откровенно покупал помощь странного парня и показывал щедрость с намеком: вытащишь сына – получишь вдесятеро!
Ночью пришлось вызывать врача. Герку ломало и корежило. Очевидно, та сигарета, которую он днем выкурил на балконе, с виду – заурядный «Кэмел», была с какой-то левой начинкой. Он умолял Цуцу добежать до какого-то Луня, взять обычной, совершенно невинной травки, а Цуца орал на него, убеждая, будто Лунь гонит фуфловый товар.
– Ты думаешь – почему он так дешево берет, козел? – шумел Цуца. – Ты знаешь, что он в травку добавляет? Героин дерьмовый, чтобы ты скорее спекся!
– У него голландская травка! Он сам говорил! Цуца, сходи к нему! Ну, что тебе стоит? Цуца, я же загнусь на фиг!
– Голландская?! Гонит он, понял!
Когда приехал все тот же врач, сделал укол и, помня о щедрости хозяина, остался сидеть с Геркой, Цуца на кухне объяснил Богушу, в чем тут прикол.
– Голландскую выращивают в теплицах с особым освещением. Получается очень крепкая. Афганка с ней даже рядом не валялась. А Герку чуть на героин не подсадили. Нужно будет, когда он уснет, все там обшарить. У него, может быть, деньги припрятаны. Чтобы не ушел и не купил у Луня этой дряни.
Богуш прислушался – врач что-то там толковал обессилевшему Герке.
– Знаешь, не могу я тебя звать Цуцей, – вдруг сказал он. – Давай как-нибудь по-человечески.
– Да я Цуца и есть, – в который уже раз ответил парень. – Я же в этой тусовке с двенадцати лет. Так Цуцей и помру.
– Откуда у тебя деньги на дурь были? – спросил Богуш. – Не мать же давала.
– Я таких знаю, кому матери дозу покупают – лишь бы дома сидели, – ответил Цуца. – Нет, я такое перепробовал, что вам и не снилось. Молочко – знаете?
– Маковое? – крепко подумав, уточнил Богуш. Что-то такое он где-то когда-то читал.
– Конопляное. Это в августе примерно варят. На всю команду. Это видеть надо! Берут большую кастрюлю, набивают коноплей до упора, заливают молоком – не меньше трех литров, на литр молока берут чайную ложку соды, сода – катализатор, без нее не получится, сливочного масла пачку, и варят.
– Долго? – одновременно пытаясь разобрать, что там бубнит врач, поинтересовался Богуш.
– Часа два-три, не меньше. Можно пять, если жить надоело. Чем больше уварится – тем дурь сильнее. Норма на рыло – триста грамм. Можно еще сгущенку добавить, можно – чайный лист, он тоже служит катализатором. Действует до двенадцати часов. Крыша едет уже через час. Но вонища такая – нос затыкают и пьют.
– Ты только не бросай его, ладно, – попросил Богуш. Он почувствовал, что внутри него словно завод кончился, как у дешевого будильника. И он вдруг живо представил, как Надя, не выдержав криков и слез, сама, своими руками, дает сыну деньги на дурь. Очень четко увидел он лицо жены – и все равно не понял, что за чувство оно выражало: извечную бабью жалость к убогому или обреченность, которая учит покупать хотя бы несколько часов относительного покоя, а потом – будь что будет…
– Да куда я денусь…
Богуш встал из-за кухонного стола.
– Ты тут все знаешь – где точка?
– Вы не найдете – я сам схожу. Чего взять?
– Чего-чего… Ее самую…
Цуца довольно быстро принес бутылку и показал Богушу, как ее нужно взбалтывать, чтобы по водочным завихрениям понять – фабричная или крутка. С гордостью продемонстрировал полосы от клея на этикетке, видные, если смотреть как бы изнутри. Полосы были ровные и правильные – от автомата, как объяснил Цуца. Так что водку можно было пить спокойно – что они и сделали.
Спиртное позволило Богушу вздохнуть с облегчением. Все ведь еще могло наладиться. И следующий день принес некоторое просветление. Цуца устроил подключение к Сетям и сразу же усадил еще невменяемого Герку к монитору, стал ему что-то показывать и рассказывать, не обращая внимание на его замедленную речь и странные движения – как будто он пытался ударить локтем кого-то незримого, молча караулящего за спиной.
Они целый день бубнили на языке, которого Богуш не понимал, и отдельные русские слова казались неестественными, словно попали в речь по ошибке. Но было кое-что отрадное – Герка искренне радовался, откопав в Сетях что-то важное, и потом, когда Богуш в третий раз пришел звать ребят обедать, оба вышли очень довольные – дело заладилось.
Так они провели в тесной комнатке несколько дней, почти не вылезая, и до того дошло, что Богуш отправился на базар покупать Цуце новую футболку, а заодно и домашние тапочки. Парень совершенно не вспоминал о своем доме и даже не хотел никому позвонить, чтобы успокоить: жив, мол, трезв, делом занимаюсь.
На базаре он как-то неожиданно легко сошелся с мужчинами у пивной бочки. оказалось, они его приметили еще когда семья вселялась в хрущобу. Профессиональных навыков Богуш не растерял – соврал про себя и семью довольно складно. К собственному удивлению, он чувствовал себя в этой компании неплохо – получив простые ответы, мужики глубже не копали, а заковыристый Богушев анекдот приняли на «ура» – ржали так, что пиво из кружек на полметра выскакивало.
С Богушем произошло то, в чем он совсем недавно обвинил Надю – он перестал сопротивляться. То ли и впрямь дело пошло на лад, то ли ему так казалось, но он объявил себе, что честно заслужил хотя бы небольшую передышку, хотя бы на денек, иначе – не выдержать, слишком долго был в напряге. Это «на денек» было сильно похоже на ложь – пил Богуш примерно неделю, и каждый вечер объяснял сам себе про небольшую передышку. Но, пока он пил, с Геркой ничего плохого не произошло. Сын сидел дома безвылазно – и это уже было счастье. Цуца – и тот выбирался крайне редко.
Оставленные Надей припасы кончились. Богуш пошел на рынок. Вернулся он оттуда с двумя большими пакетами и впервые за много лет сам, своими аристократическими руками, почистил картошку и лук. Он знал, что Герка любит жареную картошку, а ежедневные макароны и китайская вермишель ему уже поперек горла. Раз мать сбежала и сидит теперь в роскошной квартире, то оно и к лучшему.
Он понял, что хочет вытащить сына из этого дерьма в одиночку.
Всю жизнь он возводил какую-то бессмысленную пирамиду. В какой-то миг осознал, что там, наверху, должны быть удачные и успешные дети. Герка был этой самой вершиной пирамиды – Богуш теперь уже не мог допустить, чтобы кто-то другой пристегнулся к судьбе сына.
Опомнился он солнечным утром – оказалось, заснул за кухонным столом, чуть ли не как пьяница на свадьбе, мордой в салат. В бутылке еще оставалось полста грамм. Это привело его в чувство. Потом он заглянул в проходную комнату и увидел закрытую дверь Геркиной берлоги. Прислушался – там было тихо. Вдруг испугался – а не сбежал ли Герка? Не сразу вспомнил, что с ним там Цуца. Очевидно, сын всего-навсего спал. Если они с Цуцей целую ночь болтались в Сетях, то днем должны отсыпаться.
Утро было на редкость ясное. Хоть погода радовала… Богуш вышел на балкон, оглядел окрестности. Справа уходила вдаль китайская стенка пятиэтажек, тех самых, гарантийный срок у которых – двадцать лет. Справа была улица, за ней – другие пятиэтажки, пейзаж в целом серый и унылый, если бы не зелень.
Несколько сиреневых кустов окружали детскую площадку с песочницей и какими-то разноцветными уродами из гнутых труб. Песочницу освоили бездомные псы и коты, так что родители даже близко детей не подпускали, и местечко было во дворе с утра самое пустынное. Богуш об этом не задумывался – недоставало еще бабок на лавочках считать. Сознание само внесло в какой-то свой банк данных, что при взгляде сверху этому месту надлежит быть пустым. И оно же не сразу, со скрипом, но отметило – ага, непорядок, пустое место чем-то занято…
Богуш пригляделся. Узкоплечий человек в костюме сидел на лавочке, вытянув скрещенные ноги в остроносых блестящих туфлях, читая газету. Он поднял голову, прицельным взглядом проверяя известные ему окна, и Богуш узнал лицо. Это был Золотов.
Каким образом Золотов выследил место, где Богуш спрятал от всего света Герку, зачем явился, чего хотел – было неважно. Даже то, какую роль он на самом деле сыграл в московском провале, тоже уже было неважно. Богуш обещал, что размажет эту сволочь по стенке, – и он был еще достаточно силен, чтобы сделать это.
Но сперва он заметался на балконе – прыгнуть не мог, а где двери – от ярости забыл. К тому же, на нем был халат, а приличный человек в халате по двору не носится, драться в нем, скорее всего, неловко, и Богуш одновременно с дверью уже мысленно искал хоть какие-то штаны.
Но бежать вниз не потребовалось.
Надо полагать, Цуца незаметно успел выйти на кухню и, стоя у окна с большой кружкой крепчайшего чая, тоже увидел Золотова. Богуш не услышал, как хлопнула дверь, но вот вылетевшего из-за угла Цуцу он увидел.
Цуца выбежал прямо к детской площадке и встал перед вскочившим с лавочки Золотовым. Они обменялись какими-то словами, и Цуца заехал Золотову в челюсть. Тот успел уклониться – и началась драка, смесь примитивного бокса с какими-то дворовыми ухватками.
Золотов был выше, руки имел длиннее, чем у противника, но маленький плечистый Цуца впал в настоящий амок. Не считая пропущенных ударов, он наскакивал на Золотова, и остолбеневший на своем балконе Богуш понял – если прорвется, вцепится в горло зубами.
Он кинулся в комнату, скидывая халат. Как-то сразу увидел штаны и едва ли не обеими ногами сразу прыгнул в штанины. Рубаху в рукава вдевал уже на лестнице. Хорошо, что Цуца присоветовал купить дешевые сандалии на липучках. Можно было не тратить времени на носки.
Смерти Золотова Богуш вовсе не желал, даже серьезных увечий не желал. Он хотел прижать фальшивого гипнолога к стенке и выяснить хоть что-то подлинное о московском провале. Он хотел притащить эту мелкую сволочь к Герке за шиворот, чтобы тот объяснил парню причину его краха, назвал поименно виновников, и тогда уж Золотова можно было бы карать по всей строгости закона. Но пока Богуш обежал угол дома, враг исчез. У песочницы стоял один только Цуца и ощупывал поврежденный нос. Щека и пальцы были в крови.
– Где он? – выдохнул, подбегая, Богуш.
– Успокойтесь – больше не придет.
– Ты его знаешь?
– Еще бы не знал! Он тут уже давно крутится.
– А я и не заметил… – Богуш искренне расстроился. – Ты знаешь, кто это?
– А черт его разберет.
Цуца посмотрел на пальцы и понял, что все лицо искровянено. Тогда, недолго думая, он стянул майку и стал старательно вытираться. Богуш удивился – ростом парень не вышел, на солнце не валялся, но тело оказалось мускулистым, и это были не сухие, малозаметные мышцы от природы худощавого человека, а довольно объемные, тяжелые, на груди – даже чуть свисающие. Казалось, будто голову уродливого подростка приставили к телу пожилого борца.
– Пойдем домой, я тебе лед к переносице приложу.
– Да ладно вам. И так заживет. Вы вот что, Григорий Леонидович, – к Герке его близко не подпускайте.
– Он мне нужен, – вдруг сказал Богуш.
– Не нужен он вам. Пусть катится. Пусть спасибо скажет, что я его не!..
Цуца осекся.
– У меня с ним свои разборки, а у тебя? – осторожно спросил Богуш.
– Нечего ему к Герке клеиться, – тут Цуца решительно высморкался прямо в майку и внимательно рассмотрел кровавые сопли.
– Он что – клеился?
– Да всех соседей уже достал! У подъезда караулил, гад. Ничего, я знаю, как его отвадить.
– Цуца, ты не знаешь, чего он хочет от Герки?
– Нет, Григорий Леонидович, точно – не знаю. Но хорошего тут не жди. Это не просто наркота, это что-то еще хуже.
– Так он – наркодилер? – Богуш не поверил собственным ушам.
– Ну, и это – тоже… наверно… Все же знают, что Герка кололся!
– Откуда?!. – Богуш растерялся. Вот ведь – забрался в сущую глухомань, край непуганых парторгов, и досюда – докатилось…
– Лето же, Герка в футболке на улицу выходил, ребята на его руки посмотрели и – нет вопросов!
– Когда это он на улицу выходил?
– Да было дело, бегал за пивом…
– Да я бы принес ему! – вскрикнул Богуш.
– Чего уж там… ну, вышел…
Цуца неторопливо пошел от песочницы прочь, Богуш смотрел ему в спину, не понимая – по всем позициям этот парень должен был спиться, скурвиться, склеить ласты еще годам к шестнадцати. А он не только выкарабкался, но еще непостижимым образом держит в руках Герку. Но как, как? Богуш видел своими глазами и слышал своими ушами – ничего такого Цуца не делал и не говорил, что было бы похоже на педагогику.
Он просто спас Герку от смерти, а теперь спокойно и деловито спасал его от всего того зла, которое еще почему-то тянулось к сыну издалека. Понять это было невозможно – не за ноутбук же Цуца купился!
Загадочный спаситель обернулся.
– Григорий Леонидович, вы если на базар пойдете – в самом деле, принесите Герке пива. А я ему яичницу сгоношу.
– Что за вопрос! Если тут эта сволочь вертится, ему лучше на улицу не выходить. Только не заскучал бы он с этими вашими железками.
– Да вы что! Не заскучает! Он программу пишет. Первая программа – это знаете как?!. Это, это… – Цуца попытался найти самое страстное сравнение, не получилось, и он сказал с интонацией взрослого человека, который радуется, что ребенок наконец занят ребячьим делом: – Это надолго.
– Он что, научился писать программы? – изумился Богуш.
