Сотня. Забытый поход

– А чего тут может быть не так? – удивился Егор, почёсывая в затылке. – Мы тут все Матвея знаем. Десяток наш он уж не раз водил, и всегда всё добре было. Командир он толковый, удачливый, так что добре всё.

– Верно. Матвей дурного не прикажет, все знают, – поддержал его Роман, давно уже ставший для Матвея добрым приятелем. – А уж про удачу его и говорить не приходится.

Не спеша переглянувшись, весь десяток дружно закивал головами. Матвей, отметив этот жест, шагнул вперёд и, сняв папаху, коротко поклонился:

– Благодарствую, браты, что готовы мне поверить. А раз так, слушайте внимательно. Первым делом коней проверьте. Завтра по одному всем десятком в кузню их приводите. Перековывать станем, чтобы в походе за то больше не думать. Далее, ко всему оружию огненного боя патронов иметь с двойным запасом. Лучше пусть будет и не понадобится, чем надо будет, а при себе не имеется. И последнее. У кого какая нужда в чём имеется?

– Ты это про что? – не поняли казаки.

– Да мало ли нужда какая имеется, – развёл Матвей руками. – Конь заболел, винтарь испорчен, шашка с выщерблиной. Говорите теперь, пока исправить можно. В походе не до того будет.

– Это верно, – одобрительно закивал Михей. – Тут ведь как, браты. Сейчас промолчишь, а после и сам загинешь, и других подведёшь.

– Да вроде добре всё, – подумав, нестройным хором отозвался десяток.

– Не спешите, браты. Дома всё проверьте как следует, а после уж ответ держать будете, – улыбнулся Матвей и, убедившись, что слова его услышали все, распустил бойцов.

Шагая к дому, он снова и снова выстраивал про себя геополитические расклады, пытаясь понять, куда именно их могут отправить. По всему выходило, что иного театра военных действий, чем Ближний Восток, просто не было. Полной картины у него не складывалось из-за недостатка информации. Ходили слухи, что правящая династия в Персии была свергнута в ходе военного мятежа, а нынешняя сильно тяготела к Турции и Германии, что очень не нравилось Франции и Британии.

Что из всего этого правда, понять из слухов и коротких газетных статей было невозможно, но гадюшник там складывался ещё тот. И как всегда, Россия влезала во всю эту собачью свадьбу ради чужих интересов, платя жизнями своих солдат за чужую мошну. Понимая, что все эти выводы не более чем его личные измышления, Матвей в очередной раз вздохнул и, мысленно сплюнув, прибавил шагу.

Догнавший его Михей, пристроившись рядом, некоторое время молча шагал, а после, придержав его за рукав, тихо спросил:

– Матвей, ты, это самое, ежели чего потребно станет, приходи. Помогу, чем смогу.

– Благодарствуй, дядька Михей, – едва заметно улыбнувшись, кивнул Матвей. – Да только, думаю, казакам лишь с патронами помощь потребна. Остального у них и так вдосталь.

– Принесу завтра, – помолчав, решительно пообещал Михей. – Есть у меня пара сотен к винтовке. И с полсотни револьверных. Всё отдам.

– А сам с чем останешься? – не понял Матвей.

– По сотне тех и других имеется. Хватит. Чего уж теперь-то, – удручённо махнул казак рукой. – Кончились мои походы.

– Зато будет кому внуков учить, – улыбнулся Матвей в ответ. – На том вся жизнь наша и держится. Отцы воюют, а деды недорослей учат.

– Это верно, – грустно усмехнулся уже бывший десятник.

Попрощавшись, они разошлись по своим дворам, и с этого часа у Матвея началась подготовка к дальнему походу. Он тщательно осматривал коней у бойцов своего десятка, проверял оружие и амуницию, в общем, делал всё, чтобы его десяток явился к месту сбора полностью готовым к серьёзной драке. Бойцы десятка, проникнувшись его старанием, и сами принялись делать всё, чтобы не ударить в грязь лицом.

А ещё через неделю Катерина разродилась их третьим ребёнком. Девочкой. Как сама и мечтала. По этому поводу в станице было устроено настоящее гуляние. Матвей на радостях позволил себе крепко выпить, чего прежде за ним не замечалось, но теперь был и повод, и причина. Катерина, отлично это все понимая, даже не пыталась высказаться по этому поводу. Знала, что это может оказаться их последним праздником.

Матвей, тетешкая малышку на руках, с глупой улыбкой рассматривал маленькое сморщенное личико, пытаясь угадать в нём семейные черты. Но очень скоро понял, что ничего кроме новорождённого младенца не видит. Отдав дочку жене, он вынужден был вернуться к делам. Строевой смотр, устроенный старшинами за три дня до отъезда, показал, что его десяток оказался одним из лучших. Это не могло не радовать.

Старшины, отметив рвение нового десятника, выделили из запасов станицы по сотне патронов на каждого бойца, чем крепко увеличили огневую мощь десятка. Вообще, в сознании местных бойцов уже начало откладываться, что время пики и сабли уходит, и теперь война это, прежде всего, умение быстро и точно стрелять. А значит, от количества патронов зависит очень многое. Так что решение о выдаче патронов было весьма своевременным.

Оставшиеся дни Матвей посвятил только семье. Катерина буквально ходила за ним хвостиком, не отпуская от себя ни на шаг. Сыновья, уже знавшие, что отец скоро уедет, также постоянно крутились рядом, и только новорождённая дочка жила своей жизнью. Ела, спала и оглашала дом рёвом здорового, крепкого младенца, когда ей что-то не нравилось. Родители, понимая, что происходит, старались их не трогать лишний раз, давая им насладиться оставшимися часами.

Утром третьего дня вся полусотня стояла на церковной площади, ожидая выхода старшин. Поп уже отслужил молебен, и теперь оставалось только получить благословение остающихся. Вышедшие из общественного дома старшины были в новеньких черкесках, при оружии и со всеми имеющимися наградами. Сняв папахи, старики дружно поклонились замершим воинам и, перекрестив их, замерли. Макар Лукич, как самый старший, первым надел папаху и, вздохнув, громко скомандовал:

– С богом, казаки. Гойда!

– Гойда! – раздался в ответ рёв полусотни лужёных глоток, и казаки, вскочив в сёдла, направили коней к выезду из станицы.

Стоявшие поодаль старики и женщины поспешили к своим близким, прощаться. Катерина, отдав малышку Настасье, подскочила к Буяну и, уцепившись за стремя, зашагала рядом с конём, не сводя взгляда с мужа.

– Не журись, милая. Вернусь, – тихо пообещал Матвей, склоняясь к ней с седла. – Малых береги.

– Сберегу, Матвеюшка, – чуть слышно всхлипывая, пообещала она. – Ты только вернись.

– Вернусь. Я ещё и тут не всё сделал, – улыбнулся Матвей и, выпрямившись, огляделся, ища взглядом родителей.

Григорий с Настасьей стояли у околицы, глядя на него молча, без единой слезинки на глазах. Сняв папаху, Матвей поклонился им, и родители дружно перекрестили сына в ответ. Всё нужное было сказано ещё дома, так что теперь оставалось только прощаться. Уже перед самым выездом из станицы Матвей свесился с седла и, поцеловав жену, тихо повторил:

– Жди, вернусь, – после чего, чуть отодвинув Катерину в сторону, дал Буяну шенкелей, подгоняя его.

Норовистый жеребец возмущённо всхрапнул и тут же вынес всадника на тракт широкой рысью, разом обогнав всех уже выехавших.

– В колонну по два! – послышалась зычная команда, и Матвей, тряхнув головой, продублировал её, собирая свой десяток.

Полусотня выстроилась в походную колонну и короткой рысью двинулась в сторону города. Следом за ней шло пять телег обоза, в которых везли и запасы овса для лошадей, и продукты для самих казаков, и все необходимые в походе мелочи, навроде кузнечных инструментов и запасных подков. Убедившись, что весь десяток тут и у бойцов всё в порядке, Матвей оглянулся на станицу и, вздохнув, снова тряхнул головой, отгоняя беспокойство за близких.

Громовая стрела, висевшая на груди, неожиданно нагрелась и толкнула его, словно давая понять, что всё будет хорошо. Чуть улыбнувшись, он приложил ладонь к тому месту и, сосредоточившись, мысленно попросил:

– Сбереги их, батюшка. Не дай пропасть.

Оберег снова толкнулся, словно отвечая, и Матвей вдруг понял, что и с детьми, и с женой, и с родителями всё будет хорошо. Откуда взялось это знание, он не понял, но поверил в него сразу. А может, ему просто хотелось в это верить…

* * *

В Екатеринослав полусотня вошла на третьи сутки. Точнее, их встретили у заставы и прямым ходом отправили на торговое поле, где по осени проходили ярмарки. К удивлению Матвея, процесс сбора войск был организован вполне достойно. Для прибывающих уже были заготовлены дрова и установлены палатки. Имелись также временные коновязи и поилки для лошадей. Но удивление быстро сменилось презрением, когда он заглянул в приготовленную для его десятка палатку.

Старый, протёртый до дыр брезент, треснувший центральный столб, поддерживавший верхнюю часть, и кое-как сколоченные из сырой доски нары. Мрачно оглядев это убожество, Матвей презрительно скривился и, качнув головой, угрюмо проворчал:

– Да уж, это государство никогда хорошо жить не будет.

– Ты чего так ворчишь, командир? – сунулся в палатку Егор.

– Да вот думаю, сейчас пойти рожу начистить тому, кто это всё делал, или плюнуть и у костра ночевать?

– А-а, – махнув рукой, протянул опытный казак. – Не рви сердце, брате. Это дерьмо не переделаешь. Айда к костру, погуторим.

– Случилось чего? – моментально подобрался Матвей.

– Да не, все слава богу. Просто там Стремя чегось суетится. Тебе б сходить, глянуть.

Выбравшись из того убожества, что местные власти называли походной палаткой, Матвей быстро огляделся и, приметив командира полусотни, направился к нему. Подъесаул, ругаясь на чём свет стоит, пытался что-то втолковать стоявшим перед ним чиновникам, размахивая руками и тряся жилистым кулаком. Чиновники, сохраняя каменные морды, то и дело быстро переглядывались, но продолжали сохранять надменное молчание.

Подойдя, Матвей прислушался к экспрессивному монологу подъесаула и, вздохнув, негромко подсказал:

– Командир, чего ты на них время теряешь? Они ж те деньги давно уж промеж себя поделили и в кубышку спрятали. Плюнь. Пусть жандармы разбираются. Только рапорт атаману напиши. Уж он им быстро объяснит, с какого конца нужно редьку есть.

– А ты, казак, язык бы придержал, пока беды не случилось, – не выдержав, зашипел один из чиновников.

– Или что будет? – презрительно усмехнулся Матвей, глядя ему в глаза. – Ты, чинуша, никак родового казака напугать решил? Ну, попробуй. Только гляди, чтобы пуп не развязался.

– Пойдёмте, Савелий Игнатьич, – вмешался другой чиновник. – Этих дикарей не переделаешь. Не нравится, так пусть на голой земле ночуют.

– С тех нар, что вы наставили, устанешь после занозы из задницы выдёргивать. Сами на них ночуйте, – не остался Матвей в долгу и, махнув на них рукой, шагнул к подъесаулу. – Кого ещё ждём, командир?

– Терцы подойти должны и семиреченцы, – негромко ответил Стремя. – А ты зря так с этими гусями. Они вроде и чинов невеликих, а пакость какую сделать всё одно могут.

– Мне или войску? – деловито уточнил Матвей.

– Тебе. Для войска у них руки коротки.

– Ну, пусть попробуют. Прямо в постелях и удавлю тварей. Да так, что никто и не поймёт, кто их так. Я, друже, пластун, а не хрен собачий.

– Бога ты не боишься, Матвей, – укоризненно покачал подъесаул головой. – Это ж, как ни крути, а государевы люди.

– Дерьмо это шакалье, а не люди, – фыркнул Матвей, отмахнувшись. – Ты мне вот что скажи, в какую сторону после пойдём?

– Пока не знаю. А тебе что с того?

– Так мне понимать надобно, что за путь у нас будет. От этого и буду думать, как за конями смотреть. Ежели через горы, одно, а ежели иначе?

Вопрос повис в воздухе. Стремя задумчиво покосился в сторону синеющих на горизонте гор и, почесав в затылке, неопределённо пожал плечами.

– А как иначе-то? Особливо ежели в Персию.

– Так по Хазару можно. Вдоль берега. Корабли только нужны будут. А так ещё и быстрее получится.

– Тоже верно. Да только что там наши генералы решат, одному богу известно, – вздохнул подъесаул, разведя руками. – Так что не пытай меня пока. Буду знать чего, сам расскажу. Ступай покуда. За десятком пригляди.

– Так уже. Казаки уж и костёр развели, и воду кипятить взялись. Осталось понять, кулеш самим варить или кошевые займутся.

– Сами варите, – махнул Стремя рукой. – Припасы у нас для похода, а тут мы только собираемся.

– Добре, – понимающе кивнул Матвей и, попрощавшись, вернулся к своим подчинённым.

Узнав, что кашеварить придётся пока самим, казаки развили бурную деятельность. Каждый боец десятка тут же выложил из своего походного сидора все припасы, собранные им жёнами, которые нужно было съесть в первую очередь. Так что на аккуратно расстеленной чистой холстине был собран настоящий пир. Пироги, сало разных видов, колбаса, лук, сухари, варёные яйца, в общем, всё то, что брали с собой в долгую дорогу. Нашлась даже вяленая рыба.

Подвесив над костром пару котелков для чая, казаки расселись вокруг на сёдлах и принялись не спеша, со вкусом обедать. За этим занятием их и застал непонятно откуда взявшийся полицейский полковник. Заметив удивленные взгляды, направленные себе за спину, Матвей развернул в руке нож, которым нарезал колбасу, и, увидев в отражении на клинке знакомую фигуру, едва заметно усмехнулся.

– Присаживайтесь, ваше высокоблагородие. Как говорится, в ногах правды нет, – пригласил он, не оглядываясь.

– Ох, и ловок ты, казак, – рассмеялся полковник, устраиваясь на предложенном седле. Причём сделал он это, не чинясь и не пытаясь поставить себя выше окружающих. – Вот уж не думал, что ты меня только по голосу узнаешь. Да ещё через столько лет.

– Невелика хитрость, – отмахнулся Матвей, демонстрируя ему нож. – Я свои клинки полирую так, чтобы они словно зеркало были. Тогда их и ржа не сразу возьмёт, ежели смазывать хорошо. Вот в том зеркале вас и увидел, когда подошли.

– Однако, – удивлённо хмыкнул полковник. – И вправду ловко.

– Так я ж пластун. Иного от меня ждать глупо, – пожал Матвей плечами.

– Это я помню, – усмехнулся офицер, расправляя усы.

– Случилось чего, ваше высокоблагородие, или так, по старой памяти заглянули? – осторожно поинтересовался Матвей, меняя тему.

– Слава богу, нет. Просто услышал, что из вашей станицы казаки подошли, вот и решил поздороваться. Как-никак, жизнью тебе обязан.

– Господь с вами, сударь, – блеснул вежливостью Матвей. – За то дело вы уж давно сполна рассчитались. Вашим радением Георгиевский крест имею.

– Уж поверь, Матвей, я свою жизнь более крестов ценю, – усмехнулся полковник. – Вы тут сколько ещё стоять будете?

– Это уж как бог даст, – пожал Матвей плечами. – Про то теперь только генералы ведают. А наше дело приказ, по коням и гойда.

– Может, нужда какая имеется, казаки? – чуть повысив голос, поинтересовался полковник. – Вы говорите прямо. Коль чем смогу помочь, так я с радостью.

– Благодарствуем, ваше высокоблагородие. Да только нет пока никакой нужды. Поход-то ещё и не начался толком, – за всех ответил Егор, чуть склонив голову.

– Ну, тогда ладно. Ты, Матвей, ежели чего, любого полицейского проси тебя ко мне проводить. Я им такой приказ уже отдал.

– Что, из-за меня одного? – удивился Матвей, не понимая, к чему всё это.

– Нет, конечно. Любой казак, ежели что, может ко мне напрямую обратиться. Дело начато серьёзное, и пока вы тут, я обязан вам в любом деле помочь.

– Благодарствую, запомним, – осторожно кивнул Матвей, продолжая недоумевать.

Поднявшись, полковник попрощался и двинулся куда-то к краю лагеря. Проводив его удивлённо-задумчивым взглядом, Матвей растрепал себе чуб, как всегда делал в минуту задумчивости, и, хмыкнув, негромко проворчал:

– Это чего сейчас было?

– Не бери в голову, – усмехнулся Егор. – Эти благородные все какие-то скаженные. Порой и сами не знают, чего хотят.

– Да уж, и не поспоришь, – усмехнулся Матвей в ответ.

Напившись чаю, казаки раскатали кошму и разлеглись отдыхать. Всё равно иного занятия пока не было. А что? Кони обихожены, оружие в порядке, так почему бы и не передохнуть? Казаки, это не строевая серая скотинка, которую унтера гоняют словно сидоровых коз артикулами всяческими. Хотя толку от тех артикулов, как с козла молока. В бою не выручит и в рукопашной не поможет.

Сорвав травинку, Матвей сунул её в зубы и, вздохнув, откинулся на седло, глядя в синеющее небо бездумным взглядом. Мысли лениво крутились вокруг неожиданного появления полковника. Зачем он приходил и чего хотел, никто так и не понял. Так что высказывание Егора выразило общее мнение. Казаки, блаженствуя, перекидывались ленивыми фразами, помогая друг другу таким образом элементарно не заснуть. Уж очень обстановка к этому располагала. Из этой нирваны Матвея выдернул неожиданный вопрос Романа:

– Командир, а ты ухваткам пластунским ребятишек крепко учишь, или так, только чтобы старшины отстали?

– Я, Рома, всё на совесть делаю, – проворчал, Матвей, не поворачиваясь. – И работаю, и дерусь, и учу.

– Выходит, ежели я сына тебе в учение отдам, из него может добрый пластун получиться? – не унимался приятель.

– Не всё так просто, брате, – вздохнул Матвей, поворачиваясь на бок и находя Романа взглядом. – Чтобы пластуном настоящим стать, одного учения мало. И старания тоже. Тут много чего в одном человеке сойтись должно. И сила, и ловкость, и характер, и даже чутьё. Вон, Егора спроси. Он должен помнить, как прежде пластуны себе учеников выбирали. Из нескольких десятков, дай бог, ежели одного возьмут.

– Это верно, – поддержал его казак. – Выбирали, приглядывались, а бывало, что и после выбора обратно отправляли. Потому как чего-то там не так с пацаном было. Чего именно, и не спрашивай. Про то только они сами ведали. Так что да. Не всё там просто.

– Ишь ты, наука, – удивлённо протянул Роман.

– Ещё какая, – кивнул Матвей. – Тут ведь мало, чтобы казачок крови не боялся. Нужно ещё, чтобы он к той крови вкуса не испытал. Чтоб не тянуло его зарезать кого. А так бывает, когда юный вой вдруг начинает силу свою понимать. Узнаёт, что он с ножом опаснее десятка простых рубак.

– Это ж откуда у него такое понимание? – не понял Роман. – И к чему оно?

– А как ты думал? Пластун, он в первую голову лазутчик. Тихо во вражий стан пришёл, всё, что нужно, узнал, и так же тихо ушёл. А чтобы так сделать, при нём ничего, что может ему помешать, не должно быть. Вот и получается, что для пластуна нож или кинжал первые друзья. Потому как даже из пистоля не всегда стрелять можно. Важнее тишину сохранить. Отсюда и ухватки всяческие, чтобы человека в один миг хоть голыми руками жизни лишить.

– Ты, Ромка, сам подумай, – продолжил Егор. – В станице уж сколько лет всего один пластун, да и тот считай недоучка. А почему? Да потому, что это люди особые. Вон, Матвея когда выбрали, мы грешным делом думали, ошиблись казаки. Ан, нет. Всё как они задумали, вышло.

– А чего это вдруг ошиблись? – заинтересовался Роман.

– Так он же кузнеца сын. Ему железо всякое интереснее. А выходит, недаром пращур его пластуном-характерником был. Кровь всё одно своё взяла, – с усмешкой пояснил казак.

– Это верно, – вынужден был согласиться Матвей. – Хоть махины всякие делать и с железом возиться мне тоже интересно, а пластунские ухватки не отпускают. Каждое утро с тренировки начинаю. Сколько лет уж.

– И сыновей тому учить станешь? – не унимался Роман.

– Обязательно. Станут они пластунами или нет, это уж как бог даст, а умения эти всё одно лишними не будут. Так что буду учить. А ты чего вдруг о том заговорил? – неожиданно озадачился Матвей.

– Да приметил, как ты того полковника узнал. Не оглянулся, не спросил, а просто нож в руке повернул, и всё. Даже жевать не перестал, – рассмеялся Роман.

– Ну, мне чтобы аппетит испортить, одного полковника маловато будет, – усмехнулся Матвей в ответ. – Да и чего тут пугаться? Не в степи один, а в лагере, среди своих.

– Всё одно, ловко у тебя получилось. Тот полковник ажно растерялся, – продолжал смеяться Роман. – Небось, думал, мы вскочим да во фрунт вытягиваться станем. А он ему – «присаживайтесь, ваше высокоблагородие, в ногах правды нет».

Весь десяток поддержал Романа дружным ржанием, а Матвей, усмехнувшись, только головой покачал, понимая, что мужики так просто сбрасывают нарастающее беспокойство.

* * *

В этом лагере они простояли два дня. За это время подошли отряды из других станиц, так что к выходу на торговом поле стояло почти пять сотен бойцов. Несмотря на постоянную настороженность Матвея, никаких особых происшествий в десятке не случилось. Соседи только пристрелили двух конокрадов и выпороли до полусмерти какого-то воришку, пытавшегося залезть в обозную телегу.

Патрулировавшие вокруг лагеря полицейские, глядя на эту экзекуцию, только крякали и головами качали, понимая, что отбить или хоть как-то повлиять на процесс не в состоянии. Получив полумёртвое тело вора, они погрузили его в заранее вызванную телегу и отправили с ближайший лазарет. Глядя, как наказывают вора, Матвей отметил про себя, что ни злости, ни презрения у казаков не было. Они просто делали работу.

Посмел сунуть руку не к своему, получи. А уж выживешь ты после или нет, твоя проблема. Не нужно было лезть, куда не просят. Мысленно подивившись такому открытию, он вернулся к десятку, а через два часа был вызван к подъесаулу. Стремя собрал у своего костра всех командиров и, рассадив их, представил сидевшего рядом с ним казака.

– Знакомьтесь, браты. Подъесаул Гамалий Василий. Теперь это командир сотни. Вторую нашу полусотню вы знаете. Мы с ними горцев гоняли. Так что, слушаться, как батьку родного. Все поняли? – Стремя обвёл собравшихся грозным взглядом.

Казаки дружно кивнули.

– Задача у нас какая? – не удержавшись, с ходу спросил Матвей у нового командира.

– А задача, браты, у нас та ещё, – крякнув, заговорил сотник. – Нужно нам совершить марш и через Баку выйти на Тебриз, а от него ажно до Алеппо дойти.

– Ох ни хрена ж себе крюк?! – охнул Матвей, не сдержав эмоций. – Это ж ажно в Сирии.

– Верно. Там, – удивлённо кивнул сотник. – По всему видать, ты, паря, в школе крепко учился, коль такие вещи на память помнишь.

– В церковной школе первым был, – кивнул Матвей, делая вид, что смущён. – А чего нам там делать придётся? – вернулся он к главному.

– А вот этого я пока и сам не знаю, – вздохнул сотник, которому такое положение вещей явно было не по нутру.

– Ну, Персию мы, пожалуй, пройдём. Там сейчас персы больше друг дружкой заняты, чем еще какой заботой. А в Сирии как? – подумав, задал Матвей следующий вопрос.

– Там у них тоже весело. Хоть вроде и единоверцы, а друг дружку режут так, что и сказать страшно. К тому же там куча всяких племён, которые соседей терпеть не могут. В общем, как-нибудь, с Божьей помощью, – напустил сотник туману.

– А с водой как быть? – продолжал донимать его Матвей. – До Баку и Тебриза реки имеются. Не пропадём. А дальше? Там вроде по карте то ли горы, то ли холмы какие-то, а вот речек не помню.

– Хм, что предлагаешь? – озадачился сотник.

– Пока тут стоим, меха потребно запасти. В Персии можно будет их водой залить и уж после дальше идти. Сам понимаешь, сотенный, без воды мы лошадок сразу загубим. И какое мы тогда без них войско?

– Это ты верно сказал, – задумался сотник. – Надо внимательно карту тех мест глянуть. А про меха мысля верная. Запасём, – кивнул он, поднимаясь.

Сотник ушёл, а командный состав сотни остался у костра, задумчиво переглядываясь и пытаясь понять, что будет дальше.

– Знает его кто, браты? – осторожно осведомился Матвей, кивая вслед новому командиру сотни.

– Толковый казак, – решительно кивнул Стремя. – Я с ним в двух походах был. Дело своё добре знает. Но и ты, Матвей, молодец. Верные вопросы задавать принялся.

– Да я-то ладно, – отмахнулся десятник. – Меня вся эта суматоха удивляет. Словно никто ничего толком не знает и знать не хочет. Езжай туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Лазутчиков боятся? Так тогда не надо было и направление указывать. Что-то тут не то, – покачал Матвей головой, ероша чуб.

– Погоди шуметь, паря, – осадил его Стремя. – Мы ещё из лагеря не вышли, а ты уж бузу поднимаешь.

– Верно сказал, убей бог мою душу, – поддержал его до этого молчавший подъесаул второй полусотни.

– Да я не бузу поднимаю, дядька, я знать хочу, в чём задача наша состоит. От того и людей готовить придётся. Сирия, это ведь не наши степи. Там так просто из колодца не напьёшься. Его ещё найти надобно. Помнишь, что сотник про племена сказал? Они хоть друг дружку-то терпеть не могут, а на нас сразу всем миром встанут, про усобицу забыв. Вот и ломаю голову, как людей сберечь.

– От ведь… – покачал Стремя головой. – Умный ты парень, Матвей, а всё норовишь поперёк батьки в пекло влезть. Погоди малость, дай срок. Как узнаем чего толком, так сразу вам и расскажем.

– Закупай меха под воду, дядька, – махнув рукой, повторил Матвей. – Чего уж там те генералы удумают, одному богу известно, а в тех местах пустыня рядом, и вода ой как нужна будет.