Сон разума

Первым далекий огонек, мелькающий среди деревьев, заметил мой брат.

– Что это там? – спросил он, указав пальцем куда-то за окно.

– Не знаю, – ответил я, всматриваясь в крошечную точку света.

Огонек мелькал высоко, намного выше человеческого роста.

– Может это одна из сторожевых вышек, о которых говорил тот солдат?

– Так, народ, подъем, – громко скомандовал я, пытаясь растормошить людей.

– Что… что такое? – бормотала спросонья Наташка, потирая руками глаза.

– Приехали, – тихо ответил я.

Атмосфера в салоне тут же изменилась: воздух сгустился, наполнился напряжением. Сон у друзей как рукой сняло.

– Что будем делать? – спросил Стас.

Я долго смотрел за окно и мысль о том, чтобы выйти наружу и добраться до вышки пешком все больше и больше мне не нравилась. И чем дольше я смотрел, тем менее привлекательной она мне казалась.

Наконец-то приняв решение, я выключил фары и медленно покатил вперед. Звука двигателя практически не было слышно, лишь ветки изредка скрипели под колесами Морриган, выдавая наше присутствие. Моя правая рука лежала на рукояти передач, готовая в любой момент включить задний ход.

Длинная ветка ели проскрежетала по кузову со стороны водителя, но я даже не взглянул на нее, даже не дернулся. Я до боли в глазах всматривался в увеличивающееся пятно света впереди.

Деревья расступились внезапно. Я надавил на тормоз и застыл на месте, прислушиваясь и пытаясь разглядеть, что творится за последним рядом стволов.

Я видел дорогу, промятую в траве тяжелыми автомобилями, видел протянутую проволоку ограждения, видел основу смотровой вышки – грубо сколоченные между собой доски, – и видел новую стену леса, но уже по другую сторону.

Отпустив тормоз, я позволил Морриган проехать еще два метра; хрустнуло несколько веток, по днищу глухо заскрежетало. Передний бампер автомобиля чуть коснулся линии последних деревьев. Мы все подались вперед, чтобы получше рассмотреть вышку.

Она стояла, как и положено, на четырех ногах и поднималась от земли метра на четыре, не больше. Наспех сколоченный короб, примерно два на два метра, был укрыт сверху брезентом. Где-то конвульсивно тарахтел генератор, периодически кашляя и сбиваясь с ритма. Большой и очень яркий прожектор, что обычно используют в тюрьмах, светил, иногда тускнея и изменяя длину и рисунок тени на земле, доживая свои последние минуты. Наверху никого не было.

– Кажется, никого нет дома, – нервно произнес я.

– Что будем делать? – шепотом спросила Наташка.

Правой рукой я расстегнул наплечную кобуру кольта и оглянулся:

– Прогуляться не желаете?

Все переглянулись. Кто-то громко сглотнул. Кажется, это был Стас, но точно я бы утверждать не взялся.

– Это действительно необходимо? – спросил Серега, ежась от подступившего внутреннего холода.

– Надо осмотреть вышку, вдруг там что-то есть. – А подумав, я добавил: – Или кто-то.

– Веселенькая перспектива.

Хлопнули двери, и мы все разом выбрались наружу. Высокие стволы лиственниц – последнее, что мы успели увидеть, прежде чем погас свет прожектора.

2

Отрезанный от света я словно резко провалился в бездонную пропасть, моментально навалилась тишина, и мой желудок вместе с остатками храбрости упал к моим ногам. Повинуясь минутному импульсу, я сделал машинальный шаг назад. Хрустнула ветка, за ней еще одна. Раздался тихий вскрик. И в этот момент паника полностью овладела мной. Я принялся лихорадочно пятиться назад, пытаясь правой рукой достать свой кольт, намертво зацепившийся курком за ремень наплечной кобуры. И только крепкий ствол дерева, что я в первые пару ужасающих секунд принял за подступивших со спины солдат, смог остановить мое отступление.

Я прижался к стволу спиной и бросил бесполезные попытки извлечь револьвер, страх подстрелить себя или своих друзей пересилил угнездившуюся панику. Опустив руки, я провел пальцами по грубоватой коре, словно пытаясь убедить себя, убедить разыгравшееся воображение, что никакой опасности нет. И только когда кусочек коры распался в моих руках в мелкую труху, я смог перевести дыхание и унять дрожь во всем теле.

Секунда за секундой, один короткий прерывистый вздох за другим, все больше приводили меня в чувство. Паника отступала, позволяя мне вновь мыслить рационально.

Что произошло? Погас свет. Вероятно, сдох генератор, и прожектор попросту выключился, и не было в этом ничего необычного, не было никакой засады. Нас никто не ждал.

Я продолжал безнадежно всматриваться в черноту перед собой, но не видел даже ближайших деревьев, не видел даже своих рук, вплотную поднесенных к лицу. Утерев испарину со лба, я прислушался: тихое копошение, поскрипывание опавших веток, тяжелое дыхание рядом и приглушенное всхлипывание.

Сделав над собой усилие и отринув голос логики, я тихо позвал:

– Наташка?

Секунда томительной тишины.

– Я… я здесь, – всхлипнула девочка.

Голос раздался откуда-то справа. Плачет, нельзя наверняка сказать, что с ней.

– Саня? Пацаны? – увереннее позвал я.

– Здесь, вот черт, мы все здесь.

– Все в порядке?

– Я упала!

– Все в порядке?!

– Да, вроде все.

Понять, кому принадлежали голоса, можно было с трудом. Даже столь хорошо знакомые, они казались лишь тенями прежних голосов их владельцев, так же легко подавшимся панике, как и я.

– Хорошо, двигайтесь на голоса… – закончить я не успел: вспышка света осветила лесную опушку. Только было отступившая паника, чуть с новой силой не ударила меня, спасла лишь вернувшаяся возможность мыслить.

Я услышал тихое тарахтение генератора и осознал, что услышал его не вдруг, что он работал все это время, все так же натужено, все так же умирающе. И именно это открытие вернуло мне чувство времени: в темноте мы провели не больше десятка секунд, что потребовались генератору очередной раз кашлянуть, и продолжить работать на остатках топливных паров.

Свет померк, отражающая поверхность прожектора потускнела, казалось, уменьшившись до размера небольшого желтого пятна, на фоне которого ярко выделалась большая нить накаливания.

Я осмотрелся: Наташка сидела на земле, утирая глаза; Стас и Серега укрылись глубже в лесу; Саня присел за соседним деревом, справа от меня. Кажется, в остальном лес оставался все таким же пустым и безжизненным.

Я кивнул Сане в сторону Наташки и тот все понял без слов. Отыскав взглядом глаза Стаса, я махнул рукой, и мы медленно двинулись вперед. Нужды пригибаться и стараться не шуметь, не было никакой – наши голоса уже давно оповестили бы хозяев о прибытии незваных гостей, но мы все равно продвигались вперед осторожно.

Забравшись в короб вышки, мы обнаружили там лишь еще один кусок брошенного брезента и несколько пустых и дурно пахнущих банок из-под тушенки.

– Что думаешь? – прошептал Стас, присев рядом со мной.

Я еще раз осмотрел короб и убедился, что больше здесь нет ничего интересного.

– Думаю, что тут нет никого, минимум, с вечера вчерашнего дня.

– Почему ты так решил?

Я попытался поднести пустую банку к лицу и дернулся на половине пути.

– Смердит так, словно ее именно тогда и бросили.

Я отпустил банку, и она с металлическим стуком покатилась по дну короба. Руку я брезгливо вытер о штаны.

– А может она тут уже неделю лежит! – настаивал мой друг.

– Ладно, слушай, – отчего-то тоже перешел я на шепот, – мы с мамой часто готовим макароны по-флотски – и не спрашивай меня почему, люблю я их, ясно? – Стас коротко кивнул. – И потому я отлично знаю, как начинает пахнуть эта баночка, если ее не выкинуть в тот же день.

– Вот та, – я переместился с ноги на ноги и указал на соседнюю банку из-под тушенки, – лежит тут уже пару дней. От нее и такой сильный запах. Эту открыли между первой и второй. И судя по всему, тут дежурил один человек.

– А это-то почему?

Прожектор очередной раз вспыхнул, осветив изрядную часть поляны, и я, ухватив друга за голову, пригнул его ниже:

– Ладно, слушай: банки открывали с периодичностью, которую я бы оценил в десять часов, если верить моим ощущениям. Верить им или нет – решать тебе. Если же мы решили им верить, – Стас утвердительно кивнул, и я снисходительно склонил голову, – то я заключаю, что тушенку съел один и тот же человек, что дежурил на вышке.

– Но…

– Тс-с-с, – перебил я его. – Я лучше поверю, что тут перекусывал один человек, чем в то, что наше правительство не может выделить солдатам больше одной банки на двоих в день.

– Хорошо, – шепнул Стас. – Но почему этот короб такой большой? Не слишком ли для одного?

Я с уважением посмотрел на друга и улыбнулся:

– Точно! Вот отсюда у меня такой вывод: изначально, их тут дежурило двое – больше бессмысленно, это расточительство личного состава, – но что-то произошло, и гарнизон уменьшили. Может, отозвали солдат еще куда. Времена не особо спокойные, знаешь ли.

– Но охранять такую тварь в одиночку…

– Возможно, выбора не было, – отмахнулся я. – Любопытнее то, что генератор давно не заправляли, и я нигде не вижу канистр. Ни пустых, ни полных про запас. А судя по запаху и скопленным банкам, тут никого нет уже сутки.

– Думаешь, его отозвали? – Стас обвел руками короб. – Ну, этого, солдата?

– Отозвали, – кивнул я. – И видимо срочно.

– Почему срочно?

– Брезент, – шепнул я, указывая себе за спину. – Прожектор, генератор. Наша армия может не столь скупая, чтобы выдавать паек из расчета один на двоих в день, но и не столь расточительная, чтобы бросать тут все штатное оборудование.

– Это верно, – Стас стукнул кулаком о свою ладонь. – Верно. Верно. Но, так, это, а куда же они делись?

Я, все так же на корточках, добрался до края короба и глянул вниз.

– В разбитый неподалеку гарнизон, – туманно ответил я, разглядывая следы на земле.

– И в какой он стороне?

– Очевидно, что либо в той, – я указал рукой налево, в сторону дороги, что терялась во тьме леса. – Либо в той, – я указал рукой направо, в сторону дороги, что огибала небольшой холм и так же исчезала во тьме.

– А поконкретнее?

– Да откуда мне знать! – вспылил я. – Я же не ищейка, сам смотри.

Стас тоже перегнулся через край и взглянул вниз, где по всей видимой части дороги разбегалось множество следов автомобильных покрышек.

– Следы протектора ведут и в ту, и в другую сторону, – сообщил он мне через минуту.

– Вот именно, – скривился я.

Стас плюхнулся на задницу и, раскидав ноги, спросил:

– Так и куда мы поедем?

На что я лишь развел руками.

Решение мы приняли быстро. Стоило нам только спуститься, чисто интуитивно прихватив с собой брошенный брезент (русский человек всегда захватит с собой все, что плохо лежит – авось в хозяйстве и пригодится), как все вопросы о дальнейшем пути отпали сами собой. Мы просто встали все впятером в уменьшающемся пятне желтого света и посмотрели сначала в одну сторону, а затем в другую. Дорога за нашими спинами убегала прямиком в чернеющую вдали лесную чащу. Та же, что лежала прямо перед нами, огибала холм и исчезала за поворотом, чтобы снова вернуться через добрую сотню метров. А как многие знают, страх перед неизвестным, всегда меркнет перед чем-то осязаемым. Таким образом, не видимый нам путь, показался менее страшным.

Мы загрузились в Морриган и вновь двинулись в путь. Нашу четырехколесную старушку мы бросить не решились, хоть и понимали, что ехать по дороге на автомобиле не самая лучшая маскировка. Но и шагать неведомо сколько пешком – перспектива не из лучших. К тому же, мы решили, что на машине сможем быстро сбежать, если что-то пойдет не так.

Естественно, мы не брали в расчет тот факт, что скрываться на машине в лесу ночью – занятие не из простых. Скорее нас встретит первое же дерево на пути. Но об этом никто старался не думать. А если и думал, то мыслями со всеми остальными делиться не спешил. Все были напуганы, а хорошо знакомый нам салон Морриган внушал какое-никакое спокойствие.

Следующий час мы медленно ползли по дороге вперед, включая ближний свет на несколько секунд, чтобы убедиться в правильности пути. Выглянула луна, и теперь, в ее бледном свете, мы могли двигаться относительно незаметно. Но честно признаюсь вам, что каждый раз, когда очередная вспышка фар освещала лесную дорогу, я ожидал увидеть в их свете бледное от напряжения лицо солдата, дуло автомата которого, направленно прямо на меня.

Но минуты сменяли минуты, складывались в часы, а этот серьезный, но совсем еще юный солдат так и не появился, и я наконец-то смог расслабиться. Даже поддержал Наташку, что вновь ушибла попу и ободрала руку при очередном падении, одним старым анекдотом. Что-то из разряда «Падают как-то русский, китаец и немец в яму».

Мы увидели зарево впереди, когда часы на приборной панели показывали начало четвертого.

– Думаешь, это оно? – спросил Саня, нервно потирая щеку.

Я только кивнул, поскрипывая мокрыми ладонями по обшивке руля. Когда цель, к которой ты двигался так долго прямо перед тобой, нервы отчего-то сдают и холодный разум полностью отдается во власть подступающей панике. Примерно так я чувствовал себя первый раз в постели с девушкой, которая была старше и куда более опытней, чем я.

– Подъедем ближе? – спросил я.

Ответом мне было молчание, и я понял, что мои друзья напуганы так же сильно, как и я.

Осторожно отпустив педаль тормоза, я выключил все огни, и Морриган сплошным черным пятном двинулась вперед. В салоне царило молчание, неслышно было даже усердного сопения Стаса. Я представлял, как здоровяк пытается задерживать дыхание, лишь бы не дать о себе знать, не выдать нас. Я хотел было оглянуться и взглянуть на него, подтвердив свою догадку, но не мог себе позволить оторвать взгляда от разрастающегося пятна света впереди.

Мы остановились, как только завидели первые вышки и прожекторы, светящие яркими лучами света. Наверняка генераторы у них заправлены под завязку. Я неуклюже развернул машину, стараясь управлять ею одеревеневшими конечностями, и скатил с дороги ближе к лесу. Тут ее не было видно со стороны лагеря, но любой проехавший мимо грузовик, обнаружил бы машину без малейших проблем.

– Ладно, – сказал я, с какой-то смутной тревогой разглядывая свою Морриган, – больше мы ничего сделать не можем.

– И откладывать тоже, – подхватил стоящий позади брат.

Я кивнул не оглядываясь. Взгляды были излишни. Все и так все понимали.

Деревьями мы стали пробираться все ближе к гарнизону, стараясь не высовываться и двигаться как можно тише. Мы шли, пригнувшись, и вероятно, даже боялись поднять глаза, боялись увидеть, что там впереди. Вероятно, потому и впали в ступор, когда преодолев очередной холм, внезапно оказались на открытом месте, перед огромным плацдармом забитым выстроившимися по взводам солдатами.

Я заметил, что они не просто стояли здесь, выслушивая инструктаж, они словно ждали кого-то. Командиры взводов нервно переминались с ноги на ногу, а одинокая фигура напротив и вовсе выхаживала взад-вперед.

Вот в лагерь въехал черный внедорожник в сопровождении нескольких военный уазиков. Они остановились прямо посреди импровизированного плаца, и все солдаты вытянулись по команде «смирно». Дверь внедорожника открылась, выпустив сперва удушливое облако табачного дыма, и лишь затем весьма тучного человека в военной форме. Офицерской военной форме.

Вся эта картина разворачивалась у нас перед глазами буквально несколько секунд, а затем яркий столб света выхватил нас из темноты и кто-то громко заорал:

– Нарушители! Нарушители на территории лагеря!

Целую долбанную секунду я стоял оглушенный, подчинившийся воле яркого света, скованный по рукам и ногам, отданный на волю победителя, прежде чем страх дал о себе знать. Я бегом кинулся назад, хватая руками всех, до кого смог дотянуться. Мы поскользнулись, упали, огромным кубарем слетели вниз, но тут же подскочили и принялись бежать дальше, все перепачканные и облепленные опавшими листьями.

Первую минуту погони я считал, что бежал, не разбирая дороги. Я не слышал ничего, кроме громких ударов сердца и шума бьющей рывками по моим венам крови. От этого звука заложило уши. Но вскоре понял, что подсознательно стремился туда, где мы всего несколько минут назад бросили Морриган.

Я не кричал, не указывал путь, я просто подлетел к машине и, запрыгнув в кресло водителя, принялся тарабанить ключом по приборной панели в поисках скважины зажигания. И лишь когда ключ повернулся, а двигатель ожил, я оглянулся и спросил:

– Все на месте?

Мне кивнуло четыре чумазых, перепачканных лица.

Не теряя больше ни минуты, я погнал Морриган наверх, в сторону дороги. Когда машина перевалились через кювет, вильнув капотом, я включил дальний свет. Именно в этот момент произошло то, чего я так сильно боялся весь путь сюда.

Его лицо возникло неожиданно. Словно призрак он материализовался перед нами. Невысокий, щуплый, в нелепо сидящей на лысой голове кепке. Солдат, который видимо, шел пешком от дальней вышки, который волею судьбы опоздал на построение, с автоматом на плече стоял напротив нас.

Первые секунды, он даже не понял кто перед ним. Его рука по привычке скакнула к козырьку, он вытянулся во весь свой небольшой рост, выпятив впалую грудь, желая казаться статнее, чем он есть на самом деле. Он с ужасом смотрел на нас, а мы с ужасом смотрели на него.

А когда он понял в чем дело, понял, что мы не тот, кого все ждут, то неловко потянул за лямку автомата. Я надавил на педаль газа и рванул в объезд солдата. Парнишка раскрыл глаза шире, решив, что мы едем прямо на него и прыгнул в сторону, покатившись по земле.

В салоне царила тишина.

Первые звуки выстрелов раздались неуверенно, словно стрелок не знал, что ему точно делать и палил в воздух. Второй выстрел пролетел совсем рядом. Третий пробил левое заднее колесо, и нас понесло на деревья. За нами послышался рев двигателей.

Я старался удерживать машину как мог, но нас нещадно кидало то в одну сторону, то в другую, колеса то и дело попадали в ямы.

Четвертый выстрел в дребезги разнес заднее окно. Громко закричала Наташка. Последовал удар. Затем всхлип и тишина.

Страх сковал меня полностью. Я больше не управлял Морриган. Я больше не управлял своим телом. Ужас захлестнул меня с такой силой, что я не видел дороги перед собой.

Что с ней? Почему она кричала? Почему молчит сейчас?

Но я не мог повернуть головы. Просто не мог. Меня парализовало от ужаса.

Пятый выстрел лишь шаркнул по кузову Морриган. Шестой и седьмой пролетели мимо. Восьмой разбил зеркальце со стороны водителя.

Моя нога вжала педаль в пол, и мы тащились вперед, с трудом набирая скорость. Деревья мелькали перед нами и словно сами услужливо уступали нам дорогу. Я не мог пошевелить и пальцем.

Девятый выстрел, и он же последний, был, скорее всего, шальным. Он пробил второе колесо сзади.

На такой скорости нас закрутило, кинуло сначала влево, затем вправо. Машину не перевернуло только потому, что она боком влетела в дерево. Еще толчок, новый оборот. Капот Морриган кинуло вверх, и он врезался в толстый сосновый ствол.

Меня кинуло на руль, прижало, сдавило, и тут же отпустило. Я оглянулся на брата. Он ошарашенный, но абсолютно живой сидел рядом. Нас не выкинуло в окно только потому, что траектория, по которой неслась Морриган, была петляющей, что и замедлило ход. А в конце передняя ось на что-то налетела, и нас подкинуло вверх, ударив о дерево.

Я оглянулся: пацаны потирали ушибы, Наташка сидела между ними, и казалось, пребывала в предобморочном состоянии. Но это все не важно! Она цела! На ней ни капли крови! А остальное все не важно.

– Хватайте все, что попадет под руки! – взревел я и принялся тянуть ручку двери, пинать саму дверь ногами, пока она, наконец, не открылась, и я не вывалился наружу.

Я упал с высоты полуметра и только тогда понял, что Морриган налетела на вылезшие наружу корни. Автомобиль стоял под углом, превышающим тридцать градусов.

– Скорее, скорее, – подгонял я, хватая в руки первое, за что зацепились пальцы.

Я нащупал лямку, похожую на лямку рюкзака. Перекинув его через спину, я подхватил шатающуюся Наташку, которая ослабевшей рукой тянула маленькую спортивную сумку.

За нашими спинами раздались крики, и послышался топот ног. Солдаты шли пешком. Вряд ли кто-то решил повторить тот трюк, что устроили мы.

– Бросайте все, – зашипел я. – Бежим.

И мы кинулись бежать между деревьями, не разбирая дороги и стараясь как можно сильнее углубиться в лес. Тогда нам это казалось хорошей идеей.

– Оставить огонь! – кричал лейтенант. – Отставить. Там же дети, там дети…

Солдаты послушались, опустив стволы. Но когда на место аварии вышел тучный майор, обстановка опять накалилась.

Он молча прошелся по лесному настилу осторожно ступая своими сверкающими в лучах фонарей туфлями, прикурил и хмуро уставился на искореженный автомобиль.

– Лейтенант, – тихо произнес один из солдат с автоматом. – Какие будут рас…

– Машину сжечь, – перебил его майор. – Все свободные люди идут в погоню. Лейтенант за мной.

– Что делать с беглецами? – спросил тот же солдат.

Майор долго думал, покручивая пальцами дымящуюся сигарету, а когда повернулся, то глаза его были неотличимы от ночной темноты леса.

– Никого не оставлять в живых, – ответил он.

– Но… товарищ майор, там же дети, – ужаснулся лейтенант.

– Я ясно выразился, лейтенант Шаманов? – сверкнул глазами майор. – Машину сжечь. Никого не оставлять в живых.

Громко скрипя ботинками, майор удалился, унося с собой тошнотворный запах своих сигарет.

– Машину сжечь, – далеким эхом повторил лейтенант.

– А как же лес? – переспросил солдат. – Ведь пожар?

– Я здесь не для того, чтобы отвечать на вопросы! – крикнул лейтенант, вскинув руки к голове, словно хотел прикоснуться к вискам, но все же передумал.

Он вздохнул, опустил руки и ответил в пол-оборота:

– Машину в овраг. Вырыть траншеи, не дать огню распространиться. Потом забросайте остатки землей и ветками. Ни к чему оставлять такие явные следы.

– А что с деть… с беглецами?

Лейтенант остановился, низко опустил голову.

– Всем вернуться в лагерь.

– Но майор…

– Всем вернуться в лагерь, – процедил лейтенант, скрипя зубами. – Теперь это не ваша забота.

– Но тов…

– Отставить, рядовой! Выполнять приказ!

– Так точно, товарищ лейтенант! – и приложив руку к козырьку, солдаты бросились исполнять приказ.

А где-то вдалеке, укрывшись за деревьями чтобы перевести дух, я, до боли закусив губу, наблюдал, как вспыхнуло то, что когда-то было моей Морриган.

3

– Андрюш, идем. – Маленькая ладошка осторожно легла на плечо, сжала его. – Надо идти.

Глаза защипало. Я опустил голову на свое предплечье, тяжко вздохнул, переводя дыхание и молча кивнул. На руке остались длинные черные разводы. Я и не знал, как полюбил нашу Морриган.

Отвернуться и не смотреть на то, как далекие языки пламени осветили крупицу леса, было правильным. Иногда нужно так делать: просто отворачиваться, уходить и оставлять что-то в прошлом.

Наташку все еще пошатывало, но стояла девушка уже уверенно. Сочувствующе улыбалась мне. Я шмыгнул носом и тоже улыбнулся ей в ответ.

– Да, идем. – Я подхватил Наташкину сумку и вместе мы доковыляли до пацанов, что нервозно озирались, растирая ушибленные места.

Можете мне поверить, ушибов и синяков хватило всем. Но я был рад тому, что этим все и ограничилось. Видимо я был прав, и за детьми действительно кто-то присматривает. Возможно, присматривает свыше.

– Готовы идти? – спросил я.

– Только тебя и ждем, – ответил Саня, спешно поднявшись с земли.

Я повернулся к Наташке.

– Ты как? – я осторожно осмотрел ее голову, крови не было. – Сильно ушиблась?

– Так, что звезды посыпались, – честно ответила она. – Думала, сознание потеряю.

– Но сейчас все в порядке, – спешно добавила она. – Могу идти.

– Не мутит? Тошноты нет? Голова кружится?

– Все в порядке, мамочка, – усмехнулась она в ответ.

Я кивнул и перевел взгляд на Стаса, который смог подняться, только с Серегиной помощью.

– Выглядит паршиво, – скривился Серега, переведя взгляд на меня.

– Все хорошо, – тут же отозвался Стас. – Я могу идти.

– Что тут?

– Ему ногу сидением прижало. Смотри, какой синяк.

Я согнулся над ногой Стаса и покачал головой. Выглядело и правда, паршиво. Нога ниже колена немного опухла и посинела, а из множественных царапин сочилась кровь.

– Это может быть перелом, – заметил я.

– Я же говорю: нормально! – повторил Стас сквозь зубы.

– Стоять можешь?

Здоровяк честно попытался встать на обе ноги, но это все, что у него получилось. Скривившись, он облокотился на Серегу.

– Может… – неуверенно начал я.