Мой вызов. Осколки нас

Застываю у кровати на несколько минут, зависаю, смотря на неё. На то, какая она, сука, в лунном свете из окна красивая, даже описать не могу, сравнить не с чем. Волосы разметались по подушке, ладошки сложила под голову, скрутилась в позе эмбриона, прикрывшись одним только уголком одеяла, оставляя ноги на виду. Длинные, гладкие, изящные.

Прикрываю глаза и глубоко вдыхаю. Член колом, пальцы рук зудят, тянет к ней прикоснуться, но я знаю, что меня поведёт, и это плохо кончится. Силой брать не хочу, а добровольно она не согласится. Не после того, как я себя с ней веду.

«Ты же собирался спать с ней в одной кровати», – усмехается надо мной голос в голове. Если я только взглянул на неё, и стояком можно орехи колоть, то что будет, когда буду лежать рядом? П*здец полный, вот, что будет. Но я предпочитаю мучиться, потому что я х*ров мазохист.

Проснись, Давид! Она тебя предала, и здесь ты устанавливаешь правила игры.

Присаживаюсь на край кровати и, накрыв её щиколотку, провожу рукой вверх, по колену и бедру, пока кончики пальцев не касаются кружева трусиков. Хрустальная девочка вздрагивает, подрывается, к изголовью прижимается, подтянув одеяло до подбородка.

– Ч-что? – дрожащим голосом спрашивает, на меня смотрит испуганными глазами, а мне только и остаётся, что кулаки сжимать.

– Со мной спать будешь, – холодно бросаю, поднимаюсь на ноги и наклоняюсь к ней.

– Нет! Пожалуйста, Давид, не делай этого, – кричит, и слышу всхлип. – Пожалуйста, – принимается ногами махать, как сумасшедшая, лупит меня стопой по руке, когда я тяну конечности к ней.

– Хватит! – рявкаю. – Я ничего тебе не сделаю, просто спать будем, – проговариваю раздражённо, а у самого сердце сжимается от её зашуганного вида. – Встала, или на руках понесу, – добавляю, но она не реагирует, только взглядом меня испепеляет. – Ладно, – сбрасываю одеяло, едва сдерживаясь от стона, ведь под ним она в трусиках и тонком топе, сквозь ткань которого проступают твёрдые горошины сосков.

Беру её на руки, а Аля как каменная, словно судорога схватила, и даже дыхание отняло. Но не бьётся, не орёт и не сопротивляется, и когда укладываю её на свою кровать, не шевелится. Когда сам ложусь рядом и к себе притягиваю, – не дышит, только дёргается, мелко трясётся. А я дурею, запах её вдыхаю, и башню сносит.

П*зда мне, но плевать, оно того стоит.

Думал, хрен усну с каменным стояком, но уже через пять минут уплыл в царство Морфея. И мало того, спал как младенец, с одним единственным исключением – чувствовал каждое движение Хрустальной. Едва шевелилась, я прижимал к себе, чтобы не убежала.

– Я дышать не могу, – шепнула среди ночи, и я, поняв, что слишком напрягся, ослабил хватку.

Зарылся носом в её волосы и словно оказался в раю… п*здец, я плыву к хренам. В раю, вашу мать, нет, это всё спермотоксикоз и ничего больше. Но, чёрт, проснулся, едва солнце за горизонт выглянуло, и, подперев голову кулаком, смотрю, как она спит, уже не знаю сколько.

Какого хрена она такая красивая? Почему я не могу переключиться на любую другую? Что в ней такого?

Кожа белоснежная, тонкая настолько, что вены просвечивают, особенно на груди. А грудь… стопудово пластику сделала, но зачем? Может, мужика нашла, а его не устраивала твёрдая двойка? Какой мужик, нах*й, я ей ноги выдерну, если она посмела под другого лечь. Но вопрос сисек висит в воздухе. Не растут за год такие буфера, даже соски больше стали.

«Ну и нахрена ты туда смотришь? Стояк мучать перестал?», – возмущается голос в голове, и я падаю на подушки, прикрыв глаза.

Какая, к чёрту, разница, что случилось? Набрала вес, у многих уходит в грудь и задницу. Но п*здеть не буду, ей очень идёт. Да ей всё пойдёт, бл*ть! Наваждение она, одержимость во мне пробуждает.

Вспомнить надо, зачем она здесь, где шлялась целый год, что времени не было приехать объясниться. Не стоит забывать, что ножом в спину ударила, и похрен, по каким причинам. Не надо вестись на это совершенное тело. Я ведь мести хотел, чтобы она ответила за предательство, а сижу и сопли наматываю. Кое-какой план выстроил, и надо уже запустить его. Буду делать с ней то, что ей точно не придётся по вкусу.

Вопреки собственным настройкам, я поднимаюсь с кровати максимально аккуратно и так же тихо покидаю спальню. Инстинкты, чёрт бы их побрал. Спускаюсь на первый этаж, варю себе кофе и выхожу на балкон. Травлю себя никотином долго, наблюдая, как солнце поднимается всё выше, и как растёт температура.

– Можно дверь закрыть и не коптить весь дом, – раздаётся в какой-то момент, а следом хлопает балконная дверь.

– Нихрена мы офигели, – хмыкаю, вытаращив глаза.

Допиваю остывший бодрящий напиток и, не докурив сигарету, тушу её в пепельнице, после чего возвращаюсь в квартиру. Хрустальная с мрачным видом стоит у плиты и, судя по запаху, варит себе кашу. Делает вид, что не замечает меня, а я осматриваю её с головы до ног. Волосы собраны в небрежный пучок, открывая шею с молочной кожей. Футболка чёрного цвета облегает её, как перчатка, выделяя грудь, и я в который раз убеждаюсь, что она на два размера больше. Шорты чуть выше колен или лосины, х*р пойми, как их зовут, обтягивают задницу и бёдра, которые стали шире с нашей последней встречи год назад.

– Мне не предложишь? – подаю голос, когда она садится за стол с тарелкой.

– Руки, ноги есть, сам себе накладывай, – отвечает, даже не посмотрев на меня, и, зачерпнув ложку жижи, отправляет её в рот, предварительно подув.

По правде говоря, мне эта овсянка – а это именно она, этот запах я ни с чем не перепутаю – поперёк горла, в тюряге наелся ею на всю оставшуюся жизнь. Но сидеть за столом напротив Хрустальной очень хочется, и только потому, что вижу, как ей некомфортно от моего присутствия. Ясен пень, привыкла за год, да и меня почти дома не было за эту неделю. Ну ничего, придётся потерпеть мою персону, и чем больше нос будет морщить, тем дольше мою рожу будет лицезреть.

Закинув себе в тарелку немного этой блевотины, я занимаю место напротив, и Хрустальная тут же демонстративно отворачивается к окну.

– Что это за хрень? – спрашиваю, выплюнув кашу обратно. – Никакого вкуса, в тюрьме и то было лучше.

– Приготовь сам, – бросает убийственный взгляд на меня.

– У нас что, специи закончились? Могла бы яйца пожарить…

– Твои? С удовольствием, – перебивает, заставляя ухмыльнуться.

– Язык подточила? – вопросительно бровь выгибаю.

– Работаю над этим, – отвечает и снова в окно смотрит.

– Ты страх потеряла? Не боишься, что отрезать тебе его могу? – оттолкнув тарелку, опираюсь локтями на стол, подавшись чуть вперёд.

– А ты не боишься, что я отравить тебя могу? – прищуривается, изучая моё лицо.

– Духа не хватит, – кривлю губы в подобии улыбки.

– Ты не знаешь, на что способна ма… женщина, – проговаривает, и я пропускаю мимо ушей её оговорку.

– Отчего же, знаю, – киваю, смахивая со стола невидимые пылинки. – Одна нож в спину воткнула и пошла дальше жить припеваючи.

– Не дай бог, чтобы ты так жил, как она, – выплёвывает со злостью в тоне.

– Ай-ай, бедная, в особняке за несколько лямов чалила, – цокаю языком, прикладывая руку к груди.

– Выбора особо не было, – тихо проговаривает.

– Выбора не было у меня в пятнадцать лет, а ты просто предпочла самый выгодный вариант. Мужика нашла в Москве? Кто тебя спонсирует? Кто сиськи оплатил? Работал явно профессионал… – замолкаю, когда мне на голову выливается овсяная жижа.

– Идиот! – шипит и, со скрипом отодвинув стул, удаляется.

– Вечер не занимай, у меня планы, – кричу ей вслед, усмехаясь и вытирая лицо.

Глава 6. Шанс

Я дошла до двери свободы, но он снова схватил

меня за горло – словом, взглядом, своей проклятой рукой.

Аля

Планы у него, придурок бессовестный!

– Кто тебе сиськи оплатил? – кривлю голос, изображая его.

Ты и есть мой спонсор, дурак!

Когда он меня спросонья на руки взял, я сначала испугалась, а кто бы не ужаснулся? Спишь себе спокойно, сны прекрасные видишь, а тут раз, и кто-то тебя трогает. Да я чуть не описалась там на месте, толком не поняла, чего он хочет, закричала, едва он руки ко мне протянул. Потом уже напряжение спало, в частности после того, как убедилась, что он уснул мертвым сном.

Совру, если скажу, что было неприятно спать рядом с ним, как раньше. На время забыла всё, что было, словно и не расставались никогда. Он прижимал меня к себе всю ночь, моментами так сильно, что не то что шевелиться не могла, а дышать не получалось.

И правда надеялась, что наутро всё станет по-другому. Думала, может он одумался, решил переговорить мирно, выяснить всё, но куда там.

Так как полночи ворочалась, образно говоря, конечно, то уснула под утро крепким сном. Как он встал и вышел из спальни, я не слышала, но вот не уловить пиликанье его телефона на прикроватной тумбочке не вышло. Даже разозлилась на настойчивый будильник, а дотянувшись до сотового, поняла, что это не будильник.

«Ну что там у тебя? Разобрался с этой сукой? Надеюсь, не убил её, а если… с удовольствием помогу закопать труп)))», – прочитала на экране смартфона послание от Макса.

Труп закопать он поможет, ты смотри, какая крепкая дружба. А как пел раньше, как вежливо со мной общался, правда напускное всё было, по глазам видела, что не нравлюсь я ему. Но задевает даже не это, плевать, кому я там не нравлюсь. Вывело то, что Давид обсуждает со своим другом меня, и, судя по всему, между собой они называют меня не по имени, а сукой. Одно дело, когда он бросает обзывательства в стенах дома, и другое, когда моет мне кости где-то там. Нет, я понимаю, Макс ему как брат, они вместе прошли все круги ада, но всё равно обидно.

Соответственно, спускалась я вниз, кипя от злости, а едва оказалась в гостиной, как чуть не вывернула желудок на изнанку от запаха сигаретного дыма по всей квартире. Ну хочешь ты травить себя никотином, зачем все вокруг должны страдать? Закрой к чертям эту дверь на балкон, чтобы дом потом пепельницей не вонял. Наверняка специально так сделал, чтобы меня взбесить, он ведь целью задался психику мне сломать. Ну а потом добил своими фразами за столом. На высказывания о каше я не обратила внимания, привыкла её так есть, и мне вкусно, но вкуснее всего она выглядела на его голове, это факт.

Все мысли проходят в голове за минуту, пока я поднимаюсь в свою комнату. Громко, так, чтобы было слышно и соседям, хлопаю дверью спальни и следом закрываюсь на защёлку в ванной комнате. Быстро сделав все дела, падаю на кровать, в попытке успокоить нервы.

С каждым днём всё тяжелее, тоска сердце разрывает, и я никогда его не прощу за это. Плевать на все его оскорбления, абсолютно на всё, но вот это заточение режет без ножа.

Может, даже хорошо, что у него какие-то там планы, возможно, мне удастся сбежать от него. Главное, чтобы мы вышли из дома, а там затеряюсь в толпе и убегу. Я так больше не могу.

Разговаривать не захотел, слушать меня, видите ли, не желает, ну и пошёл к чёрту. Папочку слушай и верь каждому его слову, с друзьями, вон, общайся, они тебя в задницу целуют, а меня в покое оставь. Год он мучить меня собирается, да я уже не выдерживаю, возьму и в самом деле нож в спину воткну, и это не образно говоря.

– Собирайся, – звучит, когда дверь резко открывается.

– Ещё не вечер, – бросаю, а сама внутри едва не прыгаю.

– Не пререкайся, а выполняй приказы…

– Приказы на работе отдавать будешь, – перебиваю его. – У тебя есть преданная собачка Макс, вот он пусть и выполняет твои…

– А ты что такая борзая сегодня? – спрашивает и делает пару шагов ко мне.

– Выйди и дай мне переодеться, если хочешь, чтобы я куда-то пошла, – проговариваю, встав с кровати и смотря ему в глаза.

– Что я там не видел? – фыркает и опускает взгляд на мою грудь.

– Ладно, – пожимаю плечами и отхожу к шкафу.

И в самом деле, глупо смущаться, дело только в моём уже не совершенном теле. Но к этому приложил руку и он, и вообще, меня не волнуют изменения, оно того стоило.

Снимаю футболку через голову, аккуратно складываю и бросаю на полку в гардеробе, следом туда же отправляются велосипедки. Стоя в одном белье, к сожалению, не простого, вернее, только бюстгальтер далеко не сексуальный, а вот трусики… пришлось воспользоваться старым гардеробом. В общем, не важно, не торопясь и ощущая острый взгляд на себе, я надеваю джинсы и футболку, в которых приехала из Москвы. На волну мурашек по телу не обращаю внимания, вру себе, что это от холода, хотя середина июля и жара стоит уже с утра, да и часы подсказывают, что обед скоро.

– Слюну подбери, – бросаю Давиду и гордой походкой выхожу из комнаты, слыша в спину его усмешку.

Если не получится сбежать, надо будет устроить ему ад, чтобы сам отпустил на все четыре стороны.

Знакомым маршрутом спускаемся на лифте до парковки, забираемся в танк и не спеша едем пока что в неизвестном мне направлении. Чувствую на себе его насмешливый взгляд, но делаю вид, что не замечаю, смотря в боковое окно. Я скучала по этому городу, по знакомым улицам, невероятной архитектуре и, конечно, по разводу мостов. Жаль, насладиться некогда, вернее, не позволено, вот, только сегодня впервые вывели на прогулку.

Уже скоро я вспоминаю дорогу и начинаю догадываться, куда мы едем, – в приют. Интересно, как там обстоят дела? Помощников у Давида много, но именно он многое сам там решал. Надеюсь, на мои плечи на свалится и это бремя в виде проблем в его бизнесе. Давид, может, и думает, что мне плевать на всё, раз упекла его в тюрьму, но только я знаю, сколько мучилась от чувства вины. И то, что я постоянно себе повторяла, что у меня не было выбора, никак не помогало.

Когда уже приближаемся к месту назначения, меня начинает потряхивать, ведь в приюте наверняка все в курсе, как Давид оказался в тюрьме. Конечно, я вида не подам, но уже начинаю сгорать от стыда.

– Без глупостей, – бросает «водитель», едва заглушив мотор автомобиля. – На обед сегодня луковый суп, не хочется весь день вонять, – добавляет со смешинкой.

– Это от твоего поведения зависит, – отвечаю, мысленно представляя, как выливаю ему на голову целую кастрюлю, а здесь они десятилитровые.

– Сор из дома выносить нельзя, так что веди себя как любящая и податливая девушка, – проговаривает уже серьёзнее.

– Жаль, ты сам этого правила не придерживаешься, – выплёвываю и выхожу из машины.

– Чего? – доносится мне в спину, но я со всей силы хлопаю дверью, и тут же раздаются его глухие ругательства. – Ох*рела? – через секунду слышу над ухом и чувствую хватку на локте.

– В край, – бросаю ему в лицо.

– Не выводи, я и так на грани…

– Хватит мне угрожать, достал уже, – перебиваю и, вырвавшись из его рук, гордой походкой иду в сторону здания.

На часах обеденное время, и гул голосов исходит из столовой, но я застываю в холле, не зная, куда дальше идти и, вообще, зачем меня сюда привезли.

– Какие люди! – восклицает знакомый голос.

Прикрыв глаза на миг, глубоко вдыхаю и рисую на лице улыбку, после чего поворачиваюсь к источнику звука.

– Макс, не скажу, что рада встрече, – произношу, и не думая притворяться.

– Аналогично, – кивает, спрятав руки в карманы. – Как живётся, зная, что жизнь моему другу испортила?

– Лучше, чем тебе, – отвечаю, продолжая фальшиво улыбаться.

– Наслышан, наслышан, – качает головой и без стеснения осматривает меня с головы до ног и обратно. – Неплохо выглядишь, горем явно не убивалась.

– Пошёл к чёрту! – шиплю, приблизившись к нему на пару шагов. – Мне твоё мнение до пятой точки.

Кажется, у меня нервы окончательно сдали. Сказывается эта неопределённость завтрашнего дня, но, конечно, большую роль играет душераздирающая тоска.

– Не поверишь, ты вся мне до х*ра, – цедит сквозь зубы. – Была бы моя воля, я бы тебя прикончил ещё в день суда…

– Отойди от неё! – рявкает на весь холл Давид. – Ты ох*ел? – смотрит убивающим взглядом на так называемого брата.

– Да мы просто беседуем, – пожимает тот плечами, усмехаясь.

– Слышал я, как вы беседуете. Не смей к ней прикасаться, – тычет пальцем ему в грудь.

Какие-то смешанные чувства я сейчас испытываю. Дома он сам меня обзывает, как вздумается, а тут защищает. Он в себе вообще?

– Да нах*й надо, руки марат… – не успевает договорить, как ему в челюсть прилетает кулак.

Удар не сильный, вижу это отчетливо, голова Макса едва дёрнулась, но не в этом суть, а в самом поступке.

– За базаром следи! – выплёвывает Давид, и его друг только руки в сдающемся жесте поднимает, при этом усмехаясь. – Что встала, иди давай, – повернувшись ко мне, обхватывает за талию и толкает в сторону столовой.

– У тебя с головой всё в порядке? – задаю вопрос, смотря исключительно вперёд.

– Было, до встречи с тобой, – бросает, когда мы заходим в помещение.

– Аля! – раздаётся детский крик, секундная тишина, а следом скрип ножек стульев по полу, и с десяток детей бегут ко мне, да так резко, что я не успеваю ничего понять и едва держусь на ногах, когда в меня врезаются со всей скорости.

Всё напряжение, страх за осуждающие взгляды и испорченное настроение стираются в пыль в детских объятиях, даже одинокая слезинка стекает по щеке от милоты происходящего.

– Слов нет, – выдыхает рядом стоящий Давид. – Займи их чем-нибудь после трапезы, – бросает и покидает столовую.

Мягким тоном прошу детей вернуться на места и закончить с обедом, и пока они спешно уплетают за обе щёки, при этом успевая задавать мне вопросы, я сижу с ними, отвечая и улыбаясь тому, что на время могу прикрыть пустоту в душе.

Давид куда-то исчез, а мы с детьми перебрались в зону отдыха, и теперь я задавала вопросы и слушала их рассказы. В какой-то момент в моей голове щёлкает, и я вспоминаю, что планировала сбежать. Жалко с детьми расставаться, особенно, когда они так рады меня видеть, но по-другому не могу.

Предложив одним порисовать, а других заняв настольными играми, медленно пробираюсь к двери и аккуратно, смотря по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху, иду к выходу из здания. Стоящий у дверей охранник отвлекается от разговора с консьержкой, лениво кивнув мне. К слову, раньше там сидела женщина в возрасте, а теперь это молодая девушка.

«Не отвлекайся, Алёна!», – вопит голос в голове.

Чтобы не привлекать внимания, прохожу мимо них ровным шагом, а едва оказываюсь на улице, ещё не веря до конца, что так просто смогла выйти из здания, ускоряю шаг. Выхожу за ворота, и судорожно вспоминаю, в какую сторону нужно идти. Вроде налево, там чуть дальше есть автобусная остановка, и рядом постоянно стоят машины такси.

Почти бегу, когда издалека замечаю нужные автомобили и, быстро прыгнув в салон, говорю водителю ехать в аэропорт.

– Быстрее, – тороплю, заметив, что он зевает и не спешит заводить мотор. – Я заплачу, – мотивирую, и через минуту мы трогаемся с места.

Слава богу, у меня с собой карточка, которую мне выдал Макар, муж Марины, но я никогда не пользовалась ею, потому что совесть не позволяла. Я и так жила за их счёт целый год, и вообще, они очень многое для меня сделали, не знаю, как смогу отплатить им.

Всю дорогу оглядываюсь назад, боясь, что мою пропажу быстро обнаружат, и за нами будет погоня, но знакомой машины не наблюдается. Однако от этого не спокойнее ни капли, у Давида этих машин, как травы в лесу, он легко мог сесть в любую. На парковке приюта стояли около пяти автомобилей.

Немного выдыхаю, когда такси тормозит у аэропорта, и, оплатив поездку, спешу внутрь.

– Ближайший рейс в Москву, пожалуйста, – бросаю девушке за стойкой.

– Ваш паспорт, – говорит работница авиакомпании с дежурной улыбкой на лице.

– Конечно, – киваю и начинаю копаться в рюкзаке.

– Пожалуйста, – раздаётся над головой голос Давида, а на стойку падает мой паспорт.

Ноги подкашиваются, сердце пропускает пару ударов, и я медленно поднимаю взгляд на него.

– Ты… ты… – заикаюсь то ли от злости, то ли от испуга.

– Что я? – вопросительно выгибает бровь, победоносно ухмыляясь. – Ты отупела совсем и в самом деле решила, что вот так просто сбежишь? – спрашивает, наклонившись к моему лицу, пока я пыхчу от гнева.

– Не задерживайте очередь, – слышу за спиной недовольный возглас.

Девушка за стойкой тянет руку к документу, но Давид с грохотом бьёт ладонью по поверхности.

– Она никуда не летит, – бросает, едва взглянув на вздрогнувшую работницу.

– Я охрану вызову, – пищит в ответ она.

– Не стоит, мы уходим, да, дорогая? – скалится в улыбке, испепеляя меня взглядом.

Глава 7. У меня всё продумано

Давид

Догадывался, что решит свалить, уж слишком быстро согласилась куда-то ехать. Без скандала, не упёрлась и не истерила. Не ожидал, что её так встретят дети, думал, о ней вообще забыли, но она смогла и сирот к себе привязать. Не всех, самых чувствительных, в частности девочек.

Максу лекцию прочитал, мягко говоря, что не стоит трогать моё ни словом, ни руками. Я, конечно, ценю его старания, и понимаю его гнев, но с Хрустальной разбираться только мне. Даже отцу запретил к ней подходить, а он рвался проучить предательницу. Тимур Айдарович – человек из девяностых, привыкший решать проблемы одним способом. И несмотря на то, что в то время, когда я только оказался в колонии, сам мечтал разорвать на куски Хрустальную девочку, велел не прикасаться к ней. Она моя, и никто её не будет трогать, ни в одном из существующих смыслов. Убивать мне и любить тоже одному мне.

В общем, пока обсуждали дела, предательница решила, что сможет от меня удрать. Но она не уяснила, кто я такой и на что способен. Конечно, паспорт я стащил из сумки ещё в первый день после приезда и бросил туда трекер для отслеживания. Купить его в наши дни, как раз плюнуть, это во-первых, а во-вторых, мы используем такие для наших дел с угнанными тачками.

Собственно, не торопился гоняться за ней и, открыв приложение в телефоне, следил за направлением. Не подвела, поехала в аэропорт, и тут мой эффектный выход.

Стоит, глазами испепеляет, губы поджала, грудь ходуном – злится. А мне в кайф, любая её эмоция, как выдержанный виски – вкус, может, и так себе, а бьёт в голову неплохо.

– Помогите! – вдруг как завизжит и дёру даёт.

Ну что за детский сад?!

Глубоко вдохнув, срываюсь с места, догоняю, поперёк живота хватаю и над полом поднимаю, а она продолжает извиваться и орать как резанная, привлекая внимание всего аэропорта.

– Закрой рот, хуже же будет, – шиплю на ухо, но как со стеной.

Сжав зубы до скрежета и крепко держа свою ношу, иду на выход, выдавливая из себя улыбку для мимо проходящих и бросая какие-то глупости, типа перенервничала, летать боится, ПМС и все в таком духе.

– Что здесь происходит? – передо мной встают два мента, когда до дверей осталась пара шагов.

– Бытовуха, – веду плечом.

– Помогите, он меня похитил, держит насильно, грозится убить, – хрипит Хрустальная, давясь слезами.

Ну ты и сучка, девочка моя. Ответишь за это, уж будь уверена.

– Истерика, – усмехаюсь, взглянув на представителей правопорядка.

– Отпустите девушку, – обращается ко мне один из них, положив руку на рукоятку дубинки на поясе.

– Да жена моя она, повздорили, обиделась и мстить мне решила вот таким вот способом, – весело проговариваю, показывая, что ничего из ряда вон выходящего.

– Ваши документы, – влезает второй.

Хрустальная либо почуяла победу, либо уже выдохлась, так как перестала бить ногами воздух.

– Твою мать, – выдыхаю себе под нос. – Я тебя отпущу сейчас, ты только не убегай, хорошо? – говорю Але мягко и вкрадчиво, но по тону она понимает, что мало не покажется.

Едва я ставлю её на ноги, она прижимается к ментам, заставляя ухмыляться. Как же ты меня недооцениваешь, девочка. Я столько говна съел за свою жизнь, что учёл немало важных вещей, одна из которых – всегда будь готов к завтрашнему дню.

– Пожалуйста, наши документы, – протягиваю паспорта менту и перевожу взгляд к Хрустальной, оскалившись в плотоядной улыбке.

Мужик в форме открывает страницу, где должен стоять штамп, подтверждающий наш брак, и, вот чудо, он там есть, что в одном документе, что во втором.

– Это чушь какая-то, – влезает Хрустальная, и по глазам вижу, что до неё начинает доходить.

– Дорогая, давай ты успокоишься, и мы всё обсудим, ну хочешь ты новый айфон, купим обязательно, зачем так нервничать, – проговариваю и вижу, как она лицо морщит.

– Дурой решил меня выставить? – прищуривается, а я строю максимально невинное лицо.

– Что ты, нет, конечно, – мотаю головой.

– Так, девушка, в следующий раз штраф вам выпишу, – бросает мент, возвращая мне паспорта. – Покиньте здание и выясняйте отношения дома. Только без насилия, – добавляет предупреждающе.