Вибротрон 10.33

Шура испуганно поморгала… и ответила:

– Наверно я.

– Ладно Бог не выдаст, свинья не съест. Пошли, – успокоил сам себя Ильич.

 Он говорил и говорил…

Шура слушала и удивлялась его человечности, думая, как поступила бы сама, будь на его месте, только в своём времени. И с ужасом призналась, вряд ли приняла участие в судьбе незнакомцев.

– Мы думали вы…

 Старик рассмеялся.

– Конечно, старый, значит глухой и слепой.

– Зачем так, – искренне возмутилась Шура, – мы, действительно, попали в сложную ситуацию, и лучше о ней не думать, не то, что разговаривать. Нам месяц надо прожить, там всё утрясётся. Мы надеемся.

– Вера  – это хорошо. Сам в двадцатых с каторги ноги сделал. Если бы недобро  душевное хороших людей, некому было бы вам помочь.

– Клянусь, мы не из тюрьмы и, вообще, ниоткуда не убегаем, мы потерялись.

– Как это? – удивился старик, но заметив искреннюю печаль в женских глазах, добавил: – Что в одежонку нашу оделась и голову покрыла, это верно. Вот, и на месте. Нуууу… –  потянул он поводья.

Он постоял немного и предложил:

– Пойдём, красавица,  вместе, на всякий случай.

История 19

– Клава, нам определённо повезло, – тараторила Шура, выкладывая продукты.

– Это почему?

– Так дедок обо всём допёр и молчок.

– Как, догадался? Что-то, подруга, темнишь…

– Нет, о перемещении он ни слухом – ни духом, что мы нездешние  сообразил.

– Это и ежу понятно, а дедок жизнь видно прожил не сладкую.

– Клав! Ты уже и печь затопила, и посудёшку нашла. Как-то шустро освоилась?

– Говорю,  дежавю. Тебе дед о себе что рассказывал?

– Да нет. Продмаг рядом. Он упомянул, что отбывал каторгу и дал дёру, мол, тоже люди помогли. Да!  Он спрашивал о тебе, будто ты на женщин из их рода похожа: бабы у них такие же рослые и с синючими глазами.

– Чертовщина…

– Клав… ты о чём?

Клава промолчала. Взяла кулёк с пшеном и высыпала в чугунок с водой.

– Каша пшённая  – это хорошо. Жрать хочется…

– Новость, ты всегда голодная, сколько тебя помню, – усмехнулась Клава.

– Ой-ёёй… как весело. А посочувствовать больному человеку слабо.

– Дровишек с ограды принеси, больная, и в печь кинь. Я с постелью докончу. Кровать одна, так что спать вольтом придётся.

– Ой! О главном забыла, – всполошилась Шура, – я узнала какое сегодня число: в сельпо календарь

весел. Так вот, сегодня двадцатое Мая тысяча девятьсот сорок первого года!

– Батюшки! – только и смола вымолвить Клава.

– Вот-вот и я с трудом сдержалась, увидев дату на листке календаря.

…Шура вышла во двор.  Клава пребывая в состоянии шока, принялась трясти перину, ворча, что  от сырости та неподъёмная. Отогнув край, обнаружила, что перекладина под ней почти сгнила и двух спящих не выдержит. Доска и впрямь развалилась в руке. Клава уже собралась отнести палку к печи, но увидела небольшой листок бумажки. Это оказалась немного помятая фотография. Подойдя к окну, разглядела мужчину, женщину и двух девочек. Показалась, одну из них знает. Вошла Шура.

– Шурк, ну-ка взгляни?

– Откуда фото?

– Нашла в постеле.

– А… и кто тут?

– Смотри-смотри…

– Эта девчура на твою грынзу… тётку Капу похожа… Да, точно!

– Я же говорю, что-то здесь ни тооо… – протянула Клава.

– Дед завтра прикатит, и выведаешь гостайну.

– Тебе смешно. А я ничего не  знаю о родителях. Капа призналась, что вроде забрала меня с детдома трёхгодовалую, о родичах ни звука. О своей родне тоже не распространялась, вроде в войну погибли. Ты без матери пару лет и то истосковалась. Я всю жизнь – былинкой в поле.

– Поняла я, поняла. Помочь чем могу… Деда жди. Мы даже не спросили, с какой он деревни. Хотя неважно,  по-любому прикатит. О! Так племяшка его, бригадир у нас. Завтра и покажешь ей фото.

История 20

Утро выдалось хмурым. Работницы собрались к шести часам за околицей.

– Новенькие, вас на свеклу определю. И чтобы норма была, то трудодень не отмечу, – пояснила высокая русая женщина, с ярко синими глазами.

– Строго у вас, – отреагировала Шура.

– Ну, извиняйте, нормы для графинь не имеем, – вмешалась в разговор рыжая толстушка.

– Иди Дарья, иди, – отогнала её высокая женщина и представилась: – Василиса. Дядька за вас просил,  так-то бригада полная. Документов у вас совсем нет, ну… или бумаги какие?

– А-а, – покачала Клава головой и вспомнила про фото, – только это.

– Так это – другой дядичко Сергей Ильич, жинка яго и дочки. Капитолина и Наталья. У вас, откуда фотография?

– Всё что от пожара осталось, – пояснила Шура.

– Выходит мы родичи?

– Не знаю, – выдавила из себя Клава, – фото на пепелище нашла. Кто на нём не в курсе, может и не наше вовсе. В бараке, за шторкой ещё семья жила, перестраховалась Клавдия.

– Ладно, работать айда, вечером разберёмся, – велела Василиса и вернула Клаве снимок.

Весь день из головы Клавы не выходила новость. Фото, лежавшее в кармане штанов, ощущалось, как живое существо. Клавдия подавляла желание вновь и вновь смотреть на него.

…Пыль, от дедовской телеги, мелькавшая вдалеке, принесла облегчение. Клава не удержалась и побежала навстречу. Запыхавшись, упала на повозку.

– Чё приключилось?

– Вот, – только и смогла вымолвить Клавдия, показывая фотографию.

– Где сыскала? – озвучил Ильич короткий вопрос.

– Под периной. Но Василисе соврала, что моя.

– Зачем? – нахмурился старик.

– На нёй моя тётка Капитолина. Она воспитала меня.

– Ты ничего ни путаешь?

– Клянусь – это так!

Во взгляде Владимира Ильича чувствовалось удивление, смущение и разочарование.

– Ты больная или глупая? – спросил он, подавляя раздрожение.

– Почему сразу больная? – и тут Клава поняла… она глупая.

Осознаваемый ужас налёг на плечи…

Ситуацию спасла подошедшая к ним Шура.

– Привет, Ильич. Как здоровье. Чёй-то хмурый?

– Удивляюсь фантазии человеческой. Может я и безграмотный, но пока ещё соображаю в свои шестьдесят.

Щура глянула на фото в руках старика, затем – на Клаву и вздохнула:

– Ильич, поехали от свидетелей подальше, по дороге всё объясню.

– Нет уж, говорите. Или из хаты попру и сдам куда надыть.

– Ууу… жестко! Помнишь, я призналась, что мы потерялись?

– Ну!

– Это чистая истина. Мы из будущего, вернее из две тысячи десятого года, – брякнула Щура.

– Врите, да не заверайтесь…

– Нам как-то не до игр, – обиделась Клава.

– Это же… другой век…

– Именно! И совсем другой мир. Что я впустую рассыпаюсь, сам глянь, – Клавдия вытащила из кармана вибратрон, стукнула им легонько по краю телеги.

 Цифры тут же засветились, на середине раскрылись лепестковообразные створки.

– Вибратрон «Десять Тридцать Три» активирован. До перемещения осталось двадцать девять дней,  восемь часов, сорок две минуты. Задайте параметры будущего перемещения, или отключите панель управления, и будьте осторожны: не стучите сильно, – выдал тот же мелодичный голос.

 Клава, прибывая сама в шоковом состоянии от удивления, приложила палец к середине. Вибратрон щёлкнул, перестал святиться и сомкнул створки.

– Видел, это машина времени.  Да, да в будущем она существует. И вообще… там такое творится… Компьютеры думают лучше человека. Мобильные телефоны без проводов, носи в кармане, разговаривай без телефонистки хоть где. Что говорить, видеть можно друг друга за тридевять земель. Телевизоры в каждом доме по несколько штук. Ну, это как кино, только домашнее, – пояснила Шура,– в космос люди летают. На Марсе и Луне были. Ну там… лайнеры всякие и авто крутые  – это мелочи. Прогресс, дед, одним словом, вырос до небес. А ты сразу выпру…  сдам…

Старик крякнул и дёрнул поводья. Конь мотнул головой, видно удивился резкому решению хозяина и рванул с места.

История 21

 Заговорил старик, когда заехали во двор:

– Моя молодуха передала, тряпки и провиант, – вручив узел и корзину, он развернул Фёдора к выходу…

– А поговорить! – остановила его Шура и ткнула в бок Клаву: – Что молчишь?

– Ты за двоих наболаболила.

– Фу, как грубо. Всего-то правду открыла! Ильич, скажи, я говорила, нам месяц продержаться надо?

– Ну…

– Убедилась, Клавочка? И штуковина, будь она неладная, подтвердила время перемещения. Гадина, раз в месяц работает. Потом сам в Клавке сходство со всёй роднёй признал. Хорошо, слетай с нами через месячишко в будущее и во всём убедишься! – резанула Шура.

– Ага, самогоночки с тобой попьёт, – съязвила Клава.

– Не скажи… первачку стакашку бахнуть не мешает. Вы  по-честному растолкуйте старому, что к чему. У меня от ваших бредней последний мозг спаялся.

– В дом пошли, – предложила Клава.

– Пожалуй, к Ваське за литровкой смотаюсь. Я мигом, одна нога тут  другая – там. Ну! – крикнул дед.

Фёдор с недовольным ржанием вздрогнул. Женщины растерянно посмотрели вслед удаляющейся телеге и пожалели коня.

– Айда, печь затопим, жрать охота.

– Скажи, закуску сварганим. Вон как расцветилась, чуя наличие бухла. А вдруг он наряд полиции привезёт…

– Клаваша, не гони мурашки. Откуда в глухомани полиция, участковый и тот, на округу один. Ну да… у них милиция! Эволюция застряла, на  погонялах. Полиция… тьфу… противно звучит даже… то ли дело милиция! Наши, переименовали себя, чтобы  Цементовозами не обзывали. Решили быть «копами», на американский манер. Что дед снялся, так подумать ему надо. Ты, и то в шоке весь день. Я же вижу.

– Я, Шурочка, не в шоке, я в ауте! Сорок лет прожила во вранье. И зачем Капа пургу несла про смерть родичей?

– Клав, с чего взяла, что тётка врала? Война, гадина, свои директивы в жизнь внесла, не спрашивая люд что к чему.

– Верно, подруга, у меня в голове всё перемешалось.

…К возвращению деда они сварили картошки, нарезали сало и хлеба.

– Гляжу, у вас стол уже накрыт, – заговорил с порога Ильич, – Васька капусты квашеной передала и щец котелок. Горячие.

Он поставил на стол гостинцы и вытащил из-за пояса бутылку.

– Выпьем по чарочке и во всём разберёмся. Клав, говоришь, снимок тут обнаружила?

– Да, перину трясла и  увидела. Владимир Ильич, Поясните толком кто на нём?

– Братейник младший, Сергей. Арестовали прошлую осень, за что неизвестно. Жинка яго, куда только не писала, всё в холостую. Сверху молчок, только себе навредила, сослали с Натальей, младшей дочкой, куда-то в Сибирь. Капитолина – старшая со мной жила с мальства.  Восьмилетку закончила. Училась у городе. Комсомолка и так передовичка. Сейчас на практике, в другом месте работает. К механике талант имеет. Может конструктором будет, машину водит, как заправский водила. Говорите, девоньки, вы из будущего? – решился старик переключиться на пугающую тему.

– Из две тысячи десятого года. И Капа воспитала Клаву. Вроде, как взяла её в три года, из детского дома. Видишь, они с Капой похожи?

– Шур, я сходства не отрицаю, и остального то же. Я на своём веку такое встречал, что и изумляться нечему. Мужик со мной нары грел, так моё будущее по минутам предсказал. Удивитесь, но и про вас говорил!

– Да, ты, чё! – подскочила Шура.

– Так и сказал – встретишь брата внучку живой! И это будет одно из чудес, в твоей нелегкой судьбе. Беднягу считали полоумным и надсмехались, я ж пророка в нём узрел. А лагерное начальство его почитало. Иногда внезапно и надолго он пропадал, по возвращению был молчаливым и угрюмым.

– И что с кудесником стало?

– Откуда мне знать, дёру я дал! Он и присоветовал драпать, сказал, побег удаться. Вот так-то, Лаксанра, жизнь подлая крутит души людские в печи страдания. Время, оно кажет события, а жизнь готовит результат. Вот и выходит, что человек пребывает в вечном смирении, от результата двух правителей его судьбы.

– Сбежали с лагеря, а потом как… документы и вообще пристроились в жизни? Власть-то не дремлет!

– Ох, Щурка, любопытная. Человеку в душу лезть зачем: его жизнь не твоя, своей, ума дай. Не сможем вернуться, будешь печься о документах.

– Типун тебе на язык, ну, подруга, ты и оптимистка.

Клавдия, не обращая на выпад Шуры, обратилась к Ильичу:

– Значит моя мама Наташа, твоя племянница?

– Выходит так.

– Значит, о судьбе мамы с бабушкой ничего неизвестно?

– Может, время прояснит, а пока тихо, – ответил печально Ильич, – вы, красавицы, рот на замке держите, даже с Васькой: сознательная она шибко, да и пора – тревожная. Говорят война не за горами. Вы про это, поди, сами в курсе. С меня новостей достаточно.  Если рок расщедрится, и поживу немного, то чудес сполна изведаю.

– Тебе всего девяносто стукнет, когда народимся. Семидесятые совсем рядом! А вся ваша сознательность не впрок: рухнет большевистская власть в конце века, и коммунизма никакого не настанет. Хотя житуха будет чище и сытнее, но народец поганым так и останется.

– Ну, да, пешком дойти запросто, – пошутил Ильич, и женщины рассмеялись.

– Что хочу сказать, – погрустнел тут же Ильич, – вы о власти помалкивали бы и вообще, Клавушка, что  Васьки про фото брякнула, это зря.

– Особо ничего не сказала. Так глупость, мол, нашла на пожарище, а кто на снимке не ведаю.

– Да… проблема. Фото снято перед арестом брата. Можно рассудить будто Маша, жена его, фото с собой брала. А что и как, поди выясни… Короче, этой версии и держись. А снимок сховайте. Видно Капа так и поступила: сюда никто не захаживал давно. Хатёнка ещё мово деда. Ладно, дорогуши, бабка заждалась. Отчалю я.

– Вы, сами, с какой деревни? – спросила Клава.

– С хутора за кривым оврагом.

– Мы из Колхоза «Родина», – пояснила Шура.

Ильич подумал и ответил, что такого населенного пункта нет в их округе.

– Как нет! А какой ближней город?

– Брест.

Ответ прозвучал, словно раскат грома.

– Барнаул… это же другой конец страны, – выдохнула изумление и Клавдия.

– Барнаул не Китай, почти дома. Радуйтесь что государство одно, – подбодрил Клавдию Ильич.

– Всё рогатая тварь, что взбрело шарахнуть копытом! – разошлась Александра.

– Судьба, видно, решила нас свести. Почто животину винить зря. Месяц быстро хвост кажет, отбыть повинность не успеете, то есть… не загнуться от работы.

«Да… занесло нас, так занесло. Вот почему не узнали райцентра. Да и Капа говорила, она тут в командировке. Прямо из головы слова её выскочили», – опечалилась Клавдия.

 История 22

Время, действительно, летело быстро. И это радовало, если не считать того, что заскучал козёл. Он, отказывался есть, и заметно исхудал. Ильич предложил его зарезать, то мол, пропадёт зря животина. Клава отказалась на отрез, пусть помрёт сам, если так суждено. И однажды утром подруги не услышали его звучного голоса. Похоронили бедолагу за избой. Затем, отдала Богу душу и курица.

 Клава часто оставалась по вечерам одна: Александра, сдружилась с местной гражданкой, по возвращению от неё несло самогонкой. Клава остерегалась, как бы подруга спьяну чего не сболтнула. Поэтому  всегда держала при себе «Компасик», (так они назвали чудную веешь «Вибротрон 10.33»), словно срослась с ним: каждая стрелка и каждый значок стал понятен, от Шуры данную новость предпочла скрыть.

 И вот – восемнадцатое Июня. Клава предупредила Шуру быть вечером дома. На что та ответила:

– Зачем в пустой хате околачиваться?  Козёл мелей меня: надо же, сердешная… схоронила зверюгу и всё тоскуешь, а что подруга с голоду подыхает насрать!

– А что сегодня нужное нам числи… не забыла? – проявила настойчивость Клава.

– Подумаешь, и завтра можно ноги сделать. Сегодня у Марфы днюха. Гуляет народ. Я не виновата, что некоторые… дикие, – Шура и скрылась за дверью, но, вернулась и заявила: – А вообще мне здесь нравится!

– Ты серьёзно?

– На все двести! Тут я, хотя бы при деле, а самогонка везде есть.

– Как понять?

– Как хочешь, так и понимай. Да ну тебя, поди уже все собрались.

– Во, даёшь… ради выпивки мать родную продашь…

Шура уже не слышала. Она спешила на встречу новой судьбы.

«Выходит, я осталась одна? Эх… Гриша – Гриша… Определённо нельзя ни на кого положиться. Только месяц прошёл, а как всё изменилось. С другой стороны… пусть, заразу алкашистая, здесь остаётся. Спокойней будет, то буду жить и боятся. Точно говорят, что алкаши народ не надёжный», – размышляла Клава, с ужасом думая, что через пару дней по селу будут маршировать немцы.

…Звёзда заиграли на чистом небосводе и казались особо крупными. Клава взяла мешок с деньгами и вышла на середину пустой ограды. Настроила Вибротрон… зажмурилась и…

История 23

Открыла она глаза и видит… сидит у себя в комнате, рядом валяются остатки стола, стула, крыло от курицы и хвост от козла.  «Привет, Гриша», – вздохнула Клава, и принялась себя ругать за то, что волновалась и не совсем точно выставила секундную стрелку. Больно хотелось видеть друга живым и здоровым. Потом поняла, что так даже лучше: то ведь и Шура явилась бы… и кто знает, что могло случиться. Её огорчило и тут же обрадовало, что в течение месяца к ней никто не заходил.  Всё же она подумала: "Вот ведь народ… если бы я умерла, так и валялась бы, как хвост козла".

Повздыхала она повздыхала… закопала хвост и крыло в огороде, затем затопила баню и сожгла деньги. Откопала короб с золотом, положила туда вибротрон, крепко закрыла. Пошла на реку, зажмурила глаза, прокрутилась вокруг себя и, размахнувшись со всей силы, кинула как можно дальше в воду не только целое состояние, но и своё искушение.

«Жила без приключений и буду жить дальше», решила Клавдия, подумав, что круги на воде разошлись и уже точно не узнает, куда угодил короб, открыла глаза.

На вопрос участкового и соседей, не знает ли где соседка Шура, отвечала сухо:

– Я за ней не следила. Неужто, забыли у меня законный отпуск.  Вот, уезжала родичей Капиного мужа навестить.

И тихо радовалась, что обстоятельства сыграли на руку, хотя испытывала обиду:"Шуркой значит интересуются, а обо мне так никто и не вспомнил".

Иногда, когда уставала, мечтала о том, как могла бы вольготно устроиться у тёплого моря, где-нибудь в семидесятых годах. Но вспоминала Гришу, и чувство вины сжигало картинки роскошной жизни, а угрюмость сильнее въедалась в черты её лица.

Огромное спасибо за внимание к моему скромному труду.