скачать книгу бесплатно
– Наверное, круто, – продолжил Савва, – а далее еще интересней. Единомышленники Хабермаса полагают, что Просвещение выступает в качестве сопроводительной стратегии некой инстанции, преследующей свои экономические и политические цели.
– Тут поподробнее, – сказал Аблай и даже потряс головой, чтобы понять, о чем говорил Савва.
– Когда разворачивается определенная стратегия, субъекты должны быть приведены к некоему общему знаменателю или включены в определенную страту, в которой должны играть свою роль. Они должны освоить определенную модель поведения со своими параметрами, внутри которых субъект якобы свободен и активен. Для того чтобы такое включение стало возможным, с субъектом необходимо вступить в контакт.
– А-а, – произнес Аблай, – понял наконец.
– Правильно понял. Для этого нужен общий язык, общая знаковая система. Обучение этому языку само по себе предварительная работа. Вступление в контакт и навязывание определенной модели поведения строится через систему вызовов. Субъект ставится перед чем-то (факт, информация, вопрос, действие), на что он не может не отреагировать.
– То есть он должен действовать.
– Не всегда, иногда достаточно реакции в нереакции.
– Это как? – спросил Аблай.
– Если человек знает язык, на котором к нему «обратились», он не может не понять, о чем ему говорят… Он вынужден что-то предпринять в ответ на вызов. Но вся гамма реакций учтена и поддается контролю. Главное, чтобы субъект не повел себя непредсказуемо. Но на это способен тот, кто вообще не знает языка и не понимает вызова-сообщения. Такого человека нельзя поставить в ситуацию выбора. У него не задействуются решимость и воля и он не испытывает вины за невыбор. – Он просто не понимает, что происходит, – констатировал Рубен.
– Сообщение не касается ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Человек живет так же, как жил. Подтверждая формулу Винштейна: «То, чего я не знаю, меня не интересует».
Чтобы быть способным ответить на вызов, провокацию, человек должен принадлежать к единому символическому полю, в нем должно быть то, на что может быть направлена провокация. Даже неответ со стороны субъекта – это тоже реакция, оставляющая в нем шрам, вину при условии, если провокация достигла цели.
Классический идеализм предполагает, что символическое всегда присутствует в субъекте виртуально, поэтому обучение и строится на провокациях, на вытягивании этого виртуального, на развертывании его из «в себе» в «для себя».
Таково искусство маевтики Сократа.
– Что такое? – спросил Аблай.
– Повивальное искусство, – шепотом пояснил ему Рубен.
– Сократ сравнивал себя с повивальной бабкой, помогающей внутреннему появиться вовне. И именно Сократ использовал для этого метод вызовов – вопросов – провокаций. Что тут главное? – Савва сделал паузу.
– Способ, которым организуется провокация? – предположил Рубен.
– Не совсем. Педагог, который ведет ребенка, организуя систему вызовов и провокаций, должен иметь некий ориентир, цель, заранее заданный образ.
– А, я понял, – заявил Аблай, – и достигший такого образа считался образованным.
– Да, – подтвердил Савва, – например, римляне, которые не преклонялись перед греческой ученостью, просто брали за образец ученых греков. Разумеется, феномен образованного человека должен предполагать перечень непременных атрибутов.
При подражании и дрессировке человек просто должен копировать модель. «Всякий образованный человек должен знать, уметь, увидеть, прочитать то-то и то-то». Такова формула этой педагогики.
Быть необразованным немодно, непрестижно и даже стыдно. Но, чтобы включить эту мотивацию, предварительно должны быть уяснены символические различия между тем, что можно и не можно, что является высоким, а что низким. И, конечно, должна быть хорошо просматриваемая политическая властная иерархия, а в ней должны быть не хорошие и плохие, а властные, сверхвластные и особо властные. Шло время, появилось христианство, и оно потребовало, чтобы человек соответствовал «образу и подобию Бога».
Когда арабы принесли в Европу греческую ученость, то сформировался новый образ ученого, его ковали университеты с их зубрежкой… В Средневековье образец культурного человека несколько изменился. Он должен был знать античных поэтов.
Власть каждый раз делала «социальный заказ на нужный ей образ». Причем светская власть. Стратегия светских монархов сводилась к требованию: «Все должны уметь читать, чтобы никто не мог сказать, что он не знает законов».
Вот так постепенно мы приблизились к тому, что политическое господство тут главное, а просвещение – сопутствующая вспомогательная стратегия.
Лютер перевел Библию на немецкий. Гус – на чешский. Это способствовало взрыву протестантизма. Но без предыдущей просветительской программы протестантизм не смог бы получить такого распространения.
Эпоха Просвещения была важным этапом в формировании современной системы тоталитарного государства. Когда сформировалась концепция свободы и представительной демократии с ее выборами, тогда и родились тюрьмы, клиники, родилась система физической и интеллектуальной эксплуатации. Тогда же родился образ современного человека.
– И что же он из себя представляет? – спросил Рубен.
В это время раздался звонок. Елена сняла трубку, послушала и кивнула Савве. Савва уже понял, что ликбез на этом закончился. Он поднялся со стула, пошел к телефону. На ходу бросил:
– Продолжим завтра.
14
Звонил Нуртай:
– Нужно поговорить.
– Говори.
– Не получится, Ата-ага потребовал тебя.
– Еду.
Через полчаса он был уже в офисе Чингизова-старшего. В кабинет к нему Савва вошел вместе с Нуртаем.
Чингизов кивнул вошедшим на стулья. Савва и Нуртай сели.
– Что произошло вчера в «Жемчужине»? – спросил Чингизов.
Савва понял, что Ата-ага решил по одному допросить каждого участника вчерашнего происшествия. И, возможно, уже допросил Нуртая.
– Я ужинал вчера в «Жемчужине».
– С кем?
– Со следователем прокуратуры Шолпан Загитовной Исимбаевой.
– В этом была деловая потребность?
– Нет, просто я принял приглашение Шолпан как женщины.
– Да, – произнес Чингизов-старший, – сидит лягушка в луже, ее спрашивает проходящий мимо Чебурашка: теплая ли вода? А лягушка отвечает, что сидит в луже как женщина, а не как термометр.
Савва увидел, как повеселели глаза Нуртая, да и он сам почувствовал некоторое облегчение. Если Ата-ага шутит или пытается шутить, то проступок, по его мнению, не такой уж страшный.
– Вот и я клюнул на то, что она не следователь, а женщина, – сказал Савва.
– А ты посмотрел, что это за женщина?
– В каком смысле?
– Савва, не юли, ты прекрасно знаешь, в каком. Меня не интересуют ее женские качества.
– Ну, конечно, – неосторожно сказал Савва, – они интересуют меня.
Недобрый огонек мелькнул в глазах Чингизова-старшего. Савва понял, что переборщил.
– Ты прекрасно понимаешь, она дочь самого Исимбаева.
– Кто такой Исимбаев?
– Исимбаев – заместитель республиканского прокурора.
– Отец, – сказал Савва, – где он и где я?
– Это так, – произнес Чингизов-старший, – но ты не можешь не знать как начальник команды официальной поддержки меня в качестве кандидата в президенты, что Исимбаев – друг и неофициальная поддержка Касымбаева.
– Но откуда я мог это знать?
– Очень плохо, что ты ухитрился этого не знать. Ты должен был это знать. Нуртай!
– Я получил информацию, что Савву пригласили на какую-то встречу в ресторан. Меня насторожило…
– Его насторожило, – сказал Чингизов-старший, обращаясь к Савве, – а должно было насторожить тебя.
Савва молчал, понимая, что это лучшая тактика в беседе с отцом.
– Меня насторожило, что это была Исимбаева. И я решил подстраховать Савву, – продолжил Нуртай.
– И что было дальше? – спросил Чингизов-старший, хотя он уже знал, что было дальше, и спектакль продолжался для Саввы, который должен был прочувствовать свою вину.
– Дальше я увидел некую суету вокруг Саввы и Шолпан. И понял, что в отношении Саввы готовится провокация. Мы с Баяном ее пресекли…
– Так, – произнес Чингизов-старший, обращаясь к Савве, – теперь ты…
– Меня пригласили пройти в мужскую комнату.
– Кто пригласил? – грозно спросил Чингизов-старший.
– Официант.
– Савва, – еще более грозно произнес Чингизов-старший, – тобой уже командуют официанты.
– Ну, это обычное дело.
– Ни хрена себе, обычное дело. Помнишь, ты озвучивал мне рекомендации твоего психолога. Там был любопытный пункт: чтобы стать президентом нужно быть президентом. Так вот, чтобы стать сыном президента, нужно быть сыном президента. Почему ты повелся на предложение официанта?
– Не знаю, так получилось.
– Ты попался на удочку как последний лох, Так, кажется, это звучит на вашем молодежном сленге?
– Так, – согласился Савва.
– Вот видишь, сейчас ты это понимаешь, а что мешало тебе так же сориентироваться в обстановке вчера?
– Не знаю.
– А должен! Если твои спецы дают мне рекомендации, как себя вести, то и ты должен вести себя так же. – Чингизов повернулся к Нуртаю: – Ну, а теперь твоя версия.
– Я же сказал, – начал Нуртай, – что мы пресекли эту провокацию.
– Как? – спросил Чингизов.
– У фотографа изъяли пленку, а исполнителя вывезли за город и поговорили.
– И что он вам сказал?
– Он выдал нам заказчика.
– И кто он?
– Коллега Исимбаевой по службе.
– Он делал это в рамках служебной деятельности?
– Нет, он поклонник Шолпан и решил убить двух зайцев.
– Так, про зайцев предметней.
– Ну, первый заяц – это чувства, отнюдь не безответные, к Шолпан Загитовне.
– Что значит небезответные?
– У них были отношения, и говорят, что они собирались заключить брак.
– Нуртай, мы живем в мусульманской стране, здесь не выходят замуж и не женятся по любви. Кто решил их поженить? Исимбаев?
– Не знаю.
– А должен знать… А второй заяц?
– Второй заяц заключался в том, что некто из команды Касымбаева, увидев интерес Шолпан к нашему Савве, решил дискредитировать Савву, а заодно и вас. И в качестве орудия использовал отвергнутого коллегу-жениха, а тот нанял исполнителя.
– Кстати, а где этот исполнитель? Я надеюсь, вы его не закопали в…
– Нет, мы понимали ситуацию и после разговора передали его милиции.
– Хорошо, ты сказал, что отправил Шолпан и Савву домой.
– Да.
