108 Дней Ее Жизни

– Все в порядке?

– Меня забавляет подобное поведение людей. Это действительно смешно.

Раньше, я не понимала, почему люди курят. Особенно, если это делают девушки, будущие мамы. Я всячески презирала это. Ненавидела дым, его запах. И вот, проходит время, моя жизнь очень сильно изменилась. Многие ушли, но некоторые пришли и стали неотъемлемой частью моего существования. Были и те, кто приходили, дарили тепло и уходили, сделав больно. Но ненадолго, я быстро к ним холодела. Грубость в моем голосе проявлялась все чаще. Мне становится привычным то, что раньше я считала невыносимым. Боль, суицид, сигареты.

Да, я курю давно, бросала на время, но все равно вернулась к сигаретам. И да, мне нравится это. Окружающие для меня, как сигарета. Я иду в магазин, выбираю и беру пачку, снимаю обертку, достаю одну и поджигаю, вдыхаю и выдыхаю дым, а потом тушу, продолжая ощущать ее запах и вкус. С людьми… Стоит мне пойти куда-нибудь, и я с кем-то знакомлюсь, покупаю человека своим достаточно странным характером общения и внешностью. Позже, снимаю с него обертку, маску, которую он носит при всех. Я достаю до его души, сердца. Он делится со мной своим внутренним миром, когда поджигаю его своим интересом и умением слушать. Дышу его воспоминаниями, моментами из жизни, всем, что он мне доверил. А потом, общение заканчивается. Говорить больше не о чем. Человек понимает, что рассказал все, и все, что нужно, я выслушала. Ни я, ни этот человек дальше не видим смысла продолжать столь кратковременное, пускай и, возможно, душевное общение. А я… я тушу все, выкидываю того собеседника. Но все же остается что-то после него. Бывает, я забываю их лица, движения, голос, в моей памяти только одно о каждом из них – слова, которые они мне говорили, что-то, что меня зацепило, что показалось мне важным и нужным. Порой, в моей голове появляются размытые образы, они говорят каким-то хриплым голосом те слова, что я когда-то слышала от «людей-сигарет». Голос, который я слышу внутри себя, постоянно меняется, если это не касается подобных воспоминаний. Слышала, что, если внутренний голос человека меняется, будто там не только я, значит, что человек имеет несколько лиц. Значит, внутри меня голоса моих прошлых жизней и иногда они проявляются. Не могу сказать точно, скольких я слышу, слишком сложно. Могу быть уверенна, что не менее четверых. Они всегда разговаривают. Впрочем, как и сейчас. Множество голосов и лиц одного человека… Странно, конечно. Однако, если бы я встретила такого человека, как я сама, мне бы непременно захотелось развернуть его, увидеть все его глазами, влезть в его голову, воображение.

Мало кому интересен человек внутри нас. То самое обыкновенное лицо, которое живет за умными глазами и глубокими мыслями, что мы превращаем в слова, в те громкие речи и истории. Никому нет до нас дела.

Думая о своем, я практически забыла о существовании Кристен. Она часто поглядывала на меня.

– Давай уже, говори, – не выдержала я. За пару минут такого молчания она прокрутила в своей голове различные варианты вопросов, я уверенна в этом.

– Как давно ты стала такой?

На секунду мне показалось, что в ее голосе были нотки осуждения, и она этим вопросом хотела оскорбить меня. Но решила, что встречный вопрос уже точно прояснит, что она имела ввиду.

– Какой конкретно? – я прищурилась и, похоже, ее это чуть напугало.

– Ты всегда спокойна и невозмутима.

Мне стало смешно.

– А мой недавний истерический смех разве не говорит обратное?

– Возможно. Но, Эйприл, извини, если тебя как-то заденут мои слова, твой смех пускай и истеричен, он еще и холоден. Такая смесь порой пугает.

Вот это да… Оказывается я не просто псих, а псих без чувств. Точнее, мой смех. Новая волна веселья накатила на меня, но я сдержалась.

– Ты хочешь знать, когда я такой стала?

– Да, – Крис посмотрела на меня во все глаза.

Когда я такой стала? Я даже не помню, ощущение, будто я была такой всегда. Чувствую всех и каждого. Больно, весело, приятно, противно – но лицо все то же. Меня выдавали только шрамы и синяки под глазами. Я бы могла ответить ей, что родилась такой, соврать. Скорее всего, она даже поверит. Я могу ей сказать, что угодно и у нее даже не будет мысли о том, что это может быть ложь. Не понимаю, как можно быть такой наивной? Что ж, ее жизнь – ее ошибки. Я не имею никакого права вмешиваться в жизни других, впрочем, как и они в мою. Так что же случилось со мной? И как давно? Воспоминания так размыты…

– Мне было около одиннадцати лет. Мама часто забирала меня к ним домой. Отец не обращал на меня абсолютно никакого внимания. Тогда я осознала, что такое настоящее безразличие. Мне не было больно, нет. В тот момент я решила – как относятся ко мне, так и я буду относиться к таким людям. Примерно через год он ушел из семьи, а моя мать и сестра разбились. Я убегала из приюта. По большей части не для того, чтобы поплакать, погрустить, я хотела посмотреть на других людей. Вот они живут, как им кажется, радуются. Они свободны, их не запирают в приюте, как меня. Нет, мои мысли всегда отличались от других. Двенадцатилетняя девочка смотрит на взрослых и понимает, что в клетке не она, а они. Все лишь иллюзия жизни и свободы. Они даже не понимают этого. Людей не ограничивает ничего, кроме их самих. А они обвиняют во всем других, тех, кто перешагнул через себя и вышел из клетки. Кристен, разве это не забавно? Люди так глупы.

Мой отец был прав. Черт, он делал все правильно. Все знали, что я уйду раньше положенного, намного раньше. Он делал все, чтобы не привязываться ко мне.

Позже, я встречала много разных людей. При этом половина из них пытались сделать мне больно, а я ставила барьеры. То, что кажется тебе странным, результат моего же воспитания своего характера, мировоззрения. Я не смогу объяснить все, но думаю, тебе этого будет достаточно.

– Ты думала о том, чтобы было, если твое мировоззрение не изменилось тогда? Как бы ты жила с мыслями обычных людей?

– Кристен, не говори ерунды. Я бы не жила. Умерла бы еще в детстве. Я жива благодаря своей силе воли и только. Вообще не представляю, как большинство населения планеты еще не вымерло.

– У тебя слишком мрачное представление обо всем, – она нахмурилась.

– Это реальность. Просто каждый видит ее по-разному.

Возможно, так и есть. Мрачновато. Спорить не буду. Для меня все именно так. По-моему, я и так достаточно много лгу сама себе. Хотя бы тут, во взглядах на существование многих, ну и себя тоже, не должно быть лжи.

Несколько мгновений я смотрела себе под ноги, раздумывая об этом. Потом перевела взгляд на подругу. У меня было довольно много времени, чтобы досконально изучить каждый изгиб ее тела, но меня больше волновал внутренний мир этой девочки. Сейчас же я искоса смотрела на нее. Конечно, я могла открыто разглядывать ее, как обычно это делала, но она и так порой ощущает некоторую опасность от меня, мне это ни к чему. Пока.

Джинсы идеально обтягивали стройные ноги, обутые в кеды «All Stars», шаг иногда сбивался. Свободная белая майка, которая делала из нее «приведение», скрывала не плохую фигуру, бедра и аккуратную небольшую грудь. Рукава футболки должны были заканчиваться чуть ниже плеча, однако футболка на ней была безразмерной, поэтому рукава заканчивались почти на изгибе локтя. На левой руке белые часы, кажется, на циферблате изображено несколько небоскребов. Маленькая ладонь и не особо длинные пальцы с коротко стрижеными ногтями. Кажется, в прошлый раз на одном из ее пальцев было кольцо, сейчас его не было. Мягкие черты лица, не так ярко, как у меня, но выраженные скулы. Чуть пухлые бледно-розовые губы, аккуратный нос. В Крис меня особо всегда привлекали ее большие карие глаза, обрамленные густыми темными ресницами. Светлая кожа усыпана едва заметными веснушками. Ко всему этому, светло-каштановые волосы чуть завивались, что делало ее очень милой и приятной снаружи. И меня радовало то, что она оказалась такой же внутри.

Я могу определить характер любого, сказать, каков человек, стоит мне лишь немного с ним пообщаться. Как правило, на каждого уходит разное время. На кого-то мне нужно потратить всего десять минут, а на кого-то несколько месяцев, но я узнаю то, чего хочу. Кристен стала мне понятной очень быстро. Сколько времени мне понадобилось? День? Два? Ну, может быть три. Не больше. Тогда, что движет мной общаться с ней по сей день? Обычно, когда я получаю от людей достаточно информации о них, они перестают быть мне интересными, в них больше нет загадки. Нет того, что меня бы притягивало. Это скучно. Что с ней не так? Странная… нет, не она. В данном случае странной тут можно назвать только меня.

– Ты сказала, что моя реальность слишком мрачная. Окей, а какой она должна быть, когда люди убивают друг друга всеми возможными способами и даже не раскаиваются? Когда просыпаются те, кто вообще не желал проснуться и наоборот. Каков должен быть мой взгляд на мир? – меня накрыло осознание того, что я и сама оказалась в водовороте смертей и выживания. Все слишком сложно.

Несколько минут она потратила на построение ответа в своей голове. А потом чуть неуверенно начала.

– Может не стоит много думать о подобном?

– Ты предлагаешь закрыть глаза на столь очевидные вещи, которые мы замечаем каждый раз включая телевизор, заходя в больницу или кафе, просто гуляя по улице, – я покачала головой. – Может в какой-то мере ты действительно права, однако, мы видим одинаковые вещи по-разному, не могу сказать, чья точка зрения верна. Никто не сможет.

– Сколько людей, столько и мнений, – вздохнула Крис.

– Именно, – я достала сигарету.

***

Остаток дня я провела в одиночестве. Мы с Крис немного прогулялись и разошлись. Ей нужно готовиться к экзаменам. Я не стала задерживать ее. Мне не привыкать быть одной, но было что-то, что меня пугало. Никак не могу понять, что это. Очень странное чувство, оно скребёт когтями внутри, издавая противный отголосок в моей груди. Какой-то непонятный страх, омерзительное ощущение беспомощности, откуда оно взялось? Не понимаю.

Из дневника Эйприл:

«Я ничего не хочу. Хотя… нет, хочу. Хочу чувствовать себя нужной тому, кто будет рядом, кто наплюет на все и проведет со мной хоть немного моего оставшегося времени. Именно это мне сейчас нужно. Но на данный момент со мной только горький холодный кофе и противное давящее "ничего"…»