скачать книгу бесплатно
ВИЛЬГЕЛЬМ. С просьбой восстановить Империю…
БИСМАРК. Считаем своим долгом принять императорский венок…
ВИЛЬГЕЛЬМ. Принять императорский венок…
БИСМАРК. Пусть Бог нам поможет быть всегда творцами величия Германии не благодаря военным завоеваниям, но благодаря мирным делам, национальному процветанию, свободе и цивилизации!
Пушечные залпы, фейерверк, аплодисменты, крики участников спектакля «Да здравствует император!». Все уходят, кроме БИСМАРКА, который гордо стоит в белом генеральском мундире, как памятник самому себе.
Затемнение.
Слышна испано-кастильская музыка. В правой стороне авансцены КЭТТИ в шезлонге. Кутаясь в шерстяной плед, пишет письмо.
КЭТТИ. Биарриц, октябрь 1871 года. Дорогой дядюшка, только представьте – вот мы и снова в Биаррице, и в той самой комнате, где познакомились с вами девять лет назад! Я вам пишу и слышу, как бьется прибой…
Входит МАТЬ КЭТТИ.
Мама, а где дети?
МАТЬ КЭТТИ. Там, на берегу. Строят песчаные замки. А ты снова пишешь Бисмарку? Потому ты и чахнешь. Рожаешь от мужа, а любишь этого… (Показывает на Бисмарка)
КЭТТИ. Maman, per favore, оставьте меня…
МАТЬ КЭТТИ. Он таки создал свой рейх…
КЭТТИ (Пишет). Дорогой дядюшка, сколько же всего случилось здесь за это время, как изменилось! Представьте себе, что балкона Кэтти больше не существует…
МАТЬ КЭТТИ (насмешливо). Это ужасно!
КЭТТИ. Что?
МАТЬ КЭТТИ. Единственное, о чем, не боясь мужа и почтовых перлюстраций, ты можешь писать ему, это Биарриц.
КЭТТИ. Маман, прошу вас…
МАТЬ КЭТТИ. А кто ты для него? Кто?
КЭТТИ. Подарок Бога. Он сам говорил.
МАТЬ КЭТТИ. Они все так говорят. Толку от этого… Между прочим, за время войны немцы потеряли двести тысяч солдат, Франция – больше четырехсот тысяч, и были убиты еще триста тысяч мирных жителей. Вот цена его рейха. И то ли еще будет! (Уходит)
Затемнение. Умиротворяющая музыка – Шопен или Мендельсон.
В левую сторону авансцены входят БИСМАРК и ИОГАННА. Оба в рабочих передниках, с садовыми инструментами в руках. БИСМАРК располнел и отяжелел, сосет длинный пустой чубук. Оба садятся на лежак.
ИОГАННА. О чем ты думаешь?
БИСМАРК. Да так… Ни о чем…
ИОГАННА. Неправда. Я же вижу. На тебе лица нет.
БИСМАРК (С глубоким вздохом). Я виноват… Я виноват во всем…
ИОГАННА. В чем?
БИСМАРК. Из-за меня погибли тысячи немцев, сотни тысяч французов. А что, если они ждут меня Там, на небе? И скажут: мы могли бы родить детей. А те дети – других детей… Понимаешь? Я вырубил лес поколений…
ИОГАННА. Ты становишься мизантропом. Но я тебя обрадую. (Достает из кармана передника красивый плотный конверт) Письмо от твоей Кэтти. Открыть?
БИСМАРК. Читай…
ИОГАННА (Садовым ножом вскрыв конверт и развернув бумагу с вензелями). Читать самой?
БИСМАРК. Да. Вслух.
ИОГАННА. Ладно. (Читает) «Дорогой дядюшка, только представьте – вот мы и снова в Биаррице, и в той самой комнате, где познакомились с Вами девять лет назад! Я вам пишу и слышу, как бьется прибой. Но сколько же всего случилось за это время, как изменилось все!..»
У БИСМАРКА по щекам текут слезы.
Что с тобой?
БИСМАРК. Ничего…
ИОГАННА. Но ты плачешь…
БИСМАРК. Да… Знаешь, к старости становишься нечувствителен к ненависти и к оскорблениям, но зато все больше ценишь любовь…
ИОГАННА (Утирая ему слезы, после паузы). Знаешь что, дорогой? Раз так, поезжай к ней опять. Я тебя отпускаю.
БИСМАРК. Не могу. При заключении мира с Францией я получил Эльзас, Лотарингию и контрибуцию в пять миллиардов франков, но забыл выговорить главное условие.
ИОГАННА. Какое?
БИСМАРК. Гарантию, что, если приеду в Биарриц, французы меня там не утопят.
ИОГАННА. Бедная Франция! Только потому, что Кэтти не приехала в тот раз в Биарриц, ты устроил бомбардировку Парижа!
БИСМАРК. Не говори ерунды…
ИОГАННА. Выбирая между мной и ней, ты выбрал Германию.
БИСМАРК. (После паузы, повернувшись к Кэтти, сидящей в шезлонге). Берлин, 10 ноября. Моя дорогая племянница! Ваше письмо разбудило во мне тоску по Биаррицу, по свободе, по былым временам…
ИОГАННА, обижено пожав плечами, уходит.
Каждый раз, направляясь в Рейхстаг или обсуждая вопросы, которые интересны мне лишь постольку-поскольку, с людьми, которые мне неинтересны вовсе, я думаю о жизни, которая была у нас на том побережье. Вы же знаете, что политика совершенно вылетала у меня из головы на “Утесе Чаек” или в гроте у маяка…
КЭТТИ. Дядюшка, представьте: вокруг грота у маяка теперь такие высокие перила, что там могут прогуливаться даже самые трусливые!
БИСМАРК. А у нас с женой теперь странное занятие – ухаживать друг за другом, где каждый попеременно играет роль то больного, то сиделки. Это добродетельно, но не очень весело…
КЭТТИ. А наш чудесный грот напрочь лишился своего очарования – по-другому все это и не назовешь…
БИСМАРК. Приближается старость. Я устал, земная жизнь еще не кончилась, но уже начинаешь ценить всю прелесть и блаженство покоя…
КЭТТИ. Разумеется, мы часто вспоминаем вас, и наверняка у вас чешется нос…
БИСМАРК (вставая и направляясь к Кэтти). Знаете, я бы с удовольствием ушел со сцены и переместился в ложу со зрителями. Но вряд ли мне разрешат – король слишком стар. Значит, надо продолжать служить…
КЭТТИ. А вы еще помните ту прогулку по берегу, когда мы так смеялись?
БИСМАРК. Его Величество подарили мне прекрасное имение во Фридрихсруэ: вокруг красивый лес, в котором полно дичи, и всего лишь в получасе езды на поезде от Гамбурга…
КЭТТИ (плачет, повторяя). Так смеялись…
БИСМАРК (становится перед ней на колени). Милая Кэтти, я очень прошу Вас простить мне…
Поцеловав его в голову, КЭТТИ уходит. БИСМАРК продолжает стоять на коленях. Пауза. Входит ОРЛОВ – постаревший, в мундире генерал-лейтенанта.
ОРЛОВ. Нормандия, сентябрь 1875 года. Много раз я хотел написать вам, мой дорогой друг, но не было сил. Та приязнь, которую вы питали к Катарине, дает мне теперь мужество говорить с вами о ее последних минутах. С 1871 года, а это значит с тех пор, как умерла наша доченька, здоровье Катарины все ухудшалось. Парижские врачи не смогли помочь. Когда в Париже проездом была русская Императрица, Катарину осмотрел доктор Боткин и установил у нее блуждающую почку. Он предписал Санкт-Моритц для начала и Шлангенбад – на потом. Но в Санкт-Моритце внезапно началась уремия. Ее смерть была покойной, хотя ей исполнилось всего тридцать пять…
Все еще стоя на коленях, БИСМАРК, убитый этим известием, сломлено склоняется все ниже и стареет буквально на глазах.
Было бы слишком тяжело описывать пустоту, окружающую меня. Когда я слышу шум моря, которое она так любила, я нестерпимо чувствую, что должен поспешить к ней. Но у меня двое сыновей. Я заканчиваю свое грустное письмо, обнимаю вас и прошу – молитесь о той, которая в сердце своем носила искреннюю и чистую любовь к вам. Ваш друг, Николай Орлов.
Входит АВТОР, помогает БИСМАРКУ встать, подводит его к лежаку.
БИСМАРК опускается на лежак тяжело, как умирающий.
БИСМАРК. Это я… Я виноват… Со мной она могла бы жить, а я… (Раскачиваясь в отчаянии) Oh, mein Gott! Я не взял Твой дар, и она иссякла… Я создавал Германию… Зачем?..
Грохот поезда, паровозный гудок. АВТОР уводит БИСМАРКА.
Входит ОРЛОВ, садится на лежак. Пятна света проносятся по его фигуре.
ОРЛОВ. Императору Александру Второму. 27 августа 1879 года. Сир, только что посол Германии в Санкт-Петербурге вручил мне письмо Бисмарка с приглашением посетить его. Я прошу Ваше Величество позволить мне принять это приглашение…
Паровозный гудок, грохот поезда. По сцене проходит КОНДУКТОР.
Герр кондуктор, пожалуйста, предупредите меня, когда будет Фридрихсруэ.
КОНДУКТОР. Это экспресс. Мы не останавливаемся во Фридрихсруэ с тех пор, как там поселился рейхсканцлер.
ОРЛОВ. Почему?
КОНДУКТОР. Потому что у него депрессия, он болен и никого не принимает.
ОРЛОВ. А как же он руководит страной?
КОНДУКТОР. Своей канцелярией он руководит с помощью курьеров и телеграфа. В газетах пишут, что недавно он обратился к берлинскому профессору еврею Швенингеру, который лечит его совершенно невероятной диетой – водой и селедкой…
ОРЛОВ. Но он сам пригласил меня во Фридрихсруэ!
КОНДУКТОР. Простите, der Herr, этого не может быть. Князь Бисмарк не принимает никого, даже нашего молодого короля-наследника.
ОРЛОВ достает из кармана письмо и протягивает КОНДУКТОРУ.
(Прочитав письмо) Невероятно! Его подпись! (Подобострастно) Извините, князь. Конечно, мы остановимся. Сейчас скажу машинисту… (Поспешно уходит)
В звуке – торможение поезда. Темнеет, поздний вечер.
На сцене камин с горящими дровами. Слуги вкатывают два тяжелых кресла.
Входит очень постаревший БИСМАРК «с тяжелой тростью, в фетровых валенках, в черных суконных брюках, серо-зеленой охотничьей куртке и шарфе, дважды обернутом вокруг шеи». БИСМАРК и ОРЛОВ садятся в кресла у горящего камина.
Слуги вкатывают тележку с бутылью вина и кубками.
БИСМАРК. Смерть Кэтти сразила меня. Целый год я вообще не вставал с постели. Это как погас солнечный луч, в котором ощущалось присутствие Бога.
ОРЛОВ (после паузы). Ее смерть была покойной.
БИСМАРК (после паузы). Это был Божий дар, который дал мне силы на создание империи.
ОРЛОВ (после паузы). Бог уберег меня от отчаяния, но сердце мое разбито…
Оба они – два старика, которые говорят каждый о своем, не слыша друг друга, но видя на заднике, на экране, как Кэтти бежит к морю в Биаррице, врывается в зеленую волну и тысячи солнечных брызг взлетают вокруг нее.
БИСМАРК. Когда я завершил создание Германии, Всевышний забрал ее…
ОРЛОВ. Каждое мгновение я ловлю себя на мысли, что хочу пойти искать ее или написать ей…
БИСМАРК. С грустью, но без всякой горечи я чувствую, что совершенно разваливаюсь…
ОРЛОВ. Ее смерть была покойной…
БИСМАРК. Но ведь никакую империю не возьмешь с собой…
ОРЛОВ. Да, ее смерть была покойной…
БИСМАРК. И я стал отдаляться от Бога… Нет, я читаю Библию, но…
Входит АВТОР.
АВТОР (Бисмарку). Извините, канцлер. Я хочу уточнить. В 1891 году вас посетил немецкий писатель Эдуард фон Кейсерлинг. Вы сказали ему: «Чем меньше у меня эрекции, тем дальше я отхожу от Бога». Надо ли понимать так, что со смертью Кэтти ваши вожделения утихли, и даже Бог стал вам не нужен?
БИСМАРК недовольно морщится. Затем медленным, очень медленным жестом лезет в карман и достает луковичные часы с агатовым брелоком.
Праздничная музыка. На заднике, на экране – кинохроника молодежных гуляний в Германии, тысячи юных студенток в национальных костюмах пляшут на площадях…
