Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

– Послушай, Alexandre, это люди, которыхъ клеветать грѣхъ. Эти люди всѣ преданы Богу и несчастны или по крайней мѣре выдаютъ себя за такихъ, какъ ты говоришь. Не спорю, во всемъ есть злоупотребленія. – Но ежели имъ дѣлаешь добро съ участьемъ, добро, которое намъ ничего не стоитъ, то зато они за насъ молютъ Бога, и пускай 9 изъ 10 обманщики, одного святаго человѣка молитва за насъ и то много можетъ искупить наши наказаніи. Ты мнѣ говоришь примѣръ М. П. Что мнѣ за дѣло, что они были прежде, и всегда ли ихъ жизнь была такъ чиста, какою кажется теперь. Повѣрь, это званіе юродиваго не такъ привлекательно и выгодно, чтобы изъ честолюбія или денегъ человѣкъ бы рѣшился всю жизнь посвятить себя этой тяжелой жизни. Есть 3 причины, которыя могутъ заставлять ихъ выбрать эту карьеру: раскаяніе, несчастіе и призваніе, всѣ причины прекрасныя. Въ призваніе нельзя не вѣрить. Сколько есть изъ нихъ, которые съ дѣтства, сами не зная почему, выбрали эту тяжелую жизнь. Согласись тоже, что они просто жалки, какъ люди. Какъ не желать, сколько можешь, облегчить участь такихъ людей, которые вотъ какъ Гриша, 20 лѣтъ скитаются [33] безъ пристанища, питаясь самой суровой пищей, зиму и лѣто въ одномъ этомъ подрясникѣ. И, сверхъ того, на немъ, сказала она, указавъ на Гришу, закованы вериги въ 11/2 пуда. Я еще маленькая подслушала ночью, какъ онъ молился, и видѣла эти вериги, которыя и теперь на немъ. Другіе зимой ходятъ босикомъ въ трескучіе морозы, и мало ли есть такихъ добровольныхъ мучениковъ. Меня всегда они интересовали и интересуютъ. Хотя, правда, подъ этимъ видомъ есть обманщики, но я, слава Богу, никогда такихъ не встрѣчала.

Ты смѣешься надъ предсказаніями, но я сама видѣла примѣры удивительные этаго вдохновенія, не дальше какъ на моемъ покойномъ отцѣ, которому странникъ Кирюша, день въ день, часъ въ часъ предсказалъ его смерть. Да не только его смерть, но и всю жизнь матушки. Я тебѣ разсказывала это?

– Да, я знаю. Но это ничего не доказываетъ, случай, – отвѣчалъ Папа.

– Какъ не вѣрить въ предсказанія, когда всѣ и всегда вѣрили въ это. Невольное чувство заставляетъ человѣка желать узнать будущее, и должна быть возможность удовлетворить этому чувству. Я сколько не слышала про Колліостро, про M-le Normand, которую сама видѣла въ Парижѣ, я не могу вѣрить въ силу этихъ предсказаній, но что есть этотъ даръ у этихъ людей, у юродивыхъ, сумасшедшихъ, которыхъ ты презираешь, это я очень не то что понимаю, а чувствую. Человѣкъ, который безпрестанно убиваетъ не только всѣ свои страсти, но даже простыя желанія, который весь предался Богу и изгоняетъ изъ души всѣ помышленія, которыя не достойны Его, который не думаетъ о тѣхъ мелочахъ жизни, которыя поглощаютъ наше существованіе, такъ очищаетъ свою душу и возвышаетъ, что въ ней [34] открывается съ ясностью этотъ даръ предвидѣнія, который мы всѣ имѣемъ, но не можемъ употреблять, потому что мы безпрестанно заняты чѣмъ-нибудь плотскимъ, что мѣшаетъ этой способности выразиться. Одинъ юродивой, который точно предсказывалъ, мнѣ разсказывалъ, что онъ никогда не могъ отвѣчать на вопросы, которые ему дѣлали, но что, когда онъ смотрѣлъ пристально на какое-нибудь лицо, ему вдругъ приходили слова, которыя онъ понималъ только тогда, когда самъ слышалъ ихъ, и онъ говорилъ, самъ не зная что и почему.

Maman много спорила въ этомъ духѣ съ отцомъ, но онъ не поддался и окончилъ споръ какой-то шуточкой и принялся дѣлать салатъ. Разговоръ этотъ сначала занялъ меня. Я слушалъ и понималъ, но потомъ, замѣчая, что обѣдъ клонится къ концу, я пересталъ слушать, тѣмъ болѣе, что Юза безпрестанно мигала мнѣ, указывая на Maman и Мими, что значило, что обѣдъ кончится, а такого удобнаго времени, чтобы всѣ были вмѣстѣ, нескоро найдешь, чтобы просить дѣвочекъ на охоту.—

Я толкнулъ Володю, и онъ рѣшился. – Всегда какъ кажется страшно просить, даже черезъ другого, не знаешь, на какой половинкѣ стула сидѣть, а какъ попросишь, и позволять, кажется, отчего давно не просилъ этого, а не позволятъ, но, ежели уже началъ, какая смѣлость и откуда возьмется, даже рѣшаешься спорить и доказывать, что можно и нужно позволить. Я въ этомъ отношеніи остался до сихъ поръ ребенкомъ. Да что я говорю «въ этомъ отношеніи», во всѣхъ отношеніяхъ слабости остались тѣ же, разница только въ томъ, что выказываются они [35] на другихъ желаніяхъ. – Во время пирожнаго былъ позванъ Никита, и отданы приказанія на счетъ собакъ, линейки для maman съ дѣвочьками и на счетъ верховыхъ лошадей для насъ, все съ величайшей подробностью, называя каждую лошадь по имени. Для Володи не было лошади его обыкновенной, и Папа велѣлъ осѣдлать охотничью. Но это слово «охотничья лошадь» какъ то особенно звучало въ ушахъ maman, ей казалось, что охотничья лошадь должна непремѣнно быть звѣремъ и бѣшенно понести и убить Володю. Такъ, не смотря на увѣщаніи Папа и Володи, который съ удивительнымъ молодечествомъ говорилъ, что это ничего, и что онъ любитъ, когда лошадь несетъ, бѣдняжка maman продолжала говорить, что она все гулянье не будетъ покойна. Наконецъ, обѣдъ кончился, большіе пошли пить кофей въ кабинетъ Папа, а мы, дѣти, побѣжали шаркать ногами по дорожкамъ, покрытымъ упадшими листьями, въ садъ. Тамъ начались разговоры о томъ, какъ стыдно, Васинька боится верхомъ ѣздить, какъ стыдно, что Любочка старше и тише бѣгаетъ, чѣмъ Юза, о томъ, что дѣлали и говорили большіе за столомъ, и какъ бы интересно посмотрѣть вериги Гриши, и какъ онъ молится. Ежели онъ рано уйдетъ спать на мужской верхъ, то рѣшено было передъ ужиномъ идти смотрѣть. Долго толковали мы и были только оторваны отъ этихъ занятій стукомъ подъѣзжавшей линейки, на которой у всякой рессоры сидѣло по дворовому мальчику, крикомъ охотниковъ на собакъ, ихъ отрывистымъ взвизгиваньемъ и чудеснымъ видомъ кучера Парфена, который ѣхалъ на назначенной Володѣ лошади и велъ въ поводу нашихъ. Всѣ бросились къ забору, отъ котораго видны были всѣ эти прелести, [36] а оттуда одѣваться на верхъ и одѣваться такъ, чтобы, какъ можно болѣе, походить на охотниковъ. Одно изъ главныхъ къ этому средствъ было всучиваніе панталонъ въ сапоги, за что мы и принялись съ большимъ нетерпѣніемъ кончить и бѣжать наслаждаться у крыльца видомъ собакъ, запахомъ лошадей и разговоромъ съ охотниками.

За что охота съ собаками это изящное, завлекательное и невинное занятіе находится въ презрѣніи и посрамленіи какъ у городскихъ, такъ и у деревенскихъ жителей? – «Собакъ гонять», «зайцевъ гонять». – Да что же тутъ дурнаго? Кому это приноситъ вредъ? – Раззоряются, убиваются, портятъ людей. Все неправда. Охота стоитъ совсѣмъ не дорого и, ежели бы тѣ помѣщики, которые имѣютъ охоту, во все время, которое она продолжается, ѣздили бы жить въ столицы, чтобы не умереть отъ скуки, они прожили бы въ трое болѣе. – Хорошіе охотники никогда не скачутъ, какъ безумные, и не убиваются. На счетъ людей примѣръ наши люди – лучшіе люди во всѣхъ отношеніяхъ были охотники. На охотѣ, какъ и въ походахъ, люди формируются. А что же и хорошаго то въ охотѣ? А вотъ что.

День былъ жаркой, бѣлыя тучки съ утра показались на горизонтѣ, потомъ все ближе и ближе сталъ сгонять ихъ маленькой вѣтерокъ, кое-гдѣ видна была и черная тучка или сторона тучки. Около полдня безпрестанно закрывалось и опять открывалось солнце, и пахнетъ въ это время посвѣжее вѣтерокъ.

Славно. Къ вечеру сколько не ходили по небу тучи, не суждено видно имъ было собраться въ грозовую тучу и помѣшать въ послѣдній разъ нашему [37] удовольствію. Они, помучавъ насъ немного, опять стали разходиться. Одна только на востокѣ была большая длинная туча, другіе же на самомъ верху превратились въ бѣлую чешую, другіе подлиннѣли, побѣлѣли и всѣ бѣжали на горизонтъ.—

Дождя нечего было бояться. Даже Карлъ Иванычъ, который всегда зналъ, куда какая туча пойдетъ, объявилъ, что будетъ погода хорошая. Фока сбѣжалъ очень ловко и скоро, несмотря на преклонныя лѣта, крикнулъ «подавай» и сталъ твердо по серединѣ подъѣзда, между тѣмъ мѣстомъ, куда долженъ былъ кучеръ Иванъ подкатить линѣйку, и порогомъ, въ позиціи человѣка, которому не нужно напоминать о его обязанности подсаживать. Барыни сошли и послѣ небольшаго пренія о томъ, кому на какой сторонѣ сидѣть и за кого держаться, раскрыли зонтики и отправились. (Линѣйкѣ нуженъ былъ объѣздъ, а охота пойдетъ прямо.) Мы въ страшномъ нетерпѣніи попрыгали на лошадей и съ помощью хлыстовъ дѣлали по двору разныя эволюціи, объѣзжая лѣжащихъ по двору собакъ, чтобы избѣгнуть всегдашняго выговора охотниковъ: «Собаку, сударь, не извольте раздавить». – Володя влѣзъ на охотничью лошадь, несмотря на твердость своего характера, не безъ нѣкотораго содраганія. На лошади же онъ былъ очень хорошъ: точно большой! Особенно обтянутые ляжки его лежали на сѣдлѣ такъ хорошо, что мнѣ было завидно, особенно завидно потому, что я на своемъ стриженномъ клеперѣ, сколько я могъ судить по тѣни, далеко не имѣлъ такого прекраснаго вида. Вотъ послышались на лѣстницѣ шаги папа. Выжлятникъ подогналъ отрыскавшихъ гончихъ. Борзятники подозвали своихъ и стали садиться. Стремянный подвелъ лошадь къ крыльцу. Собаки своры папа, [38] которыя прежде лежали и стояли въ разныхъ живописныхъ позахъ около его лошади, бросились къ нему. – Онъ вышелъ на крыльцо, за нимъ въ бисерномъ ошейникѣ весело выбѣжала Милка, которая, выходя, всегда здоровалась со всѣми собаками: на нѣкоторыхъ порычала, съ другими поиграла. Она точно барыня была передъ другими собаками.

– Какъ ты думаешь, Турокъ, спросилъ папа, садясь на лошадь, у доѣзжачаго – куда намъ нынче ѣхать?

Папа всякой разъ дѣлалъ этотъ вопросъ, отправляясь на охоту, и всякой разъ, какъ и теперь, получалъ тотъ же отвѣтъ: «Куда вамъ будетъ угодно». – «Нѣтъ, да ты какъ ты думаешь? Ежели намъ въ дубки ѣхать, такъ съ одной стороны тамъ еще хлѣбъ не снятъ, a за то ужъ вѣрно тамъ найдемъ. Въ Калиновомъ же Богъ знаетъ, будетъ ли что нибудь».

– Въ Калиновымъ то оно такъ-съ, да вчера вечер[омъ] тамъ Ермолай лисицу видѣлъ, какъ въ лѣсъ за дровами ходилъ, говоритъ, матерая, какъ волкъ точно.

– Ну такъ поѣдемъ въ Калиновой, а оттуда дуброву и эти мелочи захватимъ.

– Какъ вамъ будетъ угодно-съ.

Рѣшено было въ Калиновой, и мы поѣхали. – Турокъ открывалъ шествіе, за нимъ пестрымъ кружкомъ бѣжали сомкнутыя гончія. Жалко было смотрѣть, какая участь постигала ту неосторожную, которой вздумывалось отстать: ей надо было за шею перетянуть свою подругу и, сверхъ того, одинъ изъ выжлятниковъ, исполняя свою обязанность, не пропускалъ этаго случая, чтобы ударить ее арапникомъ, крикнувъ «въ кучку».

Разровнялись. По сторонамъ ѣхали борзятники на славныхъ низовыхъ горбоносыхъ, съ хорошимъ ходомъ лошадяхъ, – всѣ красивые люди, со всѣми охотничьими доспѣхами. Рѣдко можно [39] видѣть красивѣе групу, составленную изъ человѣка и животныхъ, какъ охотника на лошади, за которой рыщутъ борзыя собаки, особенно, когда онъ имъ бросаетъ прикормку. Очень красиво!

Подъѣхавъ къ Калиновому, мы нашли линейку уже тамъ и, сверхъ всякаго ожиданія, еще тележку въ одну лошадь, на серединѣ которой сидѣлъ буфетчикъ и держалъ что-то въ салфеткѣ между ногъ; съ одной стороны торчалъ самоваръ, и еще были кое какія привлекательные узелки. Нельзя было ошибиться – это былъ сюрпризъ: чай на чистомъ воздухѣ, мороженое и фрукты. Радость наша была неописанная. – Чай въ чайной не доставлялъ никакого удовольствія; изъ буфета – очень малое; на балконѣ было очень пріятно, но на воздухѣ, тамъ, гдѣ никогда не пьютъ чай, гдѣ-нибудь подъ березой, это было верхъ наслажденія. – Турокъ слѣзъ съ лошади и, выслушавъ подробное наставленіе съ величайшимъ вниманіемъ, какъ ровняться и куда выходить, наставленіе, которое, впрочемъ, ему было совсѣмъ не нужно – онъ всегда дѣлалъ по-своему – разомкнулъ собакъ, сѣлъ опять на лошадь и, потихоньку посвистывая, скрылся за молодыми березками. – Разомкнутые гончіе прежде всего выразили маханьями хвостовъ свое удовольствіе, потомъ встряхнулись, сдѣлали все это и еще больше того около, неизвестно почему избранныхъ ими, кустиковъ, что дѣлаютъ солдаты, когда имъ говорятъ «оправься», и принялись серьезно за дѣло. Намъ дали по собакѣ, которую мы должны были держать на платкѣ, слѣзли съ лошади и разослали по разнымъ мѣстамъ. Меня послали довольно далеко. Я бросился опрометью туда. То собака меня тащила, то упиралась, я торопился и дикимъ голосомъ кричалъ у… у… наконецъ, запыхавшись, добѣжалъ и усѣлся въ травѣ. Настала минута ожиданья. – Разумѣется, воображеніе мое ушло далеко впередъ дѣйствительности. Уже я пятаго зайца самъ затравливалъ и даже одну лисицу, какъ отозвалась одна гончая. [40] Тутъ рѣшительно я пришелъ въ неописанное волненіе. Глаза выкатились у меня изо лбу, потъ катился градомъ, и капли его, хотя и щекотали меня, сбѣгая по подбородку, я не вытиралъ ихъ, я не переводилъ дыханія и съ безсмысленной улыбкой смотрѣлъ то на лѣсъ, то на собаку. Мнѣ казалось, что рѣшается моя участь, и что минуты рѣшительнѣе этой въ жизни быть не можетъ. Но положеніе это было слишкомъ неестественно, оно не могло продолжатся. Гончіе все гоняли; зайца не было, я сталъ смотрѣть по сторонамъ. Подлѣ самаго меня муравей тащилъ огромную соломину и, хотя она цѣплялась безпрестанно, онъ продолжалъ тащить, поворачиваясь съ боку на бокъ. Его постоянство и сила обратили мое особое вниманіе, тутъ же на бѣду мою прилѣтела бабочка. Въ ней ничего не было особеннаго, – желтая с бѣ[лымъ] – но она такъ ми[ло] покружилась надъ длинн[ымъ] бѣлымъ цвѣточк[омъ], потомъ усѣлась и только изрѣдка взмахивала жолтыми крылышками, наконецъ совсѣмъ замерла. Видно было, что ей пріятно, очень пріятно: солнушко ее пригрѣло. Въ это время Жиранъ рванулся. Не знаю, что сдѣлалось съ бабочкой, я оглянулся и увидѣлъ.... на опушкѣ, одно ухо приложилъ, другое поднялъ, перепрыгиваетъ заяцъ. Всѣ мои планы выдержать изчезли, я спустилъ собаку и закричалъ голосомъ, неистовое выраженіе котораго нельзя передать.

– Только что я сдѣлалъ это, въ ту же минуту я сталъ раскаиваться. Заяцъ присѣлъ, сдѣлалъ прыжокъ, и ужъ больше я его не видалъ. – Но каковъ былъ мой стыдъ, когда за гончими, которыя въ голосъ вывели на опушку, выѣхалъ Турокъ. Онъ видѣлъ мое приключеніе и только сказалъ: «Ахъ, баринъ». Мнѣ бы было легче, ежели бы онъ мнѣ отрѣзалъ ноги, какъ зайцу, и повѣсилъ бы меня на сѣдло, чѣмъ выслушать только эти два слова. Но какъ они были сказаны.

(У меня есть тетушка, довольно дальняя, но я привыкъ ее звать тетушкой. У этой тетушки есть [41] братъ, у брата есть охота. Тетушка особа весьма степенная, пожилыхъ лѣтъ, у нее свой домъ, своя воспитанница, и кругъ ее знакомыхъ состоитъ изъ лицъ самыхъ почетныхъ въ Губерніи. Всѣ Архиреи, которые были въ продолженіе 20 лѣтъ, что она живетъ въ городѣ, бывали у нее, и она пользовалась расположеніемъ Преосвѣщенныхъ. Однимъ словомъ, тетушка особа. Уѣзжая изъ деревни брата своего, куда она приѣзжала на короткое время, въ ноябрѣ мѣсяцѣ, братъ ея предложилъ ей проводить ее верхомъ нѣсколько верстъ. (Была пороша, самый Михайловъ день 8 ноября.) Только что выѣхали за околицу, братецъ ея замѣтилъ маликъ, который пошелъ къ гумнамъ. Онъ поѣхалъ доѣзжать, расчитывая догнать сестрицу. Заяцъ вскочилъ, охотники стали травить. Заяцъ покосилъ на дорогу. Около дороги были сугробы. Собаки проваливались, русакъ оттянулъ, выбрался на дорожку и былъ таковъ. – Надо замѣтить, что это дѣло происходило возлѣ самаго возка тетушки. Но каково положеніе братца, когда онъ увидалъ слѣдующую картину. Тетушка, подобравъ салопъ, была по колѣно въ снѣгу. Старый лакей не могъ догнать ее, она падала отъ усталости. Ноги ее въ бѣлыхъ мохнатыхъ сапогахъ отказывались двигаться. Кучеръ смотрѣлъ на нее въ тупомъ изумленіи, но, что хуже всего, тетушка въ эту минуту (послѣ она раскаивалась) не чувствовала всей непристойности своего положенія, а продолжала твердить: «Что жъ, братецъ, я бы рада, но силъ нѣтъ. Ушелъ?» спрашивала она. —

Второй случай. Въ нашемъ Губернскомъ городѣ жилъ купецъ Подъемщиковъ. Онъ всегда велъ дѣла съ отцомъ, и отецъ любилъ его за честность и акуратность. Объ охотѣ же онъ отзывался всегда съ презрѣніемъ. Уговорилъ его разъ отецъ [42] ѣхать на охоту. Послѣ нѣкоторыхъ безуспѣшныхъ отговорокъ онъ влѣзъ въ длиннополомъ купеческомъ кафтанѣ и [съ] сѣденькой бородкой на охотничью лошадь и ѣздилъ все поле съ нами. Поле было неудачно. Ироническая и презрительная полуулыбка не сходила съ его лица. Пришлось, наконецъ, у самыхъ ногъ его лошади затравить бѣляка. (Травля бѣляка красивѣе травли русачей, хотя и не такъ [1 неразобр.] бѣлякъ безпрестанно увиливается). Я слѣдилъ за нимъ во время всей травли, желая знать, какое на него произведетъ впечатлѣніе. Онъ скакалъ какъ сумашедшій. Я безпрестанно ждалъ, что или упадетъ лошадь, или онъ раздавить собакъ. Самъ же онъ едва сидѣлъ на седлѣ. Упавъ на переднюю луку, онъ помиралъ со смѣху. Когда затравили бѣляка, онъ не слѣзъ, а свалился съ лошади и, упавъ на землю, продолжалъ смѣятся, такъ что уже не слышно было звуковъ, а по конвульсіямъ можно было заключить, что онъ смѣется. Насилу серьезные лица охотниковъ его успокоили.)

Долго стоялъ я въ нѣмомъ отчаяніи на томъ же мѣс[тѣ], не звалъ даже собаки и только твердилъ съ самыми выразительными жестами: «Ахъ, какая досада». Я слышалъ, какъ погнали дальше гончіе, какъ заотукали на другой сторонѣ лѣса, какъ отбили зайца, и какъ вызывалъ доѣзжачій собакъ, но я все не трогался съ мѣста.

Охота кончилась. На коврѣ, въ тѣни, сидѣли всѣ кружкомъ. Буфетчикъ Василій стоялъ на колѣняхъ и изъ коробки вынималъ завернутыя въ листья груши и персики. Такъ было жарко и хотѣлось ѣсть, что, кажется, проглотилъ бы весь коробокъ съ Василіемъ, а надо было дожидаться, пока Василій выложитъ все на тарелки, разставитъ эти тарелки симетрично на коврѣ, и когда послѣ большихъ раздадутъ намъ по одной штучкѣ. Какъ ни долго дожидались мы [43] этаго, однако дождались и тотчасъ побѣжали устроивать бѣседочку. Любочка нашла необыкновенной величины зеленаго червяка. Всѣ мы припали, головами вмѣстѣ, къ листочку, на которомъ сорвала его она и съ ужасомъ бросила на землю. Юза рѣшилась поднять его, подставивъ ему сухую травку на дорогѣ, и, чтобы ловчѣе сдѣлать это, она сдѣлала движеніе плечомъ, за которое всегда сердилась Мими говоря, que c’est un geste de femme de chambre76. Платье съ открытой шеей спускается ниже плеча, и, подымая и потомъ опуская какъ то плечо, я часто видалъ, что дѣвочки опять приводятъ платье на настоящее мѣсто. Юза, стоя на колѣнах, и нагнувшись надъ червякомъ, сдѣлала это самое движеніе. Я смотрѣлъ ей черезъ плечо. Въ это самое время вѣтеръ поднялъ косыночку съ ея бѣленькой, какъ снѣгъ, шеи. Я посмотрѣлъ на это голое плечико, которое было отъ моихъ губъ на вершокъ и припалъ къ нему губами такъ сильно и долго, что, ежелибы Юза не отстранилась, я никогда бы не пересталъ. Юза покраснѣла и ничего не сказала. Володя презрительно сказалъ: «что за нѣжности» и продолжалъ заниматься пресмыкающимся. У меня были слезы на глазахъ. Это было первое проявленіе сладострастія.

Охота и гулянье больше ничѣмъ не были замѣчательны. Нѣчто тѣмъ, что тутъ maman, найдя удобную веселую минуту, упросила папа отложить разставаніе до завтрашняго утра, послѣ ранняго завтрака. —

Назадъ мы поѣхали другимъ порядкомъ: не съ охотой, а съ линейкой. Мы одинъ передъ другимъ гарцовали около линѣйки. Я по тѣни казался довольно удовлетворительнымъ, но меня приводило въ смущеніе другое обстоятельство. Я хотѣлъ прельстить всѣхъ сидѣвшихъ въ линѣйкѣ своей ѣздой, пролетѣвъ мимо нихъ. Я сзади начиналъ хлыстомъ разгонять лошадь, поровнявшись съ линѣйкой, принималъ самое непринужденное и граціозное положеніе, поводя правой [44] рукой по поводьямъ отъ лѣвой руки до конца, какъ вдругъ, поровнявшись съ упряжными лошадьми, моя лошадь, несмотря на все мое старанье, останавливалась. И это нѣсколько разъ. Ужасно досадно. —

Пріѣхали домой, пили чай, играли. Явился Гриша. Наконецъ, усѣлись всѣ съ maman, чтобы провести послѣдній вечеръ съ ней – это была мысль старшаго, Володи. – Папа не было, его голосъ слышенъ былъ изъ кабинета – онъ занимался съ Никитой. Гриша продолжалъ говорить притчами. Очень легко было перевести его слова такъ, что онъ предсказывалъ maman смерть и то, что она съ нами больше не увидится. Онъ плакалъ въ нашемъ домѣ. Это одно, по мнѣнію принимавшихъ его за пророка, значило, что нашему дому предстоитъ несчастіе. Онъ всталъ и сталъ прощаться. Мы переглянулись и вышли потихоньку, но только-что нашихъ шаговъ не могло быть слышно, мы опрометью бросились на верхъ и засѣли въ темный чуланъ, изъ котораго видно намъ будетъ, какъ будетъ молиться Гриша. Никто изъ насъ другъ другу не признавался, но всѣмъ намъ было страшно въ темнотѣ, и мы всѣ жались другъ къ другу. Гриша съ своей палкой и свѣчкой въ рукѣ взошелъ въ комнату. Мы не переводили дыханія. Гриша безпрестанно твердилъ «Господи, помилуй» и «Господи, Исусе Христе» и «Мати, Пресвятая Богородица» съ разными интонаціями и выговаривая эти слова такъ, какъ говорятъ тѣ, которые ихъ часто произносятъ. – Онъ съ молитвой поставилъ свой посохъ въ уголъ, осмотрѣлъ постель и сталъ раздѣватся. Снялъ изорванный нанковый подрясникъ, сложилъ его, снялъ сапоги, подвертки, все это тщательно и медленно. Выраженіе лица его было совсѣмъ другое, чѣмъ обыкновенно. Вмѣсто всегдашняго выраженія торопливости, безпокойства и тупоумія, въ эту минуту онъ былъ спокоенъ, важенъ и умно задумчивъ. Оставшись въ одномъ бѣльѣ, которое совсѣмъ не было бѣло, онъ сѣлъ на кровать видно съ усиліемъ, потому что онъ въ это время77 [45] сморщился, оторвалъ подъ рубашкой отъ тѣла вериги. Они брякнули. – Посидѣвъ немного, онъ всталъ съ молитвой, поднялъ свѣчку въ уровень съ кивотомъ, въ которомъ стояли нѣсколько иконъ, перекрестился на нихъ и повернулъ свѣчку огнемъ внизъ. Она съ трескомъ потухла. Прямо въ оба окошка, обращенныя на лѣсъ, ударяла полная луна. Длинная бѣлая фигура юродиваго съ одной стороны была освѣщена лучами мѣсяца, съ другой длинною тѣнью падала по полу, стѣнѣ и доставала до потолка. Онъ стоялъ сложивъ руки на груди, опустивъ голову и безпрестанно прерывисто вздыхая. Наконецъ, онъ съ трудомъ опустился на колѣни и началъ молиться, сначала тихо ударяя только на нѣкоторыя слова, потомъ, видно было, что онъ все болѣе и болѣе воодушевлялся, онъ пересталъ уже твердить молитвы извѣстныя, которыхъ онъ много прочелъ, онъ говорилъ свои слова простыя, даже нескладныя, хотя онъ старался выражаться по славянски, чтобы было похожо на молитву. Онъ молился о себѣ, чтобы Богъ простилъ его, молился о матери, о насъ, твердилъ: «Боже, прости врагамъ моимъ», безпрестанно крехтя, припадалъ къ землѣ лбомъ, билъ о полу и опять подымался, несмотря на вериги, которыя издавали звуки желѣза. Долго, долго находился онъ въ этомъ положеніи религіознаго экстаза, импровизируя молитвы, и слова его были грубы, но трогательны. То твердилъ онъ: «Господи, помилуй меня» нѣсколько разъ сряду и всякой разъ съ бо́льшимъ и бо́льшимъ воодушевленіемъ. Онъ говорилъ: «Прости меня», «Научи мя, что творить» съ такимъ выраженіемъ, какъ будто онъ говорилъ съ кѣмъ нибудь. Его вѣра была такъ сильна, что онъ чувствовалъ, что Богъ слышитъ его молитву. Любовь его была такъ сильна и тепла, что онъ безсознательно настроивалъ голосъ на самое жалостливое выраженіе, какъ будто Богъ слушалъ его слова. Раскаяніе, преданность Волѣ Божіей и сознаніе своего ничтожества такъ78 [46] сильны, что онъ замолкалъ, не зналъ, что говорить и лежалъ, приложивъ лобъ къ землѣ, только изрѣдко вздыхая. – Описывая впечатлѣнія, которыя произвела на меня въ дѣтствѣ молитва Гриши, когда все хорошее сильно отзывается въ еще неиспорченной душѣ нашей, мнѣ пришли на мысль нѣкоторые несправедливые понятія, которые я и самъ раздѣлялъ когда-то, о безполезности наружныхъ знаковъ благоговѣнія при молитвѣ. Большая часть людей нынѣшняго вѣка, исключая тѣхъ, которые вамъ скажутъ откровенно, (а это я цѣню), что они ни во что не вѣрятъ, состоитъ изъ людей, которые вамъ отвѣтютъ, ежели вы ихъ спросите, молются ли они, что они не полагаютъ молитву въ томъ, чтобы въ извѣстные часы становиться въ позицію передъ дурно намалеванной доской и читать заученныя слова, но что они молються всегда и вездѣ, гдѣ придутъ къ нимъ мысли благоговѣнія. – Не вѣрьте имъ, это люди, которые не имѣютъ ничего святаго, и эти мысли благоговѣнія никогда имъ не приходятъ. Говорятъ они, что ихъ возбуждаетъ къ молитвѣ величіе природы. Ежели бы это было такъ, то они всегда бы должны молиться, потому что есть ли такая природа, которая бы не была велика? Чтеніе извѣстныхъ, условленныхъ молитвъ и всѣ признаки благоговѣнія, которые приняты у насъ при молитвѣ, невольно возбуждаютъ мысли религіозныя, во-первыхъ, потому что, читая молитвы, заученныя вами въ дѣтствѣ, переносятъ васъ къ этому времю, времю единственному, въ которомъ вы чувствовали чистоту души и не сомнѣвались въ томъ, что Богъ слышитъ вашу молитву. – Простота есть величіе. Молитва есть просьба. – Мнѣ скажутъ – раскаяніе, преданность Волѣ Божьей есть тоже молитва. Раскаяніе есть просьба простить грѣхи наши, преданность волѣ Божьей есть просьба принять насъ въ свою волю. Всякая молитва есть просьба. —

[47] Просить Бога отъ души нельзя иначе, какъ также, какъ мы просимъ человѣка: языкомъ самымъ простымъ, доступнымъ и понятнымъ для того человѣка, котораго просимъ. Искать такихъ молитвъ и выраженія мыслей, которыя бы были достойны Бога, есть верхъ гордости человѣческаго ума. Нѣкоторые люди говорятъ, что, удивляясь творенію Бога, изучая творчество, я мыслями переношусь къ Богу и хвалю его. Какая же это хвала, ежели ты ее не можешь выразить? Моли Бога, какъ ты молишь человѣка. Эта молитва будетъ доступна для самаго тебя, ты дашь себѣ отчетъ въ томъ, о чемъ ты просишь, а для Бога доступны всякія слова. Я вижу гораздо больше величія въ словахъ одной жалкой дѣвочки 10 лѣтъ, которая умирала, и смерть которой я видѣлъ, отъ водяной въ страшныхъ страданіяхъ, и, не переставая молиться, говорила: «Божія матерь, избави меня, помилуй меня. Да помилуй меня, да прости же меня». Это «да» есть верхъ величія и простоты въ молитвѣ. Эта дѣвочка чувствовала, что Богъ слышитъ ея молитву, чѣмъ въ словахъ людей, которые говорятъ, что это оскорбленіе Божеству, ежели допускать, что есть молитвы Святыхъ, которыя могутъ искупить мои грѣхи, есть иконы, которыя имѣютъ силу исцѣлить, а не Богъ, котораго творенія я вижу во всемъ отъ миріядовъ безконечно мелк[ихъ] насѣкомыхъ до миріядовъ свѣтилъ небесныхъ. – Человѣкъ существо плотское, и поэтому чѣмъ проще онъ берется за молитву, тѣмъ болѣе видна его вѣра, и тѣмъ угоднѣе эта молитва Богу, a чѣмъ болѣе старается человѣкъ стать мыслями на уровень величія Божія, тѣмъ болѣе онъ заблуждается, тѣмъ менѣе онъ въ состояніи дать отчетъ въ томъ, что онъ называетъ своей молитвой, и тѣмъ мѣнѣе она угодна Богу. Чѣмъ болѣе имѣетъ человѣкъ вѣрное понятіе о своемъ ничтожествѣ, тѣмъ болѣе вѣрное понятіе будетъ имѣть онъ о величіи Бога. Поэтому то я говорю: во-вторыхъ не отклоняйтесь отъ знаковъ благоговѣнія при молитвѣ – они указываютъ на ваше ничтожество и на Величіе Бога.