Полное собрание сочинений. Том 4. Произведения Севастопольского периода. Утро помещика

Противъ 3-го бастіона Англичане въ продолженіи 1/4 часа подъ картечнымъ и ружейнымъ огнемъ около засѣкъ работали подступы и, окончивъ ихъ, въ числѣ 8-ми колоннъ (около 1,000 человѣкъ въ каждой), быстро двинулись на приступъ.

4-ре колонны, шедшіе по двѣ съ каждаго фаса бастіона, не выдержали нашего картечнаго и банкетнаго огня и въ безпорядкѣ отступили къ траншеямъ. Но 4-ре колонны, двинувшіеся на исходящій уголъ, успѣли перебросить мосты, приставить лестницы и прямо черезъ разрушенный ровъ въ амбразуры вскочить въ укрѣпленіе и заклепать три стоявшія тамъ полевыя орудія. Въ первую минуту быстраго напора непріятеля прикрытіе отступило за горжу и дѣйствовало батальнымъ огнемъ по занятому пространству, но вскорѣ поддержанное прибытіемъ Селенгинскаго Полка двинулось впередъ, выбросило непріятеля за валъ, взявъ у него 230 человѣкъ плѣнными и, ставъ по банкету, открыло ружейный огонь по отступающимъ. Непріятель, поражаемый картечью и пулями съ 3-го бастіона, ядрами и бомбами съ лѣваго фаса 4-го бастіона и редута Костомарова[83], въ совершенномъ безпорядкѣ бѣжалъ частью въ свои траншеи, частью къ Малахову кургану. —

Около получаса послѣ начала приступа на лѣвый флангъ нашихъ укрѣпленій непріятель повелъ штурмующіе колонны противъ нашего праваго фланга – отъ батареи Забуцкаго до 5-го бастіона.

Противъ лѣваго и праваго фаса 4-го бастіона выходившіе изъ траншей непріятельскія колонны, въ особенности сильныя противъ батареи Забуцкаго, были встрѣчаемы такимъ дѣйствительнымъ перекрестнымъ картечнымъ огнемъ изъ крѣпостныхъ и преимущественно полевыхъ орудій, что, далеко не доходя до вала, были принуждены отступить.

Болѣе энергическая атака со стороны непріятеля была поведена на редутъ Шварца и лѣвый фасъ 5-го бастіона. Редутъ Шварца, находясь далеко выдвинутымъ впереди линіи нашихъ укрѣпленій, все утро 27-го числа осыпаемый прицѣльными ядрами и. бомбами, въ ожиданіи штурма лишь исправлялъ поврежденія и не отвѣчалъ непріятелю. Вся прислуга стояла на мѣстахъ и всѣ орудія были заряжены картечью. Но наступленіе непріятеля было такъ быстро, численность его такъ велика и разстояніе отъ траншей такъ мало, что, несмотря на то, что изъ всѣхъ 8-ми орудій редута было сдѣлано по одному картечному выстрѣлу, часть непріятеля успѣла съ праваго фаса вскочить въ него, прежде чѣмъ могли зарядить другой разъ орудія. Одинъ слабый баталіонъ Житомірскаго Полка, находившейся въ прикрытіи, въ первую минуту былъ оттѣсненъ до половины редута и, открывъ по непріятелю батальный огонь, препятствовалъ ему роспространяться далѣе. Но черезъ 1/2 часа поддержанный небольшими частями Минскаго и Екатеринбургскаго Полковъ, въ штыки бросившись на непріятеля, выбилъ его изъ редута, взявъ у него до 200 человѣкъ плѣнными.

Противъ лѣваго фаса 5-го бастіона, несмотря на сильный банкетный и картечный огонь, Французы достигнули рва и спустились въ него, но, потѣрявъ большую часть людей и особенно тѣхъ, которые несли мосты и лѣс[т]ницы, принуждены были отступить, оставивъ плѣнными и убитыми всѣхъ тѣхъ, которые спустились въ ровъ. Отступающіе бѣжали до своихъ траншей подъ жесточайшимъ картечнымъ огнемъ редутовъ Шварца, Бѣлкина, лѣваго фаса 5-го и праваго фаса 4-го бастіоновъ. —

Въ это же время на Корабельной сторонѣ подошедшіе резервы наши, поддерживаемые полевою артиллеріею и картечью съ Генриховой батареи, двинуты были на куртину 2-го бастiона. Послѣ отчаяннаго сопротивленія непріятель былъ выбитъ за стѣнку, но, защищаемый ею, продолжалъ держаться за нею и во рву куртины. —

Отбитый на всѣхъ пунктахъ, исключая передовой части Малахова кургана и Батареи Жерве, непріятель неоднократно пытался проникнуть во 2-ую оборонительную линію и возобновлялъ атаки на 2-й Бастіонъ, Рогатку, 3, 4, 5 Бастіоны и Редутъ Шварца.

Попытки непріятеля овладѣть 2-ою оборонительною линіею были уничтожаемы картечнымъ огнемъ подвезенныхъ къ проходу 2-й линіи 6-ти легкихъ орудій 6 легкой батареи 12-й арт[иллерiйской] бр[игады], 8 орудій 4 легкой 17 бр[игады], поставленной съ правой стороны Малахова кургана, отстоявшей свою позицію, хотя и потерявшей 2/3 людей и всѣхъ своих офицеровъ, и 3-хъ орудій, дѣйствовавшихъ въ горжѣ, и ружейнымъ огнемъ засѣвшей за стѣнкой пѣхоты. (Непріятельская пѣхота черезъ амбразуры Малахова кургана и ровъ куртины, пользуясь неровностью мѣстности, разсыпнымъ строемъ пытавшаяся добраться до 2-ой оборонительной стѣнки, была всякій разъ встрѣчаема мѣткимъ ружейнымъ огнемъ и не имѣла успѣха).

Противъ 2-го бастіона, снова открывъ усиленное изъ всѣхъ батарей бомбардированіе, непріятель еще два раза водилъ свои колонны на приступъ. Въ первый разъ, выставивъ около праваго фаса 2-го бастіона, на которомъ еще большая часть орудій были заклепаны, двѣ конныя батареи, дѣйствовавшія по 2-ой линіи картечью, онъ быстро повелъ сильныя колонны къ исходящему углу, но встрѣченные картечью съ Генриховой батареи и дивизіона 5-й легкой 11-й бр[игады] и банкетнымъ огнемъ пѣхоты, принужденъ былъ отступить съ большимъ урономъ, конная же батарея въ нѣсколько минутъ была уничтожена перекрестнымъ огнемъ съ батарей: Генриховой, Парижской, 1-го бастіона, 18-го № и ружейнымъ. Во второй разъ колонны непріятеля, далеко не доходя до укрѣпленій, повернули назадъ и бѣжали въ траншеи. Оба раза батареи съ Сѣверной стороны перваго бастіона и подошедшіе[84] въ это время къ Киленъ-балкѣ пароходы не переставали поражать продольно фланговымъ огнемъ безпрестанно подходившіе резервы. Попытка Французовъ разсыпнымъ строемъ овладѣть 2-мъ бастіономъ, отъ куртины перебѣгая по рву къ правому фасу, имѣла также мало успѣха.

На куртинѣ поддержанный сильными резервами непріятель успѣлъ еще разъ выбить насъ изъ Рогатки, но, поражаемый картечьнымъ и батальнымъ огнемъ, снова отступилъ за стѣнку, гдѣ и держался до тѣхъ поръ, пока на батареѣ Рогатки не произошелъ взрывъ пороховаго погреба, которымъ[85] обязаны, как говорятъ, самоотверженiю однаго изъ матросовъ, бывшихъ на 4-хъ пушечной батареѣ, бросившаго[ся] съ фитилемъ въ погребъ и погибнувшаго въ немъ. Тогда непріятель окончательно отступилъ къ своимъ траншеямъ, потерявъ значительное число отъ взрыва, и мы снова заняли куртину.

Противъ З-го бастіона непріятель, принявъ свѣжіе войска, вслѣдъ за отбитымъ штурмомъ снова пошелъ на приступъ, но, не выдержавъ картечнаго и ружейнаго огня, обратился назадъ. Такого рода попытки дѣлаемы были непріятелемъ 6-ть разъ сряду, но, всякій разъ поражаемый картечнымъ и ружейнымъ огнемъ съ 5-го и фланговымъ съ 4-го бастіоновъ, не доходя до рва, онъ обращался назадъ и только въ 5-ть часовъ вечера окончательно удалился за свои траншеи. Таковые и столь же неудачные попытки дѣлаемы были троекратно противъ редута Шварца и два раза противъ батареи Забуцкаго.

Между тѣмъ на Малаховомъ курганѣ и на батареѣ Жерве еще стояли Французскія знамена. Крутость подступа къ занятому пункту и задній валъ горжи, за которымъ поставлена была сильная Французская артиллерія и находились огромныя массы Французской пѣхоты, обстрѣливающей гору, дѣлали тщетными наши усилія снова овладѣть курганомъ. —

Но въ 5 часовъ пополудни на занятый пунктъ, на которомъ въ ожиданіи нападенія съ нашей стороны непріятель держалъ огромныя массы войска, сосредоточенъ былъ артиллерійскій огонь съ подошедшихъ пароходовъ, съ бастіона № 3, батарей Будищева, Усова и № 18, картечный огонь ввезенныхъ на платформу 2-ой оборонительной линіи двухъ крѣпостныхъ и полевыхъ орудій и безпрерывный батальный огонь всей нашей пѣхоты, столь сильный и дѣйствительный, что замѣтно было, какъ Французы толпами стали было отступать къ Камчатскому редуту, но, встрѣченные своею же картечью, удержались на курганѣ, тѣмъ болѣе, что въ это время было отдано приказаніе гарнизону отступать изъ города, огонь по всей линіи постепенно сталъ утихать и мы болѣе не пытались отбить занятаго пункта.

28-го числа гарнизонъ безъ выстрѣла со стороны непріятеля оставилъ городъ и переправился на Сѣверную сторону, весь городъ горѣлъ, исключая Корабельной слободы, корабли были потоплены, погреба на батареяхъ и каменныя батареи были взорваны, исключая Николаевской, часть зарядовъ и пороху на 7, 8 и 10 №№ брошены въ море, крѣпостныя орудія частью (на 10 бастіонѣ) съ отбитыми цапфами сброшены съ лафетовъ, а лафеты взорваны подвѣшенными бомбами, частью сняты съ лафетовъ и зарыты въ ямы (на 6, 5 и отчасти 4), частью заклѣпаны и отбиты цапфы (на 4, 3, 2 и 1 бастіонахъ), полевыя орудія частью перевезены, частью заклепаны или утоплены въ бухтѣ.

–

VIII. ПЕСНЯ ПРО СРАЖЕНИЕ НА Р. ЧЕРНОЙ 4 АВГУСТА 1855 Г.

[Сводный текст]

Как четвертого числаНас нелегкая несла Горы отбирать (bis).Барон Вревский генералК Горчакову приставал, Когда под-шафе (bis).«Князь, возьми ты эти горы,Не входи со мною в ссору, Не то донесу» (bis).Собирались на советыВсе большие эполеты, Даже Плац-бек-Кок (bis).Полицмейстер Плац-бек-КокНикак выдумать не мог, Что ему сказать (bis).Долго думали, гадали,Топографы всё писали На большом листу (bis).Гладко вписано в бумаге,Да забыли про овраги, А по ним ходить… (bis).Выезжали князья, графы,А за ними топографы На Большой редут (bis).Князь сказал: «ступай, Липранди»А Липранди: «нет-c, атанде, Нет, мол не пойду (bis).Туда умного не надо,Ты пошли туда Реада, А я посмотрю»… (bis).Вдруг Реад возьми да спростуИ повел нас прямо к мосту: «Ну-ка, на уру» (bis).Веймарн плакал, умолял,Чтоб немножко обождал. «Нет, уж пусть идут» (bis).Генерал же Ушаков,Тот уж вовсе не таков: Всё чего-то ждал (bis).Он и ждал да дожидался,Пока с духом собирался Речку перейти (bis).На уру мы зашумели,Да резервы не поспели, Кто-то переврал (bis).А Белевцов генералВсё лишь знамя потрясал, Вовсе не к лицу (bis).На Федюхины высотыНас пришло всего три роты, А пошли полки!… (bis)Наше войско небольшое,А француза было втрое, И сикурсу тьма (bis).Ждали – выйдет с гарнизонаНам на выручку колона, Подали сигнал (bis).А там Сакен генералВсё акафисты читал Богородице (bis).И пришлось нам отступать,Рас… же ихню мать, Кто туда водил (bis).

–

Напев Севастопольской песни.

«РОМАН РУССКОГО ПОМЕЩИКА».

I. [ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ.]

Глава 1. Обѣдня.

Съ 7 часовъ утра на ветхой колокольнѣ Николо-Кочаковскаго прихода гудѣлъ большой колоколъ. Съ 7 часовъ утра по проселочнымъ пыльнымъ дорогамъ и свѣжимъ тропинкамъ, вьющимся по долинамъ и оврагамъ, между влажными отъ росы хлѣбомъ и травою, пестрыми, веселыми толпами шелъ народъ изъ окрестныхъ деревень. Все больше бабы, дѣти и старики. Мужику Петровками и въ праздникъ нельзя дома оставить: телѣга сломалась, въ гумённикъ подпорки поставить, плетень заплести, у другаго и навозъ не довоженъ. Земляную работу грѣхъ работать, а около дома, Богъ проститъ. Дѣло мужицкое!

Кривой пономарь выпустилъ веревку изъ рукъ и сѣлъ подлѣ церкви, молча вперивъ старческій равнодушный взглядъ въ подвигавшіяся пестрыя толпы народа; отецъ Поликарпъ вышелъ изъ своего домика и, поднятіемъ шляпы отвѣчая на почтительные поклоны своихъ духовныхъ дѣтей, прошелъ въ церковь. Народъ наполнилъ церковь и паперть, пономарь пронесъ въ алтарь мѣдный кофейникъ с водой, полотенце съ красными концами и старое кадило, откуда вслѣдъ за этимъ послышалось сморканье, плесканье, ходьба, кашляніе и плеваніе.

Наконецъ движеніе въ алтарѣ утихло, только слышенъ былъ изрѣдка возвышающійся голосъ отца Поликарпа, читающаго молитвы. Отставной Священникъ, слѣпой дворникъ и бывшій дворецкій покойнаго Хабаровскаго князя, дряхлый Пиманъ Тимофѣичь стояли уже на своихъ обычныхъ мѣстахъ въ алтарѣ. На правомъ клиросѣ стояли сборные пѣвчіе-охотники: толстый бабуринскій прикащикъ октава, особенно замѣчательный въ тройномъ «Господи помилуй», его братъ Митинька, женскій портной, любезникъ и первый игрокъ на гармоникѣ – самый фальшивый, высокій и пискливый дискантъ во всемъ приходѣ, буфетчикъ – второй басъ, два мальчика, сыновья отца Игната, и самъ отецъ Игнатъ, 2-й Священникъ, бывшій 36 лѣтъ тому назадъ въ архирейскихъ пѣвчихъ.

На паперти толпа заколебалась и раздалась на двѣ стороны: человѣкъ въ синей ливрейной шинели, съ салопомъ на рукѣ, стараясь, должно быть, показать свое усердіе, крѣпко и безъ всякой надобности толкалъ и безъ того съ торопливостью и почтительностью разступавшихся прихожанъ; за лакеемъ слѣдовала довольно смазливая и нарядная барынька, лѣтъ 30, съ лицомъ полнымъ и улыбающимся. За веселой барыней слѣдовалъ супругъ ея, Михаилъ Ивановичь Михайловъ, человѣкъ лѣтъ 40. На немъ былъ черный фракъ, клетчатыя брюки съ лампасами, цвѣтной пестрый жилетъ и цвѣтной, очень пестрый шарфъ, на которомъ лежалъ огромной величины выпущенный не крахмаленный воротникъ рубашки. Въ наружности его не замѣчалось ничего особеннаго, исключая нешто длинныхъ, курчавыхъ, рыжеватыхъ волосъ съ проборомъ по серединѣ, которые чрезвычайно отчетливо лежали съ обѣихъ сторонъ его бѣлесоваго, ровнаго и спокойнаго лица. Вообще онъ ходилъ, стоялъ, крестился и кланялся очень прилично, даже слишкомъ прилично, такъ что именно это обстоятельство не располагало въ его пользу.

Прибывшіе супруги стали около амвона. Прихожане съ почтительнымъ любопытствомъ смотрѣли на нихъ: они съ спокойнымъ равнодушіемъ смотрѣли на прихожанъ. – Обѣдня все еще не начиналась.

– Гаврило, – сказала шопотомъ барыня.

Гаврило выдвинулся впередъ и почтительно пригнулъ свое ухо съ серьгой къ устамъ барыни.

– Попроси батюшку вынуть за упокой, вотъ по этой запискѣ; да спроси отца Поликарпія, скоро-ли начнется служба?

Гаврило живо растолкалъ набожныхъ старушекъ съ книжечками и пятаками, столпившихся у боковыхъ дверей, и скрылся.

– Батюшка велѣлъ сказать, что очень хорошо-съ, а начнется скоро, – сказалъ онъ, возвратившись. – Кривой пономарь, хотя нетвердою отъ старости, но самоувѣренною походкою, съ такимъ-же точно видомъ сознанія своего значенія, съ какимъ ходитъ Секретарь по Присутствію и актеръ за кулисами, вышелъ за лакеемъ и сталъ продираться сквозь толпу. Уже много пятаковъ и грошей изъ узелковъ въ клетчатыхъ платкахъ и мошонъ перешло въ потертый комодъ, изъ котораго отставной солдатъ давалъ свѣчи, и уже свѣчи эти, переходя изъ рукъ въ руки, давно плыли передъ иконами Николая и Богоматери, a обѣдня все не начиналась. – Отецъ Поликарпій дожидался молодаго Князя Нехлюдова. Онъ привыкъ ожидать его матушку, дѣдушку, бабушку; поэтому, несмотря на то, что молодой Князь не разъ просилъ его не заботиться о немъ, отецъ Поликарпій никакъ не могъ допустить, чтобы Хабаровскій помѣщикъ, – самый значительный помѣщикъ въ его приходѣ, – могъ дожидаться или опоздать.

Кривой пономарь вышелъ за церковь и, приставивъ руку ко лбу, сталъ съ усиліемъ смотрѣть на Хабаровскую дорогу. По ней тянулись волы, но не было видно вѣнской голубой коляски, въ которой онъ привыкъ видѣть полвѣка Хабаровскихъ Князей.

– Что, вѣрно ужъ къ достойной? – спросилъ пономаря молодой человѣкъ, проходя мимо него.

Замѣтно было, что пономарь былъ опечаленъ и изумленъ появленіемъ Князя не въ вѣнской коляскѣ, a пѣшкомъ, съ запыленными сапогами, въ широкополой шляпѣ и парусинномъ пальто. <Можетъ быть, даже онъ раскаивался въ томъ, что такъ долго поджидалъ такого непышнаго Князя.>

– Нѣтъ, батюшка, ваше сіятельство, все васъ дожидали, – и онъ принялся звонить.

Молодой человѣкъ покраснѣлъ, пожалъ плечьми и скорыми шагами пошелъ въ церковь, ломая на каждомъ шагу свою шляпу, чтобы отдавать поклоны направо и налѣво мужикамъ, снявшимъ передъ нимъ шапки. Толпа на паперти опять заколебалась, и супруги оглянулись назадъ, но любопытная барыня ничего не увидала, кромѣ мелькнувшей выше другихъ коротко обстриженной русой головы, которая тотчасъ же скрылась отъ ея взоровъ въ углу за клиросомъ. Михаилъ Ивановичь не оглядывался больше, но его супруга нѣсколько разъ посматривала по тому направленію, по которому во время обѣдни, которая тотчасъ-же и началась, преимущественно кадилъ отецъ Дьяконъ.

Молодой человѣкъ стоялъ совершенно прямо, крестился во всю грудь и съ набожностью преклонялъ голову, и все это онъ дѣлалъ даже съ нѣкоторою афектаціею. Онъ съ вниманіемъ, казалось, слѣдилъ за службой, но иногда задумывался и заглядывался. Разъ онъ такъ засмотрѣлся на 6-лѣтняго мальчика, который стоялъ подлѣ него, что повернулся бокомъ къ иконамъ и сталъ ковырять пальцемъ воскъ съ высокаго подсвѣчника. Хорошенькій мальчикъ съ свѣтлыми, какъ ленъ, волосами, поднявъ кверху головку, разинувъ ротъ, смотрѣлъ своими голубыми глазенками на все его окружающее.

– А это что? – говорилъ онъ, дергая за сарафанъ подлѣ него стоящую женщину и указывая на Дьякона.

Молодаго человѣка вывели изъ задумчивости слова: «Миколѣ». Онъ оборотился и, какъ видно было, съ величайшимъ удовольствіемъ принялъ подаваемую ему свѣчу. Дотронувшись ею до плеча какого-то мужика, онъ передалъ ее, прибавивъ твердо и громко: «Миколѣ».

Пѣвчіе пѣли прекрасно, исключая концерта, который совсѣмъ было упалъ отъ несогласія отца Игната съ Митинькой; даже бабуринскій прикащикъ, покраснѣвъ отъ напряженія, не могъ покрыть своей октавой страшную разладицу. Нѣсколько стариковъ, старухъ и крикливыхъ дѣтей причащались Святыхъ тайнъ. Г-жа Михайлова выставляла нижнюю губку и очень мило морщилась, когда грудные младенцы кричали около нея. Она удивлялась, какъ глупъ этотъ народъ: зачѣмъ носить дѣтей въ церковь? Развѣ грудной ребенокъ можетъ понимать что нибудь. Только другимъ мѣшаютъ. Вотъ ея нервы, напримѣръ, никакъ не выдерживаютъ этаго крика. <Г-жа Михайлова, у которой ея собственный ребенокъ оставался дома на рукахъ кормилицы, не принимала въ соображенье, что у крестьянскихъ женщинъ не бываетъ кормилицъ, и что онѣ кормятъ своихъ дѣтей и на работѣ и въ церкви.>

Священникъ показался съ крестомъ въ царскихъ дверяхъ.

Господа Михайловы и за ними люди позначительнѣе – прикащики, однодворцы, дворовые, дворники – подвинулись ближе къ амвону, чтобы, какъ водится, приложиться къ кресту однимъ прежде другихъ. Молодой человѣкъ вмѣстѣ съ толпой тоже невольно придвинулся къ амвону. Отецъ Поликарпій обратился съ крестомъ къ нему, какъ будто не замѣчая Г-жу Михайлову, которая уже крестилась, быстро пододвинувшись къ нему такъ близко, что касалась его ризы.

Молодой человѣкъ, замѣтивъ ея движеніе и краску досады, которая покрыла ея лицо, вспыхнулъ и не трогался съ мѣста, но отецъ Поликарпій упорствовалъ. – Нечего было дѣлать: онъ торопливо подошелъ къ кресту и, совершенно растерявшись, не отвѣчая на поздравленіе съ праздникомъ Священника, не оглядываясь, протѣснился сквозь толпу и вышелъ на паперть.

Хабаровскій Князь, котораго родные звали Николинькой, и котораго я впредь буду называть также, былъ еще очень, очень молодъ: ему было 22 года, пушокъ такой-же свѣтлый, какъ волосы мальчика, на котораго онъ заглядѣлся въ церкви, покрывалъ его подбородокъ, и трудно даже было предположить, чтобы пушокъ этотъ когда-нибудь превратился въ щетину. Онъ былъ выше обыкновеннаго роста, сильно и пріятно сложенъ. (Въ сложеніи, какъ и въ лицѣ, есть неуловимыя, неопредѣлимыя черты красоты, которыя отталкиваютъ или привлекаютъ насъ.) Но, не смотря на этотъ ростъ, на нѣсколько горделивую походку и осанку (онъ высоко носилъ голову) и на выраженіе твердости или упрямства, которое замѣтно было въ его небольшихъ, но живыхъ и сѣрыхъ глазахъ, только издалека и съ перваго взгляда его можно было принять за мужа; ясно было, что онъ еще почти ребенокъ, но милый ребенокъ. Это замѣтно было и по плоскости груди и по длинѣ рукъ и по слишкомъ нѣжнымъ очертаніямъ около глазъ и по свѣтло-красному недавнему загару, покрывавшему его лицо, и по нѣжности кожи на шеѣ, а въ особенности по неутвердившейся и совершенно дѣтской добродушной улыбкѣ. Въ одеждѣ его, какъ ни мало употребила времени для наблюденій Г-жа Михайлова, она замѣтила непростительное неряшество. Пальто въ пятнахъ, шейный платокъ, Богъ знаетъ, какъ повязанъ, на панталонахъ пятна: ясно, что запачкано дегтемъ и не отмыто. Сапоги съ заплатками. А руки-то? Красныя, загорѣлыя, безъ перчатокъ. И Г-жа Михайлова рѣшила, что въ молодомъ князѣ есть что-то очень, очень странное.

Глава 2. Шкаликъ.[86]

Сойдя съ паперти Николинька набожно перекрестился и, надѣвъ шляпу, собирался было отправиться домой, какъ въ толпѣ выходящаго народа замѣтилъ маленькаго плотнаго краснорожаго мужичка въ синемъ кафтанѣ. Это былъ дворникъ съ большой дороги, занимающійся лугами, скотиной, хлѣбомъ, отчасти и рощами, но преимущественно всякаго рода плутовствомъ, как-то: кормчествомъ [?], даваніемъ денегъ и хлѣба въ ростъ бѣднымъ мужичкамъ, кляузничествомъ и т. п. Когда можно, грубіянъ, когда нужно, маленькій, ничтожный человѣкъ, иногда пьяный и распутный, иног[да] притворно набожный и смирный, но всегда сколдырникъ и кляузникъ. – Дворникъ съ большой дороги всегда человѣкъ опытный въ житейскомъ дѣлѣ и говорить мастеръ. Онъ отъ другихъ всегда получаетъ деньжонки, а платитъ деньги, онъ пріятель со всѣми сусѣдскими прикащиками, со всѣми мужичками зажиточными и съ Становымъ ладитъ, но бѣдный мужикъ – это природный врагъ его. Ужъ попадись онъ только ему въ передѣлъ. «Народъ оголтѣлый, необузданный, неотесанный». Онъ цѣлый вѣкъ или дома всыпаетъ и пересыпаетъ разный хлѣбъ у амбара, и, перетянувшись ремнемъ, разъѣзжаетъ верхомъ на гнѣдой мохнатой лошади, которую купилъ у гуртовщиковъ, по разнымъ дѣлишкамъ въ околоткѣ. Часто лошадь эту можно видѣть безъ сѣдока, привязанной у крыльца домика съ вывѣской.

Прокутился-ли помѣщикъ, онъ скачетъ къ нему и торгуетъ 10,000-ный лѣсъ, а всѣхъ денегъ у него тысячи не наберется. Однако онъ за весь предлагаетъ 2,000; его гонятъ въ шею, онъ скачетъ къ купцамъ, уговариваетъ, чтобы цѣны не надбавляли, а онъ для нихъ купитъ, только-бъ ему за хлопоты магарычи были: онъ всемъ доволенъ, онъ человѣкъ ничтожный! и опять ѣдетъ къ помѣщику и опять; потомъ ужъ помѣщику до зарѣзу: купцы не ѣдутъ, за нимъ присылаютъ, глядишь, а за 10,000-ный лѣсъ онъ 500 рубликовъ задатку даетъ, да по выручкѣ 2,000 приплатитъ, и лѣсъ его.

Неурожай-ли случился, ему мужичокъ за осьмину четверть на другой годъ всыпаетъ. Другой за сѣмяны ему годъ, почитай, цѣлый работаетъ. Онъ привыкъ по 2 гривны пудъ сѣна брать, да по рублю проѣзжимъ спускать, другой торговли онъ и не знаетъ. 10 процентовъ въ годъ получить онъ и пачкаться не станетъ, а торговля ему всякая открыта. – Платитъ мѣщанскія подати и за дѣтей солдатчины не боится, потому что въ разные города приписанъ, а въ гильдію записаться – онъ не дуракъ. Да и что? «Куда ему? – онъ человѣкъ ничтожный». Онъ любитъ чай, муку, въ которой вѣчно пачкается, лошадокъ, водку и донское пивалъ съ писаремъ, который ему кляузы пишетъ; очень любитъ трактиры и половыхъ, а когда говорятъ о дѣвкахъ, то со смѣху помираетъ. Но грамотѣ не знаетъ, только умѣетъ имя писать да «цифиры». Прозвище его Шкаликъ, но всѣ зовутъ его Алешка, исключая бѣдныхъ мужиковъ, которые, низко кланяясь, говорятъ ему «Алексѣй Тарасычь, батюшка».

Когда Ал[ешка] «прогоритъ» или «вылетитъ въ трубу» то это обстоятельство всегда возбуждаетъ истинную радость во всѣхъ его знакомыхъ, и тогда онъ, погибшій человѣкъ, или попадаетъ въ острогъ или спивается съ кругу. Къ несчастію Алешки, Липатки и Купріяшки изобилуютъ не въ одномъ N уѣздѣ, а ихъ по всей Руси много найдется.

И досадно то, что они всѣ носятъ на себѣ самый чистый русскій характеръ, въ которомъ привыкъ видѣть много добраго и роднаго. Больно смотрѣть, какъ иностранные артисты, дѣвки, магазинщики, художники за вещи, не имѣющія никакой положительной цѣнности, получаютъ черезъ руки нашихъ помѣщиковъ трудомъ и потомъ добытыя кровныя деньги русскаго народа, и, самодовольно посмѣиваясь, увозятъ ихъ за море, къ своимъ соотечественникамъ. Но, по крайней мѣрѣ, тутъ можемъ мы обвинять европейское вліяніе, можемъ утѣшать себя мыслью, что люди эти спекулировали на счетъ нашихъ маленькихъ страстишекъ, въ особенности на счетъ подлѣйшей и обыкновеннѣйшей изъ нихъ – на счетъ тщеславія. Мы можемъ утѣшать себя мыслью, что, разрабатывая тщеславіе, они наказываютъ его. Но каково же видѣть Алешекъ и Купріяшекъ, успѣшно разрабатывающихъ незаслуженную нищету и невинную простоту народа, которыя однѣ причиною удачи ихъ спекуляцій. <Алешки и Купріяшки, не въ томъ, такъ въ другомъ видѣ всегда будутъ существовать, но развѣ не отъ помѣщиковъ зависитъ ограничить кругъ ихъ преступной дѣятельности?>

– Шкаликъ, поди-ка сюда, – сказалъ Николинька, подзывая его и отходя въ сторону. – Что жъ, братецъ? – надѣнь шапку – когда ты намѣренъ кончить дѣло съ Болхой? Надѣнь-же, я тебѣ говорю, – я тебѣ сказалъ, что, ежели ты до нынѣшняго дня съ нимъ не помиришься, я подамъ на тебя въ судъ, и ужъ не прогнѣвайся.

– Помилуйте, Васясо, я готовъ для вашей милости все прекратить и съ Болхой готовъ мировую исдѣлать и все, что вамъ будетъ угодно, только не обидно ли будетъ-съ, говорилъ Алешка, опять снимая шляпу.