скачать книгу бесплатно
Мне было пять лет, когда умер дедушка – Алексей Петрович Новиков. Перед этим он целый год лежал, разбитый параличом. Причиной для паралича послужило большое несчастье – в одну ночь угнали всех взрослых лошадей. А без лошадей как же вести хозяйство? На приобретение новых нужны средства, а их не было.
Умер дедушка, и осталась хозяйкой мама.
А хозяйство оказалось в самом жалком положении, так как не было взрослых лошадей. Молодые жеребята еще не вполне окрепли, чтобы заменить взрослых, украденных.
Мама с ужасом думала зимой о наступающей весне: как-то она справится вести хозяйство, в которое она до сих пор не вмешивалась.
В довершение всего с осени была большая засуха, рожь почти совсем не взошла, и предстоял очень тяжелый год.
Настала ранняя весна. Как-то раз приехал верхом знакомый помещик Роледер и говорит: «Ехал я по вашему полю и восхищался зеленями – чудные зеленя».
Мама с обидой и горечью говорит: «Будет вам, Николай Владимирович, расстраивать меня своими неуместными шутками. Я и без вас знаю, что посев пропал». Но Роледер продолжал уверять, что зеленя очень хороши.
Мама с папой не знали, что и думать. Папа надел высокие сапоги и по колено в грязи прошел на ржаное поле. Зеленя стали действительно великолепными.
Мама воспрянула духом, увидев в этом помощь Божию. Родилась надежда, что и во всех дальнейших трудностях Бог не оставит. И действительно – мама прекрасно вела хозяйство. Много вкладывала она физических и душевных сил, чтобы вести его, чтобы сводить концы с концами, чтобы ладить с рабочими, что особенно было трудно в «храпуны-месяцы» – месяцы, когда шли особенно напряженные сельскохозяйственные работы.
И рабочие, зная, что они необходимы именно в это напряженное время, становились грубы и непослушны. Но мама, обладавшая исключительно выдержанным характером, а главное, большой любовью к людям, могла смирить самых непокорных.
Дедушка и бабушка Новиковы
С дедушкой у меня связаны самые ранние детские воспоминания.
Мы, дети, его очень любили, и он любил нас. Ранним утром ежедневно в зимнее время (летом же дедушка очень рано вставал, и мы не видели его в постели) мы бежали в одних рубашонках в дедушкину комнату, вскарабкивались на его кровать и ныряли под одеяло.
При этом каждому из нас хотелось лечь поближе к дедушке, к его лицу особенно. Происходили споры, кому лечь в середину, кому к стенке, кому с краю.
Чтобы успокоить нас, дедушка обычно говорил: «С краюшку – в раюшку» (это было самое нежелательное место, самое неугодное); «к стеночке – в золотой пеночке» (место тоже не очень любимое, так как приходилось смотреть дедушке в спину); «в середочке – в обкаканной пеленочке» (это было самое уютное местечко, тепленькое, близкое к дедушке).
Меня как младшую из трех детей, оспаривавших места, дедушка чаще всех клал «в середочку», и, право, мне было там очень приятно, хотя старшие и подсмеивались, что лежу в «обкаканной пеленочке».
В столовой дедушка садился на краю стола, как раз около двери в кухню. Помню, как подадут ему тарелку пшенной каши, он густо польет ее постным маслом, хорошо вымешает и приплюснет, станет совсем ровная, гладкая поверхность. А мы уж тут как тут – кто у него на коленях, кто около – с открытым ртом для каши. Дедушка аккуратно отрезает ложкой ломтики каши и кладет в наши рты, приговаривая: «Ложка крашеная, каша масляная», – не забывает и себя. Какая же это была каша! Она казалась нам вкусней, несравненно вкусней, чем та, что разложена была по нашим тарелкам.
?
Еще помню, как он сажал кого-либо из нас на колени, немного подкидывал и приговаривал: «Ко?чин, кочин, барбачи?н, ехал мужик с колачи?н. На нем шапка кругла, о четыре угла – туда – угол, сюда – угол, на затылке кисть, по затылку – хлысть!» И легонько ударял по затылку.
Наружность дедушки я смутно помню. Казался мне он высоким, был сухощав, прям, выбрит – сбрита борода, но не усы. Уходя летом в поле, надевал светлое (должно быть, парусиновое) пальто. Дедушка часто ездил в город, и мы с нетерпением ожидали его возвращения. Знали, что он обязательно привезет нам гостинцев.
Бывало, войдет дедушка с улицы в переднюю, снимет свою большую енотовую шубу и пройдет через свою комнату в столовую. Мы снизу вверх рассматриваем его раскрасневшееся лицо, его усы с сосульками ледяными, которые он отковыривал, и ждем не дождемся, когда он полезет в карман за гостинцами.
Гостинец всегда был неизменно один и тот же – большой пряник с прикрепленной сверху миндалиной. Назывался такой пряник «груздиком».
Дедушка, поделав все свои дела в городе, возвращался домой через «Балочку» – улицу с моста к выезду из города (настоящее ее название – Балчуг). Останавливал сани посередине дороги напротив бакалейной лавки Петра Федосеевича, которая пользовалась большой популярностью среди приезжавших на базар крестьян. И, не слезая с саней, покупал эти «груздики», никогда не забывая о внуках. Закупала у него всегда и мама.
Петр Федосеевич этот никогда не требовал никакой расписки от своих многочисленных должников, он только помечал в своей тетради, кто, сколько и на какую сумму забрал у него товару в долг. Никогда не кричал на своих неаккуратных плательщиков, не отказывался потерпеть долги, он верил, что люди не платят из-за своей нужды, а как только вывернутся, так и рассчитаются.
?
Пользовался он за это необыкновенной популярностью и уважением, и торговля его процветала. Значит, немного находилось среди этого бедного люда покупателей, злоупотреблявших его доверием. А ведь чего проще: не уплатить и брать товар после у других торговцев.
Говоря о наружности дедушки, я забыла упомянуть, что на его лбу была большая родинка, очень большая. За это он имел среди крестьян прозвище – Шишка.
Незадолго до смерти дедушки мама видела сон, будто она несет поднос, на котором стоит чайник большой, чашка и молочник. Поднос этот выпал из рук, и все на нем разбилось.
И в этот же год умерли: дедушка – чайник, Анюточка – чашка, и Володя – грудной (молочный) ребенок – молочник.
Опять я забежала вперед, не рассказав о маминых родных, что слыхала.
Дедушка, Алексей Петрович Новиков, был крепостным дворовым человеком у дворянина Оловянникова, имение которого было под Орлом. Дедушка отличался неподкупной честностью, большой хозяйственностью, был умен. За все эти качества барин дал ему вольную – освобождение от крепостной зависимости еще до общего освобождения крестьян, и назначил его управляющим своего довольно большого хозяйства[19 - М. Н. Новикова-Принц, приемная дочь И. А. Новикова, писала, что сестра Алексея Петровича Новикова, Ольга, вышла замуж за помещика Оловянникова, который еще до отмены крепостного права дал вольную ее братьям – Максиму и Алексею Новиковым. Алексей стал управляющим его обширного имения, а Максим прославился на всю округу изготовлением мебели. «Из архива Новиковых 1889—1991»,Возвращение, Москва 2006 год, стр 41.].
Несколько времени спустя дедушка совместно со своим братом Максимом Петровичем (родоначальником ветви Новиковых-Прилепских) купил в Илькове Мценского уезда Орловской губернии маленькое именьице в 80 десятин земли[20 - 80 десятин равнялись 116 гектарам земли.]. Земля эта была заложена, а дедушка, купив ее на занятые деньги, принужден был ее еще раз перезаложить.
Поэтому всю жизнь сам дедушка, а потом и заменившая его мама, должны были ежегодно выплачивать непосильные проценты в банк.
Но земля была куплена не только на занятые деньги, сюда пошли деньги, полученные от продажи рекрутского билета, подаренного дедушке помещиком Оловянниковым в благодарность за работу. Рекрутский билет избавлял владельца от военной службы, которая в то время длилась 25 лет. Если я не ошибаюсь, он тогда стоил целую тысячу рублей[21 - На 1000 рублей можно было купить 20 хороших дойных коров или 10 лошадей для выезда.].
Вскоре Максим Петрович получил от брата, Алексея Петровича, деньги за свою часть земли, купил себе 30 десятин земли в Чахинской волости Мценского уезда, в деревне Прилепы. Дедушка стал единственным хозяином ильковского имения.
Дедушкина жена – Анна Васильевна, в девичестве Полякова, была родом из деревни Барыково, кажется, это в Долговском уезде Орловской губернии. Она происходила из семьи однодворцев[22 - Однодворцы являлись потомками служивых людей, несших дозорную и сторожевую службу на южных границах Российской империи в XVI – XVII вв., которые в дальнейшем не приобрели права российского дворянства.].
Помещица Барыкова приметила умную девочку. Так Анночка (как ее звали) стала близка к дому Барыковых, кажется, даже жила в нем. Барыкова выучила ее грамоте, научила читать книги и очень ее к ним приохотила. Кроме того, девочка рукодельничала.
Сваха присватала молодого человека, жившего довольно далеко от ее родной деревни. Приехали жених с родными и со свахой. Родители не прочь были выдать дочку за этого жениха. Бабушке же очень он не понравился, она плакала, но в старину не очень-то родители считались с девическими слезами.
И вот родители уехали «смотреть дом». Так полагалось: прежде чем дать окончательное решение, надо было съездить посмотреть, в каких условиях будет жить дочь.
Родители уехали, а бабушка бросилась на колени перед образом Божьей Матери и горячо со слезами молилась о том, чтобы не состоялась эта свадьба. И свадьба не состоялась. Родители не доехали до жениха: что-то сломалось в повозке, а после услыхали, что жених – человек плохой. Значит, по мнению бабушки, икона была чудотворной.
Мама рассказывала, что бабушка чтила икону, висевшую в нашем новом доме, как чудотворную, избавившую ее от дурного человека.
Молоденькой, лет семнадцати, она вышла замуж за Алексея Петровича Новикова.
Сначала бабушка жила с мужем в имении Оловянниковых, а потом стала хозяйничать в Илькове. Всю свою жизнь она очень любила читать, радовалась каждой попавшей в дом книге. Эту свою любовь передала и детям.
Дядя Ваня, ее самый младший ребенок, писал в своей автобиографии, что именно от нее он унаследовал писательское дарование, там же вспоминал он чтения за круглым столом в родительском доме. Помню и я этот круглый стол, который стоял в нашей столовой.
Отец И. А. Новикова – Алексей Петрович. Визитная фотография 1880-х годов. Из фондов БУКОО
Орловский объединенный государственный литературный музей И.С.Тургенева (ОГЛМТ НВ – 5331/5).
Анна Васильевна Новикова, урожденная Полякова
(мать И. А. Новикова) с дочерьми Лизой (старшая) и Ольгой,
1870-е годы. Из фондов БУКОО Орловский объединенный
государственный литературный музей И.С.Тургенева
(ОГЛМТ НВ —5334/4).
Сестра И. А. Новикова – Ольга Алексеевна.
Из фондов БУКОО Орловский объединенный государственный литературный музей И.С.Тургенева (ОГЛМТ ОФ – 10543).
Сестры И. А. Новикова: стоит Елизавета, слева – Анастасия,
справа – Ольга. Из фондов БУКОО Орловский объединенный
государственный литературный музей И. С. Тургенева
(ОГЛМТ ОФ – 1881).
Дети Новиковы
У дедушки и бабушки было шестеро детей – Андрей, Василий, Елизавета (моя мама), Ольга, Анастасия и Иван. Мальчики получили среднее, а затем и высшее образование, а девочки учились под руководством старших братьев.
Девочки с самого юного возраста помогали по хозяйству – всегда сами обстирывали большую семью, убирали дом, а старшая дочь Елизавета еще и обшивала всех.
Сыновья, приезжающие только на каникулы, были свободны от участия в хозяйственных делах. Время проводили в чтении книг, в занятиях со своими сестрами, которых подготовили к экзаменам на акушерские и педагогические курсы.
Андрей (1857—1922), окончив московскую Петровскую земледельческую и лесную академию, работал агрономом в различных городах, читал лекции и публиковал труды по агрономии. Писал рассказы, некоторые из которых были напечатаны. Умер в 1922 году от сыпного тифа, которым заразился в поезде, возвращаясь из Богородицка, где читал лекции по агрономии.
Василий учился в Орле, в реальном училище. Когда ему было немногим более двадцати лет, он по неизвестной причине сошел с ума. Умер в январе 1917 года.
Мама рассказывала, что он вернулся домой из какого-то города, где жил (не знаю даже, учился ли он тогда или уже работал), сел обедать. И вдруг всмотрелся в лицо своей матери и спросил с удивлением: «Почему у тебя стало лицо лошадиное?» После этого все чаще и чаще стали обнаруживаться в нем признаки болезни. Несколько раз захватывали его при попытке поджечь ометы соломы. И, наконец, произошло то, что заставило отвезти его в дом умалишенных в Орел. Бабушка среди ночи неожиданно открыла глаза и с ужасом увидела занесенный над ней дядей Васей нож. Она вскочила, назвала его по имени, и он успокоился.
Жил он несколько десятков лет сначала в Орловской больнице для душевнобольных, а потом на частной квартире под наблюдением медиков.
Был он тихого помешательства. Квартирная его хозяйка имела целую группу таких больных на своем попечении. Муж ее всегда на работе (работал извозчиком), а у нее шестеро малолетних детей. Она ухитрялась совмещать уход за больными квартирантами и своими детьми с ведением хозяйства. Я ее помню: удивительно энергичная, добрая, жизнерадостная женщина. Она рассказывала, что, уходя на базар, часто самого маленького своего ребеночка поручала дяде Васе: «Новиков, нянчи, да чтоб цел был, а то надзирательнице пожалуюсь».
Надзирательница эта два раза в неделю приходила из больницы проверять жизнь больных и была очень грозной для них.
Мама на протяжении многих лет платила за содержание дяди Васи его хозяйке по двадцать рублей в месяц. Домой же его было взять невозможно – опасно. Когда я была совсем юной, дядя Вася повадился убегать от хозяйки и прибегать в Ильково. За ним приезжала хозяйка и увозила его обратно.
Хозяйку и надзирательницу он слушался безоговорочно и боялся. Прибегал так он раза четыре за лето и осень. Придет раздетый, разутый (то ли его кто ограбит, то ли сам бросит), измученный, даже избитый.
Его одевали в чистое белье, но это чистое белье в первую же ночь бывало перепачкано: дядя Вася так объедался, что расстраивался сильно желудок. Сам перепачкается, перепачкает все вокруг себя. Опять мама и кухарка Прасковья сажают его в корыто и обмывают. Стараются кормить его умеренно, но он ночью найдет себе еду и, что найдет, – все съест.
Ольга (1871—1936) родилась через три года после рождения моей мамы, Елизаветы Алексеевны Новиковой.
Ольга учительствовала в сельской школе, но потом, когда умерла жена дяди Андрюши, она отдала всю свою жизнь его восьмерым детям. Из них старшему Пете было всего пятнадцать лет, а младшей Але – около года.
Тетя Оля очень любила детей. Она охотно с ними играла, пела, так что все окрестные ребятишки звали ее тетей Олей.
Жила семья дяди Андрюши в Туле в собственном, довольно большом доме. Тетя Оля не только заботилась, чтобы сироты были сыты, обуты, одеты, но и занималась с ними, готовила в гимназии. Редко найдутся такие самоотверженные люди. Ведь она еще совсем молодой отдала себя племянникам. Мне кажется, что ей было всего лет тридцать, когда умерла Анна Александровна, жена дяди Андрюши.
Забыла еще написать, что тетя Оля, когда была учительницей, жила в холодной школе, из окон дуло так, что ветер иногда сшибал пустое ведро со стола. Она простудила там уши и стала плохо слышать, к старости же слух еще больше испортился.
Вета Шанявская, моя сестра, вспоминала:
«Тетя Оля была необыкновенно отзывчивой, доброй. Любила людей открытых и не переносила фальши в людях. В новиковском тульском доме был один неприятный квартирант, который делал пакости, а в лицо льстил, и тетя Оля его не переносила. И вот он тяжело заболел, и что же я увидела! Тетя Оля стоит перед ним на коленях и старательно растирает ноги ему. Когда я высказала ей свое глубокое удивление, тетя Оля сказала так: «Для меня Фертов как таковой не существует. Передо мной – больной, страдающий человек, которому я должна помочь и сделать все возможное, чтобы облегчить его страдания».
Потом как-то она мне говорила: «Вета, если ты делаешь людям добро, не помни его и не жди благодарности». Тетя Оля в тяжелое время для нас взяла сначала Олю (Шанявскую), а потом и меня к себе под крылышко. Умерла она в Москве, помнится, в 1936 году».
Третья дочь Новиковых – Анастасия, ушла из жизни очень молоденькой девушкой. О ней я слыхала только вот что: она была больна уже предсмертной своей болезнью. Была глубокая ночь. Все спали. Только один кто-то не спал (кажется, моя мама). Она сидела в соседней со спальней комнате.
Вдруг медленно прошла из передней в спальню чья-то белая фигура. Дежурившая вскочила и кинулась в спальню в большой тревоге и удивлении: тяжелобольная Настя зачем-то встала и выходила из спальни. Войдя в спальню, дежурная увидела, что все крепко спят, спит и Настя.
Это было воспринято семьей как «вещеванье» приближающейся смерти. Действительно, Настя вскоре умерла.
У Насти была любимая собака, которая была к ней сильно привязана. Когда умерла Настя и пока тело ее не было похоронено, собака непрерывно выла, сидя около дверей. Во время же болезни Насти, когда она также не выходила из дома и не видела собаки, та не выла.
Иван Алексеевич Новиков
Младший сын Иван (1877—1959) окончил Московский сельскохозяйственный институт[23 - Московская Петровская земледельческая и лесная академия 1 февраля 1894 года была закрыта из-за революционных настроений студентов. Преобразована в Московский сельскохозяйственный институт (МСХИ) – закрытое учебное заведение с ограниченным доступом: принимались дети главным образом землевладельцев.]. Стал известным писателем[24 - Иван Алексеевич Новиков (1877—1959 гг.) – русский и советский писатель, прозаик, поэт, переводчик. Известность ему принес роман «Между двух зорь» (1915). Был заметной фигурой в писательской и культурной среде начала ХХ века. В его личной библиотеке хранились книги с автографами практически всех живущих в то время писателей и поэтов. Особые дружеские отношения связывали его с писателем Борисом Зайцевым, в повести которого «Голубая звезда» прототипом одного из персонажей был И. А. Новиков. В советское время И. А. Новиков занимался переводами («Слово о Полку Игореве»), создал дилогию «Пушкин в Михайловском» и «Пушкин на юге». Гонорар за лекции о Пушкине, прочитанные в период эвакуации в Каменск-Уральск, был направлен писателем в помощь фронту – на создание боевого истребителя «Александр Пушкин». Иван Алексеевич не был обделен наградами (два ордена Трудового Красного Знамени и орден «Знак Почета»), должностями (был председателем Литфонда). Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.Однако писательский талант его в советское время не мог полностью раскрыться и быть оцененным по достоинству. Только в последние годы «стало понятно, что не прерывалась тайная нить, связывающая его с духовными истоками Серебряного века» (М. В. Михайлова, доктор филологических наук, заслуженный профессор МГУ им. М. В. Ломоносова).].
Иван Алексеевич Новиков – студент.
Про самого младшего члена семьи Новиковых – Ивана, которого в детстве и юности чаще звали Иванкой, я слышала вот что.
Бабушка, ожидая ребенка, старалась подобрать ему имя. Кто- то предложил: если родится мальчик, назвать его Иваном. Но бабушка наотрез отвергла это имя, говоря, что оно – очень избитое простонародное, что «чуть ли не каждый пастух – Иван». Потом она стала укорять себя за грешные мысли, за то, что она унизила имя такого величайшего избранника Божьего, как Иоанн Креститель. И она твердо решила дать именно это имя, если родится сын. И вот за шесть дней до дня почитания этого святого родился мальчик (1 января 1877 года по старому стилю), и его назвали Иваном.
Рассказывала мама, что рос он смышленым и послушным ребенком. Но при этом иногда склонен был, не нарушив послушания, ухитриться сделать по-своему. К примеру, такой случай. Ребенок должен был по вечерам встать перед иконой и прочитать молитвы. Как-то в комнате были посторонние люди, разговаривали о чем-то интересном; мальчик со вниманием всех рассматривал и слушал. Но вот ему сказали помолиться и лечь спать. Так хочется еще все посмотреть и послушать, но надо слушаться. Тогда он встал лицом к иконе, спиной к людям, но ноги расставил и между них смотрел на присутствующих, когда наклонялся для поклонов.
Как-то бабушка за что-то очень раздосадовалась на маленького Ваню и сказала ему пойти в сад и принести оттуда хворостинку, которой она его побьет. Мальчик пошел и принес хорошую, гибкую хворостину – «жвычку», сказав, что постарался выбрать самую подходящую. Бабушка была так растрогана его добросовестностью, что простила вину, не применяя хворостинку.
Дедушка много лет был ктитором[25 - Ктитор – лицо, на средства которого построен или украшен храм (иконами, фресками, церковной утварью); церковный староста.В церковной ведомости за 1896 год указано, что «церковный староста мценский мещанин Алексей Петрович Новиков вновь избран с 1895 года». «Творчество И. А. Новикова. Новые исследования и архивные открытия» Мценская центральная городская библиотека им. И. А. Новикова, Мценск, 2017.] шеинской приходской церкви[26 - Храм Успения Пресвятой Богородицы в с. Шеино.] и поэтому старался не пропускать в храме службы. Другие члены семьи тоже часто бывали там. Дядя Ваня, научившись хорошо читать по-старославянски, охотно читал в церкви «часы» и твердо знал все богослужение. Кажется, подпевал и на клиросе.
Дядя Ваня, как самый младший из детей, рос среди умных и образованных старших братьев, а также их товарищей, которые на летние каникулы приезжали погостить в Ильково.
Учеба вне дома началась для дяди Вани в десять лет, когда дедушка повез его в Мценск и определил в городское училище, подыскав ему жилище в семье некого Января Ивановича.
Я помню дядю Ваню с очень раннего возраста, когда он только окончил академию. Его приезд в наш дом был всегда самым желанным и радостным событием. С мамой (своей старшей сестрой) он был в самых лучших, близких отношениях. Было между ними большое сходство – доброжелательное отношение к людям, стремление посильно помочь им, большое самообладание и выдержка. Никогда ни он, ни она не доходили до грубостей, резкости в отношениях с людьми.
Дядя Ваня был очень ласков и нежен, за что мы, его племянники, сильно его любили, всегда к нему ютились и получали от него много тепла и внимания. Очень любили его сказки, которые он тут же для нас выдумывал.
Громадное, незабываемое удовольствие доставлял нам ящик с игрушками и книгами, присылаемый дядей Ваней к праздникам, а также елки, которые часто устраивались на его деньги.
Впоследствии дядя Ваня помогал родителям оплачивать нашу учебу в гимназии.
Иван Алексеевич Новиков – начинающий писатель
Дядя Ваня, сам очень часто испытывавший острую нехватку денег, продолжал помогать моей маме оплачивать наше обучение в гимназии. Мама писала брату:
«1908 года 3-го февраля
Голубчик мой, дорогой Ванечка, здравствуй!
