скачать книгу бесплатно
Она вновь то ли утешала, то ли издевалась, задевая крайне болезненную тему. Котя изо всех сил старалась не думать о брачном ложе, уверяла себя, что до того времени что-нибудь придумает или обманет мужа в темноте. Но чем больше она силилась не представлять страшный миг, тем чаще являлся он смутным предчувствием. И Котя думала, что просто не доживет – сердце разорвется от ужаса и отвращения. Игор оказался ничем не лучше Вхаро. Среди людей не нашлось ей защитника, а среди зверей, возможно, отрекся последний.
– Да и со мной все реже, – недовольно подала голос Вея.
– Зато с тобой, почитай, каждую ночь постарается, – вновь оскалилась Ауда.
– Совсем о нас забудет. Кто мы теперь? Вещи ненужные, – выдохнула Вея, неподвижно и безразлично глядя прямо перед собой, как неживая. – А ты его новая забава. Вон как всю увешал речным жемчугом и шелками.
Подарки Игора лежали в сундуке, Ауда же с наслаждением показывала их и примеряла на Котю, приговаривая, что в прежние годы радовалась бы столь щедрым подношениям.
– Это же из-за моря Кахи везли, из самого королевства Лагг, – восхищенно твердила Ауда, в который раз любуясь свадебным сарафаном.
Алая ткань лоснилась множеством тончайших узоров, жемчуг и яшма украшали край подола, пояс и рукава.
– А где это? Королевство Лагг, – заинтересовалась Котя.
Отец всегда говорил о землях к югу и не упоминал об этой далекой стране.
– В рассветной стороне. Ничего-то ты не знаешь, – смеялась старуха, вновь перебирая свои сладкие воспоминания. – А мы с ним по молодости весь мир посмотрели, то он матросом нанимался, то с караванами ходили. В рассветной стороне еще много-много стран лежит и островов. Ну, а за ними… – она осеклась и выплюнула с отвращением: – Отвергнутый Архипелаг, туда-то не приведи попасть. Однажды мы чуть не погорели на воровстве в королевстве Лагг, вот тогда бы нас сослали монстрам из Хаоса на съедение. Но ничего, как видишь, живые! – она рассмеялась карканьем вороны. – Сбежали тогда, так с тех пор в Ветвичах и сидим. Спокойно здесь.
– Что будет со мной, если муж ваш попадется? – поежилась Котя.
Вен Аур, конечно, не напоминал монстров из легенд, но не просто так ходила дурная слава про те острова; все ведали, что создания Хаоса непредсказуемы. Странно было повстречаться с одним из них.
– Известно что! – с наглым торжеством продолжала смеяться Ауда. – Про мужа с женой как говорят? Две жизни – одна судьба. Скажут, что помогала тоже. Ты поняла? Никому не расскажешь?
Коте казалось, что ее мажут дегтем, окунают с головой в черную вязкую смолу, отчего она вновь сжала кулаки:
– Но это не так!
– И кто же тебе поверит? Знаешь поговорки-то? Крестьянское слово сказано – ветром подхвачено. Купеческое слово – бронзовая подкова. Только княжье золотое – тяжелое да литое, – все насмехалась старуха.
– Да уж, купеческое. Знаю я, какое оно, «купеческое», с тех самых пор, как в этом тереме живу, – впервые недовольно сверкнула на нее глазами Вея, и Ауда, как ни странно, успокоилась. – Никому не верь, девонька. Никому не верь. Люди что создания Хаоса.
– Создания Хаоса… честнее, – чуть не выдала себя Котя.
– Тебе-то откуда знать? Видела будто их? – фыркнула на нее Ауда.
Но Коте пришлось смолчать, прикусив язык. Она лишь безмолвно умоляла: «Вен, Вен Аур! Услышь меня! Вытащи меня отсюда! Куда угодно вытащи!»
– Не видела, – согласилась она, возвращаясь к работе.
– Вот и мы не увидели, – примирительно кивнула Ауда, продолжая ворковать: – Когда свадебный пир будет, ты не вздумай плакать.
– Почему?
– Не принято. Так ты оплакивала свой «переход», у своих духов прощение просила, а так ты уже у нас.
– Да уже и духи к тебе привыкли.
«О духах говорят! Да в этом месте только злые мороки водятся», – вновь подумала гневно Котя, но снова смолчала. Наверное, вот так и привыкают к самым дурным людям, закрывают глаза на их поступки и на собственное ничтожное положение.
– Просто Игор ненавидит слезы. А уж если его друзья соберутся, так и вовсе. В Аларгате на похоронах не плачут даже, не поймут, осерчают еще. Лучше улыбайся им и молчи. После пира, как на ложе поведет тебя, тоже не смей плакать. Ну, а когда уже темно будет, можешь ничего не делать, он сам разберется.
– Ты отвернись потом к стене, когда он заснет, и там уже тихонько поплачешь, – с участием шепнула Вея, украдкой дотрагиваясь до руки Коти.
Хотелось бы предложить этой доброй женщине бежать вместе, да она бы уже не согласилась, смирилась. К тому же Котя до сих пор не ведала, как бежать из терема.
– Ты тоже плакала? – спросила она.
– Плакала. Не от боли, а вот сама не знаю, от чего.
– Глупые вы обе! Эх, была бы я помоложе! – махнула на них Ауда. – Все вспоминаю и Аларгат, и море Кахи – степи бескрайние, волны черные. И ночи наши, без терема, да куда там… даже угла своего. И все мне кажется, что тогда-то и было счастье. Только мы в темноте и Хаос над головой.
«Хаос над головой», – эхом отозвалось в мыслях Коти. Она тяжко вздохнула, чувствуя себя неправильной: теперь она просила защиты не у десяти духов, а у создания Хаоса, обращалась к нему, как в безмолвной молитве. С мыслями о Вен Ауре она и заснула в ту ночь, а наутро ее растолкала Ауда:
– Вставай, пора тебя к пиру готовить.
– Можно я на двор выйду? Воздухом подышу, – попросила Котя, сонно потирая глаза. При словах о пире все ее тело сковывало холодом.
– Только не вздумай бежать.
– Куда же я побегу? – нарочито показывала смирение Котя.
– Куда сбежишь – за все твои родные расплачиваться будут, – предупредила Ауда. – Если пойдешь к ним, так молодцы найдут тебя. Игор-то вольные мечи из самого Аларгата вывез еще. Это тоже в стороне восхода страна, за морем Кахи. И там лучшие ратники, которые никому не служат, только мошне.
– А если я не к родным пойду? Он их тоже мучить станет? – спрашивала Котя, с трудом играя глупую простушку.
Ауда уже раскусила ее после всех разговоров, ведь к тому времени они уже прожили в тереме около месяца.
– И куда же ты пойдешь? К диким зверям на поругание? – подбоченилась Ауда, улыбаясь. – Не станет, если тебя в деревне не найдет. Только идти-то тебе, я вижу, больше некуда.
Похоже, она уже не верила в серьезность слов несчастной невесты и воспринимала их как шутку. Котя же получила новую надежду: если бы выбралась просто в лес, то матушку и домашних никто бы не тронул. Только прежний дом уходил в далекое-далекое прошлое, недостижимый, затерянный среди лесов.
– Некуда, некуда, – соглашалась она. – Да я и не ведаю теперь, в какой стороне моя деревня.
– Да выпусти ты ее уже, румянее на пиру будет, – кивнула Вея. – И куда ж она сбежит? Двор-то сторожат молодцы.
– Да шутит, старая, шутит, – довольно рассмеялась Ауда. – Выходи, конечно, а то бледная стала. Только возвращайся быстро.
Настроение у старшей жены было прекрасное, она почти светилась, все больше посмеивалась, подшучивала над разместившимися на нижнем этаже многочисленными гостями. Расписная гридница наполнялась гомоном и топотом: уже сдвигали столы. Котя проходила между них бочком, стараясь, чтобы никто ее не увидел. Ее и так провели с закрытым белой накидкой лицом. Ауда сама надела на нее добротную шубу – очередной подарок Игора – и вывела на высокое крыльцо, неизменно сопровождая и украдкой давя на левое запястье.
Котя остановилась, вдыхая морозный воздух. Зима пошла на убыль, дни сделались длиннее, а ледяной наст уже не ложился на ноздреватый снег. С крыльца открывался вид на обширный двор богатого хозяйства. Все сарайчики и хлева находились с другой стороны терема, у парадного крыльца только останавливались сани. Котя впервые увидела терем снаружи: он напоминал скорее высокую избу, нежели сказочное строение, в котором живут князья. Хотя резные причелины и тонко сделанный охлупень в виде головы коня на крыше явно выделялись среди серых потемневших изб, расположившихся дальше по пригорку. Недалеко за крупной шумной деревней маячили верхушки леса. Терем стоял на холме, откуда открывался прекрасный вид даже за высокий частокол. Котя обратила взор к чернеющим стволам заснеженных деревьев.
«Вен Аур! Вен! Вен! Где же ты?! Здесь такие же разбойники, как в лесу! Только еще опаснее! У них мечи наняты из Аларгата, где бы он ни был. И две старые ведьмы наставления дают такие, от которых я в колодце готова утопиться. Мне страшно, Вен, мне так страшно. Лучше бы я обратилась тогда зверем лесным».
Она искала оранжевые глаза, всматривалась до сорванных морозом слез в далекую кромку леса, но – ничего, никого.
Только от ворот пошел какой-то светловолосый парень в теплом зеленом кафтане и алых сафьяновых сапогах. Котя недовольно посмотрела ему вслед: «Наверное, очередной лихой молодец Игора. Много их здесь, и все подсматривают, подслушивают. Не деревня, а змеиное гнездо. И сюда-то на ярмарки честные люди приезжают! Нет мне спасения! Нет…»
Глава 6
Красный стол, то есть свадебный пир в доме жениха, собирался на первом этаже терема. Гости текли нескончаемым потоком, а две жены и невеста ожидали наверху. Пока что доносились непотребные песни скоморохов, под которые с удовольствием тихонько пританцовывала Ауда.
Котя помнила, что сначала молодых принято вести к друидам и десяти деревянным столпам – олицетворениям духов-защитников. На свадьбы ее, разумеется, не приглашали, но никто не запрещал своевольной девчонке украдкой наблюдать из зарослей за веселыми празднествами.
– Бывало, как пойду в пляске, как взовьюсь, – посмеивалась Ауда, грациозно поводя острыми плечами, пока Вея накрывала голову и лицо Коти белым полотном. Почти как мать недавно, да вовсе не мать.
Свадебные сборы обратились в личный кошмар, уже второй раз пришлось пройти через все это. В бане-то ее еще несколько раз парили не из традиции, а чтобы хворь изгнать. Но второй раз надевать праздничный сарафан и скрывать лицо под белой тканью – какое-то наваждение, дурной повторяющийся сон, от которого нет пробуждения.
– Все, спускайтесь к саням, – кратко приказал один из слуг Игора.
И Котя вновь похолодела. Во всем теле поселилась ломота, как будто вернулась злокозненная лихоманка, кровь отхлынула от лица и рук. Пальцы не слушались, застежки дорогой шубы выскальзывали и терялись в зеленом шелке. Никогда ей не доводилось носить столь дорогую одежду, но она давила нестерпимой тяжестью.
– Вот и невестушка вышла! – приветствовал ее Игор у крыльца.
Там уже стояли расписные сани, и статные гнедые кони копытами били. До этого постылый жених оживленно говорил о чем-то со своими мрачными друзьями. Наверняка даже в день собственной свадьбы не забывал о торговле дурман-травой.
Котя с болезненным упорством размышляла, готова ли принять такой способ нажиться так же спокойно, как это сделала Ауда в свое время. В конце концов, многие женщины радовались бы беззаботной жизни в тереме. В Коте же лишь возрастало негодование. Возможно, говорило некоторое презрение к недостойным людям из-за высокого происхождения беглого отца. Хотя считался ли он честным купцом у себя на родине? Никто не ведал.
Котя задумалась, что в деревне с ней обращались не так уж плохо, а она всех тайно ненавидела. Конечно, ведь в детстве отец прочил ей чудесную судьбу, богатый дом, жениха из торговых гостей. А потом обманул и оставил. И с этим жалящим сердце обманом Котя жила многие годы. Возможно, поэтому яростно сопротивлялась уговорам о прощении лживых людей.
– Садись в сани, да поживее! Чего застыла? – шепнула из-за спины Ауда, украдкой подталкивая.
– Хороша! Ох, хороша! – только свистнул жених, усаживаясь в санях и норовя обнять невесту. Котя без утайки отшатнулась от него, вжимаясь в самый угол. Уж что говорить о честности или бесчестии его занятий и торговли – все ее естество противилось обществу старика. Изо рта у него пахло кислятиной и луком, а космы волос из-под высокой шапки развевались по ветру, точно угрожающие голые ветви лесной чащи.
– Трогай! – приказал вознице Игор и обратился к невесте: – Что же ты? Боишься меня? Ничего, сегодня ночью после пира научу тебя не бояться.
От таких речей Котя едва не лишалась чувств, прижимая к груди руки в теплых рукавицах. Запястья тяжело стягивали кандалами памятные браслеты – то немногое, что уцелело из приданого. Но Игор бы не взял их в уплату долга, он наслаждался этой свадьбой не меньше, чем первая жена. Они оба словно проигрывали по второму разу то, что не получили в юности, только вот Котя во всем этом действе ощущала себя лишней.
Лучше бы ее выгнали в лес или отправили работницей на скотный двор – она бы больше обрадовалась. Теперь же весь свадебный поезд несся резво через всю деревню, вспахивая свежие борозды на дороге. Свет Барьера искрами играл на снегу, взбитом в молочную пену, слепил глаза, отчего по щекам текли слезы. Котя украдкой стирала их и злилась, не позволяя им превратиться в настоящие рыдания. Только не среди гоготания молодцев, скоморохов и двух жен. Да еще Игор над ухом запел дурным голосом весеннего кота.
Все сливалось в давящий клубок, шелка и меха стискивали гигантскими змеями, обвившими тело; чудилось падение в колодец. Котя запрокидывала голову и видела над собой распростертые крылья купола неба, а за ним неизменно представлялся ей Хаос. Это дневной свет обманывает, маскирует. А на деле-то человек всегда один на один с этой пустотой по ту сторону.
– Вот мы и прибыли, невестушка! – радостно возвестил Игор, ловко выскакивая из саней еще до того, как кони остановились.
Котя же сидела и чувствовала, что колени ее подгибаются, а ноги дрожат сильнее, чем при нападении разбойников. Да ведь ее на веки вечные связывали перед лицом духов! И говорили, что жены остаются с мужем даже после смерти в Чертоге зеленых ветвей. Недостойных мужей терзают твари из Хаоса, а жен… То ли прощают, то ли заодно мучают. Друиды по-разному сказывали.
«Я не останусь! Хоть цепями прикуйте, а после смерти дух мой убежит все равно», – подумала решительно Котя, но на том и закончилась ее борьба.
Они прибыли в священное место, которое устраивалось в каждой деревне у края леса, но в пределах частокола – круг из десяти деревянных столбов изображал всех духов. Земля, Вода, Огонь, Воздух – по левую руку. Жизнь, Смерть, Война, Мир – по правую руку. А по центру высились Надежда и Равновесие – верховные, творцы и проводники всего сущего. Так десять столпов, десять перстов, десять проводников немо взирали на притихшую свадебную процессию. Рассказывали, что существовал когда-то одиннадцатый дух. Хаос, брат Равновесия. Но смутьянов, которые говорили такое, немедленно заставляли умолкнуть.
Котя рассматривала безмолвные изваяния – не лица, а лишь узоры – и видела в них только дерево, покрытое искусной резьбой. В этот день свет Барьера навсегда померк для нее, а духи не приходили на помощь. Если бы воспламенилась верхушка идола Надежды, или все они вдруг пошатнулись, то Игор бы, наверное, содрогнулся и понял, что это дурной знак.
Но ничего не случилось, все шло слишком гладко: в центре святилища стоял друид. Котя помнила проводника воли духов из их деревни, мудрого старца, честного и доброго. Именно он последним заступился за нее и посулил беды за творящееся беззаконие. Но этот незнакомый друид с хитрым видом поглядывал на Игора, даже подмигивал ему, обмениваясь короткими фразами. Затем он откашлялся и начал долгую речь о том, как священный брак связывает двух людей в одну судьбу, как великий дух-кузнец – верный слуга духа-Жизни – свивает два стальных прутика.
«Он не может быть моей судьбой!» – вскричала молча Котя, но губы ее смерзлись, она едва стояла, окруженная хищными взглядами людей Игора. Среди них не нашлось ни родственников, ни настоящих друзей, только наемники, прислужники да другие лиходеи, которые помогали в бесчестных делах.
– Две жизни – одна судьба! – подытожил свою речь друид, вскидывая длинные рукава ритуального одеяния, на белизне которого вышивкой змеились все духи, попиравшие Хаос.
Но Котя смотрела себе под ноги, видела только самый край одежд, отчего рассматривала символические изображения поверженного Хаоса. И с ужасом представляла, что на копья так же могут насадить Вен Аура – слишком уж много вооруженных людей окружало. Молчаливые наемники из Аларгата не выпускали из рук кривые мечи.
– Признаешь ли ты, создание духов, Игор, что Юлкотена – твоя судьба? – донесся через пелену голос друида.
– Признаю! – воодушевленно и беззаботно крикнул жених. Вернее, уже почти муж.
– Признаешь ли ты, создание духов, Юлкотена, что Игор – твоя судьба? – спросил друид, и Котя подавилась ответом.
На мгновение она задумалась, что случится, если она ответит «нет». Может, тогда загорятся верхушки столпов? Может, тогда духи придут к ней на помощь? Друид повторил вопрос.
Воцарившаяся тишина давила, ощущались пронизывающие угрожающие взгляды, особенно со стороны Ауды и Игора. Остальные-то наслаждались зрелищем, возможно, отказ бы позабавил наемников. Котя вспомнила, что ждет ее в случае неповиновения – дом увеселений. И, вероятно, вместо первой брачной ночи уже к вечеру пришлось бы ублажать каждого из гостей и наемников. Нет, такой исход страшил ее еще больше, чем мистическая связь двух жизней. Она решила усыпить бдительность своего похитителя, согласиться, показаться совсем покорной. А потом бы, может, придумала, как сбежать. Только времени на это оставалось все меньше и меньше.
– Да, признаю, – глухо отозвалась Котя и в тот миг лишилась всякой веры в духов.
Ничего не случилось, гром не грянул, даже легкий ветерок не повеял. Духи связали ее жизнь с жизнью бесчестного лиходея, все творилось перед их лицом, но они безмолвствовали. Не верилось, что после смерти на веки вечные придется мучиться с Игором. А если так, значит, у Хаоса больше мудрости и справедливости, чем у духов.
– Две жизни – одна судьба! – провозгласил друид, вскидывая руки, и за ним повторили все остальные.
Затем новобрачные обменялись золотыми цепочками, которые повесили друг другу на шеи. У крестьян менялись обычно серебряными, совсем уж бедные и вовсе обходились связанными крючком разноцветными веревочками. Зато у бесчестного купца хватало денег на все, кроме совести. Ее-то не купить, как и любовь.
Игор откинул полотно с лица Коти и потянулся к ней. Она украдкой вывернулась, поцелуй мазнул по губам, но большая часть пришлась на щеку. Впрочем, никто не заметил, а больше одного раза не полагалось, так что Игор только слегка скривился. Наверняка уже обдумывал, как отыграется с наступлением темноты. Котя же отвернулась от него и села в сани. Отворачивалась она и на свадебном пиру.
Сначала – за неимением другой родни – вокруг стола со степенным видом обошли Ауда и Вея, как будто возвещая новый порядок, пришествие нового члена их семьи. Старшая жена несла себя чинно, Вея следовала за ней тенью, нестройно и неуверенно бормоча обращения к духам. Остальных гостей рассадил дружка, какой-то толстый мужик с черной бородой, кажется, именно с ним Игор разговаривал у саней. Жениха с невестой проводили к небольшому отдельному столу, который поперечно примыкал к основному, длинному, уставленному множеством яств.
Сначала жених с невестой отломили по куску круглого хлеба. И вскоре грянул пир, званые гости без стеснения и излишнего следования традициям накинулись на мед и заморские вина, попутно опустошая блюда с жареным мясом, головами сыра, пирогами и другой богатой снедью.
Неприглашенные, посторонние – позастольники – в большом количестве толпились в сенях. Похоже, местные в деревне вполне уважали Игора. А вот знали ли о дурман-траве… Да, он принес им процветание, у них устраивались шумные ярмарки, к ним везли товары, чего не удалось добиться в свое время от отца Коти. Но разве от этого легче? Сердце сдавливала тоска, хотелось бежать прочь, вырваться из терема, растолкать локтями эту медленно хмелевшую толпу.
– Не пей, старый, забыл, что ли, как с Веей в тот раз вышло? – где-то посреди буйного веселья шикнула Ауда на мужа.
Она сидела рядом с Котей на правах новой родни и женской половины дома. Игор отмахивался, но меда с вином действительно много не вкушал.
«Вероятно, они и правда хотят наследников всего этого. Не золота попросили, не другой уплаты долга. И теперь Ауда наставляет как его! Эх… Красивый терем, нечего сказать, – размышляла Котя, сжимая кулаки на коленях. – Но почему за счет меня? Красота… Пир… Достаток… Еда… Все пустота! Любовь? Просто торговля».
И на свадебном пиру, когда Игор несколько раз лез целоваться под шумные благопожелания, Котя потеряла свою веру в любовь. Ее отнял этот кислый запах лука, вскоре смешавшийся с духом пряного меда и еды. Она только изворачивалась, но даже на щеках губы постылого жениха оставляли будто бы кровоточащие язвы.
– Медведица идет!
– Людоедица! – вскричали внезапно две старшие жены.
И вскоре в дверях появился скоморох, а рядом с ним и правда топтался на цепи молоденький подросший медвежонок. Страшный зверь глухо ревел, но рык больше походил на плач испуганного ребенка.
«За что мучаете-то создание лесное?» – с горечью подумала Котя; обычно на свадьбах ограничивались ряженым человеком. Считалось, что в медведя не способны обращаться твари из Хаоса, к тому же страшный зверь отгонял их, потому что был примерно равен по силе многим из них. Если уж в лесах водились медведи, то все говорили, что чудовищ опасаться не стоит. Главное – самому не попадаться хозяину леса, ведающему медом. Так его образ и вошел в часть свадебного пира, сделался символом плодородия и деторождения.
Потом молодых сажали на печь, когда вытащили из нее горячее блюдо с запеченной птицей. Для Коти все слилось единой картиной, она смотрела себе под ноги или на колени, временами искала нож, надеясь спрятать его под одеждами. А там уж – либо себя, либо жениха. Но Игора не удавалось провести, он молча ненавязчиво пресекал все попытки добраться до опасных предметов.
К концу вечера Коте только оставалось неподвижно сидеть и давить слезы. Она ненавидела. Как же она ненавидела! За короткий день она окончательно потеряла веру и в любовь, и в духов. Все придумали люди, все облекли в красивые слова. В Хаос она тоже не верила, ведь Вен Аур так и не появился. И вот уже пир для жениха с невестой завершался, продолжаясь для гостей: молодых под прибаутки проводили наверх, на брачное ложе. Голос Ауды доносился громче всего, она хлопала и притопывала, вспоминая разные присказки и напевы.
– Только не плачь, запомнила? – шепнула на прощанье Вея, но у самой в глазах стояли слезы.
