скачать книгу бесплатно
если переиграть? отозвать ходы, время перевернуть?
пожертвовать, например, слоном, в попытке пресечь бесконечный шах?
голову наполняет густая, едва различимая муть.
время спрыгивает на стол, и стрелки нелепо топорщатся на часах.
время больше не эфемерно. вот кровь и плоть.
садится напротив тебя, фигуры со знанием расставляет.
подкуривает и отсчитывает: «королева – четыре, пешка – год».
не на жизнь, а на смерть, не на смех, на годы твои…
играем?
вдали от дома человек человеку – брат,
каждый встречный – иное, но всё же – родное племя.
подымается грудь, как если бы был домкрат.
очень искренне: рад. я сердечно рад,
что столкнулись именно в это время.
время…
свой, чужой, дилетант, дезертир, предатель…
можно выдохнуть, взять «казбеги», экмек, перно.
над водой всех рек всего мира ногой болтать,
была бы такая профессия – ногоболтатель,
я бы работал без передышек, без всяких «но».
я бы человека разглядывал без конца.
слушал бы, как он без устали говорит о том, о сем.
может, через годы не вспомним черты лица,
но
мы друг другу оставим зарубинки на сердцах.
просто так.
даже если никого этим не спасём.
эскиз
это же можно все коротко и хлестко,
в двух словах набросать простой эскиз,
сбросить до заводских настроек, хвостик
кометы подоткнуть одеялом, под которым мордой вниз —
святая троица сливается в индивид,
человечишко становится расс-трое-н,
человечишко: «хочу – человечищем», говорит.
под роялем шалаш построил.
раскраивается и утраивается сознание, попеременно
утрачивается способность к аминю и на авось.
желание выкрикивается в ушную раковину вселенной —
чтобы наверняка сбылось.
если допустить,
что
пребывание в этом измерении окажется безальтернативным,
нам придётся справиться с несварением,
вызванным перебродившим пивом,
нам придётся самим покупать гвозди,
которыми – самим же – другим, что ли, делать нечего —
пристукивать себя к кресту, розы,
полынь, звезды, фонарь, кузнечики.
сколько там болтаться? сколько трясти головой,
не давая ей грохнуться, как когда засыпал в маршрутке
по дороге домой,
через перелески и вёрсты, через «смешно и жутко»
шёл, отравленный университетскими знаниями,
не спавший сороковые сутки, став инвалидом,
не сумев переварить столовское хрючево,
сам себя – по методу камбоджийского геноцида —
в землю живьём,
за неименьем лучшего.
как проходят дни
день проходит примерно так: утром – кофе,
пролистывание журналов, переведённых в формат электронный.
мне, конечно, нравилось больше, когда было пофиг,
потому что по телевизору показывали Джимми Нейтрона.
когда можно было тупить над тарелкой овсяной каши,
не беспокоясь о приближающемся дне расплаты
(сейчас представилось красочно: дерёмся, руками машем),
но это просто деньги за проживание в съёмной хате.
а раньше ведь не было подобных необходимостей.
жил себе, помешивая чай в стакане, верил:
тетечка, которая на экране, ведущая новостей,
прячет за спину крылья ангельские, перья.
раньше выходил во двор и не думал: сука, ну экология же!
зачем вы бросаете бутылки и фантики?
а девочка, живущая на третьем этаже,
казалась богиней, нимфой, в нарядном платье.
сейчас – узнавание новостей в приоритете,
красивых картинок лихорадочное перелистывание.
на дверной ручке – пакет, а в пакете ещё пакеты,
голова забита подсчетами – сколько заплатят чистыми.
гуси превратились в зарплатные отчисления —
один серый, другой белый, со всех – налоги.
за неумение жить моментом начисляют пени,
повышают процент за неспособность довольствоваться немногим.
женщины сильные
что подразумевается под моей физической слабостью?
что вы вкладываете в понятие силы?
утро отдаётся в теле приятной сладостью,
разливается и выписывается курсивом.
пишется что-то, упрощенное неприлично,
общеизвестное, как жи-ши, или же – дважды два.
щеки делаются цвета кирпичного,
трава по пояс, трава, как водится, мурава.
лодка по морю, лодкою правит женщина,
слабой женщине, да ещё и с пустыми ведрами,
нечего делать на корабле, кыш, деревенщина,
нечего раскачивать лодку своими бёдрами.
но в чем она, эта слабость? в привязанностях,
в умении откликаться на чужие раны?
может, за борт сигануть будет приказано,
