Информационно-семиотическая теория культуры. Введение

А в XX веке на арену выходит принципиально новый способ организации и конструирования культурного кода – «экранная культура», которая соединяет в целостную знаково-символическую систему миф и рациональную мысль, слово, знак (образ), музыку и действия, продуцируя на этой основе бесконечный спектр «виртуальных заместителей» реальной действительности – от вполне релевантных до «проектно-авторских», фантастических, сюрреалистических. Как видим, и история культурного кода, а точнее – генезис культурного кода, также отражает и репрезентирует тот самый феномен, о котором выше уже говорилось. А именно – детерминацию истории культуры процессами развития многообразия (спектра) носителей информации, в частности – сменами доминирующего носителя социальной информации, что вновь и вновь демонстрирует информационную природу культуры.

Но у этого феномена есть и другие аспекты. В частности, именно многообразие носителей информации (в качестве каковых могут выступать самые различные объекты, предметы, сущности — от простейшего графического знака до сложнейшей компьютерной и промышленно-производственной техники, исследовательской аппаратуры, архитектурных сооружений, голоса и тела человека) порождает и подпитывает многообразие форм культуры, которое неуклонно нарастает.

Ныне ситуация такова, что человек в своей уникальной деятельности по творению информации и оперированию ею (ее видами, типами и формами, процессами) в каком-то смысле конкурирует с могуществом самой природы – пытается управлять (и в какой-то мере управляет) даже генетической информацией, не говоря уже о прочих не столь «тонких» формах природной информации. Так, идея ноосферы воплощается и действует не только и не столько через энергетическое и материально-производственное могущество (как изначально мыслилось), сколько через «информационное могущество» человека.

Примечания

1. Немировский И.Л. Гуттенберг. – М.: Мысль, 2001. – 168 с.

2. Чернавский Д.С. Синергетика и информация. – М.: Наука, 2001. – 243 с.

3. Тхагапсоев Х.Г. Коммуникативные особенности бесписьменных культур // Научная мысль Кавказа. – 2000. – № 2 – С. 48–56.

4. Эфроимсон В.П. Генетика этики и эстетики. – СПб.: Талисман, 1995. – 288 с.

5. Ренчлер И., Херцбергер Б., Эпстайн Д. и др. Красота и мозг (биологические аспекты эстетики). – М.: Мир, 1995. – 335 с.

6. Коул М., Скрибнер С. Культура и мышление. – М.: Прогресс, 1977. – 262 с.

2.6. Социокультурное бытие как информационная «система-процесс»

Как известно, процесс научного познания любого объекта начинается с абстрагирования и теоретической схематизации этого объекта, т. е. с выработки концептуально-модельных представлений о его сущности и последующего формирования абстракций, способных выразить особенности данного объекта познания. В этом контексте при любой попытке разобраться в сущности культуры встает ключевой и отправной методологический вопрос о формах и вариантах схематизации культуры. Как уже подчеркивалось, в ряду таковых вариантов числится также информационно-семиотическая.

Понятно, что суть, смысл и общий образ, а тем более дух культуры, не сводимы и никак не сводятся к информации, к некоей сумме информаций; речь может идти разве что об особой информационной системе, которая включает в себя также процессы и механизмы выработки информации, ее кодирования и декодирования, накопления, хранения, преобразования и передачи (и многое другое, как увидим в дальнейшем). Таким образом, любая попытка схематизировать культуру в рамках информационно-семиотической концепции поднимает вопросы, что это за информационная система по имени «культура» и как она функционирует?

В этом контексте особого внимания заслуживает информационно-коммуникативная теория социума, созданная Н. Луманом [1], в которой социально-культурное бытие человека целиком и последовательно мыслится и трактуется именно как информационный процесс. Понятно, что у этой лумановской трактовки социального бытия есть свои нюансы.

Во-первых, в теории Лумана общество (социум) рассматривается не с позиции его структурных элементов или институциональной архитектоники (классы, парламент, политические партии, гражданское общество, государство, собственность, экономика, от которых, казалось бы, все в обществе и зависит), а с позиции социально-коммуникативных процессов, т. е. информационных обменов, информационных процессов. Иначе говоря, социум и социальные процессы здесь трактуются как коммуникативные по своей сути. И, что принципиально важно, означенные коммуникативные процессы трактуются на основе представлений постклассической науки, опирающейся на идеи общей теории систем и социальной синергетики [2].

Во-вторых, в методологических рамках, выстраиваемых Луманом, сама социальная система понимается не как коллектив людей или система структур и производственно-экономических отношений, т. е. не как «материально-вещественное и социально-природное» образование (в духе марксизма, эмпиризма, позитивизма), а как информационно-смысловая система, непрерывно воспроизводящая себя посредством интеракции и коммуникации людей, оперирующих при этом всей системой исторически накопленных социумом смыслов [1, с. 42]. Таким образом, социум (социальное бытие) здесь понимается как непрерывно меняющаяся и развивающаяся информационно-смысловая система. Так что наше внимание к теории социального бытия по Луману продиктовано очевидными созвучиями этой теории с нашей идеей о базовой роли информации и информационных процессов в сложном и многогранном феномене по имени «культура».

Впрочем, представление о том, что глубинные основания общества и общественного бытия составляют вовсе не материальные процессы и отношения (производство и потребление материально-вещественных благ) и не политические институты, а производство смыслов и обмен людей ими отстаиваются не только в теории Лумана (к которой мы апеллируем в данный момент), но также и в феноменологической социологии [3]. Более того, в последнее время эта идея получила новый импульс и развитие в акторско-сетевой теории социума, выдвинутой Латуром и базирующейся на представлениях постнеклассической науки об обществе, социуме, социально-культурном бытии и социально-культурных процессах [4].

И еще одно важное и привлекательное обстоятельство характеризует теорию Лумана – интерпретация социального бытия в рамках строится на принципах холизма. Иначе говоря, в социальной теории Лумана человек как субъект социальных (социально-культурных) процессов, равно как и социальные институты, не выделяется и не рассматривается в отдельности, поскольку речь идет о системе, а точнее о целостной (холистической) системе смыслов, которой присущи процессуальность, динамичность, референциальность и самореферентность, эмерджентность, рекурсивность. Очевидно, что все это полностью относимо к культуре.

А что касается структурных элементов социума (люди, социальные институты), они здесь выступают лишь в роли инфраструктурного обеспечения для процессов смысло-обмена и коммуникации в социуме, т. е. в роли инфраструктурной основы информационных процессов в социальном бытии – в роли «носителей информации» и в роли субъектов коммуникации.

И, наконец, процессуальность, которая, как известно, свойственна любой системе, в социальной теории Лумана также имеет свои особенности: она понимается как непрерывная череда операций по саморепродукции самой системы (т. е. смыслов культуры, социокодов) в режиме автопоэзиса [1, с. 49]. При этом и автопоэзис в данном случае трактуется не как «механическое» самовоспроизводство «природного тела» социума, а как способ непрерывного процессирования смыслов, т. е. способ выработки, распространения и корректировки смысловых структур бытия социума посредством коммуникации и механизмов интерсубъективности.

Если учитывать все изложенное, получается так, что в рамках и тезисах коммуникативной теории общества Лумана мы фактически имеем дело не с социумом как таковым («не с социоприродным телом», обычно именуемым «общество»), а с системой смыслов, которая продуцируется, функционирует и развивается на основе механизмов, форм и процессов социальной коммуникации. Получается, что речь идет о культуре. К тому же, и сама социальность в теории Лумана задается коммуникацией и коммуникативностью, т. е. именно формами и механизмами культуры.

А в целом суть социального бытия по Луману являет собой всеобъемлющее и непрерывное пульсирование процессов смысло-порождения и смысло-обменов в социуме и между его членами, что замкнуто на потоках информации и операциях коммуникации. А все прочее в социуме и социальном бытии носит, как полагает Луман, инфраструктурный, т. е. «внешний» – вспомогательный и обслуживающий характер.

Между тем, целый ряд культурологов понимает и трактует культуру именно как процесс смысло-порождения (к чему мы еще вернемся).

Таким образом, информационно-коммуникативная теория социума усматривает сущностные измерения социального бытия в тех феноменах, что мы именуем культура, увязывая, в свою очередь, культуру и культурное бытие с информацией, сложными информационными процессами.

Для целей данного параграфа – для показа ключевой роли информации и информационных процессов в социально-культурном бытии, вероятно, достаточно уже описанных положений из теории Лумана. Однако эта теория имеет еще целый ряд аспектов, представляющих интерес в плане трактовки отношений и соотнесенности информации и культуры.

В частности – социально-коммуникативная теория Лумана активно оперирует и категорией «форма». Однако и форма в данном случае не только и не столько суть «внешнее» (граница, контуры, форма явленности некоего сущего, «оболочка» чего-то вещественного и материального), сколько «внутреннее». Это – смыслы, смысловая структура.

Иначе говоря, форма в концепции Лумана выражает не статичные, пространственные, инвариантные, субстантивно-фиксированные стороны (внешние, зримые оболочки, «круглое или квадратное») социального бытия, а способы и механизмы его процессуальности, выстраивающиеся в сети референции, реляций, селекций, рекурсий смыслов – в сети информационных и информационно-семиотических процессов, бытующих в социуме.

Таким образом, форма в концепции Лумана сродни культурной форме, в которой (или в сочетаниях которых) реально бытует культура.

Подобное понимание формы, как будет далее нами показано, относимо и к категории «культурная форма» [5]. А пока обратимся к представлениям Лумана об отношениях «формы» и «социальной системы».

Форма в социальной теории Лумана соотносится не напрямую с системой (с информационно-смысловой системой в данном случае), а с ее «медиумом». Между тем, как хорошо известно, «медиум» в современных теориях информации и коммуникации – это любое средство, используемое для передачи информации. Таковыми средствами (медиумами) могут быть устная или письменная речь, язык тела (невербальная коммуникация), музыки, графики (схемы, иллюстрации), а также любая иная система знаков и символов. В роли медиума выступает и человек. Однако в современных условиях особое место в спектре медиумов занимают технические средства: компьютер, радио, телевидение, кино, интернет.

В итоге получается так: «медиум», «форма» и сама «система», как полагает Луман, отличаются друг от друга не субстанционально, поскольку основа у них общая и единая – это информация, а лишь смысловыми структурами [1, с. 59]. Что это значит, как это понимать?

Дело в том, что, как полагает Луман, именно в форме и в рамках форм элементы медиума (т. е. смыслы) обретают конкретный, определенный, регулярный, идентифицируемый, т. е. типический, структурированный, «социализованный» и «культурный» порядок.

Если учитывать все эти моменты, получается так: медиум представляет собой неупорядоченный, разрозненный, неорганизованный материал (т. е. массив и стихию всей суммы исторически накопленных социумом смыслов и идей), а форма «образует» и вычленяет из общего массива «бытия смыслов» устойчивые и структурированные образования, т. е. актуализированные, типические смыслы и идеи.

Если спроецировать изложенные представления Лумана на культуру в ее информационно-семиотическом понимании (модусе), то пространство культуры в целом предстает как «медиум», т. е. как глобальная информационно-смысловая среда, где нет инвариантной упорядоченности и неизменных отношений элементов, т. е. неизменных смысловых структур. Иначе говоря, в свете теории Лумана пространство культуры предстает как «обитель» всех возможных смыслов социального бытия, а культурная форма – как типический вариант и механизм агрегации и упорядочения этих смыслов посредством их референций, реляций, селекций, рекурсий в типические формы (культурные универсалии, духовные ориентиры, моральные нормы, эстетические критерии и т. д.).

Таким образом, культурная форма в рамках рассматриваемой концепции Лумана предстает как некий определенный смысловой комплекс (фрейм, паттерн, фрагмент культуры), как некий информационно-смысловой пакет, характеризующийся собственной (характерной) процессностью или же набором процессностей (референций, селекции, эмердженций, рекурсий).

Разумеется, в реальной жизни (повседневности), в культурном и социальном бытии, интеракции и коммуникации культурная форма предстает во «внешней оболочке», в «семиотической одежде», т. е. посредством знаков семиотики, артефактов культуры.

Однако это и не имеет принципиального значения. В данном случае важно другое, а именно – сходство «формы Лумана» и культурной формы в том смысле, что их содержательной стороной выступает информация, информационный процесс.

Итак, определяющим специфику бытия человека, а точнее – специфику социально-культурного бытия (его облик, нюансы, динамику), фактором по Луману является коммуникация, смыслообмен, т. е. акты культуры, являющие собой, по сути, информационные, информационно-смысловые процессы. Таким образом, социально-культурное бытие в теории Лумана предстает как мир (пространство и сложная система) смысло-несущей информации, подчиненный законам, принципам и механизмам накопления, передачи, хранения, преобразования и обращения информации [6].

Все изложенные детали в данном случае, скорее, являют собой дань уважения к тонкости и изяществу хода мысли и строя аргументации Лумана. Читатель может их и опустить. Главное здесь в другом (не в тонкостях и деталях). Дело в том, что концепция Лумана является иллюстрацией к пониманию бытия социума как сложнейшей системы информационных потоков, форм и процессов, обеспечивающих рождение смыслов, их накопление, обмен ими, их селекцию и рафинирование, их непрерывную коррекцию, группирование/перегруппирование. Но все это и есть культура, бытие культуры.

Таким образом, идея Лумана в лапидарном изложении укладывается в тезис: «в глубинном основании социальности и социального бытия лежат не модусы экономики и политики, а информационно-коммуникативные отношения и процессы», что так или иначе поддерживается также и в теориях символического интеракционизма [7] и феноменологической социологии.

Едва ли кто-либо станет возражать, что культура выражает мир смыслов – это общепринятое представление. Принципиально новое в информационно-семиотической концепции культуры (и что сродни идеям Лумана) заключается в том, что культура не является архивом смыслов – она предстает как динамическая информационно-смысловая система, в рамках которой смыслы и конфигурации смыслов меняются непрерывно, динамично, спонтанно, синергийно под влиянием типичных информационных процессов и механизмов: эмердженции, селекции, референций, рекурсий и др.

Вот здесь мы подходим к одному из ключевых аспектов нашего дискурса. Любая новая теоретическая концепция требует оснащения собственной категориально-лексической, понятийной системой. Речь в данном случае идет конкретно о необходимости продвижения в научно-лексический оборот культурологии базовых понятий теории информации (наряду с понятиями теории систем и синергетики).

А пока ситуация такова: лингвистика, да и филология давно трактует язык и языковые феномены (один из важнейших аспектов культуры) как сложную информационно-семиотическую систему, активно опирается на теорию информации и ее категории (фрейм, паттерн, скрипт, рекурсия и др.), а культурология, увы, скорее, сторонится этого.

Естественно, что далее (в последующих разделах) будут представлены ключевые категории теории информации, которые настойчиво напрашиваются в арсенал культурологической науки. Но, пожалуй, мы прямо сейчас, не откладывая в «долгий ящик», обратимся к одной из них – к категории «рекурсия» (хотя еще не раз в последующем будем апеллировать к ней).

Возможно, в ментальности многих культурологов эта дефиниция предстает как нечто чуждое культуре и культурологической науке. На самом же деле самоповтор, самовоспроизведение, множественное воспроизведение нечто (т. е. рекурсия), как способ бытия и механизм развития, широко распространено, как в природном, так и в социальном бытии. И, конечно же, в культуре. Например, прием «текст в тексте», «рассказ в рассказе», «фильм в фильме» достаточно часто используется в культурном творчестве. А это и есть рекурсия. В дизайне, изобразительном или декоративно-прикладном искусстве, в частности в геральдике, давно и широко известен другой прием (или «техника») – «mise en alime», что буквально означает «помещение в центр». Именно на основе означенного приема (а по сути – посредством рекурсии) создается «бесконечная перспектива» и иллюзия объемности. Рекурсия играет активную роль также и в музыкальной культуре и музыкальном творчестве. Здесь она (рекурсия) обретает форму «рондо» и самых различных вариаций (чакона, пассакалии). Авторы [8], оценивая роль рекурсии в музыкальной культуре и в культуре в целом, утверждают, что специфика (дух и эстетика) музыки таких выдающихся композиторов, как Арнольд Шенберг, Балу Барток, Джон Кейдж и Альбан Берг, основана именно на мелодических рекурсиях определенного типа, поддающихся четкому математическому описанию. Однако самое типичное и распространенное проявление рекурсии в качестве одного из механизмов бытия культуры в математических формулах не нуждается. Речь идет о рекурсии культурно-поведенческих паттернов. Именно рекурсия культурных паттернов в условиях доминирования «глобально-медийной» культуры становится едва ли не самым активным механизмом современного культурного бытия. За примерами далеко ходить не придется. Например, как мы сегодня во всех весях России (не только в разноязыких мегаполисах, но и в провинциальных поселках российской глубинки, в селениях и аулах Кавказа или Татарстана) приветствуем друг друга? На американский манер «хэллоу!» – «привет!» в нашей современной культурно-коммуникативной версии. И сколько подобных «космополитических» культурно-поведенческих паттернов нас окружает? Их не счесть.

Один из «только что рожденных» выглядит примерно так: сегодня и на улицах Лос-Анджелеса, и на тротуарах Нальчика можно увидеть торопливо шагающего к офису или к своему автомобилю некоего с кофе в бумажном стаканчике. Теперь это «брэнд» поведенческого стиля «динамизма и мобильности», разносимый по всему миру «ураганом рекурсии». Но самое удивительное в том, что пребывать в толчее с кофе в бумажном стакане непрактично в силу многих причин (легко пролить случайно, кофе остывает быстро и теряет вкус, о гигиене и говорить нечего). Но новый символ поведенческого стиля «мобильного человека, у которого каждая минута на счету» делает свое дело – воспроизводит себя повсюду, рекурсивно.

Впрочем, в культурологии задолго до появления теории информации «натыкались» на эффекты рекурсии. Пример тому – «мем», некогда модный в культурологических текстах. А мем и есть рекурсивный феномен. Даже идея античной философии, будто культура – результат подражаний, являет собой «предвосхищение рекурсии».

Информационно-коммуникативная теория общества Лумана имеет еще одну особенность, которую мы до сих пор не затрагивали. Речь идет о том, что в этой теории изначально, что называется «по умолчанию», все процессы рассматриваются и трактуются с позиции синергетики, к чему мы еще вернемся в последующих разделах нашего дискурса.

Остается лишь зафиксировать: как показывает предшествующий анализ (в том числе — с позиции информационно-коммуникативной теории общества Лумана), феномены культуры завязаны на информационные процессы и механизмы, что особенно ярко проявляется в процессах коммуникации и интер-субъективных – отношений или же при соотнесении условной социальной информации с формами культуры. К тому же механизмы бытия культуры и ее структурные формы близки, схожи или же тождественны механизмам и формам информационного бытия (бытия информации), которые известны как паттерны, фреймы или скрипты, о чем пойдет , речь в последующих разделах нашего дискурса.

Примечания

1. Назарчук А.В. Учение Никласа Лумана о коммуникации. – М.: Весь мир, 2012. – 269 с.

2. Назарчук А.В. Идея коммуникации и новые философские понятия XX века // Вопросы философии. – 2011. – № 5. – С. 157–165.

3. Ионин Л.Г. Феноменологическая социология // Современная западная социология. – М.: Издательство политической литературы, 1990. – С. 367–368.

4. Латур Б. Наука в действии: следуя за учеными и инженерами внутри общества. – СПб.: Издательство Европейского университета, 2013. – 413 c.

5. Тхагапсоев Х.Г. Культурная форма как теоретический конструкт и мера культуры // Вопросы культурологии. – 2012. – № 5. – С. 10–16.

6. Тхагапсоев Х.Г. К проблеме предметного пространства и научного статуса культурологии // Фундаментальные проблемы культурологии. – СПб.: Алетейя, 2008. – С. 5–15.

7. Кармодонов О.А. Откровения и парадоксы социологического интеракционизма // Социологические исследования. – 2006. – № 2. – С. 3–13.

8. Зайченко М.А., Яковлева Е.А. Рекурсивная форма движения в культуре // Ученые записки Казанского университета. Гуманитарные науки. – 2013. – Т. 155, № 1. – С. 57–66.

2.7. Фрейм как категория информационного бытия и мера культуры

Как уже подчеркивалось, в онтологии и методологии современной, постнеклассической науки дефиниция «фрейм» в широком ходу: она соотносится с целым рядом аспектов социального мира и бытия человека: с информацией, знанием, процессом познания, ментальным миром человека, с коммуникацией, интерсубъективными отношениями, поведением и действиями людей, а в связи с этим с процессами самосоотнесения человека с миром (природным, социальным, ментальным, культурным) деятельности. Соответственно, категория фрейм сегодня активно используется в социологии, психологии, когнитивистике, лингвистике, филологии, теории музыки, в педагогике. Очевидно, что эта категория не может игнорироваться и в дискурсах о культуре, в методологии культурологической науки, которая занята формированием интегративного социогуманитарного знания о культуре – во взаимодействии и в пересечениях практически со всеми науками о человеке.

Фрейм (от англ. frame – остов) – это некоторая структура, содержащая информацию, знание, сценарий действия или стратегию поведения.

Дело в том, что воспринимаемая человеком информация, по представлениям когнитивной психологии, преобразуется в виде ментальных репрезентаций, т. е. удерживаемых в памяти человека образов и символов, заключающих в себе знания (преобразуется в фреймы). Так, фрейм выступает как динамическая форма образно-символического восприятия и интерпретации реальности, существующая в виде хранимого в памяти пакета информации, знания, проекта, стратегии поведения и действия.

Таким образом, фреймовый подход схватывает и выражает в методологии познания давно и хорошо известный факт – стереотипный, модельно-схемный характер представлений человека о реальной действительности. В этом контексте можно утверждать, что «фрейм» – это общее родовое обозначение базового набора таких когнитивных и деятельностных понятий, как схема, сценарий, модель, репертуар действия, программа репертуарно-деятельностного поведения, позиционирования и самопозиционирования человека.

Но, пожалуй, самая главная особенность фрейма в том, что он выступает как минимальное описание некоего явления, факта, процесса, действия, обладающее свойством целостности. В этом смысле удаление из фрейма любой составляющей приводит к тому, что данное явление перестает опознаваться – идентифицироваться, верифицироваться, классифицироваться.

Иначе говоря, фрейм выступает как некая «эталонная модель», с которой в сознании человека соотносятся элементы реального бытия (природного, смыслового, культурного, деятельностного, поведенческого, коммуникативного), подлежащие распознанию, репрезентации, легитимации, классификации, оцениванию, а в конечном итоге – включению в картину мира. В означенном контексте любая форма культуры или любой ее жанр можно понимать как фрейм. Это обстоятельство и выдвигает категорию «фрейм» на арену современной парадигмы культурологической науки.