скачать книгу бесплатно
Сказано это было громко, во всеуслышание, с нескрываемой насмешкой. Юноша стоял неподалеку, окруженный несколькими девицами из ее группы. Все они, как по команде, захихикали.
К физической боли добавилась невыносимая обида. Настя не поверила. Разве это о ней? Нет, такого не может быть! Ее никогда никто не травил в школе. Ее уважали. И она всегда привлекала внимание парней. Что с ней теперь не так, что ее открыто оскорбляют? Будь это девчонка, она бы списала все на зависть. Но молодой человек… Настя чувствовала, что готова зареветь. Схватив сумку, не глядя по сторонам, ринулась прочь. Парень проводил ее насмешливым взглядом и отвернулся.
– Фух, Валентина сегодня в ударе! – раздалось рядом.
Настя обернулась – быстро шагая, ее догоняла Тома. Закинув на плечо спортивную сумку с формой, она забавно сдула со щеки пружинистый рыжий локон. Интересно, слышала ли она те слова про корову? Настя снова ощутила, как на глаза набегают слезы, и поспешила отвернуться.
– А что, она и веселой бывает, оказывается? – спросила девушка, чтобы скрыть свое состояние.
– Ой, да она иногда такие угарные байки травит про свое балетное детство! Когда я впервые к ней попала, то на первом же занятии поняла – вот он, преподаватель моей мечты. Строгая, но веселая. Каждое занятие проходит с юмором и… болью. Она в прошлом профессиональная балерина, поэтому дисциплина у нас железная. Хочешь – не хочешь, а все равно согнешься.
Тома говорила оживленно и двигалась так легко, словно для нее не было этих двух часов за балетным станком.
– Неужели сколько не растягивайся, все равно всегда будет больно? – Настя с надеждой посмотрела на одногруппницу, ожидая отрицательного ответа.
– Какой-то странный вопрос. Мне его подруги, далекие от балета, обычно задают, – та подозрительно сощурилась. – А ты давно занимаешься?
– Конечно. С детства, – уверенно соврала Настя. – Просто я не очень гибкая.
– На классе мне так не показалось. У тебя неплохо получается. Вообще нас еще в детстве учили тому, что самое главное – хорошенько разогреться. И расслабиться. Тогда будет легче. А еще нужно научиться отключаться от боли. Любимая фраза Вавы, которую она нам часто повторяет, – «никогда сам не знаешь, на что способен». Я с ней согласна. Смотрю на все, чего я достигла, что уже умею, и поражаюсь, насколько безграничны возможности человеческого тела.
Анастасия вдруг подумала, что лицо Томы кажется ей отдаленно знакомым. Словно она видела ее раньше, но не могла вспомнить, где.
Девушки неспешно шли по прилегающему к училищу парку. Театр оперы и балета располагался неподалеку. Сейчас это здание выглядело куда презентабельнее, чем в 2019-м.
– На Мартовицкого не обращай внимания. Он у нас местная звезда. Родители когда-то в Москве в Большом работали, вот он и вообразил себе, что он тут главный.
– Кто такой Мартовицкий? – не поняла Настя.
– Артем. Ну, тот, что тебя коровой назвал. Тема, он такой. Любитель покрасоваться. Всю жизнь воображает себя возвышенной натурой, вышагивает, тянет носочек. Короче, у него комплекс несостоявшегося человека. Срывается периодически и остро реагирует, если у кого-то в работе что-то получается.
– А вот этот парень, нерусский, он кто?
– Какой? А, Тайгрян? Пашка очень хороший! Он в Театре давно танцует. Но у него жизнь балетом не ограничивается, слава богу. Премьером быть не хочет. Балет – это больше привычка, даже не для души уже. Любит путешествия, рок на гитаре играть, немецкий язык, спорт, читать книги. Недавно говорил, что устал от того, что все друзья только из балета, нет ни одного нового лица, человека, который мог бы показать что-то новое, научить чему-то. Девушки ему балетные не нравятся. Говорит, что ужасны все эти закулисные игры. Мартовицкий считает Пашку своим главным конкурентом. А тут еще Тайгряна в «Гаянэ» на роль Армена поставили. Ой, что начнется!
– Ты так хорошо этого Павла знаешь, – удивилась Настя.
– Мы, можно сказать, друзья.
Но по заискрившемуся взгляду Томы Анастасия поняла, что они не просто друзья. Точнее, самой Томе, кажется, хотелось бы это исправить. На ее лице отразилась неприкрытая влюбленность, когда она говорила об армянине.
– А сама ты дальше планируешь танцевать в Театре, или балет – это просто увлечение? – осторожно спросила Настя.
– Конечно, планирую служить в Театре. Зря я, что ли, всю жизнь этому отдала? Но у меня таких амбиций, как у Катьки или Таньки, нет. Они, думаю, примами стремятся быть, в Москву уехать. Хотя кому мы там нужны? Туда со всей страны такие же дурочки едут.
Болтовня быстро помогла забыть об обиде и слезы исчезли. Про планы самой Насти Тома не спросила. Но та и не знала, что ответить. Ее, несмотря на боль и усталость, привлекал балет. Это действо, когда стоишь у станка вся подтянутая, с идеально ровной спиной, вытянутыми коленями, поджатыми ягодицами и вывернутыми стопами, и исполняешь па под классическую музыку, – завораживало. Очень приятно смотреть на себя и других. Это просто красиво. Даже сейчас, идя по улице, она физически ощущала, как стопы сами собой при ходьбе разворачивались немного наружу, талия как будто очертилась более явно благодаря прогибу в спине. Ну и некая легкость, грациозность появилась. Если даже все это ей только казалось, ощущения были невероятные.
Ходьба немного уменьшила боль в мышцах. Но Настя знала, что главное еще только впереди. Завтра ее ждет жестокая крепатура. Хотя сейчас она думала о том, что пока все вычитанные когда-то в интернете и случайно увиденные в передачах по телевизору ужасы балета оказались мифом. Конечно, по одному классу сложно судить, но никто ее прутом по икрам не стегал, как иногда пишут в якобы правдивых статьях. Нагрузка тяжелая, но выдержать ее здоровой семнадцатилетней девушке вполне под силу. А вот насколько хорошо у нее получалось выполнять движения – это вопрос… На самом деле исключить из балетного училища могут из-за любой мелочи. Где-то она читала, что одну девушку выгнали, потому что у нее выросла слишком большая грудь.
– Слушай, как ты думаешь, у меня нормальная грудь? – вдруг спросила она у Томы.
Та посмотрела на нее удивленно, потом оценивающе воззрилась на бюст.
– Да нормальная, вроде.
К концу второго дня пребывания в общежитии Настя поняла, что Татьяну в комнате никто не любит. Это было чем-то неосязаемым, витавшим в воздухе. Девочки при Тане особо не болтали, а как только она покидала спальню – тут же принимались судачить о ней. Сама Таня этой нелюбви не замечала или ей было глубоко плевать. Девушка совсем не обращала внимания на то напряжение, которое возникало при ее появлении. И этим как-то невольно ставила себя выше остальных, выделялась на общем фоне.
Насте она нравилась. И ей было не понятно, почему все недолюбливают Таню. Ее гораздо больше раздражала настойчиво пытавшаяся с ней подружиться Тома. Должно быть, она решила, что Анастасия положила глаз на ее ненаглядного Тайгряна, поэтому стремится держать соперницу поближе. Да и Катя, постоянно наводившая красоту, тоже не вызывала особой симпатии.
Нужно было узнать о Татьяне как можно больше. Но обсуждать ее с девочками было неприятно. А попытаться самой сблизиться с той Анастасия не решалась. Не любила быть навязчивой.
Перед сном, когда свет в спальне уже потушили, и юные балерины легли в кровати, Настя выскользнула в коридор, чтобы посетить уборную. За пределами комнаты горел тусклый свет, было прохладнее, чем внутри, и пахло жареной картошкой. Странно. Даже в общежитии балетных танцовщиков ею пахнет! Словно это традиционный аромат любого общежития и не имеет значения, кто в нем проживает – спортсмены, строители, медики или кто-либо другой.
В тишине девушка услышала доносившиеся со стороны кухни приглушенные голоса. Что заставило Анастасию подойти к неплотно прикрытым дверям – она и сама в тот момент не могла сказать. Какое-то интуитивное чувство подтолкнуло это сделать. Свет в кухне был выключен, но все можно было разглядеть благодаря фонарям за окном. Настя увидела стоявшую в профиль Таню в одной пижаме, поверх которой была накинута мужская синяя олимпийка. Но самым интересным было то, что девушка прижималась к Тайгряну! Он бережно обнимал ее, целовал и вытирал ей слезы. Такая миниатюрная на его фоне, словно фарфоровая статуэтка, вылепленная искусным мастером… Ее тонкие руки вокруг его шеи, его сильные, бугрящиеся мышцами – на ее талии. Его упрямый подбородок над ее лицом. В этом всем столько возвышенной красоты и ни капли пошлости. Ими тянуло любоваться. Не подглядывать исподтишка, а именно открыто любоваться, как, например, героями кинофильма или спектакля.
– Все будет хорошо, Танюша, – нежно говорил парень, гладя красавицу по волосам и касаясь губами ее виска.
– Мне так больно, Паша, – пожаловалась она. – Может, к врачу сходить?
– Может. Только боюсь, тебе на время запретят танцевать.
– Значит, пока на обезболивающих. Схожу после премьеры.
«Вот те на! Не нравятся ему балетные девушки, значит…», – Настя поспешила бесшумно уйти.
Глава 4. Чужая тайна
Первая мысль, мелькнувшая утром, – она умирает. Настя чувствовала себя дряхлой старухой. Или как будто ее жестоко избили. Больно было не только шевелиться, но даже дышать. Где-то внутри живота болели мышцы, о существовании которых обычно люди даже не догадываются. Эйфория от вчерашнего класса растаяла вместе со сном. Одно желание – вообще не двигаться и не говорить. Но как раз оно в данный момент являлось несбыточной мечтой. Нужно вставать и плестись на занятия.
Единственным спасением были отвлекавшие от боли размышления о ее деле. Кажется, кое-что начало проясняется. У Тани тайные отношения с Тайгряном. В него же влюблена Тома. Это уже повод для ненависти к сопернице. Катя, похоже, не любит Таню из-за того, что та всюду ее обходит и более успешна в балете. Так что у Гальской есть, как минимум, двое недоброжелателей. Вряд ли кто-то из них решился бы на убийство. Но Насте казалось, что в своем расследовании она на правильном пути. Правда, Тома, скорее всего, пока не в курсе отношений соседки по комнате с предметом собственных воздыханий. Но не зря же говорят о женской интуиции. Подсознательно она что-то чувствует – отсюда и неприязнь.
Страх, что ее исключат, оказался сильнее боли. Поэтому во время экзерсиса Настя, подражая другим девочкам, старалась держаться бодро. Пока в зале не появился Мартовицкий. Одет он был не в спортивную форму, а в джинсы и рубашку. Ничего себе! Настя знала, что джинсы в те годы не каждый мог себе позволить.
Артем держался по-хозяйски. Вальяжно кивнул Ваве, словно был с ней на равных. Став у двери, молодой человек наблюдал за классом.
Настя, и так с трудом превозмогавшая крепатуру, вспомнила о его оскорбительной реплике в свою сторону. Настроение мигом рухнуло ниже плинтуса. Ей стало казаться, что он смотрит только на нее и насмехается над ее неповоротливостью, огромной задницей и блестевшей от пота физиономией.
Присутствие этого парня совершенно вывело девушку из равновесия. Его внимательный взгляд вызывал волнение, из-за которого Настя стала ошибаться и спешить. В какой-то момент она вдруг оступилась и подвернула ногу.
Резкая боль заставила опуститься на пол. Анастасия едва не вскрикнула, но сдержалась, издав лишь короткое «ай». Все остались на своих местах. Кроме Валентины и, почему-то, Тани. Хореограф принялась расспрашивать о самочувствии, а Гальская присела рядом, взяла Настину лодыжку и умело ощупала. Тонкие пальцы с удивительной силой и осторожностью касались поврежденной ноги.
– Так больно? – нахмурившись, Таня посмотрела Насте в лицо.
– Уже не очень, – прошептала та.
Татьяна повернулась к Ваве.
– Ни перелома, ни вывиха. По-моему, просто небольшое растяжение. Плохо разогрела мышцы.
Та сосредоточенно покачала головой.
– Зафиксируешь эластичным бинтом. Таня покажет как. И, в принципе, можешь продолжать класс, если в состоянии терпеть.
Настя осторожно поднялась на ноги. Скользнула взглядом по равнодушным лицам присутствующих, споткнулась о мерзкую улыбку Мартовицкого и тут же испуганно отвернулась. Вся вчерашняя уверенность в себе куда-то испарилась. Но сквозь пульсирующую боль в ноге, отчаяние и застилавшие взор слезы пробивалась мысль о том, что Таня была единственной, кто проявил к ней сочувствие. Не набивающаяся в подружки Тома, не прикидывающая добренькой Катька, и даже не педагог, которой было важнее, чтобы она продолжала заниматься. Благодарность и уважение к Татьяне отозвались теплотой в груди.
– Да, Артем, что ты хотел? – Вава уже, кажется, позабыла о пострадавшей воспитаннице и направилась к Мартовицкому.
Значит, он пришел к ней по какому-то делу! Настя облегченно выдохнула. Конечно, не мог же он явиться, только чтобы посмеяться над ней, но именно этим она сначала объяснила себе его появление.
Артем и Валентина Валерьевна вышли за дверь, о чем-то коротко переговорили, и Вава вернулась одна. Похлопала в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.
– Девочки, у меня для вас объявление. Как вы знаете, уже некоторое время мы репетируем отрывок из балета «Гаянэ». Так вот только что мне сообщили, что наш режиссер решил ставить балет полностью и отныне у каждой из вас есть шанс в него попасть.
Балерины возбужденно защебетали, кто-то радостно пискнул и зашушукался. Настя невольно оглянулась на стоявшую у станка Татьяну. Та оставалась невозмутима, словно происходящее ее совершенно не касалось.
После занятий Настя сидела на скамейке в парке и плакала. Сегодня все кардинально изменилось. Ей не везло. Ей было страшно и трудно. Желание оказаться дома, радом с родителями, переполняло.
Когда заметила Тому, смахнула слезы и, шмыгнув носом, попыталась улыбнуться.
– Вот это ты сегодня выдала, – девушка уселась рядом, поставив на скамейку свою спортивную сумку. – Я за тебя испугалась.
Настя промолчала. «Заметно, как ты испугалась», – подумала она, вспомнив, что Тома даже не пошевелилась, чтобы помочь.
– На самом деле балет очень травмоопасен. Я уже несколько раз растягивала связки. Но больше всего боюсь за колени. Это для любого артиста балета слабое место. Наша «ахиллесова пята». Колени на себя принимают всю нагрузку. Получишь травму коленного сустава, и все, можно попрощаться с карьерой. А то, что с тобой случилось, – нормально. Не стоит слез. Вначале травм не избежать. После школы балета в училище, а тем более, когда приходишь танцевать в театр, травмы случаются у всех. Потому что еще не достигли профессионального мастерства и в сложных ситуациях не всегда умеем правильно владеть собственным телом. А тут еще и нагрузки возрастают. Так что со всеми бывает.
И все же Тома была не плохой. Пыталась подбодрить, отвлекала разговорами. Она же, наверняка, заметила следы слез на ее лице, но открыто жалеть не стала. Жалость Настю всегда угнетала, как и любого спортсмена.
– Мне разрешили завтра не приходить на класс, – заметила девушка. – Чтобы не перенапрягать ногу.
– Да? Я бы на твоем месте все равно пошла. Будут выбирать массовку для «Гаянэ».
Настя пожала плечами. У нее все равно не было шанса попасть в спектакль. Не будучи профессиональной балериной, оказаться на сцене? Не дай бог!
– А пойдем в краеведческий на выставку? – предложила неожиданно Настя. – Или по магазинам пробежимся.
Девушка решила, что раз уж от назойливого внимания Томы ей не отделаться, то нужно, по крайней мере, использовать это общение себе во благо. Думать и говорить о балете надоело до тошноты. Пока она в прошлом, можно своими глазами увидеть, каким когда-то был ее родной город. Бабушка столько рассказывала про жизнь в СССР! А тут выпал шанс самой все узнать и прочувствовать. Настя в предвкушении подскочила со скамейки. Даже боль в ноге ее не остановит. Одной гулять по городу скучно, а вдвоем точно веселее.
Музей находился недалеко, и от старого центра подняться к нему не составляло труда. День выдался теплый, и разгуливать по улицам после изнуряющего класса оказалось невероятным удовольствием. Даже мороженым решили себя побаловать.
Приветливый персонал музея, интересные экспозиции о природе родного края, его древней истории, народном наследии, о годах Великой Отечественной войны и современности заметно подняли Анастасии настроение. Она уже была несколько раз в этом музее во время учебы в школе. Но, оказывается, в 80-х годах экспозиций было поменьше.
– Ой, и легендарный мамонт на месте! – заметила девушка, остановившись у гигантского скелета.
– Куда ж он денется, – с философским видом бросила Тома.
Ее поход в музей радовал гораздо меньше.
– Я всегда думала, что не люблю музеи, – восторженно заявила Анастасия. – Но оказалось, что люблю.
Здесь как будто остановилось время и ей казалось, что выйдя на улицу, она снова окажется в своем две тысячи девятнадцатом году.
– Мою маму здесь в пионеры принимали, – сообщила Тома, когда они покинули здание.
Настя потянула ее в ГУМ. Шумная, многолюдная улица и очереди у прилавков с одеждой ей почему-то безумно нравились. У самой в душе появился некий азарт. Захотелось что-нибудь купить – модное и дорогое.
– Слушай, а джинсы где можно взять? – спросила она у Томы.
Та уставилась на девушку недоуменно.
– Разве что в «Березке» какой-нибудь… Или с рук. У нас в ГУМе точно нет.
– Жаль.
– Хм… а у нас их полно везде, – вдруг, не подумав, выдала Анастасия и запнулась.
– У вас – это где? Ты что, за границей жила? – пристала к ней балерина.
– Да… – Настя махнула рукой, дескать, не важно.
Но подруга просто так не желала отвязываться.
– Потом как-нибудь расскажу, – пообещала ей девушка.
А сама закусила губу. И зачем врала? Теперь придется что-то придумывать. Она же всем растрезвонит, что Мартынова была за рубежом.
Все же этот мир был ей чужд. А как вернутся в свой, такой родной и уютный, она понятия не имела. И балет, и все эти люди вокруг заставляли ее притворяться, строить из себя то, чем она не была. Анастасия устала. И от классов, и от лицемерного общения. С Томой она вынуждена делать вид, что дружит, в зале – что умеет танцевать на пуантах. А искренне поговорить о том, что ее на самом деле тревожит, попросту не с кем.
Но солнечная и жаркая, почти как летом, погода, совершенно не располагала к грусти. Нужно помнить, что все это не по-настоящему. Девушка невольно улыбнулась. И с оптимизмом подумала, что все же здесь весело – можно насочинять о себе каких угодно небылиц, практически придумать собственную жизнь. Тут можно быть кем угодно, и это тоже своего рода свобода.
– Чего это тебе джинсы понадобились? – не унималась Тома, попутно рассматривая одежду на манекенах. – Из-за Артема, что ли?
– С чего бы? – пожала плечами Настя. – Я даже не заметила, что он в джинсах.
До Артема и его гардероба ей действительно не было никакого дела.
– Тема такой пижон! У него этих джинсов несколько пар, причем самых модных – Lee Riders и Levi Strauss.
– Всегда думала, что самые модные – это Montana.
– Чушь. Мой брат говорит, что в Ленинграде Montana считается «пшековским» дерьмом и стоит дешевле, чем настоящие Wrangler, Lee, Levis. Просто за счет американского флажка на кармане она так любима «колхозниками».
Тома говорила достаточно громко и уверенно. Настя спорить не стала. Лишь отметила несколько брошенных в их сторону возмущенных взглядов.
В моде того времени Анастасия не разбиралась. А по рассказам родителей знала, что восьмидесятые были самым пиком моды на джинсы, но достать их тогда было чрезвычайно трудно. Не удивительно, что такая роскошь имелась в то время у танцора. Все, кто имел возможность выезжать за границу, обязательно покупали себе джинсы – спортсмены, музыканты, актеры. Пара джинсов могла стоить около двухсот рублей! А зарплата у многих была всего около ста или ста пятидесяти рублей – и это в лучшем случае. Бабушка, после училища работавшая библиотекарем в университете, сначала получала всего сорок рублей. При таких деньгах джинсы для нее казались чем-то недосягаемым, как покорение Эвереста или полет в космос.
После путешествия по ГУМу отправились в кафетерий, полюбовались на стоявшие в витрине бисквитные, миндальные, лимонные, песочные, ванильные торты и пирожные. Настя с жадностью уставилась на любимый «Верантоль», но после недолгих колебаний все же нашла в себе силы ограничиться стаканом сока. Вот она, жестокая дань богу балета – отказ от вкусностей. И не от каких-то там, напичканных консервантами, красителями и дешевыми растительными жирами, а настоящих, на сливочном масле, яйцах, натуральном сахаре и животных сливках… В ее времени попробовать тот самый «Киевский» или «Прагу» уже не удастся. Настя пообещала себе, что все равно однажды отведает советских кондитерских шедевров.
Усевшись за столик, стоявший близ окна, они потягивали сок. Анастасия решила сменить тему, и поинтересовалась, знает ли Тома что-нибудь о подземном ходе в Театре оперы и балета.
