Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда

Прекратить вторжение этих самолетов на территорию СССР было чрезвычайно важно как с военной, так и политической точки зрения. Н. С. Хрущев оказывал сильное давление на советскую разведку, военных и разработчиков оружия, требуя положить конец полетам U‑2. Это указание стало одним из приоритетных направлений деятельности советской разведки и других вовлеченных структур.

Как стало известно после бегства Юрия Носенко на Запад, американское посольство было нашпиговано «жучками» и круглосуточно прослушивалось сотрудниками КГБ3. То, что говорилось в посольстве, незамедлительно становилось достоянием советских секретных служб. Им было бы очень интересно узнать больше об Освальде и его службе в морской пехоте. А Освальд, похоже, знал немало.

Освальд, по словам его командира лейтенанта Джона Донована, имел доступ к местоположению всех баз в районах Западного побережья, мог знать радиочастоты всех эскадрилий, их позывные и численность, количество и типы самолетов в эскадрильях, имена командиров, идентификационные коды входа и выхода. Бывший морской пехотинец знал радиус действия радиостанций и радаров соседских подразделений4.

То, что Освальд мог знать о самолетах U‑2, могло вполне пригодиться советским спецслужбам, но говорить в посольстве о своем намерении сотрудничать с ними в этом плане было весьма рискованно. Однако угрозы Освальда, по-видимому, никто в посольстве не принял всерьез. В противном случае он был бы арестован на месте как лицо, представляющее угрозу национальной безопасности США.

Советская разведка имела достаточно времени, чтобы собрать предварительную информацию об Освальде. Этот американец ее заинтересовал. В своем заявлении бывший морской пехотинец сообщил, что его военная служба проходила в Японии. Он также говорил Римме (что было равносильно КГБ), что располагает секретной информацией о самолетах. Маловероятно, что советские спецслужбы проигнорировали эту информацию ввиду ее потенциальной военной важности.

В документах Освальда об увольнении из корпуса морской пехоты США была указана его военная специальность «оператор авиационной электроники», что вызвало очевидный интерес советской разведки. Освальд служил в первой эскадрилье Управления воздушным движением морской пехоты на авиабазе Ацуги в Японии и имел доступ к информации о самолетах-разведчиках U‑2. Советская военная разведка располагала полученной по своим каналам информацией об этой секретной авиабазе в Японии, на которой укрывались самолеты-шпионы U‑2.

Освальд являлся оператором радара, и одной из его служебных обязанностей было направлять самолеты на их цели с помощью радара, связываясь с пилотами по радио. Освальд действительно наблюдал, как самолеты U‑2 взлетали с аэродрома и садились на него после выполнения своих секретных заданий. Он дежурил с группой наблюдения морской пехоты в диспетчерском пункте и мог отслеживать перемещение самолетов U‑2 на экране радара.

Ряд полетных характеристик U‑2, оцененные по данным мониторинга, не были секретом ни для Освальда, ни для тех, кто работал рядом. Они знали о большом угле набора высоты самолета, его крейсерской и максимальной скорости, полетном времени, а также что он мог летать на высоте 30 километров. Освальд располагал также и другими сведениями о совершенно секретном самолете U‑2.

Советская разведка имела в Японии свои источники получения информации об U‑2, и многое, что Освальд знал об этом самолете, было уже хорошо известно спецслужбам. Вместе с тем в этом деле всегда возникают вопросы, и Освальд мог бы помочь внести ясность и разрешить сомнения. Советской разведке было важно получить данные о потолке полета самолетов и другую информацию5.

Визит Освальда в американское посольство был лишь одной из его первых попыток убедить советские власти в своей лояльности и искренности. После неудачного посещения посольства Освальд пишет два письма своему брату Роберту. В этих посланиях он назвал причины, по которым решил остаться в СССР. В первом коротком письме, датированном 2 ноября, он подтверждал свое решение остаться в СССР. Это было в ответ на телеграмму Роберта, где тот предостерегал брата от совершения ошибки.

Освальд писал: «Мне сказали, что мне не придется покидать Советский Союз, если я этого не захочу. Тогда это мое решение: я не покину эту страну, Советский Союз, ни при каких условиях. Я никогда не вернусь в Соединенные Штаты, страну, которую я ненавижу»6.

Мать Освальда – Маргарет – и Роберт позвонили из Штатов. Они взывали к Освальду, чтобы тот пришел в себя и вернулся домой.

В своем втором письме своим родным, датированном 26 ноября, длинном и эмоциональном, Освальд писал: «Я борюсь за коммунизм. Это слово напоминает вам о рабах или несправедливости. Это из-за американской пропаганды. Поищите это слово в словаре или, что еще лучше, прочтите книгу, которую я впервые прочитал, когда мне было 15 лет, „Капитал“, в которой содержатся экономические теории и, самое главное, „Коммунистический манифест“. В случае войны я убью любого американца, который наденет форму в защиту американского правительства,– любого американца… У меня нет никаких привязанностей в США… Я хочу и буду жить нормальной счастливой и мирной жизнью здесь, в Советском Союзе, до конца своей жизни»1.

Датировка писем Освальда позволяет предположить, что он, возможно, написал их, полагая, что советские власти узнают об их содержании. В письмах содержится информация о нем самом и его настроении, которую он, возможно, предоставил с целью повлиять на решение властей в его пользу. Письма Освальда перлюстрировались, содержание их было известно КГБ. Таким образом в Комитете госбезопасности имели полное представление об эмоциональном состоянии американского перебежчика и его намерении остаться в СССР.

После своего визита в посольство США Освальд на некоторое время привлек внимание западных средств массовой информации. «Я удивлен таким интересом. Ночью мне звонят из „Тайм“, звонят из Штатов. Я отказываюсь от всех звонков, не выяснив, от кого это»,– пишет он в своем дневнике8.

Ли Харви мог бы воспользоваться вниманием прессы, чтобы объяснить, почему он стремится остаться в СССР. Это должно было благосклонно быть оценено советскими властями и поспособствовало бы положительному решению его вопроса. Вместе с тем он опасался, что, сотрудничая с западными журналистами, он может попасть в ситуацию, которая поставит под угрозу его шансы быть принятым в СССР. Освальд постоянно был настороже, отказываясь давать интервью без разбора и даже разговаривать с представителями СМИ по телефону. Он сделал исключение для Льва Сетяева, репортера радиостанции «Радио Москва»9.

Прошли две недели ожидания, а ответа от советских властей все не было. В своем дневнике Освальд отметил, что это были «дни полного одиночества. Я отказываюсь от всех общений, телефонных звонков. Я остаюсь в своей комнате, я страдаю дизентерией…»10 Возможно, у Освальда, скорее всего, был случай острой диареи, вызванной психологическим стрессом, а не дизентерия.

Первоначальный интерес средств массовой информации к его судьбе прошел. Освальд познал, насколько мимолетным может быть внимание прессы. Он решил снова напомнить о себе, дав пару интервью с той целью, чтобы просто нарушить тоскливую монотонность своего существования.

Его выбор пал на Алину Мосби11 – репортера американского информационного агентства Юнайтед Пресс (United Press), с которой познакомился еще 13 ноября и которая обращалась к нему по поводу интервью. Освальд тщательно обдумал, что он ей скажет, и решил, что ему следует быть предельно сдержанным.

Но он так долго пробыл в уединении своего гостиничного номера, забытый и одинокий, что во время интервью не мог удержаться и излил ей свои обиды. Освальд упустил из виду, что она прежде всего репортер и что он может позже пожалеть о своем откровении.

Молодой человек направил острие своей критики на американский империализм, на расовые и классовые проблемы в США. Он распространялся об учении К. Маркса как способе выхода из этой ситуации. Освальд подчеркнул, что его решение остаться в СССР не было сиюминутным. Теория коммунизма привлекала его с 15 лет, и он тайком и давно вынашивал свое решение. Даже его мать и брат Роберт ничего не знали о его замысле. Освальд сказал, что намерен продолжить свое образование в Советском Союзе, – благо в этой стране оно бесплатное. Он обязательно овладеет русским языком, он не коммунист…

Мисс Мосби отметила, что во время их разговора на лице Освальда часто возникала полуулыбка, больше похожая на ухмылку. Она истолковала ее как отражение скрытого высокомерия и цинизма интервьюируемого.

Следует заметить, что недоброжелатели зачастую придают «ухмылке» Освальда отрицательный смысл, давая понять, что она отражает суть его натуры. Дешевый литературный прием, когда у предвзятого репортера нет желания или умения потрудиться узнать истинный характер человека! Некоторые врожденные анатомические особенности лица могут прочитываться как отражающие эмоции и суть человека. Несколько асимметричная «ухмылка» Освальда как раз и представляла этот случай и никак не передавала мимическое отражение его реального отношения к тому, что он слышал или говорил. Она усиливалась, когда он испытывал внутреннее напряжение.

Когда мисс Мосби останавливается на «ухмылке» Освальда, она подсказывает, в каком контексте следует прочитывать ее интервью. В сочетании с его непопулярными марксистскими пристрастиями и критическим отношением к американским ценностям и политике Освальд в глазах американского читателя предстал весьма сомнительной личностью. Ничего личного: мисс Мосби просто делала свою работу.

Журналист нашла Освальда вежливым, но несколько чопорным. Внешне она выказывала ему сочувствие, но основной ее целью было извлечь из Освальда как можно больше информации для своей статьи. Если Освальд полагал, что привлечет ее на свою сторону своей откровенностью, то он глубоко заблуждался. Позже Освальд испытал глубокое разочарование, когда статья Мосби вышла из печати.

На следующий день после интервью пришла хорошая новость. Документ, доставленный курьером, информировал Освальда о том, что ему разрешено пребывать в СССР до тех пор, пока не будет принято окончательное решение по его делу. Американец истолковал это как признак того, что его инициативы начинают приносить плоды.

Второе интервью Освальд дал 16 ноября Присцилле Джонсон МакМиллан12 из Североамериканского газетного альянса (North American Newspaper Alliance). Она навестила Освальда непосредственно в его гостиничном номере. МакМиллан нашла Освальда сдержанным, тихим, скорее мягким по своей натуре мальчиком. Как и в интервью с Мосби, он подчеркивал серьезность своих намерений остаться в Советском Союзе. Молодой американец два года ждал этой возможности. Освальд изложил причины своего решения связать свою жизнь со Страной Советов. Он подчеркнул, что никогда не был членом коммунистической партии, хотя и считал себя марксистом. О своей попытке самоубийства Освальд умолчал.

Его пространная речь об экономической теории Маркса не убедила П. Д. МакМиллан. Она нашла его знания в этом вопросе весьма поверхностными. У журналистки также создалось впечатление, что, несмотря на все его увлечение Советским Союзом, Освальд все же оставил себе некоторую свободу действий для возможного возвращения в Штаты13.

До конца ноября и весь декабрь американец терпеливо ждал решения своего вопроса. Время медленно тянулось. Проходили дни и ничего не происходило. На какое-то время Римма Ширакова стала его единственной связью с внешним миром. По многу часов Освальд был занят изучением русского языка по русско-английскому самоучителю. Он редко покидал свой гостиничный номер. Его финансы были на исходе. Но администрация отеля, похоже, была удовлетворена обещанием американца оплатить счет, как только он получит денежный перевод из США. Монотонность существования Освальда была нарушена лишь дважды, когда его вызывали в ОВИР для собеседования с тремя чиновниками, которые, как написал он в своем дневнике, «похоже, совсем меня не знают»14.

Наконец в начале января 1960 года, после почти трехмесячного ожидания с момента его прибытия в Москву, Освальду сообщили, что ему выдан вид на проживание в СССР. За этот период он прошел через попытку суицида, побывал в больнице, общался с разными чиновниками, как американскими, так и советскими, которые проверяли серьезность его намерения остаться в СССР, занимался перепиской, общался с журналистами… Все это время он пребывал в состоянии тоскливого ожидания, неопределенности, страха за свою дальнейшую судьбу… Но он выдержал эти испытания и добился своей цели.

Это было началом счастливого периода. Освальду была оказана значительная финансовая поддержка со стороны Красного Креста. Все его финансовые проблемы, включая счета за гостиницу, были урегулированы благодаря этому щедрому пожертвованию. После у него все еще оставалась приличная сумма, чтобы начать новую жизнь.

На вопрос Риммы, счастлив ли он, Освальд ответил утвердительно. Американец записал в своем дневнике, что ему предложили город Минск в качестве места жительства.

Бывший председатель КГБ Владимир Семичастный15 отметил, что кроме столицы Белорусской ССР Минска Освальду была предоставлена свобода выбора между довольно большим количеством разных мест, включая любую из прибалтийских республик (Эстонию, Латвию и Литву). Как отметил Семичастный, собственный выбор Освальда пал на Минск16.

Именно в это время Освальд получил в оперативных разработках КГБ еще одно прозвище – Лихой17. Оно возникло путем сочетания начальных букв его имени – Ли Харви Освальд. Очень изобретательный подход сотрудников КГБ, свидетельствующий об их богатом воображении. Возможно, данное прозвище было навеяно изобретательностью и активностью Освальда в его стремлении остаться в СССР.

Как сказал Владимир Семичастный в телевизионном интервью, вышедшем в эфир в ноябре 1993 года18, в КГБ впервые заинтересовались Освальдом, когда тот обратился к властям с прошением о получении советского гражданства. Сотрудники КГБ изучали Освальда под прикрытием паспортно-визового отдела и пришли к выводу, что нет каких-либо оснований позволить американцу оставаться в СССР. Он не обладал какой-либо полезной информацией и был признан весьма посредственным субъектом. Семичастный сказал, что они также не видели перспектив использования Освальда в каких-либо возможных специальных операциях.

Характеристика бывшего сотрудника советских спецслужб противоречит другой информации об этом американце. Так, Освальд продемонстрировал интеллект выше среднего при прохождении курсов радиолокации и управления воздушным движением во время службы в морской пехоте США19. Лейтенант Джон Донован, командир Освальда на авиабазе Ацуги, считал последнего хорошим руководителем вверенной ему группы, очень компетентным, умнее большинства окружающих его служащих20.

В КГБ были убеждены, что Освальд не был агентом Соединенных Штатов: американские секретные службы вряд ли выбрали бы такую посредственность в качестве своего секретного сотрудника. Утверждение Владимира Семичастного о том, что Освальд не знал никаких секретов, не соответствовало действительности. Позже экс-председатель КГБ признал, что Освальд располагал секретной информацией, но на тот момент она устарела и не представляла интереса для советской разведки. По его выражению, о ней «щебетали все птицы»22. Однако это может быть истолковано и как то, что Освальд был осторожен, чтобы не выдать советским спецслужбам ничего действительно важного. Психолог, наблюдая за телевизионным выступлением В. Семичастного, обратил бы внимание на то, что местами тот демонстрировал классический набор жестов, характерных для тех, кто говорит неправду.

После трехмесячных мытарств Освальда КГБ совместно с Министерством иностранных дел СССР приняли решение отказать Освальду в его прошении остаться в стране. Но, несмотря на возражение спецслужб, Освальду удалось обойти эту всемогущую организацию. Интересно узнать, каким образом мнение КГБ в отношении Освальда было не принято во внимание.

Помощник Никиты Хрущева Леонид Замятин, хорошо осведомленный о том, что происходило в высших эшелонах власти, сообщил следующее. После того как слухи о попытке самоубийства американца достигли ЦК КПСС, оттуда поступил телефонный звонок с требованием представить объяснение. КГБ и МИД представили совместный документ, информирующий Центральный Комитет о ситуации с Освальдом. В отчете высказывалось опасение, что события вокруг американца могут негативно отразиться на отношениях между США и СССР. Также сообщалось мнение сотрудников контрразведки, которые не исключали возможности того, что Освальд был послан в СССР с какой-то секретной миссией.

Этот отчет привлек внимание Екатерины Фурцевой23, влиятельного члена Президиума ЦК КПСС. Она была известна своей импульсивностью и эмоциональностью. Изучив отчет, высокопоставленная чиновница отругала бюрократов из КГБ и МИДа, которые не смогли понять молодого американца, приехавшего в СССР, чтобы внести свой вклад в построение социализма.

По словам Леонида Замятина, критика Екатерины Фурцевой повлияла на решение в пользу Освальда, и ему наконец был предоставлен вид на жительство. Таким образом, согласно этой версии, Освальду выдали вид на жительство в Советском Союзе лишь потому, что за него заступилась высокопоставленная партийная особа24.

По другой версии, это был член Президиума Анастас Микоян25, который посчитал возможным позволить Освальду остаться в Советском Союзе и похлопотал за предоставление тому вида на жительство26.

Перебежчик Юрий Носенко, бывший сотрудник КГБ, представил свою версию, почему Освальду разрешили остаться в Советском Союзе. Он сказал, что это произошло по причине драматической попытки самоубийства, которую тот совершил27. Опасаясь, что при очередном отказе американец может повторить попытку, было решено предоставить ему вид на жительство. Таким образом, Освальд просто вынудил власти принять решение в его пользу.

Любопытно, что рассказ Носенко во многом перекликается с версией бывшего председателя КГБ Семичастного, который сказал, что, опасаясь, как бы Освальд не повторил попытку суицида, власти решили выслать его из Москвы в Минск28.

Сложность выяснения, кто конкретно стоял за решением выдать Освальду вид на жительство, частично связана с установившейся системой функционирования советской бюрократии. Мнение сверху, высказанное в форме устного указания по телефону, воспринималось как приказ. Это «телефонное право» зачастую было способом управления высшими партийными кругами. Следуя такой практике, не сохранялось каких-либо документальных свидетельств, связывавших конкретное указание с его высоким источником. Похоже, так было и с участием Екатерины Фурцевой и Анастаса Микояна в принятии решения об Освальде.

В то время как Владимир Семичастный преуменьшал интерес руководимой им службы к Освальду, Леонид Замятин утверждал, что молодой американец вызывал определенный интерес у КГБ. В Советском Союзе были обеспокоены также тем, что Освальд мог мог стать потенциальной проблемой в отношениях между США и СССР29.

Трудно представить, что советские спецслужбы не смогли бы выдворить Освальда из страны, если бы они действительно этого хотели. Скорее всего, КГБ имел какие-то виды на Освальда, но пожелал при всем этом остаться в тени и предоставить другим поспособствовать получению американцем вида на жительство.

В сложившихся обстоятельствах вмешательство Екатерины Фурцевой разрешило проблему. Она, опытный член Президиума ЦК КПСС, поднаторевшая в кабинетных играх, проигнорировав возможные международные осложнения, мнение специалистов по контрразведке и неопределенность в отношении состояния психического здоровья Освальда, взвалила бремя ответственности принятия решения на свои плечи, приказав предоставить американцу вид на жительство. Все с облегчением вздохнули и приступили к исполнению указания сверху.

Скептикам пришлось бы довольствоваться расплывчатыми объяснениями об эмоциональной женщине, которая своими решениями бросила вызов всякой логике. Можно было бы возразить, что Екатерина Фурцева была не единственным членом Президиума, которого проинформировали о деле Освальда. Эта информация могла лечь на стол члена Президиума, придерживающегося противоположных взглядов на Освальда. Но, согласно версии КГБ, это была именно Екатерина Фурцева, и все на этом.

Собственный взгляд Освальда на события проливает свет на наивность американца и его незнание приемов работы КГБ. Освальд упоминает в своем дневнике о своих встречах по крайней мере с восемью официальными лицами (то есть сотрудниками КГБ). После каждого интервью Освальд выносил впечатление, что эти люди понятия не имели о его предшествующих интервью. Вот его рассказ об очередной встрече с четырьмя официальными лицами: «Они расспрашивают меня о чиновнике, с которым я встречался ранее (очевидно, тот вообще не передал мое прошение и хотел просто избавиться от меня). Я описываю его, они делают пометки»30.

Освальд был введен в заблуждение, полагая, что тот чиновник плохо отнесся к нему из-за своей нерадивости. На самом деле этот чиновник, сотрудник КГБ, получил инструкции оказать американцу холодный прием. Теперь Освальд встретился с четырьмя внимательными и располагавшими к себе сотрудниками. Американец не разобрался в том, что перед ним разыгрывался спектакль «хороший полицейский против плохого». В этом спектакле первый чиновник играл роль плохого полицейского, в то время как располагающая к себе четверка изображала коллективного хорошего полицейского. Они попросили Освальда рассказать о его предыдущей встрече, внимательно выслушивали обиды американца и выражали ему свое полное сочувствие.

Если бы Освальд прошел специальную подготовку, он не преминул бы раскусить эту бесхитростную игру. Он не удивился бы тому, что ему снова и снова предлагали повторить свою историю, выискивая противоречия в его рассказе. Это была просто их работа – решить, кто перед ними: либо секретный агент, либо просто молодой американец, искренне верящий в благо социалистической системы. Секретный агент терпеливо отнесся бы к этим допросам как к неизбежной рутине. Владимир Семичастный признал, что, изучив Освальда, в КГБ в конце концов не посчитали его секретным агентом США31.

В структурах советских секретных служб, вероятно, обсуждалась перспектива возможной вербовки и использования Освальда. Одинокий молодой американец, не обремененный родственниками и с явными прокоммунистическими симпатиями, мог бы представлять интерес в этом плане. Освальд обладал многими полезными качествами: он был предприимчив и изобретателен, амбициозен и настойчив в достижении своих целей. Эти черты характера в полной мере он продемонстрировал, борясь с советской бюрократией и пытаясь получить вид на жительство в Советском Союзе. Его опыт службы в морской пехоте США также был важным преимуществом. В случае вербовки и после прохождения специальной подготовки Освальд мог быть отправлен под другим именем в качестве советского агента за границу.

В КГБ, возможно, рассматривали вероятность использования Освальда в пропагандистских целях – как пример молодого прогрессивного американца, сбежавшего из загнивающего капиталистического мира в передовую страну социализма. Он мог бы выступить по телевидению в этом качестве с разоблачением пороков капитализма. Однако это мероприятие могло легко обернуться политическим конфузом. Во-первых, Освальд был никем и не имел никакого общественного веса. Во-вторых, с самых первых своих шагов в Москве американец продемонстрировал романтический взгляд на Советский Союз, граничивший с полным незнанием страны и системы.

Сотрудники КГБ, возможно, сочли целесообразным продолжить изучение Освальда в течение разумного периода времени, прежде чем принять решение обратиться или не обращаться к нему с предложением о сотрудничестве. Так что американец-перебежчик был нужен им, по крайней мере, на период, пока не будет решен вопрос о возможности его вербовки.

Разумеется, Освальд не имел ни малейшего представления о закулисных играх, проходивших вокруг него, и, должно быть, искренне полагал, что добился получения вида на жительство в СССР благодаря своей предприимчивости и настойчивости.

Часть II

Вкус новой жизни

Глава 3. Знакомство с местным колоритом

Марксистский социализм должен постоянно быть предостережением для историков… как могла доктрина, столь нелогичная и скучная, оказывать столь мощное и длительное влияние на умы людей, а через них и на события истории.

Джон Мейнард Кейнс

6 января 1960 года

Ночной поезд отправился с Белорусского вокзала Москвы в юго-западном направлении в Минск – конечный пункт назначения Освальда.

Мне не раз доводилось ездить на этом поезде. Москва провожает вас архитектурной какофонией современных высотных жилых и офисных зданий вперемешку со «старожилами». Одиноко торчащие фабричные трубы и гротескные промышленные сооружения вносят свой своеобразный вклад в хаотичный облик городских окраин и бесконечных пригородов российской столицы. Постепенно все это остается позади, и виднеются лишь разрозненные постройки и отдельно стоящие домики. Наконец пригородный ландшафт уступает место открытой сельской местности.