Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда

Как и ожидалось, возникло много вопросов. Конечно, это был достаточно редкий случай. Наверху было принято решение позволить американцу пройти все формальности, связанные с подачей заявления. Тем временем Римме было велено оставаться рядом с ним и смотреть в оба.

Получив инструкции, она помогла Ли Харви Освальду составить письмо в Верховный Совет СССР с просьбой о предоставлении ему советского гражданства. Письмо американца гласило:

«Окт. 16, 1959. В Верховный Совет СССР. Я, Ли Харви Освальд, прошу предоставить мне гражданство в Советском Союзе. Моя виза действительна с 15 октября и истекает 21 октября… В настоящее время я являюсь гражданином Соединенных Штатов Америки. Я хочу получить гражданство, потому что я коммунист и рабочий. Я жил в загнивающем капиталистическом обществе, где рабочие являются рабами. Мне двадцать лет, я отслужил три года в корпусе морской пехоты США, служил в оккупационных войсках в Японии. Я видел американский империализм во всех его проявлениях. Я не хочу возвращаться ни в какую другую страну за пределами Советского Союза. Я готов отказаться от своего американского гражданства и взять на себя обязанности советского гражданина. Я откладывал деньги, которые заработал, будучи рядовым в американской армии, в течение двух лет, чтобы приехать в Россию с целью получить здесь гражданство… Я прошу, чтобы моя просьба была рассмотрена по возможности быстрее.

Искренне,

Ли Х. Освальд»1

Римма заверила Освальда, что ее руководство свяжется с паспортно-визовым отделом и сообщит о судьбе его заявления.

Подав заявление на получение вида на жительство, американец вошел в сферу внимания Второго главного управления Комитета государственной безопасности (КГБ). Там должны были установить, представляет ли Освальд потенциальную угрозу стране.

Мировая политическая ситуация и состояние холодной войны требовали очень деликатного подхода к любому вопросу, связанному с американскими гражданами, которые находились на советской земле. Н. С. Хрущев стремился улучшить международный климат как предварительное условие сокращения огромных расходов СССР на вооружение. Это позволило бы направить больше ресурсов в экономику страны. В этой обстановке важно было не спровоцировать ухудшения международной обстановки и не сорвать его инициативы. Следовало убедиться, что этот американец не является участником какой-то схемы, целью которой является бросить тень на советско-американские отношения в преддверии предстоящего Парижского саммита2.

Даже если Освальд был просто еще одним романтическим молодым американцем или искренне верил во благо социалистической системы, он все равно представлял проблему. Идеалист может полностью изменить свое мнение после того, как его представления столкнутся с суровой реальностью. Более того, те, кто его послал, могут им манипулировать именно из-за его идеализма.

Американское правительство рассматривает несправедливое отношение к своим гражданам за границей как вызов собственно США и действует соответствующим образом. Когда дело касается политики, трудно заранее предсказать, какой, казалось бы, незначительный инцидент может в одночасье приобрести международное значение.

Освальд не терял времени, чтобы сделать свой первый шаг, – он попросил советское гражданство почти сразу же по прибытии в Москву. Разумно предположить, что его следующий шаг будет зависеть от официального ответа на его письмо. Однако предварительно в КГБ должны были собрать информацию об Освальде.

На этом этапе изобретательные оперативники КГБ дали американцу прозвище Налим, намек на рыбу, которая прячется глубоко в темных норах и которую нелегко оттуда вытащить. А пока за Освальдом велось скрытое наблюдение. Ожидалось, что, возможно, сам американец сделает неверный шаг, который позволит раскрыть его истинные намерения.

Отправив свое заявление, Освальд неожиданно обнаружил, что у него появилось много свободного времени. Он сделал первый важный шаг на пути к тому, во что он верил, – к новой жизни в СССР. Его дело находилось в руках советских властей.

Освальд решил стать на некоторое время обычным туристом, и пусть все идет своим чередом. Его гид Римма также полагала, что нет смысла все время сидеть в гостиничном номере, а потому предложила программу развлечений.

На третий день пребывания в Москве Ли Харви в сопровождении Риммы совершил прогулку и осмотрел множество достопримечательностей столицы. Должность Шираковой позволяла ей находиться рядом с Освальдом большую часть рабочего времени. Она пользовалась определенным доверием со стороны американца, и вскоре у них наладились вполне дружеские отношения. Действительно, Римма была первой, с кем Освальд поделился своим желанием получить советское гражданство, и она охотно помогала ему в этом. Ведь она временно была его единственным связующим звеном с властями.

Римма была очень внимательна к нему. Она расспрашивала Освальда о нем самом и причинах желания жить в СССР. Молодой американец сказал ей в общих чертах, что разделяет идеалы советского народа. Возможно, чтобы произвести впечатление на советские власти и повысить свои шансы быть принятым в Советском Союзе, Освальд также сказал ей, что владеет секретной информацией о военных самолетах США3.

На третий день пребывания в Москве и вдали от дома, 18 октября, Освальд отпраздновал свой двадцатый день рождения. Римма поздравила его и подарила книгу – роман Федора Достоевского «Идиот». Она подписала книгу следующим образом: «Дорогой Ли, прими мои искренние поздравления. Пусть сбудутся все твои мечты! 18.10.1959. Москва. Твоя Римма»4.

Возможно, Ширакова выбрала и подарила книгу «Идиот» с самыми лучшими намерениями и без какого-либо намека. Хотя от этих непредсказуемых русских женщин можно ожидать чего угодно. Но выбрать из множества других книг именно роман «Идиот» в качестве подарка американцу, который только что подал заявление на получение советского гражданства! Главный герой книги – граф Мышкин – идеалистически верил в добро мира и был трагически не понят окружающими.

Освальд все эти дни находился в состоянии напряжения, ожидая решения властей. В своем дневнике он так рассказал о своем душевном состоянии: «[Я] встревожен, поскольку моя виза действительна только в течение пяти дней, а от властей все еще нет никаких известий по поводу моей просьбы»5.

Римма Ширакова постоянно подбадривала его, и Освальд написал: «…хотя я слишком нервничаю, она [Римма] „уверена“, что я скоро получу ответ»6. Он, должно быть, полагал, что его сопровождающая имеет доступ к информации о продвижении его письма. И когда Римма говорила, что ему не следует волноваться, Ли Харви думал, что она располагает какой-то положительной информацией о ходе рассмотрения его заявления.

На пятый день, когда Освальд подумал, что уже не может больше терпеть, Ширакова сказала, что на следующее утро его вызывают на собеседование в паспортно-регистрационное управление. Это была хорошая новость, так как срок действия визы Освальда истекал на следующий день. Учитывая все обстоятельства, американец склонялся к мысли, что окончательное решение будет принято в его пользу, а собеседование – простая формальность. Иначе зачем им было откладывать все это до самого последнего дня его пребывания в стране? А Римма, которая, должно быть, была на связи с руководством, всегда оставалась такой оптимистичной и обнадеживала его.

Беседа с чиновником на следующее утро обернулась горьким разочарованием. Освальд столкнулся с абсолютно непробиваемым бюрократизмом. Вместо того чтобы похлопать Освальда по плечу и сказать, что его будут счастливы принять в СССР, чиновник предложил Освальду забыть все свои глупости и вернуться домой.

Вот как Освальд описал эту беседу: «21 октября… Встреча с одним чиновником. Лысеющий крепыш, в черном костюме, довольно хороший английский1, спрашивает меня, чего я хочу. Я говорю, что хочу получить советское гражданство, он спрашивает, почему я даю расплывчатые ответы о „Великом Советском Союзе“. Он говорит мне: „СССР великий только в литературе“, хочет, чтобы я вернулся домой. Я ошеломлен…»8.

Между прочим, этот чиновник, который был представителем КГБ, вряд ли стал бы ставить под сомнение величие СССР перед советским гражданином. По всей вероятности, его пренебрежительные замечания о Советском Союзе были брошены с целью вызвать Освальда на спор. Задача сотрудника КГБ заключалась в том, чтобы получить как можно больше информации о молодом человеке, сидевшем перед ним, и посмотреть, как американец будет отстаивать свои взгляды на СССР.

И все же хмурый чиновник оставил Освальду проблеск надежды, сказав, что уточнит в компетентном ведомстве насчет возможности продлить визу, срок действия которой истекал в восемь часов вечера того же дня. Освальду позвонят и сообщат результат.

Звонок раздался во второй половине дня, буквально за два часа до истечения срока действия визы Освальда. Ему сообщили, что виза не будет продлена и он должен покинуть страну немедленно.

Возможно, в силу юношеской иррациональной веры в то, что все в итоге обернется в его пользу, Ли Харви надеялся, что решение будет положительным. Советские компетентные органы были прекрасно осведомлены о ситуации с его визой. У них было целых пять дней на рассмотрение его письма-заявления, однако они оттянули собеседование с ним до последнего дня. Молодой американец ясно показал, что был тверд в своем намерении относительно СССР и в своем желании остаться здесь; ему нравится эта страна. Он не поддался на уговоры скептически настроенного и обескураживающего своими заявлениями чиновника.

Освальд испытал острое чувство унижения, разочарования и ярости, смешанной с жалостью к себе из-за несправедливого обращения с ним. Он был раздавлен и унижен. Все его мечты и стремления были разбиты и уничтожены.

В знак протеста Ли Харви решил покончить с собой. Вот как он описал это в своем дневнике: «Я потрясен! Мои мечты! Я ждал два года, чтобы быть принятым. Мои самые смелые мечты разбиты из-за мелкого чиновника. В 19:00 я решаю покончить с этим. Замочить запястье в холодной воде, чтобы заглушить боль. Затем порезать мое левое запястье. Затем погрузить запястье в ванну с горячей водой. Я думаю: „Когда Римма придет в восемь и найдет меня мертвым, это будет большой шок“. Где-то играет скрипка, а я смотрю, как уносится моя жизнь, я думаю про себя, как легко умереть и „сладкая смерть“ (под скрипку). Около 08:00 Римма находит меня без сознания (вода в ванне насыщенного красного цвета), она кричит (я помню это) и бежит за помощью»9.

Приведенная версия событий вокруг попытки самоубийства Освальда основана на том, что он сообщает в своем дневнике10. Следует иметь в виду, что информация в дневнике – это его ретроспектива событий, изложенная позднее более зрелым человеком о том, что произошло с ним в Москве почти за два с половиной года до этого. В своем дневнике он вспоминал мотивы и поведение своего прежнего наивного «я».

Более поздний Освальд вряд ли стал бы рассматривать свою попытку самоубийства как повод для самолюбования. Хотя он не мог не упомянуть об этом как о свершившемся событии, он сделал попытку снабдить это «событие» романтической аурой, которая избавила бы его уязвленное самолюбие от воспоминаний о таком поспешном и незрелом поступке.

До тех пор, пока Освальд несильно отклонялся от реальных фактов, он мог чувствовать себя свободно и редактировать свой рассказ по своему вкусу. В то время он не мог и представить себе, что спустя годы армия исследователей будет шаг за шагом и минута за минутой отслеживать все его поступки в Москве и других местах. Что они обнаружат все несоответствия в том, что он говорил о себе и своей жизни.

По свидетельствам Риммы Шираковой, Розы Агафоновой11 и Юрия Носенко12, вырисовывается несколько иная картина случившегося13. Основные расхождения в рассказе Освальда касаются времени и некоторых косвенных деталей, но не самого факта попытки самоубийства.

Согласно их рассказам, Освальду в полдень сообщили, что его ждут в паспортно-регистрационном бюро отдела виз и регистрации (ОВИР) в 15:00. Билет для Освальда на поезд до Хельсинки уже был заказан. Персонал отеля «Берлин» был проинформирован об этом. Освальду также сообщили, что в 14:40 его будет ждать машина, чтобы отвезти в ОВИР, и что Римма встретит его внизу в вестибюле отеля для сопровождения во время последнего официального визита. Для молодого американца единственным разумным объяснением всему этому было то, что его заявление на получение вида на жительство было отклонено и что ему придется покинуть Советский Союз в тот же день. Освальд был поставлен перед необходимостью предпринять какие-то действия, чтобы отсрочить свой отъезд.

По словам Риммы, когда Освальд не появился в вестибюле, была поднята тревога. Сотрудники гостиницы обнаружили, что дверь его номера заперта, и никто не отвечал на стук. Ситуация требовала решительных действий. Двое сопровождавших ее охранников открыли дверь запасным ключом. Они обнаружили американца у ванны, наполненной водой с кровью. Его запястье было перерезано. Римма видела все это из-за спин двух мужчин.

Была вызвана «Скорая помощь», и Освальда срочно доставили в Боткинскую больницу. В его номере была найдена предсмертная записка, в которой он написал: «Я проделал такой долгий путь, чтобы найти смерть, но я люблю жизнь»14.

Своим поступком Освальд подтвердил серьезность своих намерений относительно СССР, но пропустил заключительный акт в ОВИРе. Американцу еще не было официально отказано в советском гражданстве. Окончательное решение должны были ему сообщить в визовом отделе. Но еще оставался шанс, что в последнюю минуту все может измениться. Настоящие намерения человека раскрываются, когда он оказывается в экстремальной ситуации.

Возможно, это была очередная уловка КГБ, чтобы узнать истинные намерения Освальда, заставив его сначала поверить, что его заявление было отклонено, а затем удовлетворить его просьбу в последний момент, когда он уже потерял всякую надежду?

Своей попыткой самоубийства Освальд преследовал определенную цель. Советские власти не могли рисковать своей международной репутацией, торопя отъезд раненого американца. Из чисто гуманных соображений ему следовало прежде всего оказать медицинскую помощь. Так и случилось. Возможно, Освальд и вел себя нерационально, но его расчеты полностью оправдались.

В истории болезни Освальда говорилось, что он нанес себе лишь поверхностное ранение кожи на левом запястье. Крупные кровеносные сосуды не были затронуты, что могло бы существенно повлиять на конечный исход. Анализ крови не выявил признаков массивной кровопотери. Освальд никогда не терял сознание15. В его истории болезни не было упоминания о переливании крови, так как к этому не было показаний. Пациент был иностранцем, и даже если сама травма рассматривалась как легкая, формальный медицинский протокол должен быть тщательно соблюден.

Есть один важный медицинский аспект, который необходимо учитывать в связи с любой попыткой самоубийства. Во всех подобных случаях требуется проведение психиатрической экспертизы с целью выяснения состояния психического здоровья пациента. Игнорирование этого может быть чревато серьезными медицинскими и юридическими последствиями. Психически больной может повторить суицидальный акт или перенаправить свою агрессию на окружающих. В последнем случае он будет представлять опасность для других.

Действительно, после того как Освальду была оказана первая помощь, его поместили в психиатрическое отделение для наблюдения. Им занималась психиатр Лидия Михайлина. Она общалась со своим американским пациентом через переводчика. В истории болезни Освальда представлены результаты этой психиатрической экспертизы.

В истории болезни мы находим рассказ Освальда о том, как и почему он приехал в СССР. Он откладывал деньги в течение трех лет, чтобы иметь возможность приехать в эту страну и остаться здесь навсегда. Американец обратился в Президиум Верховного Совета с просьбой предоставить ему советское гражданство, но не получил никакого ответа. Срок его визы вышел, и ему надо было покинуть страну. Чтобы отсрочить свой отъезд, он нанес себе травму. Освальд сожалел о своем поступке. Запись заканчивается замечанием психиатра, что пациент больше ничего не сообщил16.

Возникают сомнения по поводу полноценности психиатрической экспертизы, проведенной врачом, который не говорит на языке пациента. Из приведенного выше медицинского заключения совершенно очевидно, что психиатру не удалось установить атмосферу доверия со своим американским пациентом. Освальд ничего не сообщил, кроме простого изложения голых фактов о том, что произошло, и выразил свое сожаление. Строго говоря, эту психиатрическую экспертизу следует считать неубедительной17.

Освальда перевели в общую палату. Советские власти не были заинтересованы в решении главного вопроса о том, была ли попытка самоубийства Освальда просто единичным иррациональным актом отчаяния или симптомом серьезного психического заболевания. Они предпочли проигнорировать тот факт, что юридически психически больной человек не несет ответственности за свои поступки, а неустановленное психическое заболевание может привести к весьма трагическим последствиям.

Вспоминается, как во время прохождения курса психиатрии в мединституте обсуждалась поучительная история болезни одного психически больного. Пациент, который находился в стабильной ремиссии и которого собирались выписывать, внезапно напал на своего палатного врача и острым гвоздем тяжело ранил в шею. Позже выяснилось, что психиатр, опытный врач, около года назад обронил неудачное замечание в присутствии этого пациента, которое тот принял на свой счет. Пациент все последующее время искусно скрывал свои намерения и ждал шанса отомстить.

В пользу Освальда говорит то, что если у него были бы психические отклонения, то это, несомненно, было бы обнаружено во время его службы в корпусе морской пехоты США. Ли Харви был оператором радарной установки, контролировавшей воздушное движение18. Американские психиатры, несомненно, хорошо знали свое дело и не допустили бы служащего с психическими отклонениями к управлению воздушным движением на военной авиабазе!

Попытка самоубийства американского гражданина, произошедшая в центре Москвы, была чревата возможностью возникновения международного скандала. Она могла быть истолкована недоброжелателями как пример того, как советские власти своими действиями довели до самоубийства молодого американца. Данная щекотливая ситуация требовала срочного разрешения.

Чтобы избежать международного скандала, разумным решением со стороны советских властей было бы немедленно проинформировать американское посольство о случившемся и предложить им самим заняться своим гражданином. Но такой разумный шаг так и не был сделан. Власти взяли на себя единоличную ответственность и хотели быстрее замять этот инцидент.

По словам Лидии Михайлиной, в день выписки Освальда в больнице появились два сотрудника КГБ и изъяли его историю болезни19. Это как бы обозначило общую тенденцию в отношении него: где бы события ни происходили, неизменно появлялись сотрудники КГБ и изымали все материальные свидетельства, касавшиеся Освальда.

Но действительно ли американец был так близок к самоубийству? У меня есть все сомнения на этот счет. Отказ властей удовлетворить его просьбу, несомненно, потряс его. Но Освальд умел собраться и принять разумное решение.

Он был также склонен к театральным эффектам. Не умаляя серьезности поступка, я не могу не увидеть трагикомический мотив в его попытке «суицида». Освальд выбрал ванную комнату в качестве места своего «последнего акта». Он не хотел испытывать боль и решил охладить запястье водой из-под крана. Идея была разумной, но американцу понадобилось бы более глубокое охлаждение, чтобы снять ощущение боли. Его самоубийство под звуки скрипки придавало сцене в ванной мелодраматическую окраску. Самоубийство было приурочено к приходу Риммы Шираковой. Освальд был уверен в ее пунктуальности. Она была нужна ему как свидетель и человек, который поднимет тревогу. Опустив свое слегка порезанное запястье в ванну, где немного крови, подвергшейся гемолизу, окрасило воду в кроваво-красный цвет, он мог быть уверен, что напугает кого угодно. Поэтому, когда его увидели у ванны, очевидно, полной крови, шок и паника окружающих были вполне искренними.

Если Освальд попыткой самоубийства стремился привлечь к себе внимание, то он определенно преуспел, но только в известной степени. Будучи молодым и неопытным, он, возможно, полагал, что сможет заставить бюрократов, которые отклонили его заявление, изменить свое мнение. Однако молодой человек определенно переоценил то влияние, которое его поступок мог произвести на власти.

При других обстоятельствах советские чиновники, возможно, вообще не обратили бы на него внимания. Но Освальд, очевидно, представлял определенный интерес для советской разведки. И этот интерес перевесил все другие соображения, включая нерешенную проблему с психическим здоровьем и связанные с этим риски.

Всего неделю спустя Освальд занял номер в отеле «Метрополь». Порезы на его левом запястье полностью зажили. В тот же день его вызвали на собеседование в ОВИР. В своем дневнике он запишет, что там были «четыре чиновника… неизвестные мне. Я сказал, что хочу стать советским гражданином. Я говорю, что хочу проживать в Советском Союзе… дал им свои документы об увольнении из морской пехоты. Они сказали, что посмотрят… ждите нашего ответа»20.

Итак, ему было разрешено остаться в стране в ожидании дальнейшего решения, и это давало некоторую надежду. Между тем впереди опять были разочаровывающая задержка и неопределенность.

Глава 2. Освальд торопит события

Если одна мечта рухнет и разобьется на тысячу осколков, никогда не бойтесь поднять один из этих осколков и начать все сначала.

Флавия Уидн

Со времени последнего визита Освальда в ОВИР прошло несколько недель. Однако советская сторона не спешила прийти к окончательному решению относительно его просьбы. Американец по-прежнему пребывал в подвешенном состоянии по поводу своего будущего.

Чтобы ускорить решение своего вопроса, Освальд решил подойти к проблеме с другой стороны и 31 октября нанес визит в американское посольство, где он сообщил консулу Ричарду Снайдеру о своем решении отказаться от американского гражданства и стать гражданином Советского Союза. Полный решимости, он театральным жестом бросил свой американский паспорт на стол. Освальд отказался слушать благонамеренные уговоры сотрудников посольства, которые пытались удержать его от этого, как они считали, поспешного и глупого поступка.

Последовала эмоциональная словесная перепалка, в ходе которой Освальд, разгорячившись, заявил, что он был готов поделиться с Советами теми знаниями, которые он приобрел во время службы в морской пехоте по своей специальности1. Если Освальд собирался действительно так поступить, то к его заявлению следовало отнестись серьезно, поскольку дело касалось военной секретной информации и государственной безопасности.

Снайдер не был убежден в том, что Освальд основательно обдумал свой поступок. Он положил его паспорт в сейф и не собирался немедленно начать формальную процедуру расторжения гражданства. Опыт ведения дел с американскими перебежчиками научил его ценить бюрократические проволочки. Эти несчастные, если не канули в небытие, зачастую вскоре раскаивались и умоляли посла помочь им вернуться на родину, но пути назад были отрезаны.

Освальд вышел из посольства, лишь на словах отказавшись от своего американского гражданства. Юридически он по-прежнему был гражданином Соединенных Штатов. Чтобы еще раз подчеркнуть серьезность своих намерений, он направил в американское посольство письмо с просьбой лишить его американского гражданства. «Я уверен, что русские примут меня после этого знака моей веры в них»,– написал Ли Харви в своем дневнике2.

Если угрозы, высказанные им в посольстве, не были блефом, Освальд ступал по очень тонкому льду. Американцу, собирающемуся передать Советам секретную информацию, в том числе о полетах американского самолета-шпиона U‑2, было очень неразумно раскрывать свои намерения перед сотрудниками американского посольства.

Разведывательные полеты сверхсовременных самолетов U‑2 над секретными военными и промышленными районами Советского Союза совершались с 1956 года. В результате этих полетов был получен огромный объем разведывательных данных о советской военной активности и потенциале.

Парадоксально, но при всем том, что СССР демонстрировал свое технологическое превосходство в исследованиях космического пространства, а его межконтинентальные баллистические ракеты были способны достичь любой точки Земли, советская противовоздушная оборона (ПВО) еще не располагала средствами поражения такой высотной цели, как самолет U‑2. Советские войска ПВО могли лишь беспомощно отслеживать эти полеты на экранах своих радаров. Открыто выразить официальный протест правительству США по поводу этих полетов было бы равносильно публичному признанию технического отставания противовоздушной обороны Страны Советов. Это поставило бы Советский Союз в очень невыгодное положение как внутри страны, так и за рубежом.