скачать книгу бесплатно
На этом моё терпение кончилось. Лишь чудом я удержался, чтобы не стукнуть кулаком по столу. Напоследок попытался сменить тему:
– Да брось, хватит об этом. Расскажи лучше, как у тебя дела?
– Зачем говорить о том, что не интересно ни тебе, ни мне. От таких разговоров надо бежать сломя голову хоть на самый край света.
– Пожалуй, этому совету я и последую. – сдался я.
Встал из-за стола и, театрально щёлкнув каблуками, откланялся. Хотел, чтобы дядя крикнул мне что-нибудь вслед, попросил прощения, но он остался нем.
А я уже начинал жалеть, что приехал.
Глава 4
В камине догорал тихий огонь и крохотные его язычки устало колебали тени на стенах. Едва слышно потрескивали угли, неспешно барабанил дождь по окну, но в этом тепле и уюте, когда самое милое дело закрыть глаза и отдаться миражам сновидений, уснуть не получалось. Ещё совсем недавно усталость наполняла веки тяжестью, гнала прочь все мысли, но теперь сама она исчезла бесследно.
Я лежал, тупо разглядывая потолок, и перебирал аргументы, почему не стоит завтра же утром уехать домой. Их было мало. Разве что постараться не слушать дядины наставления, да устроить себе перерыв в суетной городской жизни. Лучше будет не задерживаться в особняке и подольше гулять по посёлку. Может ещё кого-нибудь из старых знакомых встречу. Или с Настей поговорю. Почему бы и нет. Волнение спало и теперь это уже казалось не такой плохой идеей. Не буду же я с ней в постель прыгать.
За этими размышлениями я всё же уснул. В один момент узоры догорающего пламени превратились в яркие тропические цветы.
Снилось мне что-то странное. То, что видишь в тревожных снах после трудного дня. Свежая роса превращалась в битое стекло, жёлтое солнце пряталось за кроваво-красной луной. И люди. Кругом толпы людей. Знакомых и нет, старых и молодых, женщины, мужчины, дети. Все что-то хотели, о чём-то галдели, но их голоса сплетались в неразборчивый гул.
Внезапно всё это оборвалось на самом интересном, и я потерялся. Секунду видел лишь белый, ослепительный свет.
Маяк.
Первое, что пришло мне в голову. Я был совершенно уверен, что свет исходил именно от него. Но не успел опомниться, как от дикого грохота содрогнулась комната. Даже стёкла в окнах завибрировали.
И темнота заполнила всё.
– Не так. Не так. Не так! Всё не так! – раздалось чьё-то нервное бормотание.
Ужас охватил меня, приковал к постели и не позволял шелохнуться. Я бешено метался взглядом по комнате в поисках говорившего. До боли всматривался в бледные тени и пытался угадать в них незваного гостя.
Ночь обманывала. Представляла даже безобидные стулья в образе демонов из преисподней, а шкаф замещал им короля. В ужасе я готов был поверить и в это, да и голос никак не замолкал.
И вдруг сердце замерло, по телу пробежала ледяная волна. Там, в дальнем углу, ничем не притворяясь, не особо прячась, находилось нечто. Сгусток темноты, вобравший в себя всё зло, всю подлость и мерзость мира. Он пульсировал и переливался, тянулся ко мне сплетёнными из своей сути щупальцами.
– Опять не так! – бормотал голос. – Опять всё не так. Что ж ты такой упрямый? Ничего не видишь, ничего не слышишь.
Я попытался сказать хоть что-то – получился лишь хрип. Вторая попытка оказалась более успешной. Я собрался и через силу произнёс:
– Кто ты?
Голос замолчал, а вместе с тем замер и сгусток.
Новая вспышка света заставила зажмуриться. Маяк сделал новый оборот. Когда глаза получилось открыть, сгусток уже был возле кровати, но теперь его форма походила на человеческий силуэт.
– Какого хрена!? – потрясённо выдохнул я.
– Снова врёшь. Сам себе не веришь, но врёшь. Пойми наконец. Пойми!
Дикий рокот содрогнул весь дом. Я повернул голову к окну и увидел, как с улицы на меня смотрят белые, мелованные лица, а тела им заменяли извивающиеся тонкие щупальца.
Я заорал, что было мочи и рывком сел.
Наваждение растаяло, словно и не бывало. Дождь барабанил по стеклу, ветер завывал в щелях старого дома. И бормотание дяди в кабинете за стеной. Страх окончательно превратился в истерический смех, когда сверкнула молния и следом, с задержкой в несколько секунд, недовольно проурчал гром.
«Ну, конечно, маяк.» – мысленно упрекнул я себя.
Да и тени… Теперь, трезвым взглядом осмотрев комнату, я увидел, как много вокруг того, что спросонья можно принять за неизвестное существо.
Я расслабился и снова лёг. Вскоре стало ясно, что монотонное бормотание в соседней комнате бьёт по ушам сильнее грома. Если бы дядя иной раз не вскрикивал, я бы решил, что в стенах поселились мыши и активно работают над демографической ситуацией. Или, как думал пару минут назад, что кто-то пробрался в мою комнату.
Попытки улечься поудобнее и закрыть уши быстро мне надоели. К тому же созрела необходимость добраться до уборной. В конце концов я выбрался из тёплой постели, наощупь отыскал под кроватью тапки и пошаркал, хлюпая носом, в туалет.
В коридоре бормотание стало разборчивее. К нему прибавился шелест бумаги и счёт метронома. Дверь в кабинет дяди была приоткрыта, и из неё бил мягкий зеленоватый свет, тонкой полосой разрезая ночную темноту. Я беззвучно подошёл ближе и заглянул внутрь.
Святая святых Виктора Бурина хранила извечный творческий беспорядок. Множество книг, дешёвых и драгоценных, в кожаных обложках и в мягких картонных, бездарная беллетристика на один вечер и глубокие труды корифеев философии, психологии и десятка других наук. Всё это лежало, где придётся, потому что скудные два стеллажа были забиты под завязку, и тонкой брошюры с речью какого-нибудь великого правителя туда бы не влезло. Кипы книг погребли под собой диван, замуровали окно до самого потолка, лесенкой выстроились на стремянке, где на верхней ступеньке примостился глиняный горшочек с засохшим цветком. Даже стол, за которым работал дядя, и тот скрылся под книгами почти полностью. Остался свободным лишь небольшой пятачок, но его занимали исписанные бумаги. Дядя изучал их, случайно хватал первый попавшийся лист и гневно правил. Результат он почти всегда мял и отбрасывал в другой конец кабинета, подальше от глаз, приговаривая:
– Не так! И это тоже не так.
Во всей комнате горела лишь одна настольная лампа. Она гордо возвышалась на трилогии Ивана Ефремова и нависала круглым зелёным плафоном над черновиками дяди. Всё остальное пространство заполняло изумрудное свечение.
Дядя не заметил меня, слишком увлёкся работой в ритме модерато, и метроном не позволял отвлечься. Старая писательская привычка. Под мерный, неспешный стук думается лучше, и мысли не успевают закостенеть.
– Ты до сих пор не спишь? – спросил я.
Дядя вздрогнул и поднял голову.
– Стучаться разучился? – раздражённо спросил. – Герой никак не хочет идти по сюжету. Не знаю, что с ним делать. Шаг вперёд и два назад. Надо понять, что я упустил, что должен был вложить ему в голову, чтобы он наконец перестал врать хотя бы самому себе.
– Ты же его пишешь, – предположил я. – так сделай, как тебе надо. В чём проблема?
Дядя пристально смотрел на меня какое-то время, потом с тяжёлым вздохом отложил ручку и наставительно сказал:
– Видишь ли, Лёша, это и есть та самая причина, почему ты не стал настоящим писателем. Герои, они ведь живые люди. Это не просто безликие строчки текста. И от людей биологических они отличаются только тем, что душу в них вдыхает писатель.
Ещё мгновение и дядя мог с лёгкостью уйти в философские топи, и мне ничего не останется, кроме как заснуть стоя, прямо в дверном проёме.
– Как скажешь. – отмахнулся я от дальнейших его рассуждений. – Делай что хочешь, только потише пожалуйста, а то твоё бормотание спать мешает.
– Я постараюсь. – сухо ответил дядя.
Он был недоволен тем, что пришлось оборвать мысль на полуслове, ещё меньше ему понравилось то, что я указываю, как себя вести. Согласие его прозвучало холоднее, чем кафельный пол под босыми пятками, но это было приятным реваншем за вечерний спор.
Я сделал то, зачем выбрался из кровати и уже на обратном пути с жалостью отметил, что спать совершенно не хочется. А когда проходил мимо галереи неожиданно даже для самого себя решил убедиться, что таинственная картина всё та же и никак не изменилась.
На первый взгляд так оно и было. Та же дама с закрытой книгой на коленях и конфетой в руках, та же девушка, кормящая уток пока ребенок в коляске спит. Да и все остальные как-будто оставались на своих местах. Но глаза уцепились за одну странность. На заднем плане было всего два человека, и те очень далеко и едва различимы.
Холодок пробежал по спине, заставив удивлённо выдохнуть. Я стал судорожно вспоминать, чем занимались люди на первом плане ещё несколько часов назад. Спал ли так же безмятежно ребёнок, сидела ли дамочка с закрытой книгой или всё же её читала. Смеялась ли компания, чьи собаки терпеливо лежали в ногах. Каждая мелочь вдруг стала важной и изменчивой.
От поисков меня самым наглым образом оторвала музыка. Кто-то заиграл на рояле в гостиной и мелодия тоскливым мотивом растеклась по дому. Поразительный человек мой дядя Витя. Попросили его потише бормотать, так он на рояле решил размять пальцы.
Я спешно покинул галерею, спустился в прихожую, но дверь открыть не успел. Только прикоснулся к ручке, как мелодия оборвалась, раздался приглушённый девичий смех и всё стихло. Остались лишь шум дождя, да ненавязчивый ход часов.
В гостиной никого не оказалось. Темнота не прятала лишних теней, статуэтки не шевелились и покоились в привычных позах. А вот крышку клавиатуры рояля кто-то оставил незакрытой и это было странно. Дядя бы никогда не позволил себе такой вольности. Хотя возраст запросто мог изменить эту привычку, а здоровье заставило быть неаккуратным.
Я уже не сомневался, что здесь, в особняке, сойти с ума проще простого. Как только в детстве этого не замечал?
Прогоняя всякие размышления об увиденном, я закрыл крышку и вернулся к себе. Сейчас воображение и темнота могли сыграть со мной злую шутку, загнать в страх и окончательно лишить сна. Лучше оставить это до утра.
По пути задержался у двери в кабинет, но она уже была закрыта, а в щель снизу не проникал свет.
Глава 5
Утро началось с жуткой головной боли и сушняка. Иной раз после гулянок до беспамятства я чувствовал себя лучше, чем теперь. Будто не ночь прошла, а неделя, и всю эту неделю посреди пустыни меня колотили по макушке арматурой… Впрочем, тут я слегка преувеличил. Увидел, едва открыв глаза, грязную кашу в небе, протекающую неразличимой моросью, и настроение упало до критических глубин.
Не хотелось выходить из комнаты, потому как встреча с дядей ничем хорошим не закончится. Вылезать из постели тоже не хотелось– слишком сильно похолодало. Ничего не хотелось. Просто лежать и не шевелиться, чтобы побыстрее настал вечер, снова ночь, а завтра приедет Марина и всё наладится.
Всего десяти минут хватило, чтобы передумать, выползти из-под тёплого одеяла и наспех одеться.
Дядю я встретил в столовой. Всего такого бодрого и цветущего, вдумчиво жующего овсянку.
– Доброе утречко. – приветствовал он.
– Думаешь? – вяло отозвался я. – В окно хоть не смотри, тоска сплошная.
– Так и не надо смотреть. Зачем зря расстраиваться?
Я пожал плечами:
– А куда ещё смотреть-то?
– Чего ты такой хмурый? Не с той ноги встал что ли? Садись, лучше, покушай, пока не остыло.
Я лениво уселся за стол, положил пару ложек каши и залпом осушил стакан воды.
– Так и не заснул? – сочувственно поинтересовался дядя. Тарелка его уже опустела, но вставать он не спешил. – Не думал, что столица тебя так изнежила. У меня в твоём возрасте, между прочим, была комнатёнка в коммуналке. Стены, чтоб ты понимал, чуть ли не из фанеры, а слышимость такая, что я раньше доктора определил у соседа астму. Так вот спал я в той комнатке лучше, чем где угодно ещё.
– Рад за тебя. Я просто с дороги устал, вот и всё. Да и снилось всякое… Слушай, я вчера спросить хотел, но забыл. У вас тут в посёлке маяк давно построили?
Дядя перевёл взгляд на окно и долго смотрел на волнующиеся сосны. Я заранее понял, что будет дальше. Слишком хорошо знал это выражение лица, когда в глазах уже сплошная фантазия, а мысли далеко-далеко, на берегу сказки.
– Маяк… – наконец произнёс дядя многозначительно, выждал ещё немного, и только затем продолжил: – Маяк это символ, ты никогда не замечал? Живой, яркий, воплощённый человеческим трудом с одной лишь целью – указать путь. В нём свет есть суть, и каждый, кто его увидит, найдёт дорогу к спасению.
Слышал я как-то историю про самого одинокого человека. Назовём его, к примеру, Алексеем. Он жил в большом городе, и, конечно, у него было много знакомых. Некоторых он даже считал друзьями, но они редко отвечали взаимностью. Каждый мечтал, чтобы люди к нему относились так же, как он относится к людям. И это они повторяли как мантру, жаловались, что мир несправедлив и быть добрым человеком очень тяжело, потому что тогда останешься один. Каждый, понимаешь? И все повторяли чуть что: «Не делай добра, не получишь зла».
– Дядь Вить, я, вроде, не об этом спрашивал. – попытался остановить его я.
Но Виктор Бурин меня проигнорировал и продолжал:
– Алексей никогда не спорил и ничего не доказывал. Просто делал то, что умел лучше всего – слушал. Ведь это и есть счастье, когда тебя слышат и понимают. Но в том была и беда Алексея. Он вникал в чаяния всех, но никто даже не пытался ответить ему тем же. Не находилось во всём мире и одного человека, кому бы смог Алексей открыть душу, а ведь этого так хотелось. Он понимал суть вещей, но нужных слов подобрать не мог. Быть может он был пророком, но как узнать?
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: