скачать книгу бесплатно
Она запинается, а я не понимаю, как ее дочь влияет на ее глотку.
– Я не хочу, чтобы Дейзи что-то заподозрила. У меня и так с ней очень сложные отношения.
О, милая, не переживай. Все наши тайны останутся за закрытой дверью твоего кабинета.
– Конечно, Роза. Не беспокойся.
Она тянется ко мне, чтобы поцеловать. Но я разве похож на человека, который будет целоваться после спермы на ее губах? Она сегодня слишком растерянная. Мне не нравится ее поведение. Я отстраняюсь. Отвратительно.
– Мне пора, милая, у меня лекция.
Не обращая внимания на женщину и ее лицо, где точно можно увидеть разочарование. Я подхожу к двери и открываю замок.
– Мам, сразу говорю, я не намерена слушать твои нравоучения про Вегас.
Любопытно. Блондинка замирает в дверях и смотрит в упор на меня. Молодая, не больше двадцати лет. Красивая.
В моем вкусе.
Я вижу, как ее взгляд изучает меня. Я уже видел похожий несколько минут назад, глаза как у матери. Но это меня не смущает. Мне все равно. Единственное, что это тело я бы хотел увидеть без лишней одежды. Но это все подождет. В ее взгляде то, что я так люблю.
Похоть.
Зависть
«Зависть – это плохо», – прочитаете вы на обложке модного журнала, но я так не считаю. Сегодня тема лекции «Психология зависти». Я читаю такой скучный материал, а студенты разве что не заглядывают мне в рот. Особенно женская половина. А вы знали, что зависть – это грех? Смертельный грех, из-за которого мы с вами будем гореть в личном котле Ада.
Спиноза определял зависть как «неудовольствие при виде чужого счастья» и «удовольствие в его же несчастье». Я не испытываю удовольствие от чужого счастья, но даже я испытываю зависть. Хотя можно подумать: почему? Чего у меня нет, чтобы я мог завидовать другим?
У всех нас есть темная сторона, но кто-то ее показывает, кто-то скрывает. Некоторые умеют жить в симбиозе с ней. Все мы – больные люди. Лишь единицы откровенно признаются в этом.
В крошечном городке Пеннсбург, расположенном на востоке Пенсильвании, стоит маленький дом. В нем хранится коллекция, которую вы вряд ли найдете в музее и скорее всего никогда не увидите вживую. Все стены комнаты на первом этаже увешаны картинами, на которых изображены боль и страдания, черепа различных форм и цветов, женщины в откровенных позах, фольклорные сюжеты и фантастические животные. Однако особенными их делает не столько содержание, сколько авторство: все они были нарисованы серийными убийцами.
Можно ли считать человека, который собирает работы серийных убийц, здоровым? Нормальным? Или он живет в симбиозе со своими демонами? Я давно принял свою темную сторону, я живу и наслаждаюсь ею. Я люблю искать тьму в других. Сейчас передо мной сидят более сорока пар глаз. Я всматриваюсь в глаза каждому: девушка за соседней партой жует, и ее рот покрыт мелкими крошками, прилипшими к губам.
Вы знаете, какой это грех?
А парень на первом ряду трет свой пах, смотря на меня. Возможно, он думает, что я этого не вижу. А рядом с ним блондинка поглаживает его затылок. Они определенно «пара», которая считает себя даже образцовой и, возможно, моногамной. Но так часто, смотря перед собой, мы не обращаем внимания на главное. Ее дружок уже сорок минут смотрит на мой ремень и ширинку. Знает ли она, что его возбуждает? Знает ли она его самую страшную тайну?
Вы знаете, какой это грех?
Моногамия – насилие над собой или высокие чувства? Согласно Ареальной картотеке человеческих отношений из одной тысячи двести тридцать одного изученного человеческого культурного сообщества со всего мира сто восемьдесят шесть были моногамны. Если просто вдуматься в эти цифры? Есть ли шанс у обычного человека быть «моногамным» или верным? Как вам больше хочется. Но исходя из этих цифр, я бы хотел взглянуть в глаза этим ста восьмидесяти шести, чтобы увидеть в них зависть.
Зависть из-за того, что другие делают то, что хотят, спят с теми, кого хотят, а не потому, что положено и нужно трахать только одного человека, или потому, что однажды он так пообещал.
Мои мысли совершенно отдалились от темы лекции. Студенты смотрят представленные слайды, а я наблюдаю за ними. Я люблю изучать людей, их повадки, жесты, позы. Как они себя ведут.
За последней партой я замечаю движение.
Дочь моей милой Розы – Дейзи – подсела к мисс Петерсон и что-то шепчет ей на ухо. Интересно. София смущенно опускает глаза и заправляет прядь белокурых волос за ухо, за этим так интересно наблюдать. Мисс Петерсон делает вид, что ей стыдно, но это не мешает ей заигрывать.
Кто же ты такая, София?
Я смотрю на эту пару девушек, как они тихо переговариваются и шепчут что-то друг другу на ухо, и буквально чувствую их горячее дыхание у своего виска. Несмотря на то, что я кончил в глотку милой Розе около часа назад, я бы хотел повторить это с этими девушками. Как хорошо, что они не мои студентки. Дейзи будто невзначай касается своей груди и поднимает глаза на меня.
Ну здравствуй, милая.
Даже с такого расстояния я вижу ее серые переливы, будто металл плещется в ее глазах. А она не отводит взгляд – смелая – и поправляет кофту, делая вырез более открытым. О, милая, мне больше нравятся твои глаза, в которых ты уже скачешь на моем члене, твой вырез меня не интересует. Я вижу, как мисс Петерсон хватает свою подругу за локоть, привлекая внимание, и Дейзи отворачивается от меня. Я никогда не трахал в один день мать и дочь. Возможно, сегодня нужно это исправить. Ну, а пока нужно закончить лекцию.
Студенты покидают аудиторию, и с ними дочка декана. Я не провожаю ее взглядом, она перестала быть мне интересна, как только я перестал смотреть в ее глаза, но это не означает, что мы не встретимся с ней позже. Возможно, на столе ее матери или на заднем сиденье моего BMW. Я намеренно покупал вместительную машину, чтобы там легко можно было перевозить тела, но и трахнуть Дейзи там тоже можно. София поднимается с последнего ряда и неуверенной походкой идет ко мне. Милая, не нужно притворства. Я знаю, какая ты. Ты не скромница. Она покачивает бедрами и приближается к моему столу, я уже поднялся с кресла, выключая презентацию. Мне интересно, что она скажет. Хочется взглянуть в ее глаза, полные желания и стеснения.
– Профессор Рид.
Какой сладкий у нее голос. Я отвлекаюсь от проектора и смотрю на нее. Бюстгальтер больше не виднеется, значит в тот раз это было намеренно. Вы правда хотите поиграть, София?
– Мисс Петерсон, как Вам лекция?
Уверен, она не слушала: она переговаривалась с подружкой, она смотрела в экран телефона, но она и не обязана была. Но это не значит, что я не акцентирую на этом внимание.
– Прекрасна, профессор.
Ее губ касается нежная улыбка, но я вижу то, что скрыто под ней. Это ухмылка. Хитрая, аккуратная и незаметная для обывателя, но не для меня.
– Что Вам понравилось больше всего, мисс Петерсон?
Она опять приподнимает свои аккуратные брови, и на секунду я вижу плескающуюся тьму в голубых глазах. Я уверен, сейчас ее ответ меня удивит.
– Больше всего, профессор, мне запомнилось высказывание преподобного Иоанна Дамаскина, который указал на родство зависти и сострадания. Не называя их ни грехами, ни добродетелями, он относит эти понятия к неудовольствиям человека. И она смогла удивить меня. Неудовольствия. Любопытно.
– Завидуете ли Вы, мисс Петерсон?
Она так внимательно на меня смотрит, но не как большинство: она не изучает фигуру, она не смотрит на мои губы. Она смотрит в глаза, будто не боясь, будто зная, что там ее тьма.
– Да, профессор, сейчас я завидую, что у Вас есть свой курс по психологии, а у меня еще нет. И еще я завидую, что Вы работаете на полицию Майами, составляя психологические портреты убийц. Вы еще раз удивили меня, мисс Петерсон.
– Тогда сегодня после лекций не уезжайте домой, составите мне компанию по работе на полицию.
И в мгновение в ее глазах заиграла тьма. Будто я чиркнул спичкой над канистрой бензина. Тьма и похоть. Я вижу, как она на секунду переставляет ноги. Ты возбудилась, милая? Но я же еще даже ничего не сделал? И я вижу, как она берет себя в руки, не буквально, конечно, только глаза ее выдают. Она также стоит, не сжимая руки, не отводя взгляд, она моргает, и как только ее веки приподнимаются, из глаз исчезает все то, что я так люблю, оставаясь небесно-голубыми и будто невинными.
– Благодарю Вас, профессор. А чей портрет Вы будете составлять сегодня?
Не я, милая, сегодня это будешь ты. А я лишь буду проводником для твоих мыслей, в которые хочу окунуться глубже.
– Вы слышали об убийстве Грёне?
Лишь слепой и глухой не слышал об этом. Серийный маньяк, орудовавший по всему США, на его счету уже более тридцати жертв, я давно собираю о нем информацию и, к моему счастью, он был замечен в Майами, похитив двух детей из частной школы менее недели назад. Есть шанс, что они еще живы.
– Да.
Немногословно, милая, но мне нравится.
– Так вот, мисс Петерсон, сегодня нас ждет встреча с полицейскими на тему портрета маньяка Грёне.
Она лишь кивает, будто сейчас у нее в голове другие мысли, которые она не решается озвучить. Ну же, милая, будь смелее.
– Спрашивайте.
Приходится ее подтолкнуть, сегодня уже второй раз мне приходится заставлять женщин действовать. Надеюсь, на сегодня это в последний раз.
– Профессор, а Вы завидуете?
Третий раз Вы удивляете меня, милая София. Возможно, не один я хочу пробраться в Вашу голову. Вы тоже хотите?
– Да, мисс Петерсон, я испытываю зависть.
Или она думала, что я солгу? Но зачем лгать в таких мелочах?
– Кому?
Ее небесные глаза смотрят на меня, интересно, она уже раздела меня мысленно? Думаю, да, еще при первой встрече на улице.
– Не кому-то конкретному, мисс Петерсон, я завидую людям, которые борются со своими демонами и побеждают.
Она опять поднимает брови. Милая, это третий раз за сегодня.
– А Вы проиграли?
С каждым новым словом она становится все интереснее.
– Нет, мисс Петерсон. Я давно победил.
У меня складывается ощущение, что мы говорим об одном и том же. Но разными словами.
– Вы победили своих демонов?
Улыбка появляется на моем лице, а она будто удивлена ей. Первый раз я улыбался сегодня, когда смотрел в глаза мистера Стоуна на своем столе, и второй раз сейчас, когда милая София буквально погладила монстра во мне.
– Я давно принял их. Смею предположить, как и Вы, мисс Петерсон.
А она не удивляется моим словам. София внимательно смотрит мне куда-то в районе левого уха и шеи. Достает из кармана юбки клетчатый серый платок. Я, признаться, удивлен. Зачем? Я вижу, как она подносит уголок платка к своему рту и аккуратно облизывает кончиком языка ткань, смачивая. Но я все еще не знаю, зачем ей это необходимо, хоть признаюсь, движение ее розового кончика языка заставляют меня ощутить опять то, что я недавно оставил в кабинете Розы.
Возбуждение.
Она тянется к моей шее и почти невесомо касается кожи влажным уголком платка.
– Вы, наверное, поранились, когда брились?
Ты знаешь, что я не брился этим утром, это видно по моей короткостриженой бороде.
Я вижу темное пятно на платке.
Кровь.
Очень непредусмотрительно с моей стороны. Но платок нужно забрать. Незачем оставлять даже каплю крови в руках незнакомого человека. Я перехватываю ее руку и забираю платок, но, к моему удивлению, София будто этого и ждала. Я засовываю ткань во внутренний карман пиджака.
– Спасибо, мисс Петерсон, я верну Вам новый платок.
– Незачем, у меня всегда есть запасной, – она вытаскивает еще один такой же. Весьма предусмотрительно. – У Вас на вороте рубашки кровь. Рекомендую использовать соляной раствор или перекись на такого рода пятна. Конечно, если они свежие. Увидимся после лекций?
– Спасибо, мисс Петерсон. После лекций, все верно.
Очень глупо с моей стороны. Очень. Я тщательно проверил все на наличие крови. Все, кроме самого себя.
– Софи – так меня называют друзья. Или София. Как Вам больше нравится.
Мисс Петерсон не ждет моего ответа, она разворачивается на каблуках как раз в тот момент, когда двери аудитории открываются и заходят следующие студенты. Я бы ответил, мисс Петерсон, как мне больше нравится.
А лучше бы показал.
И желательно сейчас.
Гордыня
Отовсюду веет запах боли
Он мне не чужд, таю? в себе грехи.
Поддаться стоит этой воле?
Костюм скрывал желания мои.
Коль жизнь моя, желаю я так жить,
Во всём, везде мерещится обман.
Огнём их жечь и резать… просто бить,
Забрать их жизнь так, словно я гурман.
Я – чертов Робин Гуд без стрел,
Я болен. Нет. Я жив.
Ох, этот запах свежих тел…
Поверь, отнюдь я не брезглив.
И мысли прерывает тихий звук звонка.
