Эпидемия ультранасилия

Вдруг, переноска начинает трястись. Видимо, агент снова решил попытаться выбраться.

– Прямой, как думаешь, почему он так дрыгается там? – спрашиваю я.

– Ясно дело, они ж бешеные, – по-простому отвечает он. – Надеюсь скоро уже разберутся с ними, а то всю общественность уже на уши подняли.

– Хотелось бы…

– Так, ладно, хватит болтать, Косой. Рабочее время всё-таки.

Верно, “Косой” – это моя кличка. На службу мы с напарником поступили в один и тот же день, в один и тот же взвод, поселили на одну двухъярусную кровать. Но наше отношение к службе абсолютно противоположно, оттуда и клички такие: парные, но диаметрально разные.

Дальше идём молча. Впереди нас – перекрёсток коридоров. Из правого выходит человек в лабораторном белом костюме. Он осматривается, замечает нас и, ускорив шаг, направляется к нам.

– Вот вы где! Ну где же вы ходите? Давайте, скорее-скорее. Профессор вас уже заждался! – начал причитать он.

Мы ускорили шаг и последовали за ним. Пройдя сеть длинных коридоров, мы наконец дошли до нужного кабинета. Не удосужившись посмотреть на табличку над дверью, я первый захожу в помещение. Стены, пол и потолок идеально белые. Воздух пропах различными препаратами. Потолочные лампы светят белым светом. Довольно непривычно учитывая, что в коридоре свет ламп жёлтый. Вдоль стен стоят столы с кучей разных склянок, пробирок и различного рода оборудования. На некоторых столах встречаются компьютеры, реже – бумаги. По лаборатории ходит примерно десять человек в таких же белых халатах, как и у нашего проводника. Присмотревшись к нему, я замечаю на груди бейджик с надписью: “Лаборант: Дмитрий Олегович”. Снова обратив свой взор на людей в белых халатах, я выделил двоих, которые несколько отличаются. Кажется, они следят за работой остальных. Заметив нас, они тут же подошли.

– Честно говоря, вы заставили меня изрядно поволноваться. Я уж было подумал, что агент сумел выбраться, из-за чего вы и задержались. Благо, это не так. Пройдите за мной, пожалуйста, – сказал нам профессор, судя по бейджику. Находившийся рядом с ним, старший научный сотрудник только вздохнул и записал что-то в свой блокнот, который постоянно держал открытым.

Он провёл нас к противоположному концу помещения, где находился ветеринарный стол. На нём лежали две пары длинных защитных перчаток. Кисть этих перчаток была из толстого слоя крепкой ткани. Раструб же перчатки укреплён двумя пластмассовыми пластинами, предназначенными смыкаться на руке в защитный цилиндр. Профессор взял перчатки и протянул их нам.

– Вам предстоит достать агента из переноски, уложить на стол и держать так, чтобы он не дёргался. Для этого вам понадобятся эти перчатки. Думаю, вы осознаёте, что будет, если попытаться сделать то же самое без них, – он усмехнулся.

– Понимаем, – мы поставили переноску на соседний столик и одели перчатки.

Заглянув предварительно в клетку, я её открываю. Агент начинает неистово визжать. Мой напарник подставляет руки, чтобы заблокировать ему выход, а я тем временем пытаюсь его достать. Больше кот не напоминает безобидное существо, теперь виден только аморфный комок из шерсти, который бешено крутиться и вертится, изредка останавливаясь на мгновение и вновь продолжая. Крепко схватив, я начинаю его вытаскивать. Когтями он отчаянно царапает пластиковую часть перчаток, а зубами пытается грызть мои пальцы. Он так безумно извивается в моих руках, так быстро трясёт башкой и вращает хвостом, что вся его фигура мне кажется размытой и полупрозрачной. Мой напарник хватает его за задние лапы, пытаясь зафиксировать их. Вместе мы кладём агента на стол, с трудом удерживая его. В это время к нам подходит один из лаборантов. В правой руке он держит шприц с бесцветной жидкостью. Он аккуратно вводит препарат. Буквально спустя секунду или две, агент перестаёт подёргиваться. Лаборант осматривает его, тщательно проверяет на признаки жизни. После, поворачивается к профессору и кивает.

– Прекрасно, коллеги, великолепно! – он хлопает один раз в ладоши и широко улыбается, глядя то на одного лаборанта, то на другого. – Получилось!

– А что получилось-то? – спрашиваю я.

– А вот это, друг мой, вы узнаете сами. Вы с вашим напарником должны будете проследить за этим агентом до его пробуждения. Как только вы заметите, что он проявляет какую-либо активность, сразу докладывайте нам. Если нас не будет поблизости, сообщите любому из лаборантов, они в свою очередь сообщат об этом лично мне, – всё ещё широко улыбаясь сказал профессор.

– Принято, – коротко ответил Прямой.

– Вот и замечательно, – он улыбнулся нам на прощание и ушёл. Старший научный сотрудник снова записал что-то в блокнот и последовал за профессором.

Остаётся только ждать.

***Некоторое время спустя***

– Часто слышим мы упрёки от родных… Что работаем почти без выходных, – напеваю я уже, наверно, десятый раз подряд.

Мы следим за ним уже два часа и ничего не происходит. Никакого эффекта! Он дышит, но не просыпается. Это какой-то ужас. Хотелось бы поговорить с товарищем, но, видите ли, он занят. Занят тем, что молча стоит и ничего не делает. Ещё час и я сойду с ума.

Я смотрю на агента. Он точно также, как на протяжении прошедших двух часов, лежит.

До чего же они маленькие, по сравнению с нами, эти агенты. Очень похожи по размеру на щенков. Всё-таки собаки – интересные животные. Странно это получается, что мы произошли от их. Людям: гораздо легче, их предки давно вымерли, а наши гуляют по улицам. Даже иногда служат с нами! Это несколько ломает восприятие мира.

Вдруг я замечаю некое движение. Кажется, агент открывает глаза. Зелёные глазищи с вертикальным тонким зрачком. Я шёпотом пытаюсь привлечь внимание напарника, он поворачивается, чтобы посмотреть и также удивляется.

– Тут агент шевелиться начал, – решаю я оповестить о случившемся работников лаборатории.

Все они резко повернулись в мою сторону, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

– А… Эм… Давайте, я позвоню Михаилу Дмитриевичу, – робко сказал один из лаборантов. – Профессору то бишь.

Он медленно набрал его номер, приложил телефон к уху и начал говорить.

– Михаил Дмитриевич, охранники говорят, что агент очнулся.

– Уже? Не беспокойтесь, бегу-бегу, – послышалось с другого конца линии, после чего он повесил трубку.

Через минуту он уже был на месте. К этому времени агент пришёл в себя, но, на удивление, вёл себя вполне нормально. Если можно назвать нормальным то, что существо размером с маленькую собаку начало что-то говорить на неизвестном нам языке. Профессор также начал говорить на языке агента. Вероятно, он его успокаивал, судя по интонации в голосе. Так они говорили около десяти минут, после чего нам сказали выйти из кабинета, что мы и сделали.

– Ну? Что думаешь об этом всём? – спрашиваю я Прямого.

– Что тут думать? Всё ж и так ясно. Вылечили, – пожав плечами ответил он.

– Но как? Думаешь, это примерно то же, что и бешенство?

– А что ещё? Слушай, не думаю, что нам стоит задаваться этими вопросами. Они там лучше нас знают, что да как.

– Разве тебе не интересно? – я упёр руки в бока и состроил лукавую ухмылку.

– Интересно, но нам ведь и так расскажут, когда сами разберутся.

– И то верно…

Дверь кабинета открывается. К нам в коридор выходит Михаил Дмитриевич с лучезарной улыбкой.

– Эхх, друзья мои! – он опускает свои руки на наши плечи. – Как же хорошо всё-таки! Вы так не думаете?

– А что случилось? – спрашиваю я.

– Очень хорошее что-то случилось. Хороший день сегодня, – он вдыхает стерильный воздух полной грудью. – А скоро, станет ещё лучше! Это я вам гарантирую, – весёлым, даже задорным, голосом говорит нам этот старичок.

– Хорошо.

– А вы, ребята, можете к начальнику своему возвращаться. Молодцы, отработали, – он хлопает каждого из нас по плечу и заходит в кабинет.

Мы идём по коридорам и напеваем песню.

– Только снова поднимает нас с зарёй! – пою я.

– И уводит за собой в незримый бой! – продолжает товарищ.

– Наше чувство долга! – заканчиваем мы вместе.

Инцидент №5 "Точки контроля"

Идём по коридорам бункера. Сопровождаем трёх высокопоставленных сотрудников в конференц-зал.

– Как думаешь, кто они? – шёпотом обратился ко мне напарник и мотнул головой назад, указывая на людей, которых мы сопровождаем.

– Не знаю, – безэмоционально отвечаю я, даже не поворачивая голову в его сторону.

– А что они будут обсуждать? – вновь спрашивает он.

– Не знаю.

– Вдруг это связано с агентами?

– Я не знаю. Иди молча, – ответил я ему более напряжённым голосом.

Наконец – тишина. Я в спокойствии продолжаю выполнять поручение, ведя за собой этих людей в деловых костюмах. Пустую от мыслей голову заполняет лишь воображаемая стрелка, указывающая направление, куда мне приказано сопроводить гостей. Есть, конечно, и факторы, которые отвлекают. Например, гудение потолочных ламп и стук обуви о плитку пола. Или вечные неуместные вопросы и мысли напарника, которые он так и норовит озвучить. Его взгляд вопрошает: “Ну? Чего молчишь? Я жду ответа”, способный пробуриться в мозг даже мёртвому, чтобы получить внимания. То, что я указал ему на его излишнюю словоохотливость, ещё не значит, что он не повторит эти же самые вопросы через пять минут. Дали же в напарники такого некомпетентного, ещё и болтливого, сотрудника.

Вот мы уже подходим к нужной двери. Табличка над ней гласит: “Конференц-зал №7”. Я тянусь к ручке двери, чтобы открыть её, но меня одёргивает человек в клетчатом синем классическом костюме. В руках он держит тонкую папку с бумагами.

– Ожидайте тут. Дальше мы справимся сами. Благодарим, – с абсолютно каменным лицом произнёс он, поправил галстук и зашёл в кабинет. За ним последовали и другие два человека, которые свысока на меня зыркнули.

– О нет, – беззвучно пролепетал я, смотря в пустоту остекленевшими глазами.

Я прекрасно понимал – никакой успокаивающей тишины я в ближайшее время не дождусь.

Словно ведомый кем-то, я встал слева от двери, всё ещё таращась в стену. Уже смирившись со своей судьбой, я сам медленно поворачиваю голову в сторону своего напарника.

– О, уже хочешь обсудить? Давай, сейчас-то уже без разницы: они всё равно ушли, – будто заведённый проговорил он, чуть ли не подпрыгивая.

Зачем я только встал сегодня…

– Я не знаю, что сказать. Начинай уж ты, – уставший мой взгляд упал в пол.

– Это с радостью! Вот, слушай. Я думаю, они будут обсуждать какой-то новый способ борьбы с агентами. Ну, получается, вакцину же уже изобрели… – я перестаю его слушать.

Мою мирную идиллию тишины в голове начал заполнять белый шум. Мои редкие мысли, только начинавшие формироваться, сталкивались с этой всепоглощающей массой неестественных звуков, порождаемых мозгом, чтобы хоть куда-то деть весь этот поток информации, который исторгал из себя мой напарник. Будучи неготовым к этому изначально, я будто потерялся во всей этой вакханалии, устроенной моим же разумом. Лишь спустя пару минут я снова был способен различать слова.

– Эй, Прямой! Ты меня слушаешь? – Косой стоял прямо передо мной и спрашивал меня.

На лице его сильно выделялась, в очередной раз небритая, щетина, коя мелкими противными волосками покрывала область подбородка, щёк, скул и вокруг рта. Растрёпанная шевелюра, удачно прикрытая кепкой, торчала из-под неё маленькими кустиками и слегка прикрывала низкий лоб. Широкая улыбка растягивала лицо, ещё сильнее выделяя длинный нос. Брови также под действием этой улыбки изгибались, подчёркивая весёлый взгляд напарника.

– Слушаю-слушаю, – безвольно, будто автоматически, сказал я.

– Хорошо. Так вот, мне кажется, что очень скоро изобретут какую-нибудь винтовку с этой вакциной и тогда… – я вновь опускаю взгляд, что замечает Косой. – Так, если ты меня не слушаешь, тогда и стой в тишине. Не буду перед тобой распинаться, – лицо его резко поскучнело, и он встал на своё место – справа от двери.

Внутри меня словно всё пробудилось. Белый шум отступил, дав возможность мыслям полностью сформироваться. Теперь ничего не отвлечёт меня от прекрасных раздумий. Пару минут я наслаждаюсь блаженством простой тишины, надеясь, что ничего не случиться, но случается он – Косой.

Я наблюдаю, как он приник ухом к двери, согнувшись в неестественном положении.

– Что ты, чёрт возьми… – пытаюсь сказать я, но он меня перебивает.

– Тише!

– Оу, теперь ты это говоришь, – я строю довольную ухмылку.

– Тише, я сказал!

– Как скажешь, – вздыхаю я и вновь ухожу в свой мысленный поток.

– Необходимо обезопасить… – бубнит напарник себе под нос.

– Что?

– Установить ряд оборонительных пунктов…

– Ты что подслушиваешь? А ну прекрати быстро! Если они узнают?

– Точки контроля…

– Так всё хватит, – я подхожу к нему и оттаскиваю от двери, в то время, как он активно сопротивляется.

Наша немая борьба продолжается ещё пару секунд, пока мы не слышим шаги, доносящиеся из кабинета. Моментально сообразив, мы встаём напротив входа по стойке смирно. Довольно редко можно увидеть, когда Косой так напряжён. Двери открываются. Выходящие люди ещё переговариваются между собой, обсуждая следующую встречу. Наша же задача сейчас – сопроводить их обратно.

Даже сами люди ещё не разобрались во всех этих бесконечных коридорах. Оно и правильно, их головы забиты более важными вещами, нежели картой бункера, которую я лично заучивал наизусть. Не уверен, что напарник тратил на это своё “драгоценное” время. В любом случае, хорошо, что на этот раз он шёл молча. Хотя странно было наблюдать, как он опустошённым взглядом смотрит вперёд. Надо будет спросить его об этом.

Когда мы сопроводили этих людей до нужного им кабинета, они велели нам вернуться к нашему командиру – Кузнецову, что мы и сделали.

Прапорщик Кузнецов, больше известный среди наших, как Кузя. По неизвестной мне причине, большинство знакомых Косого его недолюбливает. Как по мне, так это самый адекватный человек во всём этом бункере. Всегда чёткие указания даёт, никаких расплывчатых понятий, которыми обычно хвалятся рядовые из-под командования прапорщика Шерстюка. Почему они им так нравятся? Ответ прост. Расплывчатое понятие для них, значит, что можно оправдать любое невыполнение приказа. С учётом мягкотелости Шерстюка, это прекрасно работает. Как следствие и о порядке, как таковом, говорить нечего. У Кузнецова же напротив – все по струнке ходят. Шаг в лево, шаг в право, как говориться… Вообще не ясно, зачем такие индивидуумы, как Косой, пошли сюда. Могли же спокойно охранниками работать, но нет, решили, что в “Порядке” им будет самое то. Хотя ни о каком порядке они толком и не слышали, судя по их поведению. Нашего прапорщика ещё почему-то называют чудовищем с детским лицом. На счёт последнего, могу лишь сказать, что лицо у него и правда какое-то… доброе, что ли? В общем, несправедливо у нас принято к нему относиться. Увы.

Кузнецов объявил, что наш рабочий день на сегодня окончен, и мы можем идти отдыхать в казарме, куда мы и направились.

Казарма – родное место. Ламинатные светлые полы, на которых отлично видно любую грязь, чтобы рядовым, кто поступил в наряд, было хорошо видно, где мыть. Белые стены, про похожесть которых на стены особенных “душевных” лечебниц сложилось так много шуток. Серый потолок с белыми лампами, будто специально расставленными так, чтобы светить солдату прямо в глаза, когда пора вставать. У каждой кровати – маленькие аккуратные тумбочки, в которые помещается крайне много вещей, если умело всё складывать. Сами кровати заправлены идеально. Даже не подумаешь, что это сделано наспех.

Мы с напарником садимся на его нижнюю койку нашей двухъярусной кровати, я закидываю руку ему на спину. Он всё тем же странным взглядом смотрит в пол.

– Что ты такого там услышал? – спрашиваю я.

– Походу, они готовятся оборудовать что-то на подобии КПП по всему городу, – трясущимися губами произнёс он.

– И что такого? – я недоумённо поднимаю одну бровь.

– Раньше сотрудники просто осуществляли операции по захвату агентов. Но сейчас они, а может и мы, будут обязаны находиться на этих “точках контроля”, понимаешь? – он перевёл взгляд на меня. В нём был виден страх, не присущий моему другу. Никогда я не видел его напуганным.

– Теперь агенты будут планировать атаки на эти точки…

– Верно. Вот, что страшно. Наши даже не будут иметь возможность отойти на безопасное расстояние, не говоря уже о том, чтобы убежать.

Потупив взгляд, я лишь крепче приобнял его.

– Ничего, нормально. Прорвёмся. И я, и друганы твои. Прорвёмся…

Инцидент №6 "Стрельбы"

Я падаю. Падаю по ощущениям уже несколько часов подряд. Вокруг меня лишь пустая чернота. Не видно абсолютно ничего дальше вытянутой руки. По воздушным потокам, охватывающим меня, я уже давно определил где верх, а где низ. В надежде увидеть пол, о который я точно расшибусь в лепёшку, я смотрю под ноги. Результат тот же, как и после предыдущей – десятой попытки. Бесконечная чернота.

Уже прошло около пяти часов моего падения. Вокруг начали появляться маленькие белые частички чего-то. Они пролетали перед моими глазами вверх с умопомрачительной скоростью. Видимо, я падал быстрее их. Или они на самом деле летят вверх. Кто их знает? Я снова решаю посмотреть вниз. На этот раз я вижу нечто странное. Та чернота, которая занимала всё пространство внизу, стала какой-то… движущейся. Стали виднеться волны, которые медленно-медленно шли по поверхности этой субстанции. А я всё приближался к ней. Секунда и я уже погружён в неё словно в болото. По пояс застряв в ней, я чувствую, как меня затягивает вглубь. Пытаюсь ногами найти дно. Ничего. Руками ощупываю пространство вокруг себя, в попытках найти хотя бы клочок твёрдой земли, чтобы удержаться за него. Ничего. Ищу глазами любую призрачную возможность схватиться за что-то. Ничего.

Моё тело неумолимо погружается всё глубже и глубже. Уже скрыло плечи. Не могу пошевелить руками. Тихонько начинает засасывать шею. Крайне неприятное чувство пробегает по телу. Голова опускается всё ниже, пока чернота не скрывает и рот. Больше я ничего сделать не смогу, остаётся лишь смириться…

Неожиданно, напротив меня метрах в двадцати, загорается лучик света. Он освещает небольшой участок земли под собой. На этом участке боком ко мне стоит человек в строгом костюме. На нём пальто, фетровая шляпа, брюки, классические мужские туфли, кожаные перчатки, всё чёрного цвета. Под пиджаком видна белая рубашка с серым галстуком и серой узорчатой жилеткой. Странно то, что кожа лица у человека тоже серая. Выглядит это очень неестественно.

Перед человеком в воздухе висит странная фигура. Синие цилиндрические рёбра куба, соединённые в углах с меньшим кубом внутри, который также сложен из цилиндров, но более тонких. Маленький куб находился у самого края большого, как будто готовый вывалиться. Почему-то мне показалось, что так он смотрит на человека. Я никак не мог отвести взгляд от этой безумной картины. Человек что-то говорил собеседнику, но тот в свою очередь не отвечал. Я мог лишь молча наблюдать.

Вдруг человек повернулся в мою сторону. Немолодое лицо с резкими правильными чертами интеллигента, всё выдавало в нём вполне обычного взрослого человека лет сорока. Но разум твердил, что здесь что-то не так. Глаза. Его взгляд был необычайно глубок, казалось, что он смотрит внутрь тебя, но в то же время, в этих глазах не было ничего. Так может смотреть бездна. Это пугало и в то же время притягивало.

Лицо человека неожиданно приняло обеспокоенный вид. Он повернулся к кубу и начал на повышенной интонации что-то говорить. Куб лишь повернул в мою сторону свою внутреннюю грань, которой смотрел на человека. Я почувствовал, что чернота начинает двигаться более активно. Она двигалась в сторону того островка, пока не вытолкнула меня на него. Я лежал на земле и не мог подняться от усталости.

– Ты в порядке? – сказал роботизированным голосом человек и подал мне руку. – Вставай! Я тебе не наврежу.

Я крепко взялся за его руку, как за опору. Ожидаемого тепла от прикосновения не последовало. Рука была ледяной на ощупь. Еле-еле поднявшись, я кое-как устоял на ногах. Он подхватил меня, но его хватка не была хваткой человека. Таким же образом, меня могла поддержать стальная опора ЛЭП.

– Он не может оставаться здесь, – прозвучал спокойный и размеренный голос в голове.

– Я его знаю. Дай мне секунду, я хочу кое-что ему сказать, – человек обратился к кубу.

– Ни в коем случае. Всё должно идти своим чередом, – заявил голос.

Внезапно я почувствовал, как что-то схватило меня за ногу. Оно обвилось вокруг неё и потянуло меня назад. Попытки хвататься руками за землю ни к чему не привели. Человек пытался взять меня за руку, чтобы вытянуть, но он не успел. Я почувствовал, что погружаюсь в черноту. Человек пытался подбежать ко мне, но за пояс его крепко держало чёрное щупальце, не давая приблизиться. Я растерянно смотрел на него, на его взгляд. Он хотел спасти меня, но, на удивление, глаза его не выражали никаких эмоций. Они были безжизненны. Мои плечи вновь скрыло в густой субстанции, а потом и голову. Чернота начала проникать в уши и нос. Рот я держал закрытым, всё ещё сохраняя запасённое дыхание. Спустя две минуты погружения воздух в лёгких кончился и рот открылся сам. Чернота попала сначала на язык. На удивление, я не ощутил абсолютно никакого вкуса. Но задумываться об этом я уже не мог, разум охватили другие чувства. Жидкость уже попала в горло, начала проникать глубже. Так как мой организм интенсивно пытался дышать, то она тут же заполнила лёгкие. Режущая боль в области груди. Слишком сильная даже для того, чтобы думать.

– Они ничего не помнят! Ты слышал? Они! Ничего! Не помнят! – послышался крик человека, который даже не искажался под действием жидкости. Кажется, обращались ко мне.

– Немедленно прекрати, – всё так же спокойно сказал голос.

– Тогда отпусти его наконец! Разве ты не видишь? Он страдает…

Щупальце обхватывает обе мои ноги и начинает тянуть намного сильнее. Я чувствую, как с сумасшедшей скоростью опускаюсь на самое дно. Вся жидкость из моих внутренностей будто исчезла, а дышать стало намного легче. Тем временем погружение продолжалось.

Резкая белая вспышка перед глазами. Даже через закрытые веки видно этот ужасно яркий белый свет. Я открываю глаза.

Лежу на нижнем ярусе своей скрипучей койки. Взгляд устремлён вертикально вверх. Гляжу на нижнюю часть матраса Прямого, которую видно через пружинную сетку. По всей казарме уже включен свет.

– Рота пАдъём! – кричит, только что зашедший в казарму, дежурный по роте.

Все быстро соскакивают с мест.

– Дневальный, строй роту на физ зарядку! – повернувшись к тумбочке дневального, говорит дежурный, он же – сержант Ковальчук.

– Рота, выходи строится на утреннюю зарядку! Форма одежды номер четыре! – командует дневальный.

Взяв из тумбочек мыльно-рыльные принадлежности, наша рота направляется в умывалку, чтобы привести себя в порядок. После – возвращаемся и начинаем собираться. Я беру с табуретки свои идеально сложенные вещи: китель, брюки, кепку (всё в раскраске серого камуфляжа), а также носки и ремень. Надеваю чёрные берцы, которые стоят ровно около табуретки под определённым углом. По окончании процедур, выстраиваемся в две шеренги на взлётке. За этим процессом следит сержант.

Молодой парень с офицерским взглядом и огромными амбициями. Видно, что до чёртиков зазнавшийся гад. Ещё и рвачуга. Смотрит на нас сверху вниз, хотя перед Кузнецовым как-то сразу тушуется. Сам он выглядит всегда с иголочки, вытянут во фрунт, строго по уставу, чтобы не придраться было. Рожа холёная, перед начальством выслуживается, но, как только появляется время, проявляет себя во всей красе. Муштрует подчинённых с каким-то особым садистским наслаждением, упиваясь данной ему толикой власти. Глядит на нас, как на что-то несуществующее, но смердящее. Растопыренные уши, словно антенны, улавливают малейшие звуки нашего безделья. По этому сигналу он сразу прибегает, и дело бойцам моментально находиться. Мол, солдатики, там надо столы в одном кабинете передвинуть. А то скоро собрание намечается, а там столы не на месте стоят. И ножки у столов имеют неуставные чёрточки от подошв, и удалить их необходимо именно зубной щёткой. После чего двигаем столы туда-сюда и, в процессе работаем личными щётками и мылом. А как иначе? Тут же не красиво, там же неправильно! Пока мы занимаемся подобными поручениями, наш любимый сержант в это время смотрит на часы, ждёт, когда закончиться наш свободный час. Когда же он заканчивается, Ковальчук с упрёком нам заявляет: “Ладно, фиг с вами. Всё равно ничего нормально не сделаете. Без вас разберёмся”. Обычно, это означало, что на следующий день такая ситуация не только повториться, но и засверкает новыми гранями. Креативный он у нас.