Студенты сингулярности

– Вот как? – Барлоу явно наслаждался этой игрой в кошки-мышки. – Не очень инженерный подход.

– Конечно, я же учёный, а не инженер.

– А теперь, стало быть, это выбор репрезентативный для учёного? Но разве учёный тогда не должен выбрать-

Прежде чем Барлоу смог закончить предложение, раздался звонок. Томас с облегчением выдохнул.

– Не переживай, Поплин. – Глаза Барлоу наполнились садистским удовлетворением. – Я же говорил, что мы займём пятнадцать минут от обеденного перерыва. Итак, вернёмся к насущному вопросу: почему второй?

– Потому что он лучше подходил исходя из имеющихся передо мной условий.

– Но условия были выбраны с позиции инженера, а ты говоришь, что выбрал его с позиции учёного.

– Но ведь вы сами говорили, что учёный всегда должен видеть и инженерную сторону. В инженерных условиях, я, как учёный, нахожу второго кандидата более репрезентативным для инженерного выбора.

Барлоу замер. Его глаза моргали в попытке осмыслить тот бред, что нёс Томас.

– Ладно, – наконец махнул он рукой, – ты так можешь тянуть кота за хвост долго. У твоих одногруппников нет столько времени.

Лучшего результата ожидать было сложно. Томас опустился на стул с чувством глубокого удовлетворения, пока Барлоу перешёл к организационным вопросам, вроде расписания защит дипломов. Когда урок был закончен с точки зрения профессора, Томас быстро собрал вещи и проскользнул к выходу по студенческой массе, на случай если Барлоу захотел бы задержать его ещё сильнее.

Обычно, обеденный перерыв длился час. Благодаря безответственности Барлоу, сегодняшний был сокращён до сорока пяти минут. К этому моменту очереди в столовых становились очень длинными. Башня имела десять таковых, в каждой из которых было по несколько окон с продавцами. Естественно, лучшие из столовых забивались до отказа ещё до начала самого перерыва, но большинство хотя бы быстро обслуживали. Вдобавок, на территории вокруг башни имелось множество ларьков с уличной едой, пользовавшихся оравой голодных студентов, которыми башня была набита в любое время дня и даже ночи. А вот дальше ворот территории академии студентам выходить было запрещено. Это не самое логичное правило было призвано донести до студентов значимость знаний, которые они получали в стенах башни. Естественно, на деле мало кого это правило волновало. Студенты часто устраивали вылазки в город, тем более по праздникам, но попадись они кому-то из профессоров, чтивших традиции – бед было не избежать.

Возвращаясь же к Томасу, он выбрал одну из обычных столовых, где длинна очередей компенсировалась скоростью обслуживания. К сожалению, Амелия оставила его, чтобы встретиться со Стивом, а Альберт и Керри ушли на весь день, так что разделить трапезу ему было не с кем. Однако, уже стоя в очереди, Томас встретил Мирса со второго курса и посвятил обед наставлениям мудрости подрастающим поколениям.

Третьим уроком дня была очередная лекция, в этот раз от профессора Карата – наверное, самого любимого среди студентов преподавателя. Он не проверял посещаемость, не запоминал лиц, не следил даже за поведением на самой лекции, кроме уж слишком вопиющих случаев. И тем не менее, посещаемость его лекций была почти идеальной, а поведение студентов – прилежным. Настолько любим был профессор своими учениками. Случись молодому студенту на шумной вечеринке спросить у старших: за что все так любят Карата – он получал от них целую лекцию. Кто-то распишет сколь добр Карат на экзамене. Кто-то обязательно перескажет случай, когда у Профессора спросили почему он учит собственные лекции наизусть, на что тот ответил, что если он сам не может пересказать весь предмет, то и не сможет требовать этого от студентов. И абсолютно все, со слезами на глазах, вспомнят, как Профессор принимал их расчёты поздним вечером, сам порой засыпая, но не прекращая, пока ученик не доходил бы до правильного решения. Из всех великих учёных, что заседали в башне академии, ни один не вызывал столько уважения и любви, как профессор Карат. Как результат, Томас всегда старался слушать лекции Карата внимательно, благо сегодня с ним не было Альберта, чтобы отвлекать от этого занятия.

На счастье Томаса, четвёртого занятия в этот день не было, да и следующий день не требовал каких-то самостоятельных работ, а значит остаток дня был абсолютно свободен. Но, не добравшись до лифта, Томас был перехвачен Амелией, которая потребовала увидеть его дипломные исследования. Решив, что приглашать человека в гости без угощения было бы грубо, Томас принял решение заскочить в ближайший кафетерий. С набором выпечки и небольшим запасом лёгкого горячительного, места с которыми в стенах академии были известны лишь старшим курсам, они вдвоём добрались до комнаты Томаса и Альберта.

– Всё такая же крошечная, – прокомментировала Амелия, протискиваясь между кроватью и столом Альберта. – Вы не пробовали выпросить комнату побольше?

– Пробовали.

– И как успехи?

– Помнишь, как на первом курсе Альберт спалил лабораторный стенд?

– Ха, ещё как. Профессор Адамс был просто в ярости.

– Да, равно как и квартирмейстер академии. И, как нетрудно догадаться, распределением комнат заведует тоже он.

– Понятно… Ну, зато у вас уютно.

Томас отправился рыться по ящикам, доставая кипы бумаг с расчётами. Отодвинув хлам со своего стола на пол, он подставил стул Альберта. Сидя чуть ближе социально-ответственной дистанции с Амелией, Томас принялся демонстрировать работу, на которую потратил месяцы заканчивающегося семестра. Вскоре оба были настолько увлечены теорией, что потеряли всякий счёт времени.

– Погоди, как это работает? Ты использовал вместо энергетических констант тригонометрические функции.

– Вот, смотри, поскольку я переосмысляю принципы сингулярности как волну, то она обретает геометрические свойства.

– А что, если не обретает?

– Тогда моя теория яйца выеденного не стоит. Но если я прав, то все уравнения сходятся.

– Хм, может и так. Но не слишком ли это смело? Ты, по сути, выкинул половину того, что мы учили четыре года.

– Казалось бы в этом и суть научной теории. И ты может и научилась чему-то, а я точно не запомнил и половины того, что нам преподавали.

– Да-да, все вы мальчишки любите хвалиться этим. Но всё-таки, ты сверялся с кем-нибудь из профессоров? Они не будут против такой теории?

– Барлоу не против.

– Барлоу – это Барлоу, и ты знаешь это лучше, чем кто-либо. Может хотя бы зайдёшь со мной к профессору Бланшу и спросишь его мнение?

– Ага, к профессору «если ваша степень ниже моей, то с вами нет смысла разговаривать» Бланшу. Уж он-то будет рад послушать о том, как жалкий студентишка пытается переосмыслить всю науку сингулярности разом.

– Ладно, тогда как насчёт Погли?

– Так он просто согласится с Барлоу. Уж не знаю почему, но Погли по-настоящему уважает этого психа.

– Тогда профессор Карат! Он никогда не оставит студента в беде. Да и цепи – его специальность, он будет очень заинтересован в новом видении потока сингулярности.

– А вот тут ты права. Может и стоит к нему заглянуть.

Томас продолжил обдумывать предложение, пока Амелия продолжила проверять решение. Внезапно дверь широко распахнулась и в комнату вплыл Альберт, весь сияющий изнутри.

– О-хо-хо, а вы тут чем занимаетесь в такой интимной атмосфере? – расплылся в улыбке он.

– Учёбой, – обрубил его Томас.

– Ага, а я – замдекана.

– Вижу твоё свидание с Керри прошло отлично, – искусно перевела тему Амелия.

– О, вы не представляете. Мы так прекрасно провели время. Смеялись, болтали, держались за руки…

– Держались за руки? – Томас театрально закатил глаза. – Притормози ловелас, тут дети. Мы не готовы к таким откровенным подробностям.

– Ладно, расскажу, когда будешь старше. В общем я проводил её до комнаты, как настоящий джентльмен.

– Мы видим, – хором отозвались Томас с Амелией.

– Эх, нет в вас романтики.

После непродолжительного обмена издёвками, Амелия решила, что достаточно узнала за вечер и отправилась на свой этаж, пожелав парням спокойной ночи. Час был уже поздний. Томас только сейчас осознал, что солнце давно скрылось за горизонтом, особенно далёким с этого этажа, а стол его освещался одним только экспериментальным кристаллом.

– Ну, – спросил Альберт, устраиваясь на собственном столе, – а твоё свидание как прошло?

– Это было не свидание. Я просто показал ей свои расчёты сингулярности как волнового явления.

– Да нет, я не про Амелию. Как свидание с Барлоу? – с подлой улыбкой продолжил Альберт.

– Ты знаешь, неплохо. Мне даже местами удавалось говорить по пять минут подряд.

– Ого, звучит как самый удачный твой доклад ему. Особенно в сравнении с тем разом на третьем курсе, где он каждые четыре слова тебя прерывал.

– И как обидно, что его ты не пропустил.

– Закон подлости, друг мой: наиболее вероятен всегда худший вариант. Ладно, как у нас нынче с едой? Есть что-нибудь, или обычный студенческий ужин?

– Держи, – Томас бросил ему полупустую пачку жареной картошки, – наслаждайся.

– Ух ты, мы сегодня пируем.

Остаток вечера прошёл рутинно. Альберт почитал новый роман, готовясь к следующему экзамену Хоэла, а Томас, уставший от науки за день, просто рисовал в тетради. Они поиграли в карты, поругались на тему очерёдности уборки, ещё поиграли в карты, и наконец отправились ко сну на своих ярусах кровати.

***

Пока будильник нежно возвещал наступление утра и грядущих занятий, оба проснулись.

– Какие у нас сегодня уроки? – спросил Альберт, пытаясь раскрыть оба глаза одновременно.

– Политическая… – Томас зевнул, – история, лекция у Рид, экология и лаборатория огранки кристаллов.

– А нам ещё надо сделать какие-то лабораторные?

– Нет, последнюю мы сделали две недели назад. Остались только защиты.

– А отчёты у нас по ним есть?

– Нет, потому что твой черёд был их делать.

Тишина повисла в комнате. Оба продумывали свой напряжённый распорядок дня со всеми возможными маршрутами.

– Тогда выходной? – наконец предложил Альберт.

– Выходной.

Будильник был выключен, и друзья вернулись к любимому студенческому времяпрепровождению.

Спустя два часа и тринадцать минут, когда вторая пара только начиналась, они проснулись с полным зарядом бодрости. Вчерашние объедки были успешно переоборудованы в завтрак и, с чаем для Томаса и кофе – для Альберта, они насладились началом своего свежеизбранного выходного дня.

– Ну что, – начала Альберт, разваливаясь в кресле, – какие планы на сегодня?

– Думаю, я загляну к профессору Карату. Амелия предложила проконсультироваться с ним по кое-каким расчётам из моей диссертации.

– А-а, Карат, лучший преподаватель во всей академии. Я с тобой.

– А тебе зачем? Тоже хочешь что-то у него спросить?

– Нет, но всё веселее с друзьями.

– Не сказал бы это про пытки.

– А я бы сказал. По крайней мере будь мы вместе, я бы мог посмеяться с того, как ты смотришься на дыбе.

– Ну тогда я однозначно не собираюсь попадать под пытки вместе с тобой.

– Эх, скучный ты человек.

– Ты вообще в курсе, когда у Карата сегодня есть свободное время?

– Конечно, на третьей паре. Ну не так чтобы прямо свободное, он там принимает защиты типовых расчётов, но это второкурсники, так что сильно занят он не будет.

В чём Альберту нельзя было отказать, так это в удивительном умении знать наизусть расписание всех преподавателей. Хотя бывали и исключения: предсказать Барлоу невозможно, а потому его расписание несло столько же пользы, сколько подготовка за день до экзамена. Но уж настолько ответственный человек как Карат ни за что бы не пренебрёг своим обязательством перед студентами.

– Стало быть у нас в запасе два часа, – подытожил Томас. – Чем займёмся?

– У меня есть идея, но она безумная.

– Звучит интересно, валяй.

– Мы можем убраться в комнате.

Томас был так шокирован, что подавился чаем. Носи он монокль – тот бы сам вылетел из его глаза от непередаваемой абсурдности подобных слов в устах Альберта.

– Да уж, гораздо безумнее чем я ожидал. – Томас наконец прокашлялся. – Как тебе такое только в голову пришло?

– Ну ты вчера сюда приводил Амелию-

– Это не было свидание.

– Было, стоеросовый ты. В общем я и подумал: а что, если я приведу сюда Керри? Её это место разочарует.

Томас уважительно качнул головой.

– На удивление благородная цель для тебя. Но я рад, что ты воспринимаешь её настолько серьёзно. Раз расклад такой, то я в деле.

Последующий час был проведён в методичных подбираниях предметов, оценке их вида и вынесения вердикта, кому из двух оно принадлежит и чем вообще является. Это путешествие в тяжёлый ручной труд позволило решить немало открытых дел пропавших носок, утроить их опции верхней одежды и даже найти любимого плюшевого мишку Альберта, который был размером почти с самого Альберта. Когда в комнате вновь можно было рассмотреть пол, внимание студентов переключилось на столы.

– Наверное их тоже надо как-то организовать? – предложил Томас.

– Да я бы сказал они и так организованы.

– С виду не скажешь.

– Да, но на то они и рабочие столы. Мне под рукой нужны все эти линейки, компасы и триграммы именно в том порядке, в каком они лежат друг на друге.

– Но посторонний-то увидит тут только бардак.

– Но девчонки-то не посторонние.

– Ладно, бог с тобой. Будем считать, что мы убрались.

Томас с кислой миной опустился на кровать.

– Ну что, будут ещё безумные идеи, чем нам заняться до третьей пары?

– Можем сходить пообедать.

– Мы всего час назад позавтракали.

– Но мы же тут час трудились не покладая рук.

– Давай хотя бы сделаем это после визита к Карату. В академии сейчас всё равно обед, все столовые забиты до отказа.

– Ну ладно. Тогда, как насчёт морского боя?

Излюбленное студенческое времяпрепровождение позволило скоротать обеденный перерыв. И им даже удалось бы обойтись без ушибов, если бы в последний момент Альберт не сжульничал, за что был немедленно наказан резиновым мячиком по лбу. Наконец звонки объявили начала третьей пары. Мальчишки захватили сумки и отправились прочь из практически чистой комнаты.

Коридоры этажей общежитий в эти часы всегда были пусты, потому что большинство студентов были уже на парах, а остальные, как правило, спали в преимущественно своих комнатах. Это удачно освобождало лифты, хотя с их количеством поток людей бывал проблемой только в обед.

– Какой нам этаж? – спросил Томми, нажимая кнопку вызова.

– Пятьдесят шестой. Только давай возьмём другой элеватор. Этот – медленный.

– Каким образом он может быть медленным? Во всех лифтах одни и те же сингулярные движители. Я всегда его использую.

– Не знаю, он просто медленный. Я как-то раз на нём минут десять ехал до первого этажа. Даже подумал, что застрял: так долго он спускался.

– Странно.

Спустя считанные секунды, подъехал второй лифт, несмотря на то что был гораздо дальше первого, чем заставил Томаса задуматься, хотя пространным размышлениям сложно вклиниться в голову студента под конец семестра. И ведь действительно, в прошлый раз у них с Миром был целый диалог, пока лифт ехал до библиотеки. И, как будто подтверждая идею, второй элеватор успел домчать юношей до нужного этаж прежде, чем Томас мог как следует обдумать факт.

Пятьдесят шестой этаж был домом факультета цепей и преимущественно инженерных специальностей. Но и учёным здесь было место, ведь обе эти направления – стороны единой медали прогресса. Пока вторые находят новые законы, первые применяют эти законы для решения задач. Главное, чтобы в процессе применения первыми закона, вторые вдруг не решил, что закон больше не действует. Сам профессор Карат по слухам учился на инженера, но из-за хитросплетений профессорских интриг, постоянно оказывался в преподавателях у учёных. Но профессор был слишком хорошим человеком, чтобы отказываться от позиции.

Весь этаж был построен как лабиринт из множества сквозных залов и тупиковых ответвлений. Даже сами залы были превращены в маленькие лабиринты нагромождениями старых столов и установок. Но настоящий студент способен находить путь даже в самых кромешных тупиках. Впрочем, два настоящих студента имеют свойство заводить друг друга в ещё большие тупики. На каждой развилке Томас и Альберт устраивали спор о том, куда следует свернуть. К счастью, они забрели лишь в пару ненужных аудиторий и сделали очень небольшой крюк в марафонскую дистанцию. Наконец, им попался кабинет, где профессор Карат сидел в окружении второкурсников. Добрый профессор принимал защиты расчётов, или вернее помогал им защищаться от гипотетического третьего лица, чью роль также озвучивал Карат.

– Итак, Смит, вам удалось рассчитать выходную мощность цепи? – спрашивал он, заботливо наклоняясь к юноше.

– Почти, профессор. – Студент перебирал листы бумаги взад-вперёд. – Но кажется я ошибся. Цифра слишком высокая.

– Ну что же, давайте посмотрим. Хмм, и правда высоковато. Может тогда пройдёмся ещё раз? Вот вы начали с закона Рейнхофа. Очень хорошо. Рассчитали вторичные цепи. Правильно. Объединили уравнения в систему. Очевидно. И решали её через Vx по второму уравнению. Хмм, кажется тут что-то пошло не так. Проверьте-ка своё решение, думаю здесь и должна крыться ошибка.

Студент спешно перетащил к себе лист бумаги. Глаза его забегали по потоку из букв и цифр, остановились на мгновение и засияли облегчением.

– Точно! Я перенёс I2 без минуса.

– Вот в чём дело, – профессор тепло улыбнулся, – тогда остаётся правильно посчитать и я зачту вам защиту.

Томас с Альбертом не могли сдержать прилив умиления. Половина преподавателей в такой ситуации отослала бы студента прочь искать ошибку самостоятельно. Ещё четверть влепила бы неуд. Единицы преподавателей, которых считали добрыми, просто проигнорировали бы ошибку и засчитали бы работу. И только профессор Карат не останавливался, пока не помогал студенту осознать ошибку и исправиться.

Дождавшись момента, когда все студенты будут заняты расчётами, Томас ступил в кабинет.

– Здравствуйте, профессор, – поздоровался он, – надеюсь не отвлеку вас?

– Что вы, мальчики? Проходите.

Морщинистое лицо преподавателя расплылось в добродушной улыбке. Даже с его крепким станом, заработанным в работе на карьерах, годы давали своё. Пускай шевелюра была при нём, вся она давно поседела, а пальцы имели свойство подрагивать, держа на весу учебные материалы.

– Я могу вам чем-то помочь, Поплин? – спросил он, обегая взглядом уткнувшихся в формулы второкурсников.

– Да, профессор. Я надеялся, что вы сможете взглянуть на мой бакалаврский диплом.

– О, это серьезная задача. Не уверен, что смогу так легко помочь вам, но постараюсь.

– Спасибо, профессор. – Томас вытащил свою кипу бумаг. – Понимаете ли, я исследую потенциальную возможность волновой природы энергии сингулярности, для чего мне пришлось решить теорему Лемарка-

– Вы решили теорему Лемарка? – воскликнул старый учёный. Даже второкурсники остановились, чтобы изумлённо посмотреть на дипломника. – Это очень впечатляющее достижение. Мне весьма интересно посмотреть ваше решение.

– Да, но понимаете, я опасаюсь, что решение основано на том, что в своих условиях я задал энергии сингулярности геометрические свойства, как для волны. И теперь я боюсь, что такое большое допущение не примут на защите.

– Хмм, – Карат почесал в затылке, – непростой академический вопрос. А как принял расчёты ваш куратор?

– Ну, – Томас замялся, стараясь подобрать более цивильное выражение, чем «ему плевать,» – можно сказать, что он принял их хорошо. Но, профессор, мой куратор – профессор Барлоу.

Карат остановился. Глаза его поднялись от бумаг.

– Барлоу, говорите, – с его лица сошла улыбка, а голос стал серьёзен.

– Именно, – продолжил Томас, чувствуя, что Карат осознаёт всю глубину проблемы, – я боюсь, что он не принимает исследование всерьёз и на защите возникнут проблемы перед настоящими учёными.

На мгновение Карат посмотрел на Томаса, будто не совсем понял его слов.

– На этот счёт я бы не волновался. – На лицо старика вернулась отеческая улыбка. – Профессор Барлоу – уважаемый человек в научном сообществе.

– Серьёзно? – брови Томаса изогнулись под тяжестью скепсиса.

– Пожалуйста, Поплин, будьте уважительнее к вашим преподавателям, – Карат звучал так уязвлённо, будто принял ремарки про Барлоу на свой счёт. – Николас Барлоу был одним из первых выпускников академии. Мы, конечно, люди в летах, но у нас куда больше опыта, чем у вас, молодых. Я уверен, он был очень впечатлён вашим решением теоремы Лемарка, это весьма непростое дело, даже для таких как он.

– Вот уж сомневаюсь. – Томас вздохнул, перелистывая воспоминания. – Он потратил не больше пяти секунд на проверку решения, прежде чем раскритиковать опечатку в слове «когерентный» на следующей странице.

– Тем не менее, хотя использование геометрии в вашем решении безусловно не конвенционально, решение при этом предельно логично. И если профессор Барлоу его принял, то я уверен, что и у приёмной комиссии не будет возражений.

– Даже у Сильверстоуна и Бланша?

– Даже у них, – Карат твёрдо кивнул. – Могу я ещё чем-то вам помочь, мальчики?

– Нет-нет, это всё. – Томас поспешил запихнуть бумаги в сумку. – Не посмеем больше отрывать вас от работы.

– Прекрасно. Учитесь хорошо.

Друзья оставили профессора второкурсникам и отправились обратно через лабиринты этажа, дорогу через который уже успели забыть.

– Слушай, – вдруг прервал сосредоточенную тишину пути Альберт, – а ты раньше слышал, что Барлоу был среди первых выпускников?

– Нет, – Томаса удивил выбор разговора друга, – но он ведь стар. Естественно, он уже давно окончил академию.

– Да, но Карат его на десять лет старше и тоже был в первом выпуске. Если бы Барлоу окончил академию на десятом году её существования, никто бы не мог сказать, что он был среди первых. Получается, Барлоу выпустился очень молодым.

– Может и так, только мне всё равно глубоко плевать. Меня мой выпуск волнует. А заодно найти настоящего преподавателя на магистратуру. Ладно, на какой мы этаж есть пойдём?

– Третий, конечно.

– Ох, туда такая морока добираться.

– Да, но шаурма, которую там делают – пища богов.

– Не спорю, просто терпеть не могу менять элеваторы.

– В этом виноваты архитекторы башни.

– Или те, кто решил расположить столовую с шаурмой на этаже недоступном с центральных шахт.

– Запретный плод всегда слаще, друг мой.

– Шаурма – последнее блюдо, которое должно быть сладким.

– Ну почему ты всегда такой зануда, Томми? Студентам положено быть весёлыми.

– Сложно быть весёлым, когда твой куратор – Барлоу.

Томас был абсолютным чемпионом в нагнетании уныния. Поэтому, на данном этапе Альберту оставалось лишь вздохнуть и молча продолжить путь. А путь провёл их через серию совершенно захламлённых залов обратно к лифтам. И здесь перед друзьями вставала архитектурная проблема. Дело в том, что изначально академия имела всего тридцать этажей. Но по мере того, как технологии сингулярности поднимались всё выше, росли и амбиции храма науки. Спустя тридцать лет, башня была перестроена, с твёрдыми намерениями вознестись над облаками становясь в некотором роде коконом, заключившим в себя старую постройку. Весь этот проект потребовал большую серию перепланировок, в ходе которых ряд этажей оказался попросту забыт. Доступ к ним был возможен только по старым лифтовым шахтам. Одним из таких этажей был тот самый, где юношей ждало заветное восточное блюдо.

Спустя всю мороку со сменой систем передвижения и медленным спуском на древнем заторможенном лифте, они наконец оказались на третьем этаже. Томас был слабо знаком с факультетом, что гнездился тут. Всё что молодому учёному было известно – местный факультет имел какое-то отношение к строительству и был самым непопулярным среди абитуриентов. Они даже не могли похвастаться таким же количеством неиспользуемого инженерного хлама, как факультет цепей, из-за чего путь по этажу был куда свободнее. А вот что на третьем этаже было популярно, так это столовая, где готовили шаурма – блюдо, привезённое в город людьми с песчаных земель востока, наполняющее желудок калейдоскопом пищи, а вкусовые рецепторы – экзотическим танцем специй. Столовая эта была настолько любима студентами, что даже посреди пары в ней было немало народу.

После умопомрачительного обеда, за которым оба юноши взяли себе особенно острую версию лакомства, они развалились на стульях и стали прикидывать планы на оставшийся день.

– Почему бы просто не отправиться… – Томас икнул, – обратно в комнату?

– Ну нееет, – Альберт откинулся на спинке, мечтательно глядя в засаленный потолок, – когда устраиваешь себе выходной, надо оканчивать его на высокой ноте.