Студенты сингулярности

– Ха-ха-ха, ты и твой чокнутый профессор. – Альберт лежал на втором столе и только теперь отвлёкся от попыток завить волосы Керри в косу. – У меня с Погли просто лафа. Осталось несколько мелких опытов и закончу.

– Ну тогда вы оба можете отправляться далеко и надолго, Ал. Я с каждым визитом к Барлоу всё дальше схожу с ума. – Томас откинулся на стуле. – Ещё и ездить приходится к нему в подвал. Насколько надо быть бесполезным профессором, чтобы иметь кабинет в подвале? Девяносто два этажа, каждый размером со стадион, а он в подвале.

– Может просто не любит высоту? – предложила Керри, высвобождая свои волосы из беспокойных рук Альберта.

– Ага, конечно. Я тоже высоту не люблю и как-то мирюсь с нашим облачным уровнем.

– Только потому, что ты в первый же день передвинул стол к окну, – засмеялся Альберт. – И вообще, это диплом бакалавра, все знают, что это формальность. Можешь хоть размн-ожение белок изучать.

– А твой диплом – просто формальность?

– Ну… нет, но это чисто случайно. Я тему придумал, когда не мог носки найти.

– А она у тебя кстати какая? – поинтересовалась Амелия.

– Гео… логическое опреде-ление кристаллов. Придумываем, как найти тусклые камни глубоко в земле. А у тебя?

– Сингулярная трансфузия. Я хотела найти способ перемещать энергию между кристаллами.

– Погоди. А разве мы это уже не умеем? На втором курсе только об этом задачи и решали.

– Нет-нет, это было про использование нескольких кристаллов в одной цепи, а я хочу придумать как переместить энергию из одного кристалла в другой.

– А на кой нам это надо?

– Ну мало ли. Это просто теория. Практического применения я ей не придумывала. Мы же учёные, а не инженеры.

– И то верно, – признал поражение Альберт. – А ты Томми? Твой о чём?

– Я тебе миллион раз говорил! О волновой природе сингулярности.

– Да? Наверное, мне было всё равно.

– Естественно. Каждый раз, когда я пытался объяснить его, ты либо убегал, либо затыкал уши.

– Но тебя таааааак скучно слушать, – простонал Альберт, – Вот Керри – гораздо интереснее. Эй, Кер, твой о чём?

– Ну… не знаю стоит ли вам говорить.

– Что? – Альберт был ранен в лучших чувствах. – Ты не поделишься с лучшими друзьями? Мы свои назвали, теперь твой черёд.

– Давно ли ты стал её лучшим другом? – усмехнулся Томас.

– Полчаса назад, когда вместе пили. Именно так и заводятся друзья, Томми, мой ворчливый лучший друг. Но правда, Керри, я тебе волосы заплетал, неужели ты не доверишься мне со своей темой?

– Ладно… – Керри набрала воздуха в грудь, – моя тема – энтропия сингулярности.

Пауза повисла в комнате.

– И? – выразил общий конфуз Альберт. – Что в этом тайного?

– То, что это как-то страшновато, не находите? Если моё исследование окажется правдой – мы можем навсегда потерять энергию сингулярности.

– Пфф, ещё найдём. Тоже мне, Кер, уж тебя я не принимал за такую трусиху. Я бы ещё понял, если бы это была идея Томми… я бы в голос посмеялся бы, но понял.

– Спасибо за понимание, – едко добавил Томас.

– Ну, в некотором роде это и правда идея Томми, – добавила Керри, на что Альберт разразился хохотом. – Мы как-то обсуждали тот факт, что кристаллы каждые несколько лет теряют в яркости и он сказал, что не удивился бы, если бы однажды они и вовсе перестали производить энергию.

– А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА, – продолжал умирать от смеха Альберт, – Томми, что же ты за печальный зануда?

– Да заткнись ты уже, – гаркнул уязвлённый молодой человек, – я просто предположил, что такое возможно. Я не ожидаю, что это произойдёт. Но яркость-то они и правда теряют. Не случайно же это происходит. Должен быть какой-то процесс деградации.

– А знаешь, что, – подключилась к разговору Амелия, – думаю ты прав. Но моменты угасания настолько длинные, что может пройти не один десяток лет для кристалла. Да и несмотря на это, мощность остаётся той же.

– Вот это как раз мы с профессором Рид и обнаружили, – вновь подала голос Керри, – мощность может и кажется той же, но скорость подачи энергии замедляется. Проблема в том, что у нас нет инструмента, который мог бы объективно замерить этот факт. Я подозреваю есть какой-то процесс, происходящий в момент подключения кристалла к цепи.

– Может какой-то переходный процесс? – предложил Альберт на удивление трезвым голосом. – Ну в смысле, сингулярность же просто чистейшая форма энергии. Рекомбинатором мы меняем природу отдельного кристалла, и его энергия начинает выходить кинетической, или тепловой, или светом. Как-то же кристалл должен определять, какую энергию он должен выводить.

Печальная реальность вечеринок старших курсов в том, что они часто заканчиваются обсуждением учёбы. Хоть суть вечеринки в том, чтобы уйти от забот и насладиться жизнью, к четвёртому курсу наука становится жизнью студентов. Там, где молодые обсуждали бы привлекательность противоположного пола, у старших сплошные кристаллы, дипломы и процессы, даже при наличии привлекательного противоположного пола. А за обсуждением учебы вечеринка закономерно сходит на нет, оставляя студентов спать, где придётся.

***

По утру Томас был благодарен гению предыдущих поколений за мягкий и спокойный звук будильника. Он точно не знал, был ли этот нежный звук естественным продуктом преобразования кристалла в звуковой, или кто-то намеренно разрабатывал его, но с похмелья более гуманного способа намеренно разбудить человека не существовало. Томас перекатился с кровати и был рад узнать, что этой ночью он спал на нижнем ярусе, а значит синяк заживёт гораздо быстрее. Последующие несколько минут были посвящены типичным утренним делам: чистке зубов, приготовлению чая, поиску наиболее чистой одежды, хождению кругами по комнате в попытке вспомнить, что ты хотел сделать, и прочим. Альберт был гораздо осторожнее, а потому сначала высунул голову, чтобы оценить высоту. Определив её как удовлетворительную, он также перекатился с кровати. Спустя ещё двадцать минут, оба вылетели стрелой из комнаты, от осознания, что до урока осталось пять минут.

Нельзя сказать, что лекции профессора Хоэла были обязательны к посещению, поскольку обычно профессор был слишком увлечён звуком своего голоса, чтобы инспектировать пустые столы, но пара сложностей в их посещении присутствовала. Во-первых, память на лица у профессора была отменная и он всегда мог по памяти вспомнить как часто видел каждое лицо. Во-вторых, ничто так не злило его, как отсутствие пунктуальности, так что появляться после звонка было ещё опаснее, чем не приходить вовсе.

Ровно за тринадцать секунд до звонка Томас и Альберт ворвались в аудиторию и свалились на ближайшие к ним места. Закончив с этой формальностью, у них теперь было полтора часа, которые можно было посвятить любым занятиям. Пока профессор рассказывал об особенностях формирования кристалла во влажных средах с кислой почвой, Альберт довершил свой завтрак, а Томас изучил свой доклад, который позже должен был зачитать Барлоу. И до следующего звонка оставалось ещё много времени.

– Как видите молекулярная структура ассимилирует сингуляры с нижних слоёв. Вам может показаться, что из-за этого должна повышаться яркость, но вместо этого ядро конденсируется, что в свою очередь приводит к сублимации сингулярных каналов… – монотонный голос профессора Хоэла мерно убаюкивал всех присутствующих, заставляя студентов искать способы борьбы со сном.

У Томаса с Альбертом было своё решение для этой проблемы.

– Лопата.

– Альбатрос.

– Сыр.

– Романтика.

– Арбуз.

– Запрос.

– С-с-с-с-тарание.

– Что-то, что ты не вкладываешь в игру? Еретик.

– Ох, кретинизм. Счастлив?

– Му-

– Может закончим уже?

– А ты предпочтёшь слушать лекцию Хоэла? – Предложил Томас, перелистывая свой доклад в начало. – Она ведь вроде к твоему диплому отношение имеет.

– Не, – Альберт махнул рукой, – это несущественно. Моя задача найти кристаллы. Как они растут – меня вообще не волнует.

– Готов поспорить Погли бы тебе много чего высказал за такой взгляд на вещи.

– Ну ладно, может немного существенно, но мне всё равно нет смысла это слушать. Я и так понимаю рост кристаллов.

– Да ты ни одну лекцию не слушал.

– А их и не нужно слушать, Томми. Когда ты понимаешь предмет, ты сам способен придумать всё, что объясняют на лекциях.

– Ну вы только послушайте Доктора Айнцберна. И ты ещё меня обвиняешься в любви выделываться.

– Но это реально так. Это как ходьба: ты не думаешь о том какие мышцы, когда напрячь, ты просто идёшь.

– И что же ты так хорошо понимаешь в росте кристаллов?

– Ну не знаю. Всё? Просто задай мне любый условия, и я скажу тебе какой кристалл в них вырастет.

– Хорошо. Илистая почва, метров тридцать в глубину, щелочная, два года. Хоэл меня это спрашивал на прошлом экзамене, так что я помню ответ.

– Ядро низкой плотности, средняя яркость, мощность порядка пятисот Си. При этом скорее всего узкий и высокий.

– … Чёрт, похоже ты и правда в этом разбираешься.

– Говорил же. Давай уже придумай: как ещё убить время.

– Я, пожалуй, перечитаю доклад ещё раз.

– Ну ты прямо как солдат в-

– Заткнись.

– На кой ты так стараешься? Ты же и так понимаешь, что Барлоу просто будет выносить тебе мозги заданный интервал времени. Почему бы просто не расслабиться и получить удовольствие?

– Потому что мне ещё два месяца с ним работать над моим дипломом, так что мне нельзя давать ему поводом считать меня плохим учёным. Но ты небось так и предвкушаешь наш поединок на следующем уроке.

– Ну-у, я вообще-то вряд ли приду, – с этими словами лицо Альберта приняло виноватый вид.

– То есть как? Это не лекция, толпы студентов не будет, чтобы прикрыть твоё отсутствие.

– Ну-у-у, у меня другие планы. Да и Барлоу плевать на мою посещаемость. Просто придумаю какое-нибудь оправдание.

– И что это за планы?

– Я… должен помощь кое-кому.

– Помочь с чем?

– Кое с чем?

– Ты ведь понимаешь, что только закапываешь себя глубже, пытаясь вилять? Рассказывай. Или я уже не твой лучший друг?

– Ладно-ладно. Мы с Керри отправляемся в город. Я обещал помочь ей с исследованием. И мы может… посидим где-нибудь.

– О-о. Готов поспорить у неё большие надежды на это «исследование».

– Ну я… не знаю.

За все четыре года, что Томас знал Альберта, ещё никогда тот не выглядел нерешительным.

– Просто Керри ведь такая приличная девушка, а я…

– Разгильдяй? Идиот? Скотина?

– Остановимся на разгильдяе. Просто я к тому, что будь это Амелия и думать было бы не о чем, погуляли бы пару недель и она бы меня бросила ради кого поновее, и без обид. Но Керри… Я, честно сказать, боюсь разочаровать её.

– Это как раз хорошо. Хоть в чём-то ты наконец проявишь усердие.

– А что, если не сработает?

– Тогда делай всё, что в твоих силах, чтобы работало. Вообще, вопрос тут простой: она тебе нравится?

– Ну… она милая девчонка.

– Хочешь сказать она тебе не нравится?

– Точно нет.

– Тогда попробуй и посмотри, что будет. В жизни на большее надеяться не приходится.

Альберт вздохнул и устремил мечтательный взгляд в пустоту, пока Томас в очередной раз листал свой доклад. Хоэл продолжал нудеть про кристаллы и почву, не обращая внимания на целые ряды спящий на своих книгах студентов, испускавших мерное сопение, и остальных, что играли в настольные игры в тетрадках.

Через, предположительно, сорок минут, звонок вырвал Хоэла из его транса, и профессор объявил окончание лекции. Студенты поспешили покинуть аудиторию. В коридоре Томас пожелал Альберту удачи, и их пути на этот день разделились.

Перерыв между уроками обычно составлял десять минут, но, благодаря кристаллам кинетического гашения в лифтовом механизме, этого времени более чем хватало, чтобы попасть на любой из девяносто двух этажей башни. Уроки Барлоу проходили на восемьдесят пятом этаже, аккурат над сегодняшним плотным слоем облаков. Кабинет это был далеко не самый чистый и красивый, и тем более он не был велик, вмещая не больше трёх десятков студентов. Но в такие дни не было ничего лучше, чем любоваться мягкой периной испарившейся воды, под яркими лучами солнца, оставшимися только последним семи этажам.

Однако, прежде чем Томас мог бы насладиться видами, ему предстояло несколько обязательных минут позора. Он зашёл в аудиторию, в которой уже сидело несколько его одногруппников, скорее всего прогулявших лекцию Хоэла. Чтобы скрасить свой день, Томас занял один из столов на задних рядах прямо у окна. Правда из двух мест за столом он выбрал дальнее от окна. Даже после стольких лет в академии, Томас всё ещё с опасением относился к высоте. Кто-то мог бы назвать это фобией, но сам Томас предпочитал считать, что у него просто слишком хорошее воображение, чтобы не представить себе ситуацию, в которой он мог бы выпасть наружу. Вскоре подтянулась и остальная часть группы. К Томасу за столом присоединилась Амелия, которую невозможно было оттащить от окон на верхних этажах. Новый звонок оповестил академию о начале урока и, всего через десять минут после него, в аудитории наконец появился Барлоу, сопровождаемый разочарованным вздохом сидящих. Сколько бы раз это ни происходило, но каждый раз, когда профессор опаздывает, студенты лелеют надежду, что урок будет отменён.

– Так, мальчики и девочки, – начальственным тоном Барлоу без промедления взял контроль над публикой, – мы сегодня припозднились с началом, так что придётся занять пятнадцать минут из вашего обеденного перерыва.

Хотя любому наблюдателю была бы очевидная логическая ошибка заявления, присутствующие студенты слишком хорошо понимали, что высказывание возражений только разозлит Барлоу. Их научил горький опыт первого курса, который, по мнению Альберта, и был источником нелюбви Профессора к Томасу.

– Начнём мы сегодня с доклада Поплина, после чего продолжим тему предыдущего урока. Поплин, хватит там разваливаться, иди к доске, мы и так достаточно времени потеряли.

Со знакомым всей группе вздохом, Томас покинул стол и вышел на всеобщее обозрение.

– Мой доклад основан на работе, проводимой мной в рамках дипломного проекта и посвящён теоретической волновой природе энергии сингулярности в-

– Поплин-Поплин, ну кто же так начинает доклад? – Этими словами Барлоу начинал предстоящую пытку. – Ты же никакой стартовой точки не даёшь своим слушателям. Нельзя так прямо начинать доклад, просто заявляя его тему.

– Да, понял. Итак, как мы все знаем, учёные ещё не пришли к единой теории о природе энергии сингулярности. В своём исследовании я пытаюсь найти фундаментальный принцип её-

– Нет, Поплин, опять ты спешишь. Надо начинать издалека, иначе твоя информация не релевантна для остальных. Ты должен учиться преподносить знания как педагог. На курсе магистров вам предстоит вести занятия у младших курсов, а с твоим подходом они ничему не научатся.

– Ну так и как мне надо начинать, Профессор?

– Очевидно же: тебе надо начать с многообразия мира.

Голова Томаса сама повернулась от всепоглощающей ошарашенности, вызванной необъятным безумием заявления.

– Наш мир многообразен, – начал он, пытаясь нащупать ногами разума почву требуемого дискурса, – и… одной из самых многообразных вещей являются кристаллы сингулярности… Чью природу за пятьдесят лет наблюдения не удалось установить. Поэтому моё исследование пытается-

– Опять торопишься, Поплин. Не прыгай с места в карьер. Сначала поговори о том, что известно про кристаллы сингулярности.

Раздражение мерно росло, но Томас был терпеливым человеком.

– Хорошо. Эти кристаллы производят особую форму энергии, которую мы называем сингулярностью. Название происходит от древнего слова «сингулум», означающего единство, так как эта энергия имеет абсолютно чистую форму, требующую рекомбинации. Но нам по-прежнему не известна природа этой чистой энергии и-

– Не начинай говорить об одном, чтобы тут же сменить тему. Если уж заговорил про рекомбинацию, то расскажи, как она проходит.

– Это-то какое отношение имеет к моему исследованию?! – Пределы терпения Томаса были достигнуты и быстро преодолевались.

– Не знаю, ты же завёл речь про рекомбинацию.

– Потому что вы меня заставили говорить о сути сингулярности! Что я ещё мог сказать?

– А мне почём знать? Твой же доклад. Хватит уже время тратить, Поплин, подходи к сути.

Скрежет зубов Томаса мог соперничать с точильным станком. Он чувствовал, как каждый мускул на его лице пытается скривиться из ненависти к Барлоу. И самое худшее было то, что любое сопротивление заставит эту пытку длиться вечно.

– В применении рекомбинации-

– Не используй пустых терминов. Сначала дай определение рекомбинации.

– Процесс преобразования чистой энергии сингулярности в одну из базовых физических сил называется рекомбинацией. – Томас остановился и взглянул на Барлоу. К его счастью, Профессор просто кивнул. – Он достигается путём пропускания сильного потока сингулярности через кристалл, после чего приложения требуемой физической силы к ядру кристалла.

Томас ещё раз взглянул на Барлоу, на всякий случай и, как ни странно, Профессор похоже был доволен. Но теперь перед Томасом стояла новая проблема: как выйти к нужной теме?

– Однако… – у Томаса пока не было продолжения этого предложения, но начало было хорошее, – этот процесс опирается на создание цепи из кристаллов. Иииии… нам следует задаться вопросом: возможен ли поток энергии между ними без физического контакта.

Решение было однозначно позитивным. Не то, чтобы Томас имел подобные мысли в задаче своего исследования, но, если удавалось говорить без прерываний Барлоу, остальное было не важно. Вот только поглощённый своими проблемами, Томас не заметил, как от его слов встрепенулась Амелия. Она выпрямилась, с уст её сошла улыбка, а в руках появилось перо, бегающее по тетрадке. Пока её друг прорывался сквозь семантический лабиринт безумного профессора, в её голове рождались новые идеи.

– Таким образом, поскольку мы до сих пор не имеем твёрдого представления о природе энергии сингулярности, существует вероятность, что подобный бесконтактный поток возможен. Если, к примеру, мы предположим, что она имеет форму волны, то сингулярность могла бы создавать возмущение вокруг себя, которое мы могли бы использовать как самостоятельный поток сингулярности в рекомбинации.

Редко когда Томасу удавалось так удачно зачитывать доклад. Барлоу не прерывал его уже добрых пять минут, а сам он смог добраться до основной темы. Но на данном этапе даже он уже заметил, сколько шума делала Амелия, листая бумаги и скрипя пером. И, естественно, Барлоу не было никакого дела до неё. Если бы Томас издал хотя бы шорох во время чужого выступления, Барлоу бы сожрал его с потрохами. Хотя всем и так было известно, насколько мягок Барлоу со студентами женского пола.

Томас продолжил свой доклад и смог дойти до конца с жалкими пятью прерываниями от Барлоу на технических моментах речи. По его стандартам, это был настоящий фурор и Томас смог наконец-то вернуться за стол к Амелии. К доске вышел сам Барлоу и начал, как полагается самому бесполезному профессору, говорить ни о чём.

– Ты чего так завелась посреди моего доклада? – шепнул Томас.

– Меня осенило. – Глаза Амелии сияли от радости и гордости разом. – Если твоя идея о поле сингулярности верна, то это именно то, что я могу использовать для передачи энергии между кристаллами. Всё благодаря тебе Томми!

– Благодари скорее Барлоу, – мрачно шепнул Томас, – если бы не его идиотские замечания, я бы не стал говорить о чём-то настолько отдалённом и не имеющим к моей теме отношения.

– Как бы то ни было, но именно твоё исследование дало мне нужное направление.

– Тогда всегда пожалуйста, Эм. Вообще, у меня есть некоторые заметки в этом направлении. Например, полностью решённая теорема Лемарка.

– Ты решил целую теорему Лемарка?! – глаза Амелии вылезли из орбит.

– Да, но я потратил почти месяц на это. Если хочешь, можешь зайти ко мне, покажу расчёты.

– О, Томми, это что, свидание? – шёпот Амелии наполнился игривостью.

– Я не подкатываю к занятым девчонкам. Тем более на следующий день после того, как пил вместе с их парнями.

– Ой, да расслабься, – хихикнула Амелия, – это всё часть студенческой жизни. Ты же меня знаешь, Стив не продержится дольше двух недель.

– Тогда тем более. Я бы предпочёл отношения с долгосрочным потенциалом, а у тебя ни единого такого случая.

– Может попадись мне подходящий парень, я бы и хотела чего-то большего, – на удивление, голос Амелии был полностью серьёзным в этот момент. – Обычно мне попадаются парни в стиле Альберта. А я бы хотела кого-то вроде… не знаю.

– К слову об Альберте, ты слышала, чем он сегодня занят?

– Свиданием с Керри? Да, она упоминала. По-моему, из них отличная пара.

– Серьёзно?

– Противоположности притягиваются, знаешь ли.

Видя в глазах Амелии странные нотки, Томас решил отложить неловкий разговор и отвлечься на виды. За окном лежали тяжёлые грозовые облака. Включив воображение, можно было бы представить, что снаружи тебя ждала мягкая упругая перина. А где-то далеко внизу, внутри этого полога, гремели грозы. Если и была на свете сила сравнимая в своей загадочности с сингулярностью – это была молния. Непокорная человеку стихия таила многие тайны для ума учёного. Томасу даже было слегка обидно, что имея такую удобную в применении силу как сингулярность, человечеству не было смысла изучать более опасные и сложные явления природы. А что, если бы кристаллы потеряли свою энергию? Обратились ли бы люди к окружающему миру за новыми инструментами, или вымерли бы вместе с кристаллами?

– Ты чего замечтался? Думала ты боишься высоты, – насмешливый голос Амелии вырвал Томаса из грёз.

– Как думаешь, что бы получилось, используй мы молнию в рекомбинации?

– Взрыв?

– В смысле, могли бы мы сделать кристалл, настроенный на энергию молнии?

– Наверное, но какой в этом смысл? Он бы просто бил всё вокруг молнией.

– Может мы просто ещё не понимаем её природы? Должны же быть у молнии законы.

– А ты замечал, чтобы удары молнии имели хоть какую-то корреляцию? Чего ты вообще в эту тему ударился? Из-за нашего разговора?

– На что ты намекаешь? – Томас смущённо отвёл глаза.

– Сам-то на что намекаешь?

– Я просто… не знаю, думаю о природе, – Томас откровенно потерял всякую нить.

– А следовало бы и о людях подумать, – ответила Амелия с едва уловимой ноткой разочарования.

– А это теперь в каком смысле?

– В смысле, тебя сейчас Барлоу вызовет отвечать.

– Поплин! – следуя предсказанию Амелии, голос Барлоу подсёк Томаса с места. – Кого ты выберешь?

– Э-э-э… – Сколь бы привычна эта ситуация ни была, она всегда раздражала Томаса, – выберу из кого?

– Поплин-Поплин, ты прямо как солдат в рекомбинаторе.

– Да, я в курсе. Простите, профессор, я просто не очень понял вопрос.

– Естественно не понял, все твои мысли же увлечены обворожительной одногруппницей.

– Я не-

– Я спрашиваю, как инженер, кого из трёх кандидатов ты возьмёшь с собой в лодку.

«Это НЕ помогает,» подумал Томас.

– Но я же не инженер, я – учёный, – Томас пошёл в манёвр.

– Хороший учёный никогда не забывает об инженерной стороне вопроса, Поплин. Ты же не плохой учёный.

– Надеюсь.

– Тогда отвечай.

Разговор с Барлоу был не прост, когда ты имел нить диалога. Застанный врасплох, ты оказывался на риторическом минном поле, где каждый шаг означал смерть. Но если чему человека и учит университет – так это способности искать решения даже в самых безвыходных ситуациях. И к четвёртому курсу, всякий лентяй вроде Томаса овладевал этим умением в совершенстве.

– Зависит от того, что мы выберем нашими условиями и ограничениями.

По лицу Барлоу промелькнула тень улыбки. Хорошим явлением назвать это было нельзя, но оно означало, что Томас смог перешагнуть первую мину на пути.

– Это так, Поплин. И условия с ограничениями мы уже выбрали. Так какого из оставшихся кандидатов ты выберешь?

– Ээээ… второго.

– Да? Очень интересно. И почему же ты выбрал второго? Первый и третий ничем не хуже.

– Потому, – Томас наконец скопил достаточно уверенности, чтобы идти тараном на семантический лабиринт несмотря на то, что понятия не имел о чём идёт речь, – что он ничем не хуже первого и третьего. Если условия были заданы верно – а я полагаю, что верно – то выбор проводится на основе показателей качества и на основе моего личного выбора показателей качества второй кандидат наиболее репрезентативен.

– Неужели? Чем же ты находишь его более репрезентативным?

Томас прекрасно понимал, что рано или поздно он окажется в этой ситуации. Всё что оставалось теперь – тянуть время пока не прозвенит звонок.

– Он лучше отвечает моим предпочтениям.