скачать книгу бесплатно
А вот если я опоздаю на собрание, это действительно будет беда. Поэтому лучше я приду на каблуках, хотя нельзя этого делать сегодня, зато приду вовремя.
Сегодня я в чёрном питерском пальто, подаренном мне матерью на восемнадцатилетие. Несмотря на свой возраст, оно выглядит очень прилично. Я не могу от него избавиться, потому что сильно привязываюсь к любимым вещам, равно как к людям.
На голове у меня кремовый платок и очки, поэтому узнать меня в толпе будет несколько проблематично.
И, конечно, в честь сегодняшнего торжества я в тёмно-синем костюме, который идеально сочетается с чёрными туфлями на высоком каблуке.
Также наперевес болтается чёрный «дипломат», который ударяется об меня в такт шагам.
Тем временем Люблино медленно просыпается. Московское утро поражает величавой красотой и разнообразием жителей. Люди разного возраста и всевозможных профессий идут огромной толпой – кто к метро, кто к небоходу, а кто, – по старинке к наземному транспорту. Всех нас объединяет общая идея, нас не разобщает различие в социальных ролях – пионеры несут батарею, чтобы сдать на металлолом; профессор спешно поправляет очки и обгоняет припудривавшуюся на ходу без пяти минут комсомолку; сидящие каждое утро у меня во дворе на скамеечке две бабушки (Антонина и Галина) смотрят на окружающий их мир и обсуждают между собой проходящих мимо.
Такая картина наблюдается каждый день в каждой республике мира, но именно Москва способна выталкивать из меня остатки усталости из-за недосыпа или мелких неудач в управлении, заставляя каждое утро вставать снова и идти вперёд.
6:34
Самоубийство с моей стороны – ехать в небоходе на каблуках. Несмотря на свежий налепленный пластырь, я понимаю, чем может кончиться дело.
Лифт неспешно поднимается, не думая о том, как важно как можно быстрее пустить меня в вагон. Земля становится всё дальше и дальше, меня захватывает лёгкий подъем механизма, который несёт нас вверх.
Выйдя из лифта и зайдя на платформу, я поняла, что ещё даже не красилась!
Стоя вместе с парой сотен человек, я достаю из дипломата косметику. К нам подъезжает голубая капсула на триста пассажиров. Забегая внутрь, я быстро начинаю краситься, глядя в стеклянную дверь.
– Следующая остановка – «Охотный ряд». Расчётное время в пути – восемь минут.
Закончив все процедуры, я убираю косметику и подхожу вплотную к окну. Лучи солнца сегодня такие яркие, что хочется рассмотреть их игру на домах. Но картинка размывается от скорости локомотива.
Тогда я начинаю смотреть в сверхпрочный пол, но и там ничего не видно. Если я дождусь, когда поезд остановится, то увижу родные красные звёзды. А ради мгновения, чтобы увидеть их на одном уровне с собой, можно и потерпеть.
Капсула летит быстро, но мне надо быть на шаг впереди даже неё.
6:48
Со скоростью света я бегу по Красной площади. Мне уже давно в один голос говорят перейти на реактивку, но я нахожу, что раз у меня есть возможность наравне с обычными гражданами пользоваться общественным транспортом, то я буду со своими согражданами до последнего.
– Доброе утро, т. Секретарь! – весело здоровается со мной охранник на первом пропускном пункте. Я захожу сегодня со стороны Спасской башни.
Меня будто кольнуло в голову, – забыла пропуск. Все документы, речь, всё взяла, а тут…
– Володь, чёрт, я забыла бумажный…
Разумеется, мы все друг друга знаем, но дисциплина в наше время – то, что позволяет держать всю организацию в боевом порядке и быть готовым к любым ситуациям.
В глазах охранника играет бесовское солнце утренней Москвы.
– Я тебя не видел.
Иногда у меня происходят заскоки, когда я могу забыть какую-то мелочь, как сегодня – пропуск, туфли… я часто забывала свои личные вещи. Если бы у нас не было дальнозвонов, я бы забывала и деньги, и средства связи. Но, слава Богу, всё это давно было сосредоточено в одном месте и неразрывно связано с работой. Так что максимум, что я могла забыть, это какую-нибудь косметику.
За всю жизнь я ничего не забыла принести на работу; на моей совести не было ни единого потерянного документа. Если от меня что-то зависело – я это могла держать в голове от рассвета до заката, а затем от заката до рассвета, но никак не могла это выбросить из головы. Так уж повелось у меня.
– Спасибо!
Огибаю археологические раскопки, которые были организованы для изучения истории нашего государства, и бегу во дворец.
– О, Господи, Господи, Господи!
Володе я могла что угодно накрутить, а вот перед входом в сам дворец могут быть серьёзные трудности…
6:52
Ну ничего, без бумаги можно прожить, без электронки – нет.
У входа собрались съёмочники, а мне нужно попасть внутрь.
– Ребята, доброе утро! Назад, назад!
По этикету советские съёмочники не должны задавать вопросы, когда им не дано разрешение, поэтому все безропотно расступились, здороваясь.
Быстро влетаю в здание, прохожу через турникет, прислонив дальнозвон.
Но сегодня пропуск по бумаге, как будто бы назло.
Ох и будет меня Таракан мучать за эту забытую бумажку… Он же всё узнает и найдёт повод для издёвок.
– У меня сегодня только электронка, Толян, открой, пожалуйста, – стучу в стеклянную будку охраны.
Толян охранник нашего дворца вот уже пять лет. Будучи военным, пришедшим сюда после десятилетней службы на корабле, поначалу ему пришлось привыкать к этой работе. Характер у него скверный, и пару раз его хотели отсюда убрать, потому что на все вещи у Толяна было своё мнение. Но я при первых же подобных попытках сказала, что страждущие избавиться от моего любимца сразу пойдут на покой.
Мы познакомились при странных обстоятельствах: я оставляла вечером на вахте отчёт для Таракана, которому было необходимо выступать с утра. На дежурстве сидел Толян. Я ему тогда объяснила, кому, когда и что передать. Но Толян сказал, что не запомнит, и попросил написать. Разумеется, я так и сделала. На что он просто взял и поджёг мою бумажку. От такого поступка я так и ахнула. Но Толян не стал медлить – он достал персональную швабру, которая стояла на каждом посту охраны, и попросил посвятить его в рыцари моего отдела. Поджог он объяснил как стирание недомолвок между нами. Мне было не жалко, я его посвятила, и с того момента мы подружились.
– Опаздываете, т. Секретарь, ох, опаздываете! Спали бы на рабочем месте! – усатый блондин-охранник усмехается, но, разумеется, открывает. Не дальше, чем два дня назад мы пили чай у меня в кабинете.
– Отстань, Толян, я готова как никогда! Если будешь вонять, надеру тебе уши после вечерней аудиенции!
Мы проводим традиционную утреннюю перепалку, к звукам которой все кремлёвские давно уже привыкли. Почему-то именно с Толяном у нас была такая манера общения, и мы вели себя так столько, сколько знаем друг друга.
– У меня смена через пять часов заканчивается! – он показывает мне язык.
– Дуракам всегда везёт! – и я рванула вверх по бесконечной лестнице, покрытой красным ковром, необыкновенно сочетающимся с кремовыми стенами. Солнце сверкало на стенах и слепило глаза, но каждое утро от этой привычной картины меня брало за сердце.
6:56
У меня есть время подготовиться – и ни много ни мало, а целых тридцать минут.
Влетаю в приёмную, где наготове стоит моя помощница.
– Эгле, доброе утро.
– Доброе утро, Иголочка.
Волосы у Эгле завязаны по-литовски, в них вплетены разноцветные ленты, она готова к торжественному интервью, одета в прекрасное народное платье. Как всегда женственна и красива.
– Как на боевом фронте? – спрашиваю и вижу, что Эгле мнётся. Наверное, что-то случилось.
Она всегда тактична и спокойна. Я уверена в помощи литовки, потому что в силу своего природного человеколюбия Эгле не допускает несправедливости.
– Мне позвонила Кристина Владимировна… Те ребята из здравоохранения принадлежат к чукотским сепаратистам. А ты говорила о своём не очень положительном отношении к их взглядам, вот они и решили нагадить, – она нервно разглаживает красивое платье. Не чета мне – я выгляжу как городская сумасшедшая в этом своём уже чуть ли не изодранном пальто.
– Вот симфонию закатили, – рывком снимаю его. На мне костюм, лишающий меня последних элементов женственности, и если бы не наличие румян и синей туши, да серёжек с голубым камнем, то меня было бы не отличить от парня.
– Слушай, тут такое дело… собрание перенесли на 7 утра, – не очень громко произносит Эгле.
Я взвыла и открыла кабинет.
– Кто? – кричу я, заведомо зная ответ, вследствие чего не испытываю злобы, гнева, разочарования или что там ещё можно испытывать. Но мне нужно услышать Эгле. Нужно.
Бегу в кабинет, скидывая туфли, и быстро жалею об этом – пол буквально за несколько секунд покрывается небольшими лужицами крови.
– Т. Главнокомандующий.
На моей раскладушке лежит новое платье, белое в красный горошек. И записка «К сегодняшнему интервью. От Таракана из Омска».
– Что за человек! Откуда такие берутся! – я мечусь по кабинету. – Он сегодня в Кёльн или Прагу?
– Да в Прагу. Чехи всё по высшему разряду решили сделать.
– Повезло… – шиплю я, увидев злополучные туфли без каблука и начинаю смеяться.
Эгле на меня смотрит со страхом.
– С ногами всё в порядке?
– Более чем, – я лезу в сумку, чтобы поменять пластырь. – Где собрание?
После собрания будет перерыв на завтрак, затем нужно будет давать интервью по всем планам, высказывать личное мнение, без партии. Поэтому лучше сделать приятное Таракану и переодеться в его подарок.
– В Екатерининском зале.
Краем глаза смотрюсь в зеркало на столе, понимаю, что себе я не нравлюсь, улыбаюсь этому и быстрее копаюсь в «дипломате».
Эгле, видно, думает, что я расстраиваюсь из-за своего всклокоченного вида, поэтому стандартно старается подбодрить. Хотя я каждый день прекрасно вижу себя в зеркале. И мне глубоко безразличен свой вид, если он находится в рамках приличия:
– Иголочка, ты сейчас выглядишь лучше всех, все мужики страны к дальнозвонам прилипнут. Всё-таки важный момент в современной истории. И с такой красавицей.
Я смеюсь.
– Дура ты, Эгле. Думать мне больше не о чем.
Быстро поменяв пластырь, я выхожу из кабинета в балетках. Очень хорошо, что каблука сейчас нет.
– Отзвонись Энрикс и узнай о Перуанской стороне на Осакском саммите. Сообщения из Кракова на стол.
Эгле открыла мой Деловик, синие иконки окружили её на 180 градусов, и по нему начала говорить мое расписание:
– В 15 встреча министров Западно-Азиатской республики.
– Отлично! – я стою и проверяю документы с папкой. – От скуки не умрём сегодня… умрём от другого. Где Сербский посол? Я собираюсь цензурить их телевидение. Детей искалечат, борцы за природную натуральность.
Эгле быстро сверяется.
– Аудиенция в 19.
Всё нужное на местах.
– Спасибо, что бы я без тебя делала.
И тут зазвонили часы в приёмной – 7:00. Мы встретились взглядами с Эгле, и я рассмеялась.
7:01
– Доброе утро! Извините!.. Я!.. – влетаю в зал запыхавшись и не могу вымолвить ни единого слова. Пока все со мной здороваются, я наблюдаю эстетичную утреннюю картину.
В пока ещё пустом зале находилось три человека: т. Главнокомандующий, который сидел на стуле и листал своё расписание, раскидав иконки на соседний слева стул; т. Премьер-министр, пивший воду у окна и поглядывавший в сад, полузакрыв глаза; т. Пресс-секретарь, который несколько сонно сидел справа с Головней и норовил стащить иконки, чтобы дать им нецензурные названия. И теперь ещё я, т. Генеральный Секретарь, или, как прижилось в народе, Генеральный Секретарь по Счастью, медленно шла в середину зала, где были наши места.
– А вот и наша звезда образца пролетарского счастья! Как не стыдно на Мировое опаздывать! – Таракан сонно клюёт носом, следя за каждым движением Головни, но уже готов начать издеваться, он аж светится. Это значит, что нам нельзя сегодня садиться вместе, иначе мы будем смеяться в самый неподходящий момент. – Сепаратисты ещё кусков не отрезали? «Я за свободу взглядов, но сепаратизм мне чужд!» – передразнивает меня, вытянувшись по струнке. – А потом что-то резко произошло с Индонезийским здравоохранением. Кто виноват? – он выдержал паузу. – Вот он, – Таракан жестом указывает на Головню.
– Да ладно, ничего страшного, всего на минуту опоздала, – Головня обыкновенно не обращает внимания на кривляния Таракана, он стандартно отстранённо смотрит на меня, тоже немного мутным взглядом. – Я сам не хочу лететь раньше. Извини, что не предупредил, но сегодня нужно осмотреть с Зубенко завод. Ребятам было легче, они тут уже полтора часа торчат, – он кивает на это сонное царство.
Алмаз смотрел в окно и тщетно пытался допить стакан воды, нервничая перед выступлением:
– Головня, мы когда начнём? – с полным спокойствием спросил он.
Головня закрыл Деловик (Таракан наигранно вскрикнул, он уже ухватил было голубую иконку), встал и резко выпрямился, огляделся и будто сразу выспался.
– Иголочка, раскладывайся, ты у нас будешь первой. Таракан, запускай съёмочников. Алмаз, давай на место, завтрак после будет.
Мы принялись исполнять.
Народ стал заходить и рассаживаться. Мне нужно было разложить бумаги перед выступлением. Речь я репетировала только перед сном, но волнения не было, потому что говорить сегодня нужно было только о хорошем.
Я выложила всё по порядку на трибуне и посмотрела в дальний конец светлого длинного зала.
– Ты готова? – Головня максимально раскрыл карие глаза и, стоя прямо под трибуной, вгляделся снизу вверх в мои, ожидая, пока я кивну.
Что-то внутри меня оборвалось, но в тот момент я не поняла, что это было.
действие 2
