скачать книгу бесплатно
Последней присоединённой республикой была Китайская. Она была добавлена в самом конце – потому что, став в 1930 году закрытой (но тоже коммунистической) страной, держала в отношении остального мира железный занавес. Несмотря на бедность населения, правительство будто парило в облаках, полагая, что сможет выстоять в одиночку.
А ведь уже в 1925 году было понятно, что Советский Союз заполонит весь мир. На тот момент в составе государства насчитывалась 31 республика. Но Китай не терял веры в свою независимость, хотя власть, существовавшая в стране Советов, устроенная намного лучше, чем любой управленческий аппарат, не диктовала ничего, кроме власти и воли народа; был признан единственным государственным судом Народный (НС СССР), дано полное право на выбор всего того, что только мог бы пожелать советский гражданин – начиная с вероисповедания и заканчивая сексуальной ориентацией.
На рубеже 1930—50 годов Советский Союз расширился до 74 стран-членов; а к 1970 году в его состав входило уже 178.
Постепенно понимая неизбежное, оставшееся человечество либо бессмысленно барахталось в поисках замены продукции, производимой в самой мощной империи в истории планеты, либо, чтобы понести наименьшие потери, становилось независимыми республиками Союза.
Уже к 1990 году в составе СССР было 194 республики. Человечество приближалось к правильному ходу духовного и физического развития. Упрямых почти не осталось; а те, что ещё могли встретиться, латали дыры в бюджетах. Таким образом, к 1999 году в составе СССР была 201 республика – кроме одного только Китая.
Надо отметить, что китайская экономика оказалась гораздо более живучей, нежели у любой другой страны. Но и она не могла сопротивляться вечно, поэтому к началу нового тысячелетия, к январю 2001 года, на карте мира была изображена единая страна Советов, по-новому разделённая на 11 независимых республик».
07.04.2029 Молдавский район, Кишинёв, бульвар Штефана Чел Маре, 07:04
Весь проспект снова стоял как обычно с утра. Маршрутка была забита пассажирами как обычно с утра. Солнце светило рассветным ярким лучом мне прямо в левый глаз как обычно с утра. Всё было как обычно с утра, и меня это как обычно бесило.
Моя левая рука окончательно сгорела на весеннем солнце, и мне порядком поднадоело смазывать её каждый день перед сменой. Поэтому я решил, что, если мне суждено содрать свою кожу, то это произойдёт только из-за солнца, направленного в мою маршрутку.
Я оторвал руку от окна, где она могла лежать часами, одёрнул майку и внимательно осмотрел место ожога, ведь делать всё равно было нечего.
По радио играл Суручану, мне было несколько муторно стоять в пробке, и я то и дело косил глазом на переулок справа, стуча в такт песне.
Aste sare mult meine, mult meine
Каждый день вот уже десять лет я вставал в пять утра и начинал рабочий день вместе с Аделаидой. Я, как порядочный гражданин, уважаю профессии других людей, но по-настоящему нашёл себя именно в вождении маршрутки. Говорят, что высшее образование необходимо каждому порядочному советскому человеку, ну так я и закончил машинно-механическое.
Parke-n truna as visa,
Правда, я терпеть не могу эту ежедневную тошнотную обстановку, заключающуюся в бесконечном информационном потоке о том, как «всё хорошо».
Aste sare doar ku tine, doar ku tine,
Определённо, что-то было в том, что ради всеобщего блага трудится весь миллиард жителей планеты, но мне было неприятно это неменяющееся руководство, которое вело нас к светлому будущему, и мы не видели перемен.
Doar ku tine vo dansa.
Пошёл припев песни – я слышал, как в салоне подпевали пассажиры.
Ох, любит наш народ с утра включить классические национальные произведения. Невозможно выбросить Суручану из головы весь день.
Yn lumina palide – a-ha
По центральной улице города шло много людей, они спешили по своим делам. Солнце играло на домах, отчего казалось, будто утреннее общественное сознание возведено в абсолют, и нет уже ничего непознанного на нашей улице. В такие моменты мне казалось, что я излишне философски отношусь к жизни.
And a lumynor achistor – a-ha
Дорожная полоса загружена исключительно общественным транспортом, ведь на собственное средство передвижения может рассчитывать только определённая категория граждан, которой необходима мобильность в передвижении. Это те, кого могут срочно вызвать на другой конец города в любое время суток или государственная тайна не позволяет выполнять поручение на виду у простых граждан – то есть я говорю о категории граждан, которая называется «управленческая». В моём поле зрения есть две «Волги» на солнечных батареях, что говорит о наличии этих наших «святых». Всё остальное – маршрутки, троллейбусы и автобусы. Вообще, обязательное введение маршруток произошло около пятнадцати лет назад, так что мы, маршрутчики, в некотором роде новаторы, и нужны наши старания для того, чтобы разгрузить центр нашей прекрасной столицы.
Nu ku vin ymbateme – a-ha
Хотел бы подчеркнуть, что Аделаида – исключительная в своём роде машина. Я долго занимался её улучшениями, и так получилось, что теперь она и по госзаказу (целиком на солнечных батареях), и по моей осторожности (на дровах как «Запорожец») может быть пригодна к любым природным условиям. Только внутри неё могла быть уверенность в завтрашнем дне, и только она могла дать своим пассажирам спокойствие и защищённость.
Chi ku seruter, chi ku seruter
Жители Кишинёва в конце февраля слёзно попросили отремонтировать дорогу, вот правительство и решило неотложно заняться делами первой необходимости. Поэтому уже два месяца я стоял в пробке каждое утро.
Но граждане так положительно к этому относились, аж за душу брало – казалось бы, им самим стало проблематично передвигаться. Ну, да и ладно, зато власти пошли навстречу народной воле, и вот результат, – мы сами тонем в том, чего так хотели. Как будто до людей ещё не доходило, что они сами решают свои же проблемы; что у власти такие же, как они.
Как же!
Но народ у нас удивительный, радуются как дети малые.
Только меня раздражал сам факт наличия вот этой самой гармонии в головах людей, вот этого слишком идеалистичного миропорядка, действующего абсолютно повсеместно.
– Т. водитель, вы не могли бы ехать побыстрее? Мы опаздываем на работу! – прокричал седой дед мне прямо в ухо.
Центр столицы стоял вдоль и поперёк, но как же я мог отказать? К тому же, деду?
Пробки и очереди никого не раздражали, они никогда не вызывали у советского народа отторжения – их можно было, скорее, назвать отражением нашей коллективистской самобытности. Несмотря на то, что в магазинах давно всё было, люди по старой привычке любили собираться в очереди, хотя уже и не проводили там большую часть жизни, как это было пятьдесят-шестьдесят лет назад. Все чинно стояли в пробке, никто не говорил, что опаздывает, но очевидные вещи видны налицо. Так что дед правильно поступил, указав на мой просчёт.
Я должен был показать воспитанность, поэтому, тряхнув чёрными вьющимися волосами, на весь салон чётко ответил:
– Конечно. Дайте мне минуту – и мы приедем.
А ведь мне нужен был только повод, верно?
Я крепко взялся за чёрный кожаный руль и нежно провёл по нему пальцами.
– Ну, давай, Аделаида!
Неописуемо радостное для обывателей утро, бесившее меня с самого восхода, переставало быть таким приторно-сладким.
Постепенно серость мира разбивалась на мелкие кусочки, будто глиняный горшок, упавший со шкафа и медленно расползавшийся по полу в замедленном действии.
Да, ремонт мешал двинуться с места, но это никогда не было проблемой для настоящих профессионалов своего дела; людей, которые ценили и знали своё благородное призвание, – водить маршрутки. Поэтому я ехал напрямую к дому Правительства Молдавии.
Аделаида была с утра начищена моими трудолюбивыми руками и теперь, когда мы составляли с ней единое целое, я был уверен в том, что своим блеском она сможет затмить всех недоброжелателей. Объезжая транспортные средства, она издавала настоящую музыку для ушей любого уважающего себя водителя этого чудесного вида транспорта. Её величие превосходило любую маршрутку из соседей по цеху – все шофёры безумно завидовали мощи и выдержке Аделаиды, которой я занимался не покладая рук вот уже два года.
– Пожалуйста, держитесь крепче.
Я объезжал, сигналил, ругался, но выехал из пробки.
Мы быстро ехали по прямой улице, никуда не сворачивая. Подъезжая к остановке, я замедлил ход, чтобы пассажиры со всеми удобствами остановились прямо у стеклянной панели.
– Приехали.
Пассажиры ошеломлённо выходили из обители Молдовской Неприкасаемости. Солнце играло на стеклянной крыше со светодиодной подсветкой остановки.
Я продолжил движение, пока не доехал до автопарка.
Весь штат кишинёвских водителей состоял из профессионалов, которые работали на благо молдовских пассажиров. Мы все идейные люди, каждый из нас имеет высшую цель, но мы всегда сходились в одном – в стремлении к благополучию нашего автопарка.
Вот я уже удовлетворённо сверил время, растёкся было в кресле, предвкушая божественный аромат вчерашней, вылежавшейся на солнце котлеты, как вдруг:
– Это что такое, блин?! Нет, ты мне, блин, объясни! Датчики снова на тебе звенят!
Жаль, что я не мог разлечься поудобнее как перед экраном, потому что планировалась подлинно МХАТовская игра в исполнении прирождённого актёра – моего начальника; но, к сожалению, контакт с аудиторией должен был проводиться только через меня.
Он разъярённо залетел в транспортное средство. Чёрный пиджак, надетый поверх рубашки, развевался вслед его движениям. И как ему не было жарко?
Все пассажиры вышли ещё на остановке, мы остались в маршрутке одни, хотя спиной я ощущал чьё-то присутствие на последнем кресле. Я не имел привычки проверять наличие или отсутствие людей позади меня – надеялся на добропорядочность и уважение к себе с Аделаидой.
И правда, я так увлёкся демонстрацией своего профессионализма с утра пораньше, что только сейчас уловил звуки скрипа обновлённой кожи кресел Аделаиды. Но у меня даже не было возможности встать в пол-оборота, иначе я рисковал потерять выгодную позицию напротив собеседника, которого уже ожидал возможности побесить меня своей позой и саркастическими шутками. И это тоже было обыкновенной утренней церемонией.
– Я привёз людей чётко по расписанию, господин Цуркану.
– Господами будешь звать этих!.. Как их, блин!..
Цуркану не был колоритным персонажем в среде молдавских водителей, он скорее вызывал улыбку и иногда – насмешку со стороны подчинённых. Его странная помешанность на русизмах очень смешно выглядела в среде носителей молдавского языка. Да, русский был введён как государственный язык, но излишнее употребление русских слов не подчёркивало его преданность Союзу, а лишь доказывало… ограниченность, что ли.
– Буржуев? – Цуркану всегда можно было легко подначить, и он на меня за это сильно злился.
– Во-во, блин! Буржуев так будешь звать!
Я уже мысленно пустил его на колбасу для этих самых буржуев (так как еду я видел в последний раз часов десять назад, котлета безбожно членила моё сознание), что обычно и делал в подобных случаях; но Цуркану не дал времени на придумывание новой юморески – руководство решило удивить меня новыми выученными словами:
– Мне надоели твои выходки! С завтрашнего дня ты работаешь на пригородном сообщении! На тебе в который раз «городки» срабатывают, напомни?
Мы очень часто ругались, и каждый раз Цуркану не выдерживал моего напора. Он мог угрожать, но никогда не доводил дело до критической отметки – не любил мой начальник криков с истериками.
– Но как же так, т. Цуркану? – только этого не хватало. Опять приходится принимать эти треклятые уступки в этом треклятом мире. Даже побесить его сегодня не удастся. – Я же всех привез вовремя, тютелька в тютельку. Никто не справляется с планом лучше меня…
– Ещё одно слово, и ты уйдёшь в строительное отделение. Я с тобой уже намучался, спасибо. Асфальтоукладчик – то, что нужно, не находишь?
– Но…
– Никаких «но». Что выбираешь – пригородные маршруты или асфальтоукладчик?
Цуркану был парень добрый, но очень непонятливый, я всегда находил в нём идеальную жертву для насмешек, так что свои кривляния я на постоянной основе посвящал начальству. И Цуркану никуда не мог меня деть, потому что я уже пятый год подряд был одним из лучших водителей нашего автопарка. Может, и в этот раз это был блеф, я просто неудачно подвернулся ему…
– Да, слушаюсь, т. Цуркану, – сказал я как можно более уныло, чтобы не выдать гнев и перебороть желание двинуть по его тупой морде.
– И ещё. Партийный мне сюда. А то будет мне тут, блин…
Он меня конкретно выбесил, но я снова промолчал, вынул партийный из заднего кармана брюк и кинул билет на бардачок.
– Так-то лучше, т. Бойко! – и он вышел, показательно вставив мой партийный во внешний кармашек пиджака, и так же показательно засунул руки в карманы чёрных в тон пиджаку брюк.
Ну ничего, я устрою ему сольное выступление позже, а пока меня занимало наличие гостя на последнем ряду. Не успел я до конца повернуться, как сзади слишком театрально раздался раскатистый мужской голос:
– А слухи о тебе не врали…
Это ещё кто? Секретарь из Дома культуры ищет новые лица?
Я отвёл взгляд от удаляющегося торжествующего Цуркану и посмотрел на молдавскую народную самодеятельность.
Это был парень примерно моих лет, в солнцезащитных очках, с такими же непослушными кудрями как у меня. Правда, был он брюнет, и волосы прижимала кепка, надетая задом наперёд. Вдобавок одет он был в клетчатый серый пиджак, что выглядело странно. Он разлёгся в кресле и неотрывно смотрел на меня.
– Люди в наше время совершенно не умеют ценить таланты, не находишь?
Он встал со своего места и неторопливо, можно даже сказать, вальяжно, направился ко мне.
– Трудно ожидать чего-то особенного от тех, кто считает, что румынский так же, как и русский, имеет шесть падежей, – в тон ему ответил я.
– Ai un roman bun?[1 - 1 У тебя хороший румынский?]
– Este[2 - Вполне].
– Bine[3 - Чудно]. – он засмущался и не нашёл, что ответить.
Повисла пауза. Я не очень понял, чего хочет этот кудряш, но он явно что-то затеял. Предчувствия меня редко обманывают, а маршрутки Кишинёва учат ждать. Поэтому я ждал и пытался произвести мысленный расчёт дальнейших действий собеседника.
– Eu sunt Viorel, но друзья зовут меня Вио. Прямо как персонажа в «Лесных поселенцах»[4 - Вымышленная детская книга, являющаяся неотъемлемой частью культуры в СССР]. Забавно, да? Мы ведь похожи с ним. Но речь о другом. У меня есть группа ребят, которые… могут тебе помочь…
Что-то заклокотало у меня внутри, но я взял себя в руки. Или попытался это, по крайней мере, сделать.
– Помочь с чем?! Я не нуждаюсь…
Виорела слегка передёрнуло – ему не очень понравилось, что я его перебиваю. Похоже, он привык, что его все носят на руках и слушаются беспрекословно.
– Да ты дослушай сначала. Моё, так сказать, сообщество любит Молдавию…
Истинный патриот, да? Знающий историю! Понимающий разницу происхождения!.. Сектант! Нужно было его выгонять. Причём, желательно в ближайший милицейский участок.
– МОЛДАВИЮ?
Я не собирался тешить его самолюбие; Вио, похоже, не понимал, с кем имеет дело.
– И хочет её процветания. Ты ведь так же считаешь? – он проигнорировал мой возглас.
Лучше пойду-ка я добью начальство, задействую ребят… Зачем мне ещё одна жертва анального аборта?
– Молдавия будет у совков, а у патриотов – это Молдова, – и после этих слов я вскинул голову. Правда, посмотрев на Вио сверху вниз, я понял, что он говорил со всей душой…
Не знаю, почему я на него так разозлился. Наверное, всему виной была жертва пропаганды борьбы-с-объездами-остановок-маршрутки Цуркану.
Поэтому, осознав, что выгляжу злым и излучаю желание избавиться от парня, я решил принять противоположную позицию – стать искренним и более… оптимистичным, что ли?
Вио молчал. Он как будто чувствовал, что я хотел выговориться. Поэтому я сел на водительское место и пригласил его к себе на соседнее для продолжения беседы, об исходе которой пока строил только догадки.
