Безвременье

Тим Спектр

Безвременье

Глава 1

Вставать не хотелось. Будильник прозвенел уже больше пятнадцати минут назад, но голова была тяжелой, а сознание мутным. Надо подниматься. Завтракать, собираться в дорогу, путь предстоит долгий – больше суток, если не останавливаться на ночлег, хотя лучше было бы сделать привал в чистом мотеле на середине пути, по-человечески поужинать, принять душ и вытянуть ноги в нормальной кровати, а не дремать, скрючившись в машине по двадцать минут, как Штирлиц.

Время приближалось к половине десятого. Наверное, стоило проснуться пораньше и выехать пока город пустой, но пришлось бы собираться впопыхах, завтракать набегу и в одиночестве, а к обеду клевать носом за рулем. Я решил поспать. Ночи сейчас короткие, светлые, ехать можно долго, останавливаясь только изредка – размять ноги и выпить кофе на заправке.

– Кофе! – сформировалась в голове первая отчетливая мысль, – нужно выпить кофе. Вот только бы встать.

Медленно и тяжело поднявшись, я сполз к краю кровати и, завернувшись в одеяло, замер еще на несколько минут. Казалось, черепную коробку что-то давит изнутри, воспаленные глаза пекло, сердце отдавалось в горле и в ушах. По телу пробежала легкая судорога и стало немного легче, зевнув и встрепенувшись я отправился в туалетную комнату.

– Бриться не буду, ехать два дня, все равно зарасту, – решил я и полез в душ, не столько помыться, сколько согреться и проснуться в горячих струях воды. Мысли, как ржавые шестеренки, стали медленно и сбивчиво проворачиваться в голове.

Когда я так устал? Я не кидаю уголь в шахтах и не вымораживаю баржи в Якутии, мне нет и сорока, но страшная усталость давно и прочно завладела мной. Все приходится делать через силу, с напряжением, каждый раз преодолевая внутренний протест и нескончаемую тревогу, которая то больше, то меньше жжёт меня изнутри, где-то в центре грудной клетки. И даже успехи, случавшиеся иногда, не приносили мне расслабления. Хотелось тепла и полной тишины, уехать куда-нибудь на край света и оставаться там вечность, одному без единой знающей меня души поблизости.

– Ты там не размок? – голос жены из-за двери выдернул меня из оцепенения, – освобождай помещение, мне тоже надо!

– Еще не до конца, – ответил я как можно оптимистичнее, выключил воду и потянулся за полотенцем.

– Я кофе поставила, что ты будешь на завтрак? Омлет или кашу? Ты в дороге поешь нормально или, как обычно, будешь сэндвичами на заправках перебиваться? – Голос ее звучал иронично и немного назидательно. Обмотавшись полотенцем, я вышел из душевой и улыбнувшись, как можно мягче ответил:

– Не знаю… А ты что будешь? Давай сначала просто кофе попьем?

– Садись, я скоро, – сказала жена и юркнула в ванную. – Или может хочешь со мной? – добавила она, игриво потянув меня к себе за узел полотенца.

– Мне собираться надо, – ответил я извиняющимся тоном. С какой-то поры секс с женой перестал быть для меня удовольствием, и превратился в пресловутую супружескую обязанность, которая вызывает скорее тяжесть на душе, чем возбуждение. Нет, в этом смысле я был вполне способен на подвиги, и нередко с утра приходилось полежать лишние минуты под одеялом, ожидая, когда утихнет гормональный всплеск, чтобы без стеснения и необходимости прикрываться футболкой явиться домочадцем. И всё же былой пылкости уже не было, как и желания прильнуть к жене при первом удобном случае. Близость наша все больше перерастала в духовную, в то время как интимная жизнь становилась все более редкой и монотонной и походила скорее на остывающее блюдо в момент, когда совсем не хочется есть.

Телевизор уже работал. Странная привычка, держать его включенным весь день, просто так для фона, да еще и на пониженной громкости, так, что приходится прислушиваться. По телеку шла утренняя программа, ведущая с наигранным энтузиазмом обсуждала с гостьей студии, какие фасоны будут в моде наступающим летом, как будто от правильно подобранной блузки зависит, наступит ли оно вообще.

Выключить бы этот ящик и выбросить в окно. Зачем во время, когда любой фильм или передачу можно по запросу посмотреть в интернете, люди продолжают смотреть телевизор? Пока я разливал кофе по кружкам, сюжет сменился, на экране появились фотографии незнакомых людей, по низу крана побежала строка с номерами телефонов.

– Кто это? – спросила жена, неслышно вошедшая на кухню босиком и в тюрбане из красного полотенца, намотанного на мытую голову. – Сделай погромче!

– Лесь, ребенка разбудишь, пусть поспит.

– Да ладно, одиннадцатый час уже, царство небесное проспит, – хмыкнула жена и сама схватилась за пульт.

– … статистике, количество пропадающих без вести людей с каждым годом увеличивается на двенадцать процентов, – в кадре появилась увядающая брюнетка в полицейской форме, речь ее была сухой и официозной, как отписка страховой компании с отказом в выплате возмещения. – При этом примерно пятая часть из них пропадают по собственному желанию, поиски осложняются еще и тем фактом…

– Да выключи ты эту говорилку, давай позавтракаем спокойно хоть раз в неделю, – одернул я жену.

Ели молча. Леся с показным безразличием уставилась в экран телефона, бесцельно пролистывая новостную ленту, я же с остановившимся взглядом машинально жевал бутерброд, запивая его остывающим кофе.

– Позвонишь, когда доедешь? – спросила Леся, нарушая затянувшееся молчание. – Я тебе бутерброды положила, и горячей воды в термос налила, выпьешь чаю по дороге.

– Угу, позвоню конечно. Мелкая еще спит? Жаль, хотел с ней попрощаться.

– Спит, как сурок, даже будить жалко.

– Будить спящих детей – страшное кощунство, это как пнуть дельфиненка. Пусть высыпается, потом по видео поболтаем.

Я заглянул в детскую. Лиза спала, забавно подперев ладошкой щёку и надув пухлые губки. Рядом лежал сиротливо выскользнувший из детских объятий плюшевый котенок, любимая игрушка с раннего детства, застиранная, несколько раз зашитая, но все равно – самая любимая.

– Надо будет привезти дочери нового любимца, – запланировал я и тихо закрыл за собой дверь, отделяющую мирный детский сон, от утренней субботней суеты. Закидав последние мелочи в дорожный рюкзак, я похлопал по бокам, вспоминая, взял ли паспорт и телефон. Все было на месте.

– Ну, я поехал, – сказал я скорее самому себе.

– Давай, любимый, – вышла попрощаться в коридор жена, – Бутерброды не забудь.

Взяв бумажный пакет и дежурно чмокнув супругу в щеку, я пошел к машине, припаркованной под окном во дворе, забросил рюкзак в багажник, закрепил телефон в держателе на лобовом стекле, запустил навигатор и вбил точку ночлега.

– Невозможно определить расчетное время пути… – отобразилось на экране.

– Давай же, включайся! – сказал я не то навигатору, не то самому себе и запустил мотор.

Глава 2

Дорога пустела. Вдали от крупных населённых пунктов машин всегда немного, время от времени выскочит кто-то с прилегающей просёлочной дороги, поболтается перед носом двадцать-тридцать километров и также внезапно свернёт с пути. Череда небольших поселений, заставлявших замедляться и тащиться по сквозной дороге чуть быстрее пешеходов, осталась позади и можно было немного расслабиться за рулём.

Я всегда любил это ощущение, когда ты в пути. Все проблемы и сложности, тревожные переживания, давящие на тебя дома оставались позади, до точки назначения было ещё далеко, и на короткое время наступала приятная пустота в голове, переходящая почти в транс от бесконечной смены пейзажей за окном автомобиля.

Ехать было легко. Небо затягивала дымка облаков, сквозь которую белой таблеткой тускло проглядывало солнце, создавая рассеянный и ровный свет, без бликов и теней. Вдоль шоссе по обеим сторонам, насколько хватало глаз, цвел рапс, как будто кто-то разлил жёлтую дорожную краску, и только линия горизонта смогла сдержать мир от полного затопления.

Магнитола отчаянно хваталась за слабеющую радиоволну, шипя и потрескивая в унисон трущимся об асфальт покрышкам. Музыка становилась всё тише и скоро белый шум совсем вытеснил её из эфира. Я ритмично щёлкал переключателем на руле, но из динамиков раздавались только всё новые спектры помех. Прогнав станции по кругу дважды, я выключил радио и остался в непривычной тишине.

– Включу что-нибудь с телефона – решил я и вытащил смартфон из держателя, но зоны не было, под чёлкой дисплея возникла строка: «Только экстренные вызовы». Навигатор, так и не сумевший рассчитать маршрут, сообщал, что сигнал спутника потерян.

Я совершенно отвлёкся от дороги, меня не столько пугала перспектива остаться без подсказок в пути – маршрут я знал почти наизусть – сколько раздражала потеря связи, и я выключил смартфон, чтобы запустить его снова в надежде, что сигнал вернётся. Тот отозвался короткой вибрацией, показал на прощание логотип Самсунга на затемнённом экране и окончательно потух.

Хлопок раздался внезапно, я только и успел бросить телефон на пассажирское сиденье и обеими руками машинально схватиться за руль. Задняя часть машины опала на правый бок и гуляла из стороны в сторону, почти срываясь в занос. Рефлекторно выжав тормоз, я снизил скорость и, чудом не улетев в кювет, съехал на обочину под защиту сплошной белой линии. Сердце стучало под кадыком, так и норовя выпрыгнуть, ладони намокли и прилипли к обшивке руля. Я поставил коробку на паркинг, выключил двигатель, убрал ногу с тормоза и замер, ощущая как адреналиновая волна разливается по телу. Бока и поясница в секунду промокли от пота, руки дрожали, вдохнуть полной грудью совершенно не получалось.

Стараясь отдышаться, я огляделся по сторонам и вышел из машины. Длинный и прямой участок трассы был абсолютно пуст. Машина стояла присев на задний мост, как щенок, ещё не научившийся задирать лапу. За ней волной уходила назад вспаханная колесом борозда. Задняя правая покрышка была разорвана в клочья и лишь ошмётки корда висели на изувеченном колёсном диске.

– Только не хватало застрять здесь теперь на полдня, – ворчал я сам на себя. Ужасно не хотелось пачкать руки, да и одежды на замену с собой у меня не было. Хорошо хоть запаска на месте, не придётся вызывать эвакуатор, терять время и деньги, которых и так всегда в обрез.

Война с домкратом и баллонным ключом заняла без малого час, наконец я смог поставить запасное колесо и закинул инструменты обратно в багажник. Зажав бутылку с питьевой водой между колен и неловко приседая, я пытался ополоснуть черные от дорожной грязи руки, но только сильнее перемазался, да ещё и залил грязной водой тенниски. Чертыхаясь и обтирая ладони об уже и так безнадёжно измазанные джинсы я сел за руль, пристегнулся, выжал тормоз и нажал на «старт». Машина коротко вздрогнула, где-то внутри торпедо раздался длинный протяжный сигнал и всё затихло. На приборной панели остались гореть два индикатора – жёлтая ошибка двигателя и красный восклицательный знак в треугольнике.

– Блядь… – только и смог произнести я, – Приехали.

Принимать очевидное я был решительно не готов и раз за разом выполнял один и тот же ритуал – отключить питание, поставить машину на сигнализацию, снять с сигнализации, включить питание, нажать на старт. Центральный замок запирался и отпирался, поворотные огни мигали, что-то внутри разочарованно цыкало и на панели высвечивались всё те же два символа – «ошибка» и «тревога». Я мог продавить кнопкой «старт» землю, ничего бы от этого не поменялось, только негромко потрескивал под капотом остывающий мотор.

В порыве тихого гнева несколько раз я с силой ударил ладонями по рулю, вышел из машины и в раздражении захлопнул за собой дверь. Вот ведь встрял, так встрял! Теперь вызванивать техпомощь, дожидаться её часами, да и есть ли поблизости станция техобслуживания – тоже большой вопрос. Я достал телефон и, нервно расхаживая по обочине туда-сюда, попытался его включить. Телефон вздрогнул в ладони, неспешно загрузился, но так и не смог отыскать сеть.

– Только экстренные вызовы, – безучастно сообщала строка в верху дисплея. Я снова перезагрузил телефон. Без изменений. Повторил ещё раз.

– Только экстренные вызовы.

– Сука!!! – заорал я во всё горло, с ненавистью посмотрел на бесполезный кусок пластика в руке, замер на секунду, и сам того не ожидая с силой швырнул телефон в поле. Тот камнем полетел от меня прочь и утонул в густой желтизне.

– Да что ты будешь делать! – снова выкрикнул я и стараясь не отводить взгляда от точки, куда упал мой Самсунг, кинулся вслед за ним через заросли рапса. Найти что-то в поле оказалось совершенно безнадёжным делом. Пройдя по спирали вокруг места падения, я горестно вздохнул и вернулся к машине в надежде поймать попутку, однако на дороге так никто и не появился. Ни в одном из направлений не было виидно ни единой души. Я присел на крыло, всматриваясь то в кромку рапсового поля, то в уходящую вдаль направо и налево от меня трассу и медленно и сполз на гравийное покрытие обочины, уперевшись спиной в колесо и подтянув к себе колени.

––

Удивительно, но за всё это время мимо так никто и не проехал. Небо окончательно затянуло ровным светло-серым слоем облаков, ветра совсем не было, и вокруг стояла полная, абсолютная тишина. Не было слышно ни пения птиц, ни стрекота насекомых, ни шума колышущегося поля, ни одного постороннего звука. Казалось, мир вокруг меня обернули ватой.

Я так и сидел на обочине подперев спиной остывшее колесо и царапая пяткой гравий. Сколько минут или часов прошло, я совершенно не понимал. Июнь недавно перевалил за середину, пара дней оставалась до летнего солнцестояния и почти круглые сутки было светло. Только ночью солнце ненадолго западало за горизонт и очень быстро снова возвращалось на небо. Теперь же за слоем туч было совершенно невозможно определить, утро сейчас, день или вечер.

– Мистика какая-то, – всё пытался найти этому хоть какое-то рациональное объяснение я. На пути случилась авария и перекрыла движение? Дорожные работы и поток транспорта пустили в обход? Но я-то тогда как здесь оказался?

Хотелось есть. Вспомнив о лежащих на заднем сидении бутербродах, я вернулся в машину, развернул пакет и вытащил пару слипшихся между собой квадратных кусков хлеба с маслом и сыром, следом извлёк из пакета огурец. Сыр немного размяк от масла и тепла и вяз на зубах. Я механически жевал, тупо глядя на обочину перед собой, ритмично откусывая от огурца, когда во рту становилось совсем сухо. Покончив с едой, я достал из подстаканника картонный стаканчик и немного покачал его из стороны в сторону, на дне ещё плескались остатки недопитого кофе. Я высосал его залпом через отверстие в крышечке, на языке песком осел мелкий осадок, во рту появилась горечь. Я скривился. Ну хотя бы голод больше мне не досаждал.

Я всё сидел за рулём и ленивым взглядом исследовал внутренности машины перед собой, кнопки на приборной панели, изгибы молдингов, магнитолу, зеркало с рядом второстепенных клавиш, лампа внутреннего освещения… Взгляд бегло остановился на красном кнопке с надписью «SOS» и маленькой телефонной трубкой, нарисованной в уголке.

– Вот же дурень! Столько времени зря потратил, давно уже был бы в сервисе, – ругнулся я про себя и нажал на вызов. Сначала была тишина. Я почти решил, что и эта функция тоже не работает и уже готов был смириться с тем, что стоять мне здесь придётся до второго пришествия, или, что расстраивало ещё больше, нужно будет пройти неизвестное количество километров в поисках помощи – не ночевать же здесь. Только я собрался закончить вызов, как из динамиков раздался гулкий отрывистый хлопок, будто кто-то уронил иглу на старую пластинку, и сквозь хриплый белый шум зазвучал монотонный фортепьянный риф знакомой мелодии – Take Five.

Сквозь потрескивание радиопомех ударник отбивал пять четвертей квадрат за квадратом, мелодия гипнотизировала, заполняя собой пространство автомобиля и на короткое время я даже забыл, что зазвучала она в ответ на вызов помощи. Вот-вот должно было начаться знаменитое саксофонное соло, как вдруг приятный молодой голос заученно произнёс:

– Служба поддержки в пути, Дариана, как я могу вам помочь? – Музыка прекратилась. Голос звучал удивительно чисто и чётко, без шипения и помех из всех динамиков одновременно, казалось, что он льётся сразу отовсюду.

– Алло! Вы меня слышите? – с радостной тревогой заговорил я. – Выручайте, кажется, я застрял.

– Слышу вас хорошо. Вы знаете, где вы находитесь? – спросил голос.

– Ещё недавно я думал, что знаю, но теперь, мне кажется, что я потерял всякие ориентиры.

– Прискорбно! – ответила оператор с интонацией голосового помощника, позитивно и в то же время без всякого участия, – терять ориентиры, это всегда тяжело. – Разговор принимал странный оборот, меньше всего я был готов пускаться в праздное философствование.

– Послушайте, Даша! – перебил я и уже собрался продолжить, как девушка резко и не меняя интонации оборвала меня:

– Дариана. Меня зовут Дариана. Можно Дара.

– Даша, Дара, какая разница! Девушка, мне нужна помощь! – взмолился я, теряя терпение и вежливость. – Я должен ехать!

– Я знаю. Мы для этого работаем, – последовал ответ, наполненный всё тем же дежурным энтузиазмом.

– Послушайте, Даш… Дара! Дариана… Выведите меня отсюда пожалуйста, не хочется остаться здесь навсегда, – я попытался вернуть диалог в конструктивное русло.

– А где хочется? – последовал вопрос, который поверг меня в окончательный ступор. Волнение от разговора переросло в оцепенение, я даже перестал дышать на мгновение, остановив расфокусированный взгляд на лобовом стекле перед собой. Где я хочу быть? Точно не здесь, внутри заглохшего посреди ничего автомобиля. Чёрт, да что за вопросы?!

– Девушка, мне нужно двигаться дальше! День на исходе, и меня совсем не радует перспектива потратить его на пустые разговоры. Вы можете мне помочь?

– Не стоит беспокоиться о времени, – ответ последовал не сразу, можно было предположить, что моя новая знакомая ненадолго задумалась или взяла паузу, чтобы свериться с инструкциями. – Я занимаюсь вашим вопросом.

– А нельзя ли как-то побыстрее? Я тут совсем пропадаю!

– Ожидайте. – отстранённо прозвучало из динамиков, раздался щелчок разъединённой линии и снова, через треск и шипение, зазвучал квартет Дейва Брубека. Ударник, выводил свой несимметричный ритм, словно прихрамывая на одну ногу. Клавишный риф продвигался на два хода вперёд и отступал на шаг назад. Казалось, он застрял в бесконечном цикле и никак не мог вырваться из него на свободу. Или это был я… Когда же вступит саксофон?

Глава 3

Прослушивание проходило в старом доме культуры. Ряды мягких кресел, обшитых велюром грязно-горчичного цвета, ровными шеренгами закрывали дорогу к выходу. Сразу за ними, в полоске света дежурной лампы, падавшей внутрь зрительного зала из открытой створки двери, летали частички пыли. Несмотря на довольно тёплый день, внутри было зябко, не то от сквозняка, не то от волнения, пробиравшего Максима до костного мозга. Он поочерёдно сжимал холодные пальцы ладонью второй руки и ждал.

За придвинутыми к первому ряду кресел столами что-то негромко обсуждали несколько человек. Они шелестели бумагами, перекладывая их из стопки в стопку, деловито перелистывали страницы блокнотов, звенели ложками в кружках с недопитым кофе и казалось совсем не думали о стоявшем в просвете кулисы Максе. Кто-то поглядывал на часы, кто-то набирал СМС, кто-то негромко пересмеивался с собеседником рядом.

– Фонарёв, пожалуйста! – прозвучало из зала. Макс взял в руки висящий на шейном ремне инструмент и неуверенным шагом вышел к микрофону на авансцене. Силуэты в зале притихли, но не прекратили свои дела совсем.

– Пожалуйста! – услышал он из зала чей-то приказ. – Начинайте!

Прослушивания такого уровня были большой редкостью в их маленьком, пусть и столичном городе. Поступить в джазовую академию в Москве само по себе было огромной удачей, а здесь, благодаря культурному сотрудничеству двух стран и поддержке щедрых меценатов, оказаться среди студентов одного из самых престижных музыкальных училищ можно было бесплатно. Ажиотаж вокруг прослушивания был огромный и даже тот факт, что Максиму удалось на него попасть уже вызывало ощущение сродни восторгу от неожиданного выигрыша в лотерею.

Специального музыкального образования у Макса не было, но с ранних лет его тянуло к инструменту. Какое-то время он учился музыке в школьном кружке, что-то почерпнул на занятиях с репетитором, пока мать ещё могла их оплачивать, а дальше старался развивать свои навыки в бэнде, в котором он и ещё четыре парня – такие же самоучки – выступал при каждом удобном случае. До свадеб и похорон не доходило, но возможность сыграть на школьных концертах или небольших местных конкурсах ребята старались не упускать.

При таком развитии дел, вряд ли Максу удалось бы достичь хоть каких-то вершин в музыкальной карьере, однако музыка влекла его неудержимо и в свои шестнадцать лет он не видел для себя другой жизни, кроме жизни, посвященной джазу. Виртуозом его вряд ли можно было назвать, но свои поклонники у него были и с переменным успехом он двигался вперёд, несмотря на отсутствие средств или поддержки близких.

Мать, с которой они жили вдвоём после развода родителей, была рада его зарождающемуся таланту и часто с гордостью рассказывала знакомым о большом будущем сына, что Макса всегда конфузило. Но жили они впроголодь и как-то вложиться в будущее сына она не могла – талант пробьётся сам. Отец же во время редких встреч изводил Макса издёвками и пошлыми остротами.

«Ты что, всё руки тренируешь?» – смеялся он, имея в виду игру на инструменте. «Смотри, привыкнешь, девушки не будет.» «Парень сосать не должен, не мужское это дело, ты бы нормальным чем-то занялся». Дошло до того, что Макс даже стал стесняться своих музыкальных занятий и старался не обсуждать их с отцом, придумывая для того более «мужские» истории. О том, чтобы попросить денег на оплату занятий он даже и помышлять не мог.

Как бы то ни было, Максим давно нарисовал себе особый путь – музыка, публика, признание. Имелись ли для этого способности? Он об этом даже и не думал. Очевидно имелись, раз на его выступлениях всегда были слушатели, а судьи хоть иногда, да и присуждали им призовые места на музыкальных конкурсах. Репетиции, наносящие правда ощутимый ущерб учёбе в школе, долгие вечера в студии, чувство причастности к чему-то большому и стоящему и полное ощущения своего места не позволяли даже сомневаться в том, что может быть ещё какой-то путь. А главное, получалось всё легко и без особых усилий, жизнь лилась приятным потоком, а Макс умиротворённо плыл по течению, не беспокоясь о том, что поток этот может внезапно иссякнуть. Пусть он и не хватал звёзд с неба – до виртуоза ему было далеко – в сознании своём он не представлял никакой другой жизни, кроме той, которая рисовалась ему радужной и успешной и была связана исключительно с игрой.

Зазвучал минус. Макс зажал мундштук губами и сделал вдох. Без ребят, с которыми он привык делить сцену, он вдруг почувствовал себя намного слабее: здесь некому было прикрывать тылы. Луч прожектора больно бил по глазам, закрывая вид на членов комиссии. Максим вдруг почувствовал себя ослепшим и потерявшим силу, зубы предательски постукивали по мундштуку.

Выступить хорошо и пройти этот отбор было настолько важно, что варианта провалиться просто нельзя было допустить. Но чем больше Макс сосредотачивался на этой важности, тем сильнее он зажимался. Ладони намокли и дрожали, пальцы сковало холодом, и они то и дело норовили соскользнуть с клавиш. В ушах поднимался шум, вдохнуть полной грудью никак не удавалось. Фонограмма уплыла куда-то на задний план и была едва слышна за стуком сердца в груди и висках. Казалось тело отключилось от контроля разума и играло самостоятельно – формально и механически, в то время как душа Максима была полностью поглощена охватившей его паникой.

– Спасибо! – голос из зала немного вернул его в чувства. Фонограмма оборвалась. – Подождите пожалуйста в лобби.

Осипшим голосом Макс коротко поблагодарил невидимое жюри и ничего не видя вокруг себя вышел со сцены. Сыграл ли он хорошо или плохо, да и вообще сыграл ли, он толком не понимал. Холод, сковывавший его минуту назад, сменился болезненным жаром, щёки и уши горели, по спине струйками стекали холодные капли пота. Руки всё ещё дрожали, а инструмент камнем висел на шее, никак не давая выпрямиться.

Максим кинул себя на скамейку у пустого гардероба, снял с шеи инструмент и положив его рядом несколько раз с силой выдохнул. Контроль над собой постепенно возвращался, зрение и слух обретали привычную полноту. Холл было заполнен другими участниками прослушивания и теми, кто пришел их поддержать, звучали оживлённые разговоры, смех, люди то и дело выходили на перекур и возвращались назад. Царила суета, приятная и одновременно тревожная. Время от времени гремел выпадающими стаканчиками громоздкий кофейный аппарат и с хриплым гудением разливал напитки. Пахло табаком и кофейным жмыхом.