Бомж из Болливуда: как я снимался в индийском кино

Тим Бродягин

Бомж из Болливуда: как я снимался в индийском кино

ЭПИГРАФ

Путешествуй только с теми, кто равен тебе или лучше тебя. Если таких нет – путешествуй один.

Дхаммапада

Но все это между прочим и как будто не со мной…

гр. «Кирпичи» – Задумчивый фанк

БЛАГОДАРНОСТИ

Спасибо создателям сетевого журнала «Пассажир» Владимиру Штакетяну и Василию Кондрашову за то, что невольно сподвигли на написание этого текста. Моей семье. Даниелю Дефо, Хантеру Томпсону, Чарльзу Буковски, Эдуарду Лимонову, Дэнни Бойлу, «Секс Пистолз», Джимми Хендриксу, Джиму Моррисону, Бобу Марли, «Бэд Бэланс», Нику Рок-н-Роллу, Пауку, Чёрному Лукичу и братьям Летовым за вдохновение. А так же, всем героям книги за яркие воспоминания и уроки по жизни!

ТИЗЕР ОТ АВТОРА

Привет, Читака! События, описанные в книге, произошли в далёком 2018-м году, в славные ДОКОВИДНЫЕ И ДОВОЕННЫЕ времена, когда трёхмесячное путешествие по Индии было обыденностью, а не жертвой всемирной бюрократии, Большой Фарме и Кремлёвскому Плешаку. Две главы из книги ранее печатались журналом о путешествиях и контркультуре «Пассажир» под другими заголовками. Мысль оформить мои индийские мытарства по Болливудщине в цельную книгу возникла позже – во время тотального локдауна из-за вируса «К-19». Что вышло – судить тебе.

Читай, балдей.

Ну и восславь заодно 300 миллионов богов индуистского пантеона, дабы туризм, жизнь и здравомыслие на нашей благой Земле возродились…

ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ!

P.S. В тексте есть слова на английском, хинди и спецтермины. Значение их разъяснено в словарике в конце книги.

P.P.S. Предвидя упрёки пуристов, которые будут утверждать, что слова «индус» (адепт религии) и «индиец» (житель страны) это две разных вещи, отвечу штампом: «боксёра каждый обидеть может… – главное, успеть убежать».

ЭПИЗОД 1. СИКХИ, ТУРКМЕНЫ, НЕПАЛ И КЕДЫ БЕАРА ГРИЛЛСА

Аэропорты я различаю по запаху. У каждого – свой, неповторимый.

У тайского Суварнабхуми – микс из супа том ям1, тухлого рыбного соуса, плавленного асфальта, распаренных на жарком ветру веников пальм; у индонезийского Сукарно-Хатта – горящих в предместьях мусорных свалок, жареного риса носи-горенг2, вёртких моторикш баджай3; у московского Домодедово – стойкий духан мятой полицейской униформы, хмельного рыга командировочных, кислого пота гэкающих хабалок из Краснодара и вязкого от химреагента снежного крошева под ногами.

Конечно, запахи-импринты эти – лишь обман рецепторов сотканный воспоминаниями, прочтёнными книгами, смотренными фильмами о дальней стороне и каким-то реальным опытом.

Сродни мускусной базе духов, сварганенной умелым парфюмером для грядущего шедевра, на штырь её бывает нанизана звучная симфония ароматов. Если духи удачны, то смесь осядет в памяти надолго. Когда уж и имя склянки канет в Лету. Только эхо событий будет жить в уголках сознания с флюидами её связанное. Но однажды, в круговерти приматов, ухватишь ноздрями шедевр – и бах! – запляшут бойкие мысли, желания, чалые думы…

Аэропорт Ашхабада запахов не имеет.

Один напоенный хладом кондиционеров эфир гуляет по периметру. То ли потому, что здание построено недавно и не успело набрать себе древний жар растресканной пустыни, то ли из-за того, что нет у меня знаний о Туркмении, дабы заполнить ими слоты4 ума.

Да и чистота тут царит стерильная как в перчатке хирурга…

Циклопическое пространство аэропорта смахивает одновременно и на медицинский госпиталь, и на нутро звездолёта, коим его отрисовали 3D-дизайнеры Голливуда для ужастика «Чужой»5: хром металла, невесомые арабески арочных перекрытий, пол, плескающий гулом шагов, – ни дать ни взять зримая фантазия футуролога Жака Фреско6.

Панорамные, высотой с 5-тиэтажку, окна распятой посередь туркменского зноя громадины из стеклобетона являют пассажирам гармошки гейтов и абрисы самолётов. Востроносые алюминиевые птицы – «боинги» и «аэрбасы» всех мастей – вот-вот готовятся ринуться навстречу облакам от взлётки. Кисеёй горизонта дрожит раскалённое марево запретного для другого мира постсоветского султаната.

По слухам, где-то там, в солнечных предместьях столицы, находится мрачная тюрьма «Овадан Депе». Там туркменские гэбэшники загоняют «политическим» под ногти иглы и содержат в «горбатых клетках» – пыточных высотой в один метр, где нельзя встать в рост, присесть или биться насмерть с авторитаризмом спаянным в тугой узел с жестокостью Средневековья.

Но если подробностей не знать, то даль горизонта выглядит обычно. Под стать любой, лежащей на подступах к любому аэрохабу Земли.

Отбросив мысли об ужасах туркменского режима, я скольжу по мраморной плитке к указателю «Transit Zone»7. Саундтрек из первых кадров советского боевика «Белое солнце пустыни»8невольно играет у меня на подкорке. Эта музыка единственное, с чем я ассоциирую Среднюю Азию. (Не считая удолбанных гашишем ассасинов и кружащихся дервишей, конечно.)

«Не бздеть, товарищ Сухов!» – бодрю я себя. В конце концов, я тоже подданный страны, которая недалече ушла от африканской диктатуры. Разница лишь, что вместо бамбуковых палок, каннибализма и портретов Иди Амина9на стене – свои, российские борцы с крамолой, – предпочитают электрошокеры; жирным курицам в виде взяток – хрусткие доллары; а ментальному дрочеву на негра-людоеда – Кремлёвского Плешивца на аватарке «Вконтакте»10.

Смесь желания не подохнуть за Туркменскую родину, раболепия перед иностранцами и дикой жажды курева читается на прыщавых лицах солдат-срочников: как вросшие в пол ёлки цвета хаки, через каждые 50 метров, они бдят у шуршащего резиной траволатора. Их руки-ветки отдают «честь» всем прибывающим в страну.

Ловить «честь» стыдно и немножко приятно…

«Нормально они наторели на заграничных стройках! – думаю я, бросая взгляд на труд зодчих-мегаломанов. – А живут ли вообще в Москве туркменские гастеры? Пущает их туркменбаши11на заработки? Надо бы погуглить…»

Следуя указателям, я бреду до стойки регистрации. Сую паспорт с вложенным билетом в ладонь миловидной пограничницы.

Кроме меня, у стойки ни души.

На затылке служивой – гордым азиатским набобом – торчит клубок чёрных, будто облитых гудроном, волос. Оливковая униформа дамы чётко (по всей строгости устава) облегает её фигуру – лишь глядящее из-под ресепшена бежевое колено напоминает лысину младенца.

– Транзитом в Дели? – спрашивает девица на внезапно чистом русском.

– Ага… а в город можно? – любопытствую я.

– Не положено, – умиляясь моей то ли наивности, то ли наглости, улыбается и отрезает воздушная красавица.

Сличив мою антропометрию с компьютерной базой, пограничница возвращает мне доки (предварительно шлёпнув по ним квадратной печаткой). Овал губ прелестницы, крашенный киноварью, собирается в дежурную «мишень». Мишень явно жаждет сердечного выстрела от арабского шейха. Может, в один из дней такой и найдётся: подхватит девицу за гибкую талию и умчит на верблюде-альбиносе в закат. Ну или хотя бы апартаменты отделанные сусальным золотом в Эмиратах ей купит.

Я же – явно далёк от нефтяных скважин Дубая…

Весь полёт из Москвы до Ашхабада я ёрзал: переживал, что спросят на пересадке обратный билет из Индии.

Как назло, досталось кресло у пластиковой переборки в бизнес-класс. Загородку венчал метровый портрет отца Туркменской нации – матёрого любителя ЗОЖ12, снайпера автоматной стрельбы, конезаводчика и сочинителя рэп-гимнов – Великого Аркадага. В переводе сие значило, ни много ни мало, «Большая Опора».

Сверкавшее плакатной удалью лицо Вождя – с присущим азиатам эпикантусом глаз – весь полёт словно желало покарать меня за прошлые, а походя и будущие, грехи. Казалось, грозный взгляд узурпатора проникал даже в кабину туалета. (Сэндвич, купленный в Домодедовской «Крошке-Картошке», порой напоминал о своей заоблачной цене и несвежести.)

Без сомнения, если б портрет раззявил пасть, то сдал бы пассажирам всю мою суть мизерабля-безбилетника.

Но, слава милостивому Аллаху, Вождь только хмурился.

Каких-то лет 10 назад на отсутствие обратного билета из Индии всем было плевать. «Наскрёб себе старый хиппи деньжат на поездку по следам паломничества „Битлз“ – и то индийской казне вспоможенье» – верно рассуждали государевы мужи. Теперь же, тамошние законники – следуя трендам – стремились выжать из туриков все соки.

И с гарантией.

Не дай божЕ, такой нищеброд нажрётся ЛСД-25 на пляжной вечеринке, возомнит себя реинкарнацией Шивы и станет жить нелегалом да облапошивать население. У нас своих гуру полно! Им тоже на чай с чапати13заработать надо!

Или того хуже: совсем у турика крыша поедет, отринет он мирское, натрётся пеплом вибхути14или мочой священной коровы, и пойдёт вымогать подаяние по городам и весям. Опять же – своим попрошайкам конкуренция. Вон их у нас, считай, полмиллиарда в трущобах чалится. И как его депортировать, когда с него блажь религиозная схлынет?! А так, он за обратный билет заплатил, топливные сборы внёс – вот и денежка для Индостана. И по фиг, что билет его мартышке под хвост пойдет, если у человека планы наперекосяк или он по земле из страны выйдет. Или того хуже, захворает от индийской антисанитарии и помрёт резко…

Форумы для туристов, ссылаясь на внутренний «тиматик»15авиакомпаний, пестрели ужасами о том, что обратный билет (или билет в третью страну) у пассажира обязан быть. Мол, таких умников, кто решил обойти указ, нет-нет, да и ссаживали с рейсов.

Но с билетом был затык… денег на него не было…

По идее, билет требовался и в самом индийском визовом центре при подаче документов. Но ребус легко решался стоящим в холле компьютером. Услужливый прайс на стене предлагал за 50 берёзовых16войти в Мировую Паутину и распечатать доки на принтере.

Сайт «Катар Эйрлайнз» за 10 евро выдал мне суточную бронь билета. Я распечатал фальшивку с якобы будущим своим вылетом из индийского Ченная на Шри-Ланку через месяц, и смешал с остальными бумагами. Индусик лет 20-ти цапнул рукой ворох в амбразуру приёмки.

Махинация проканала. Уже через неделю вклейка с 3-хмесячной визой Бхараты (так зовут Индию сами её жители) закрасовалась в моём загранпаспорте среди сестёр из других стран.

Читатель, ты, пожалуй, спросишь: «А на кой ляд ты вообще попёрся в Индию, если у тебя даже на обратный билет рупий нет?».

Попёрся я за этими самыми рупиями. Да-да, ты не ослышался! Ну, ещё затем, чтоб побродить по Бхарате: стране ушастых слонов, плантаций ароматного чая и, конечно же, ЕГО – блестящего целлулоидом Болливуда!

Кстати, а вы знали, что кинопленку делают из сухожилий и хрящей мёртвых коров?!

Весь прошлый год я лелеял застарелый бзик – уехать в КРУГОСВЕТКУ. Но всё не складывалось. То кредиторы одолевали, то с работкой не лады. Хоть я изначально и решил передвигаться автостопом, а жить приживалой по системе каучсёрфинга. Волонтёрить за еду в хостелах – тоже не против. Короче, стать этаким номадом-гастарбайтером. Никакой новомодной профессией в сфере айти или SMM17я не владею. Расчёт был только на 25 «нормальных» профессий опробованных мною по жизни, продажу сувениров в метро и попытку заработать на видеоблоге пополам с пристройкой статей о моём путешествии в российские СМИ.

А там – куда кривая вывезет…

Последние несколько лет я занимался мелким шоу-бизнесом: держал подпольный рок-бар в Москве. На территории бывшей типографии всесоюзной газеты «Правда», которую в 90-е пустили с молотка. Голимое бутлегерство под видом досуга для молодежи. Нелегальная продажа бухла приносила смачный кусок хлеба с вологодским маслом. Каждый год, начиная с 2010-го, я зимовал за рубежом. Сначала в ширпоребных Турции и Египте. Затем запал на Юго-Восточную Азию. Объехал её вдоль и поперёк с рюкзаком в одно лицо. Для меня, «понаехавшего» в столицу из провинциальной до мозга костей Твери, эти азиатские загулы стали полётами на Юпитер. Во сне и наяву. Уж больно контрастировала та культура, тропический климат, обычаи и узкоглазые улыбчивые жители с постными харями россиян.

Прилетая из таких вояжей в Москву, я на месяц впадал в унылую депрессию. Настолько душой к ЮВА прикипал. Её главный транспортный узел – Бангкок – с его обилием буддистских храмов, зеркальных небоскрёбов, полуденной духотой, запахами уличного падтая18, вечным трафик-джемом, ночной жизнью и вечерним бризом от его главной водоносной артерии, реки Чаопрайя, казался мне ближе московских каменных джунглей.

Дедушка Крунгтхеп19 отныне мой любимый град на Земле…

Но жарким, во всех смыслах, летом 2014-го мой алко-развлекательный бизнес почил в бозе. Клуб закрыли из-за «Ледового Побоища» стенка на стенку в 200 человек, устроенного на одном из концертов боевиками «Антифа». Кому-то из них почудилось, что в слэмующей у сцены толпе зиганули фашистским приветом. В ход пошли пушки-травматы, ножи-бабочки и выкидные титановые стэки. Моя расслабленная охрана на фэйсконтроле прошляпила их спрятанный за голенища высоких ботинок боевой арсенал.

Москва начала 2010-х славилась лютой враждой панков-анархистов и наци-скинхэдов. Обе субкультуры слушали одну и ту же музыку в стиле «ой-панк», «ска» и «рокстеди», ходили на те же концерты и футбольные матчи. Одеты были в идентичный для стороннего глаза шмот: закатанные до середины икр джинсы на подтяжках, говнодавы до колен и хулиганские клетчатые кепи. Члены их молодежных банд меняли взгляды в зависимости от фаз луны. (Если вас, конечно, не угораздило родиться негром.) Бывшие скины запросто становились панками и наоборот. «Центровых» все знали по кличкам. Мне же, как косвенно погружённому в среду, приходилось держать нос по ветру.

Со стороны вся их музыкально-политизированная муть казалась дико смешной. Пока дело не доходило до драк. Случались и трупы с выстрелами в затылок в подъездах. Огонь конфликта подзуживали самопальные фанзины, напичканные взаимной яростью форумы в Сети, и магазины с «право-левой» атрибутикой. Варясь 15 лет в музыкальном андерграунде и наблюдая изнутри его катавасию (живя в Твери я сам пел в группе и устраивал рок-концерты), я знал, что минет пяток лет, и все эти «радикалы», чьи имена говорят шёпотом, исчезнут во мраке бытия. Те, кто не сядет в тюрягу и кому не опустят почки в подворотне, заведут семьи, родят детей. Забьют стыдливыми тату или сведут лазером лихие «коловраты» с «паутинами», «A.C.A.B.», «S.H.A.R.P.»19и прочую чушь. Дружно вольются в скучные ряды подкаблучников и обывателей.

Как любой владелец клуба, который платит аренду каждый месяц вынь да подай, я наживался на обеих сторонах конфликта. Чтобы разобраться в идеологической каше этой вечно-пьяной братии, следовало выкопать из могилы и оживить труп Лейбе Троцкого в далёкой Мексике либо распечатать на 3D-принтере клон Адольфа Гитлера. Мне же на это было глубоко насрать. Бизнес есть бизнес. Я мудро парил над схваткой и держал нейтралитет подпольного мафиозо.

Опасаясь взаимного уличного наскока, бойцы и «Фа» и «Антифа» рассекали по городу вооруженными до зубов. Всем, за что не требовали лицензию менты. Москва была тогда ещё относительно свободна от металлосискателей и веб-камерного ока Большого Брата20. (Кураторы из ФСБ рулили по-старинке, полагаясь на стукачей в обоих лагерях, а не цифровые технологии.)

Если бы на том злополучном концерте пырнули какого-то парня или девку в живот, то загорать мне на пляжах Колымы и Индигирки по сей день. А не стучать по клавишам эти строки… Единственной «пальмой», которую я бы наблюдал стал фикус в кабинете тюремного кума21во время моих прошений на УДО.

На следующий после побоища день мой арендодатель узнал об эксцессе (драка попала на камеры ВОХР22) и попёр меня взашей. 15 000 «американской капусты» и труды вложенные в клуб сгорели на костре подростковых амбиций…

Я начал жить подработками, не теряя надежды вернуться в большую игру. (Кто хоть раз пробовал не горбатится на дядю, не может навеки остаться рабом.) Опять замутил бизнес. На этот раз в «серой» зоне – пивоварню с контрактными варками на арендованных мощностях пивзавода средней руки. В России очень вовремя грянула Крафтовая Революция23, и я успел вскочить на подножку её экспресса.

Сваренные мной (после штудий учебников) кофейный стаут и портер с корицей попёрли у народа на ура. Я арендовал склад в Красносельском районе и стал снабжать пенным студенческие бары в окрестностях Бауманки24. Но, как обычно случается в России, крутая тема издохла из-за угара имбецильных законотворцев. В стране ввели систему ЕГАИС25, и каждая бочка пива отныне подлежала госучёту. Уж больно коробит нашу власть от всего, на что она не может наложить волосатую лапу. Задача её давно свелась к сдиранию заживо кусков кожи с самого деятельного ядра любого социума – предпринимателей.

С пивом пришлось завязать.

Да и вообще, атмосфера в России стала столь угнетающей, что воленс-неволенс лезли мысли об эмиграции. Если и не по серьёзке, со сменой гражданства и свалом тушки за пределы Совдепии, то наездами. Туда, где визовая политика на мази: Вьетнам, Камбоджа, Филиппины. Бледнолицые там платят по 300 бачей в год за липовую бизнес-визу, которую и пролонгируют до бесконечности.

Еще плясала в круглосуточном дебоше и взвеси «ангельской пыли» сытая до блевоты Москва. Дрожали концерт-холлы, сотрясаемые басами сабвуферов от воя поп-звезд-однодневок; еще пенились ячменным кружевом ребристые стаканы в руках крафтовых гиков26в забитых под завязку рюмочных и лабиринтах Патриков, Солянки, и на Чистых Прудах; еще наводили марафет и крыли ногти хищным лаком эскортницы – столица, как засидевшаяся в невестах потасканная блядь, жаждала раскинуть ноги в похабном шпагате балерины Волочковой пред носом заморского принца – чемпионата по футболу «FIFA 2018». (Пока нищая, замкадышная Россия, похожая на планету Плюк из фильма «Кин-Дза-Дза»27с ее слабоумными обитателями, задыхалась от вони сорока миллионов уличных сортиров и тысяч негазифицированных деревень.) Еще костерил на все лады зажратую власть и выставлял на Ютубе их яхты, дворцы и коррупционные схематозы блогер Алексей Навальный…

Но уже витали в столичном воздухе гнилые пары. Незримые волны трупного смрада, рваных солдатских берцев, сотен тысяч изувеченных, брошенных, раздираемых лисами и вороньем в лесопосадках, тел и заскорузлого внутри от сукровицы цинка гробов.

Уже медленно закрывалось на железную щеколду распахнутое в 1991-м, после развала СССР, окно возможностей. Окно так и не принятой россиянами Свободы…

Где-то там, в мрачных кабинетах Лубянки и Старой площади, дряхлые импотенты – манкурты, вампиры, стервятники, малефики28с немощными членами в обссыканных штанах, генеральских погонах и шелковых галстуках от «Brioni» на сморщенных кадыках, – во главе со своим Верховным Бесом, уже вовсю приготовляла неслыханное злодейство. Склонясь блестящими лысинами и накладными париками над географическими картами, вертели они циркули и лупы в артритных пальцах. Строили фантазмы грядущих военных побед, мечтали о разбомбленных в щебенку городах соседей и грезили о том, как нацепят себе на грудь мозаику из орденских планок.

Купленная ими за 30 серебряников, вырусь без роду без племени, – цирковые Петрушки в китчевых косоворотках, яловых сапогах бутылками и френчах «под товарища Сталина» (под ними, до поры, таились выбитые на коже тату немецких свастик и орлов на штандартах СС) – брызжа слюной, орала «Гойда!» в прайм-таймах по ТВ. Материла сонную Европу и вальяжные Штаты. Смачно срыгивала в раззявленный рот диванного быдла (и будущего окопного фарша) «погадку» имперского психоза. Под их драки в эфире сатанел в сердцах обывателя тарантул Русского Фашизма. Кровавой тенью наползало его ядовитое брюхо на страну, как наползает во дни лунного затмения тьма на спутник Земли.

Эгоист с колыбели, я всеми фибрами души считывал его густопсовый вонизм. Побег на край Земли казался панацеей от шизоидного экстаза толпы. Мне требовалась перезагрузка систем.

А там поглядим-с…

Так вышло, что в промежутке между двумя ипостасями – клубной и пивоваренной – я ещё умудрился три месяца побыть «отельером» в Непале.

Пришла осень. После разгрома моего дитятки-клуба, я чуть ли не каждый день гонял на «Правду»: порасчесать себе душевные раны, похаять окаянную Судьбу и покрыть матюками молодчиков из «Антифа». Обычно я делал это по утрам за дюжиной бутылок пива со знакомыми рок-музыкантами. Горючее я приносил с собой. Рокеры не возражали засадить на халяву. Часто они страдали похмельем от бурных концертов и возлияний накануне.

В те годы промзона «Правды» напоминала город в городе или, живущую отдельно от прочей Москвы, анархокоммуну. Со своими негласными табу. Каждый арендатор знал другого в лицо, и кто каким подпольным бизнесом занят. Но никто никого ни разу не сдал мусорам. Об укладе нашей казачьей вольницы нормальные жители близлежащих московских дворов даже не знали. Только удивлялись, почему по ночам на районе шуруют милицейские «бобики» да скорые с мигалкой.

Владельцы комплекса (по слухам, олигарх Малофеев29и акционеры «Промсвязьбанка») хотели возвести элитный жилой массив на месте бывших печатных цехов. Но пока суть да дело, дабы недвижка не пустовала и окупала коммуналку, ее сдавали без боя любым проходимцам. Тем, кого не смущали ни смрад въевшейся в стены свинцовой, провоцирующей онкологию, краски; ни дряхлая, искрящая проводка с вонючей канализацией; ни отсутствие (срезанной на металлолом еще в 90-х) приточной вентиляции. Закутки, подвалы и чердаки экс-друкарни кишели тайным криминалом с духом бунтарства: тату-салонами, где вам набьют мотылька вокруг ануса; мастерскими художников-графитчиков, что днем штамповали принты для футболок, а ночью рисовали муралы30на боках электричек у депо Савеловская; порностудиями под видом семейных фотоателье; точками сбыта наркоты, замаскированными под репбазы; саунами со шлюхами под видом кружков здоровья, брейданса и аэробики. (Помню, в одном таком вертепе отряд ОМОНа в касках, с автоматами, и бронежилетах, даже арестовал одиозного нацика-славянофила Алексея Трехлебова31. Мужик дюже опередил эпоху, заливая на Ютубе лекции о планетарном Русском Фашизме. Сейчас бы его носили на руках и всучили президентский грант, а тогда укатали в каталажку.) На «Правде» даже было свое интернет-телевидение с круглосуточными эфирами и концертами в стиле «живаго».

Я же, до проекта «Разгром"32, отвечал за кормежку чебуреками и поил бухлом всю правдинскую братву. Включая операторов и режиссеров с телеканала «Россия-1», чьи офисы были на соседней улице. Телепипл пасся во время ланчей у меня в кабаке, как у себя дома. Дёшевои сердито. Я чувствовал себя этаким народным мэром, а мой подпольный бар – копией информбюро ТАСС, куда стекались все местные сплетни. Но не суть… Let it be33, как говорится…

Однажды, на одну из моих тоскливых утренних пати с пивом, гитаристом группы «Конец фильма» – Петрухой (автором шлягера «Юность в сапогах» из гремевшего в 2000-х телесериала «Солдаты») и барабанщиком Земфиры34– Пафой, забрел незнакомец. Сунул мордатую лысую голову в дверь репточки, где мы тусили и молвил, улыбаясь: «Гостей принимаете?..»

Смешной и не в меру суетливый персонаж был похож на обритого наголо шарпея или Колобка, которого бабушка с дедушкой пустили погулять по белу свету. Нарядили в бесформенные этношаровары и свитшот с веселыми слониками. Из тех, что любят напялить на себя всякие йога-гуру и тай-массажисты. Имя у лысого мучного изделия так же оказалось дурацким – Спартак Спартакович. Его суетность и наш стрем мигом рассеялись, когда на второй минуте общения он вытянул из широких штанин… нет не серпасто-молоткастый паспорт Маяковского35, а, облитую шоколадом, 10-тиграммовую палочку «Твикс».

Шоколадная палочка была гашишем класса люкс, вчера залетевшим в страну на самолете из Непала. Залетный жаждал дегустации. Нео-Спартаку просто наскучило бродить по безлюдным с утра правдинским лабиринтам, и он искал себе корешей для дымной раскумарки. (И потенциальных клиентов для продаж.) Меня, далекого от наркоблуда, продукт Спартака заинтересовал мало.

Зато история его взбудоражил…

Мы пригласили Спартака сесть на кушетку в предбаннике репточки, и он поведал её между тягами суперпродукта. (Показывая старый как мир фокус-покус: огонь зажигалки + стержень шариковой ручки + кусок кулинарной фольги.) Спартак, по его словам, вчера прибыл в Москву из сказочных, для тех, кто листал альбомы с репродукциями Николая Рериха, обьятых радужным солнцем, Гималаев. С горы Сарангкот, в окрестностях Покхары, – второго по численности города Непала.

– Я там себе дом в деревне на горе за 20 килобаксов построил. Красотища! 2000 метров над уровнем моря. С утра встал, а под ногами облака плывут. Из окна, почти до неба, два восьмитысячника: Аннапурна и Мачапучаре.