Бомж из Болливуда: как я снимался в индийском кино

Тим Бродягин

Бомж из Болливуда: как я снимался в индийском кино

ЭПИГРАФ

Путешествуй только с теми, кто равен тебе или лучше тебя. Если таких нет – путешествуй один.

Дхаммапада

Но все это между прочим и как будто не со мной…

гр. «Кирпичи» – Задумчивый фанк

БЛАГОДАРНОСТИ

Спасибо создателям сетевого журнала «Пассажир» Владимиру Штакетяну и Василию Кондрашову за то, что невольно сподвигли на написание этого текста. Моей семье. Даниелю Дефо, Хантеру Томпсону, Чарльзу Буковски, Эдуарду Лимонову, Дэнни Бойлу, «Секс Пистолз», Джимми Хендриксу, Джиму Моррисону, Бобу Марли, «Бэд Бэланс», Нику Рок-н-Роллу, Пауку, Чёрному Лукичу и братьям Летовым за вдохновение. А так же, всем героям книги за яркие воспоминания и уроки по жизни!

ТИЗЕР ОТ АВТОРА

Привет, Читака! События, описанные в книге, произошли в далёком 2018-м году, в славные ДОКОВИДНЫЕ И ДОВОЕННЫЕ времена, когда трёхмесячное путешествие по Индии было обыденностью, а не жертвой всемирной бюрократии, Большой Фарме и Кремлёвскому Плешаку. Две главы из книги ранее печатались журналом о путешествиях и контркультуре «Пассажир» под другими заголовками. Мысль оформить мои индийские мытарства по Болливудщине в цельную книгу возникла позже – во время тотального локдауна из-за вируса «К-19». Что вышло – судить тебе.

Читай, балдей.

Ну и восславь заодно 300 миллионов богов индуистского пантеона, дабы туризм, жизнь и здравомыслие на нашей благой Земле возродились…

ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ!

P.S. В тексте есть слова на английском, хинди и спецтермины. Значение их разъяснено в словарике в конце книги.

P.P.S. Предвидя упрёки пуристов, которые будут утверждать, что слова «индус» (адепт религии) и «индиец» (житель страны) это две разных вещи, отвечу штампом: «боксёра каждый обидеть может… – главное, успеть убежать».

ЭПИЗОД 1. БУТЛЕГЕР ИЗ МОСКВЫ И КЕДЫ БЕАРА ГРИЛЗА

Аэропорты я различаю по запаху. У каждого – свой, неповторимый.

У тайского Суварнабхуми – микс из супа том ям1, тухлого рыбного соуса, плавленного асфальта, распаренных на жарком ветру веников пальм; у индонезийского Сукарно-Хатта – горящих в предместьях мусорных свалок, жареного риса носи-горенг2, вёртких моторикш баджай3; у московского Домодедово – стойкий духан мятой полицейской униформы, хмельного рыга командировочных, кислого пота гэкающих хабалок из Краснодара и вязкого от химреагента снежного крошева под ногами.

Конечно, запахи-импринты эти – лишь обман рецепторов сотканный воспоминаниями, прочтёнными книгами, смотренными фильмами о дальней стороне и каким-то реальным опытом.

Сродни мускусной базе духов, сварганенной умелым парфюмером для грядущего шедевра, на штырь её бывает нанизана звучная симфония ароматов. Если духи удачны, то смесь осядет в памяти надолго. Когда уж и имя склянки канет в Лету. Только эхо событий будет жить в уголках сознания с флюидами её связанное. Но однажды, в круговерти приматов, ухватишь ноздрями шедевр – и бах! – запляшут бойкие мысли, желания, чалые думы…

Аэропорт Ашхабада запахов не имеет.

Один напоенный хладом кондиционеров эфир гуляет по периметру. То ли потому, что здание построено недавно и не успело набрать себе древний жар растресканной пустыни, то ли из-за того, что нет у меня знаний о Туркмении, дабы заполнить ими слоты4 ума.

Да и чистота тут царит стерильная как в перчатке хирурга…

Циклопическое пространство аэропорта смахивает одновременно и на медицинский госпиталь, и на нутро звездолёта, коим его отрисовали 3D-дизайнеры Голливуда для ужастика «Чужой»5: хром металла, невесомые арабески арочных перекрытий, пол, плескающий гулом шагов, – ни дать ни взять зримая фантазия футуролога Жака Фреско6.

Панорамные, высотой с 5-тиэтажку, окна распятой посередь туркменского зноя громадины из стеклобетона являют пассажирам гармошки гейтов и абрисы самолётов. Востроносые алюминиевые птицы – «боинги» и «аэрбасы» всех мастей – вот-вот готовятся ринуться навстречу облакам от взлётки. Кисеёй горизонта дрожит раскалённое марево запретного для другого мира постсоветского султаната.

По слухам, где-то там, в солнечных предместьях столицы, находится мрачная тюрьма «Овадан Депе». Там туркменские гэбэшники загоняют «политическим» под ногти иглы и содержат в «горбатых клетках» – пыточных высотой в один метр, где нельзя встать в рост, присесть или биться насмерть с авторитаризмом спаянным в тугой узел с жестокостью Средневековья.

Но если подробностей не знать, то даль горизонта выглядит обычно. Под стать любой, лежащей на подступах к любому аэрохабу Земли.

Отбросив мысли об ужасах туркменского режима, я скольжу по мраморной плитке к указателю «Transit Zone»7. Саундтрек из первых кадров советского боевика «Белое солнце пустыни»8невольно играет у меня на подкорке. Эта музыка единственное, с чем я ассоциирую Среднюю Азию. (Не считая удолбанных гашишем ассасинов и кружащихся дервишей, конечно.)

«Не бздеть, товарищ Сухов!» – бодрю я себя. В конце концов, я тоже подданный страны, которая недалече ушла от африканской диктатуры. Разница лишь, что вместо бамбуковых палок, каннибализма и портретов Иди Амина9на стене – свои, российские борцы с крамолой, – предпочитают электрошокеры; жирным курицам в виде взяток – хрусткие доллары; а ментальному дрочеву на негра-людоеда – Кремлёвского Плешивца на аватарке «Вконтакте»10.

Смесь желания не подохнуть за Туркменскую родину, раболепия перед иностранцами и дикой жажды курева читается на прыщавых лицах солдат-срочников: как вросшие в пол ёлки цвета хаки, через каждые 50 метров, они бдят у шуршащего резиной траволатора. Их руки-ветки отдают «честь» всем прибывающим в страну.

Ловить «честь» стыдно и немножко приятно…

«Нормально они наторели на заграничных стройках! – думаю я, бросая взгляд на труд зодчих-мегаломанов. – А живут ли вообще в Москве туркменские гастеры? Пущает их туркменбаши11на заработки? Надо бы погуглить…»

Следуя указателям, я бреду до стойки регистрации. Сую паспорт с вложенным билетом в ладонь миловидной пограничницы.

Кроме меня, у стойки ни души.

На затылке служивой – гордым азиатским набобом – торчит клубок чёрных, будто облитых гудроном, волос. Оливковая униформа дамы чётко (по всей строгости устава) облегает её фигуру – лишь глядящее из-под ресепшена бежевое колено напоминает лысину младенца.

– Транзитом в Дели? – спрашивает девица на внезапно чистом русском.

– Ага… а в город можно? – любопытствую я.

– Не положено, – умиляясь моей то ли наивности, то ли наглости, улыбается и отрезает воздушная красавица.

Сличив мою антропометрию с компьютерной базой, пограничница возвращает мне доки (предварительно шлёпнув по ним квадратной печаткой). Овал губ прелестницы, крашенный киноварью, собирается в дежурную «мишень». Мишень явно жаждет сердечного выстрела от арабского шейха. Может, в один из дней такой и найдётся: подхватит девицу за гибкую талию и умчит на верблюде-альбиносе в закат. Ну или хотя бы апартаменты отделанные сусальным золотом в Эмиратах ей купит.

Я же – явно далёк от нефтяных скважин Дубая…

Весь полёт из Москвы до Ашхабада я ёрзал: переживал, что спросят на пересадке обратный билет из Индии.

Как назло, досталось кресло у пластиковой переборки в бизнес-класс. Загородку венчал метровый портрет отца Туркменской нации – матёрого любителя ЗОЖ12, снайпера автоматной стрельбы, конезаводчика и сочинителя рэп-гимнов – Великого Аркадага. В переводе сие значило, ни много ни мало, «Большая Опора».

Сверкавшее плакатной удалью лицо Вождя – с присущим азиатам эпикантусом глаз – весь полёт словно желало покарать меня за прошлые, а походя и будущие, грехи. Казалось, грозный взгляд узурпатора проникал даже в кабину туалета. (Сэндвич, купленный в Домодедовской «Крошке-Картошке», порой напоминал о своей заоблачной цене и несвежести.)

Без сомнения, если б портрет раззявил пасть, то сдал бы пассажирам всю мою суть мизерабля-безбилетника.

Но, слава милостивому Аллаху, Вождь только хмурился.

Каких-то лет 10 назад на отсутствие обратного билета из Индии всем было плевать. «Наскрёб себе старый хиппи деньжат на поездку по следам паломничества „Битлз“ – и то индийской казне вспоможенье» – верно рассуждали государевы мужи. Теперь же, тамошние законники – следуя трендам – стремились выжать из туриков все соки.

И с гарантией.

Не дай божЕ, такой нищеброд нажрётся ЛСД-25 на пляжной вечеринке, возомнит себя реинкарнацией Шивы и станет жить нелегалом да облапошивать население. У нас своих гуру полно! Им тоже на чай с чапати13заработать надо!

Или того хуже: совсем у турика крыша поедет, отринет он мирское, натрётся пеплом вибхути14или мочой священной коровы, и пойдёт вымогать подаяние по городам и весям. Опять же – своим попрошайкам конкуренция. Вон их у нас, считай, полмиллиарда в трущобах чалится. И как его депортировать, когда с него блажь религиозная схлынет?! А так, он за обратный билет заплатил, топливные сборы внёс – вот и денежка для Индостана. И по фиг, что билет его мартышке под хвост пойдет, если у человека планы наперекосяк или он по земле из страны выйдет. Или того хуже, захворает от индийской антисанитарии и помрёт резко…

Форумы для туристов, ссылаясь на внутренний «тиматик»15авиакомпаний, пестрели ужасами о том, что обратный билет (или билет в третью страну) у пассажира обязан быть. Мол, таких умников, кто решил обойти указ, нет-нет, да и ссаживали с рейсов.

Но с билетом был затык… денег на него не было…

По идее, билет требовался и в самом индийском визовом центре при подаче документов. Но ребус легко решался стоящим в холле компьютером. Услужливый прайс на стене предлагал за 50 берёзовых16войти в Мировую Паутину и распечатать доки на принтере.

Сайт «Катар Эйрлайнз» за 10 евро выдал мне суточную бронь билета. Я распечатал фальшивку с якобы будущим своим вылетом из индийского Ченная на Шри-Ланку через месяц, и смешал с остальными бумагами. Индусик лет 20-ти цапнул рукой ворох в амбразуру приёмки.

Махинация проканала. Уже через неделю вклейка с 3-хмесячной визой Бхараты (так зовут Индию сами её жители) закрасовалась в моём загранпаспорте среди сестёр из других стран.

Читатель, ты, пожалуй, спросишь: «А на кой ляд ты вообще попёрся в Индию, если у тебя даже на обратный билет рупий нет?».

Попёрся я за этими самыми рупиями. Да-да, ты не ослышался! Ну, ещё затем, чтоб побродить по Бхарате: стране ушастых слонов, плантаций ароматного чая и, конечно же, ЕГО – блестящего целлулоидом Болливуда!

Кстати, а вы знали, что кинопленку делают из сухожилий и хрящей мёртвых коров?!

Весь прошлый год я лелеял застарелый бзик – уехать в КРУГОСВЕТКУ. Но всё не складывалось. То кредиторы одолевали, то с работкой не лады. Хоть я изначально и решил передвигаться автостопом, а жить приживалой по системе каучсёрфинга. Волонтёрить за еду в хостелах – тоже не против. Короче, стать этаким номадом-гастарбайтером. Никакой новомодной профессией в сфере айти или SMM17я не владею. Расчёт был только на 25 «нормальных» профессий опробованных мною по жизни, продажу сувениров в метро и попытку заработать на видеоблоге пополам с пристройкой статей о моём путешествии в российские СМИ.

А там – куда кривая вывезет…

Последние несколько лет я занимался мелким шоу-бизнесом: держал подпольный рок-бар в Москве. На территории бывшей типографии всесоюзной газеты «Правда», которую в 90-е пустили с молотка. Голимое бутлегерство под видом досуга для молодежи. Нелегальне бухло приносило смачный кусок хлеба с вологодским маслом. Каждый год, начиная с 2010-го, я зимовал за рубежом. Сначала в ширпотребных Турции и Египте. Затем запал на Юго-Восточную Азию. Объехал её вдоль и поперёк с рюкзаком в одно лицо. Для меня, «понаехавшего» в столицу из провинциальной до мозга костей Твери, эти азиатские загулы были полётами на Юпитер. Во сне и наяву. Уж больно контрастировала та культура, тропический климат и узкоглазые улыбчивые жители с постными харями россиян.

Прилетая из своих вояжей в Москву, я на месяц впадал в унылость. Слишком душой к ЮВА прикипал. Её главный транспортный узел – Бангкок – с его обилием буддистских храмов, зеркальных небоскрёбов, духотой, запахами уличного падтая18, вечным трафик-джемом, яркой ночной жизнью и бризом от его водоносной артерии, реки Чаопрайя, казался мне ближе каменных джунглей Москвы.

Дедушка Крунгтхеп (так зовут Бангкок сами тайцы) с той поры мой любимый град на Земле…

Но жарким, во всех смыслах, летом 2014-го мой алкобизнес почил в бозе. Бар закрыли из-за «Ледового Побоища» стенка на стенку в 200 человек, устроенного на одном из концертов боевиками «Антифа». Кому-то из них почудилось, что в слэмующей у сцены толпе зиганули фашистским приветом. В ход пошли пистоли-травматы, ножи-бабочки и телескопические стэки. Моя расслабленная охрана на фэйсконтроле прошляпила их спрятанный за голенища "мартенсов"боевой арсенал.

Москва на заре 2010-х славилась лютой враждой панков-анархистов и наци-скинхэдов. Обе субкультуры слушали музыку в стиле «ой-панк», «ска» и «рокстеди», ходили на те же концерты и футбольные матчи. Одеты были в идентичный для стороннего глаза шмот: закатанные до середины икр джинсы на подтяжках, говнодавы до колена и хулиганские кепи. Члены их банд меняли ориентацию в зависимости от фаз луны. (Если вас, конечно, не угораздило родиться негром.) Скины запросто становились панками, и наоборот. «Центровых» все знали по кличкам. Мне же, как косвенно погруженному в среду, приходилось держать шнобель по ветру.

Сбоку-припёку вся их музыкально-политическая муть казалась дико смешной. Пока не доходило до драк. (Случались и трупы с выстрелами в затылок в подъездах.) Огонь конфликта подзуживали самопальные фанзины, напичканные яростью форумы в Сети, и бутики с «право-левой» атрибутикой. Варясь 15 лет в музыкальном андерграунде, я знал изнутри его катавасию (Ещё в Твери я сам пел в группе и устраивал рок-концерты). Знал, что минет пяток лет, и эти уличные бойцы, чьи имена шепчут по углам, исчезнут во мраке бытия. Те, кто не сядет в тюрягу и кому не опустят почки в подворотне, заведут семьи, родят детей. Забьют стыдливыми тату или сведут лазером «коловраты» с «паутинами», «A.C.A.B.», «S.H.A.R.P.»19и прочую хрень. Дружно пополнят ряды подкаблучников и мегамещан.

Как владелец бара, который платит аренду вынь да подай, я наживался на двух сторонах конфликта. Чтобы понять идеологическую кашу этой вечно-пьяной братии, надо было выкопать из могилы труп Лейбе Троцкого в Мексике либо распечатать на 3D-принтере из обгорелой челюсти клон Адольфа Гитлера. Мне же было глубоко насрать. Бизнес есть бизнес. Я мудро парил над схваткой в нейтрале подпольного мафиозо.

Боясь взаимного наскока, бойцы и «Фа» и «Антифа» рассекали тогда по городу вооруженными до зубов. Всем, на что не требовали лицензию менты. Москва была ещё относительно свободна от металлоискателей и вебкамерного ока Большого Брата20. (Кураторы из ФСБ рулили по-олдскулу, засылая стукачей в оба лагеря, а не уповали на видеопиксели.)

Если бы на том злополучном гигепырнули какого-то в живот, то загорать мне на пляжах Колымы и Индигирки по сей день. А не стучать по клавишам эти строки… Единственной «пальмой», которую я бы наблюдал, был бы фикус в кабинете тюремного кума21. Во время моих прошений на УДО.

Наутро после побоища мой арендодатель узнал об эксцессе. Драка попала на камеры ВОХР22 , которая охраняла промзону, и попёр меня взашей. 15 000 «американской капусты» с трудами вложенными в бар сгорели на костре из амбиций пьяных юнцов…

Я стал жить подработками, не теряя надежды на камбэк в большую игру. (Кто пробовал не горбатится на дядю, не может остаться рабом!) Опять замутил бизнес. На сей раз в «серой» зоне – микропивоварню с контрактными варками на арендованных мощностях подмосковного пивзавода. В России очень вовремя грянула Крафтовая Революция23, и я успел вскочить на подножку её паровоза.

Сваренные мной после штудий учебников кофейный стаут и портер с корицей зашли у народа на ура. Я снял склад в районе Бауманки24 и стал снабжать пенным шумные студенческие бары. Но, как бывает в России, крутая тема издохла из-за угара имбецильных законотворцев. Наша ГосДура ввела систему ЕГАИС25, и отныне каждая бочка пива в стране подлежала госучёту. Уж больно коробит эту власть от всего, на что она не может наложить волосатую лапу. Задача её уже давно свелась к сдиранию заживо кожи с движка любого нормального социума – коммерсантов.

С пивом пришлось завязать…

Да и так, атмосфера в Совдепии стала такой душной, что воленс-неволенс лезли мысли об эмиграции. Если не по серьёзке, со сменой гражданства и свалом тушки за бугор, то наездами. Туда, где визовая политика на мази: Вьетнам, Камбоджа, Филиппины. Там бледнолицые платят по 300 бачей в год за липовую бизнес-визу, которую и пролонгируют бесконечно.

Еще плясала в круглосуточном дебоше и «ангельской пыли» сытая до блевоты Москва; ещё дрожали концерт-холлы, сотрясаемые сабвуферами от воя поп-звезд-однодневок; еще пенились ячменным кружевом ребристые стаканы в руках крафтовых гиков26в скученных рюмочных и лабиринтах Патриков, Солянки, и на Чистых Прудах; еще марафетили ногти хищным лаком эскортницы – столица, как засидевшаяся в невестах старая блядь, жаждала раскинуть ноги в похабном шпагате балерины Волочковой у носа заезжего принца – чемпионата по футболу «FIFA 2018». Пока нищая замкадышная Россия, вроде планеты Плюк из фильма «Кин-Дза-Дза»27с ее слабоумными обитателями, задыхалась от вони сорока миллионов деревянных сортиров и тысяч негазифицированных деревень. Еще костерил на Ютубе зажратую элитку, их яхты, дворцы и коррупционные схематозы блогер Алексей Навальный…

Но уже витали в воздухе Раши гнилые миазмы. Волны будущего трупного смрада, рваных солдатских берцев, сотен тысяч изувеченных, раздираемых лисами и вороньем в лесопосадках тел и заскорузлых от сукровицы цинков гробов.

Тихо закрывалось на ржавую щеколду распахнутое в 1991-м, после распада СССР, окно возможностей. Окно так и не принятой россиянами Свободы…

Где-то там, в мрачных кабинетах Лубянки и Старой площади, дряхлые импотенты – вурдалаки, стервятники, малефики28с немощными членами в обссыканных штанах, генеральских погонах и галстуках от «Brioni» на сморщенных кадыках, – во главе с со своим Верховным Бесом, уже готовили неслыханное злодейство. Склонясь блестящими лысинами и накладными париками над географическими картами, вертели они циркули и лупы в артритных пальцах. Строили фантазмы военных побед, мечтали о разбомбленных в щебенку городах соседей и о том, как нацепят на грудь мозаику из орденских планок.

Купленная ими за 30 серебряников, вырусь без роду и племени, – Петрушки в китчевых косоворотках, яловых сапогах бутылками и френчах «под товарища Сталина» (под ними, до поры, таились тату немецких орлов на штандартах СС) – брызжа слюной, орала «Гойда!» в прайм-таймах по ТВ. Материла сонную Европу и вальяжные Штаты. Смачно срыгивала в раззявленные глотки диванного быдла (и будущего окопного фарша) «погадку» имперского психоза. Под их драки в телеэфире сатанел в сердцах филистеров тарантул Русского Фашизма. Кровавой тенью наползало его ядовитое брюхо на страну, как ползёт во дни лунного затмения тьма на спутник Земли…

Эгоист с колыбели, я всеми фибрами души чуял его густопсовый вонизм. Побег на край Земли казался панацеей от шизофрении толпы. Мне нужна была перезагрузка систем. А там поглядим-с…

Для пробы пера, между двумя ипостасями – барной и пивной – я ещё умудрился три месяца пожить «отельером» в Непале.

Пришла осень. После разгрома моего дитятки-бара, я чуть ли не каждый день гонял на «Правду»: расчесать душевные раны, похаять Судьбу и покрыть матами молодчиков из «Антифа». Обычно я делал это по утрам за дюжиной бутылок пива со знакомыми рок-музыкантами. Горючее приносил с собой. Рокеры всегда жаждали засадить на халяву. Часто они страдали похмельем от бурных концертов и возлияний накануне.

В те годы промзона «Правды» напоминала живущую отдельно от прочей Москвы анархическую коммуну. Со своими негласными табу. Все арендаторы знал друг друга в лицо, и кто чем подпольным промышлял. Но никто ни разу не сдал никого мусорам. Об укладе нашей казачьей вольницы жители ближайщих московских дворов даже не догадывались. Только удивлялись порой, почему по ночам на районе шуруют милицейские «бобики» да скорые с мигалкой.

Владельцы комплекса (говорят, что олигарх Малофеев29и акционеры «Промсвязьбанка») хотели возвести элитный жилой массив на месте разбитых печатных цехов. Но все никак не могли подступиться. Пока суть да дело, дабы недвижка окупала коммуналку, ее сдали без боя всяким проходимцам. Тем, кого не смущал смрад свинцовой краски, провоцирующей онкологию; искрящая дряхлая проводка и вонючая канализация. Сначала, как бродячие псы на блевотину, подтянулись изгои рода человеческого – музыканты. А за ними уже художники, йоганашки, танцоры и прочая городская шушера. Почти все закутки, подвалы и чердаки экс-друкарни кишели тайным криминалом замиксованным с духом бунтарства: тату-салонами, где вам набьют мотылька вокруг ануса; мастерскими художников-графитчиков, которые днем штамповали принты для футболок, а ночью ваяли муралы30на электричках у депо Савеловская; порностудиями под видом семейных фотоателье; точками сбыта наркоты, замаскированными под репбазы; саунами со шлюхами под видом кружков здоровья, брейкданса и аэробики. (Помню, в одном таком вертепе ОМОН в касках и с автоматами, арестовал медийного нацика-славянофила Алексея Трехлебова31. Чувак дюже опередил эпоху, заливая на Ютубе ролики о планетарном Русском Фашизме. Сейчас бы его носили на руках и всучили президентский грант, а тогда укатали в каталажку.) Слух о "Правде 24"пополз по андерграундной Москве. Место стало излюбленной локацией у киношников для съёмки клипов. Там даже появилось свое интернет-телевидение с прямыми эфирами и концертами в стиле «живаго».

Я же (до проекта «Разгром"32 ) стал пионером общепита. Был в ответе за кормежку чебуреками и снабжение бухлом правдинских жителей. А так же работников телеканала «Россия-1», чьи офисы были на соседней улице. Телелюди паслись во время ланча у меня в кабаке как у себя дома. Дёшево и сердито. Я чувствовал себя неким народным мэром, а мой бар – копией информбюро ТАСС, куда стекались тамошние сплетни. Но не суть… Let it be33, как говорится…

Однажды, на одну из моих тоскливых утренних пати с пивом, гитаристом группы «Конец фильма» Петрухой (автором шлягера «Юность в сапогах» из гремешего в 2000-х телесериала «Солдаты») и барабанщиком Земфиры34– Пафой, забрел незнакомец. Сунул мордатую лысую голову в дверь репточки, где мы тусили и молвил: «Гостей принимаете?..»

Смешной и не в меру суетной персонаж был похож на обритого наголо шарпея. Или Колобка, которого бабка с дедом пустили гулять по белу свету. Нарядили в бесформенные этношаровары и свитшот с рисунком из стада веселых слоников. Вроде тех, что обожают напялить на себя йога-гуру и тай-массажисты. Колобок пожал нам троим, слегка опешившим, руки. Имя у лысого мучного изделия тоже оказалось дурацким – Спартак Спартакович.

Без шуток.

Наш стрем мигом рассеялся, когда на второй минуте общения Спартак вынул из широких штанин… нет не серпасто-молоткастый паспорт Маяковского35, а нечто вроде облитой шоколадом палочки печенья «Твикс». Это был гашиш класса "люкс"только вчера залетевший контрабандой в Москву из далёкого Непала. На наш резонный вопрос: как тебе это удалось? Спартак ответил, что упаковку зелья специально смачивают лягушачьей мочой. Мол, натасканные на наркоту собаки в аэропорту, тогда не лают на дурь. Конкретно этот кусок он зашил в лямку своего рюкзака и провёз в ручной клади. И непальская и русская таможня ничего не унюхали. Было это правдой или нет, но залетный стафф, по его словам, срочно требовал дегустации. Нео-Спартаку просто наскучило бродить по безлюдным с утра правдинским лабиринтам. Он искал себе корешей для дымной раскумарки. Ну и потенциальных клиентов для сбыта…

Меня, далекого от наркоблуда, продукт Спартака привлёк мало. Зато возбудил его рассказ…

Мы пригласили Спартака сесть на кушетку в предбаннике репточки, и он поведал его между тягами суперпродукта. Демонстрируя старый как мир фокус-покус: огонь зажигалки + стержень от авторучки + кулинарная фольга, Спартак похвастался, что давеча прибыл в Москву из самих сказочных (для всех, кто листал альбомы с репродукциями Николая Рериха), объятых радужным солнцем, Гималаев. С горы Сарангкот в окрестностях Покхары – второго по значению города Непала

– Я там себе дом в деревне за 20 килобаксов построил. Красотища! 2000 метров над уровнем моря. С утра встал, а под ногами облака плывут. Из окна, до неба, два восьмитысячника: Аннапурна и Мачапучаре.