Бухенлирик. Проза, стихи из прозы, поэзия и снова проза. И так 10 лет.

– Скотина – не скотина, но ты должна сказать мне спасибо, что я не Свинин или не Вагин! Спокойной ночи!

За что должна меня благодарить, уточнять не стала. Положила трубку. В моём понимании быть Свининой или Вагиной всем нам не привыкать. Девяносто девять процентов мужчин всё равно имитируют вкусный борщ. К тому же она – женщина – слабое беззащитное существо, от которого невозможно спастись. А так…

Не знаю, сколько бы ещё длилось моё бесцельное созерцание продуктов телевидения, если бы не случайный клац пультом телевизора не нарушил давно привычный для этого времени суток процесс самоедства. Ох, уж эти детские реминисценции. Сколько себя помню, всегда мечтал познакомиться с Карлсоном, который всегда если бы что говорил: "Спокойствие, Малыш, только спокойствие". А в трудной ситуации: "Не реви. Я что сказал! Не реви". Я бы слушался… Это раньше деревья были зеленее, дороги – прямее, дети – вежливее, автобусы ходили чаще, а кондукторами в них работали улыбчивые блондинки с пятым размером груди. Сейчас всё иначе. Кондукторы исчезли как класс, а общественный транспорт ходит по расписанию. Всё иначе всегда. Ведь когда ты думаешь, что тебе аплодирует мир, стоит задуматься, может быть, это ты сам хлопаешь себе ушами, вознеся себя до небес на очередном мыльном пузыре… Так что улыбайтесь! Чаще просто так, в лицо проблемам и невзгодам. Потому, что из всех орудий мира самое сильное это Ваша улыбка. Она может растопить айсберги непонимания, разрушить стены невосприятия, высушить слёзы отчаяния, подарить надежду, залечить разбитые сердца…

Слишком много информации, скажете вы? Именно так оправдывают себя те, кто перестал читать книги и хоть сколько-нибудь большие тексты. Еще они говорят, что главное – это лаконичность, не понимая, что даже в самой емкой фразе нельзя раскрыть сути доброй половины окружающих вещей. Для этого необходима цепочка мыслей.

Вы все ещё читаете? Сказать, что я удивлен, значит ничего не сказать. Теперь остановитесь на секунду, подумайте, что происходит вокруг вас. Это потрясающе и страшно, обыденно и дико, фатально и забавно одновременно. Вполне возможно, что теперь вы и сами об этом знаете или хотя бы немножко догадываетесь.

Да много на что ещё способна Улыбка! Не стройте мостов – не будет, что жечь. Живите в пешей доступности друг от друга. Улыбайтесь и будьте неприлично счастливы, друзья! Ведь в том и весь секрет, что счастье само по себе неприлично.

Как, к примеру, у меня. Встал вопрос об ужине. В голове возникли три варианта – макароны с сыром, фунчоза с курицей и пицца из того, что завалялось в холодильнике. А надо заметить, завалялось у меня за время моего четырехлетнего отсутствия много чего. Путем неимоверных усилий и методом всенаучного тыка, подсчетом калорий и хлебных единиц, учитывая коэффициент вредности каждого из ингредиентов мной был сделан чрезвычайно сложный выбор. На ужин будет… Правильно! Жареная картошка с маринованными огурцами!

Счастье неприлично.

Риторический вопрос (Какао)

– Что конкретно ты от меня хочешь?!

Эта реплика вышибла меня тем, что явно была из другого сценария. Слишком явно из другого. И хотя обычно я за словом в карман не лезу, но тут даже меня заблокировало. Ну и как прикажете на такое отвечать? Единственное, что приходит на ум – «Пардон, ошибся номером…», и на какое-то мгновение показалось, что действительно ошибся. Либо отправитель перепутал чаты. Надежда продержалась ровно до следующей реплики и, вопреки расхожей формуле, скончалась раньше меня.

Назвать это когнитивным диссонансом значило бы не сказать ничего: меня просто подбросило и перевернуло. При этом пируэте, наверное, встряхнулись и переключились в голове какие-то нейроны, потому что вдруг стало ясно, что вопрос-то риторический! Ну, то есть, на самом деле это утверждение, замаскированное под вопрос. Но какое? Любое из возможных допущений казалось невозможным и недопустимым.

Я помотал головой, чтобы стряхнуть наваждение, и тут, видно, опять перескочило какое-то реле, потому что стало вдруг смешно. Вспомнился хит из девяностых:

«Я понял – это намек,

Я все ловлю на лету,

Но непонятно, что конкретно ты имела в виду?

Вот я не понял!

Нет, все понятно, ёнтать!

Но что конкретно?

Я не понял! —

И это «я не понял» повторяется навязчивым речитативом на фоне бодренького такой рок-н-ролльчика:

Что ты имела в виду?

Что ты имела в виду?

Что ты имела в виду?

Что ты имелаааа?..

Реле щёлкнуло ещё раз. При этом, видимо, переключение произошло не до конца, ибо навязчивый рок-н-рольный мотивчик остался, но вот текст на него лёг явно из другой оперетты:

«От своей авторучки я сломал колпачок,

По дороге навстречу шёл мёртвый мужичок,

Завтрак, ужин и обед,

Мужичок мёртв, а мы ещё нет

Мужичок мёртв,

А мы ещё нет»…

Дослушав и доплясав (мысленно) этот трек, я отдышался и собрался. Обошёл ситуацию с разных сторон и была вынужден констатировать: вопросы плана «что тебе надо?» и «чего ты от меня хочешь?» являются не чем иным, как требованием оставить в покое, что я немедленно и сделал. Несколько, правда, недоумевая по поводу причин, но какая теперь, к лешему, разница. Можно подумать, знание причин что-нибудь изменит. Точка невозврата пройдена!

Кстати, о точке невозврата. Есть в немецком есть такое понятие – buches lirik – лирика книги, если дословно. Всего на букву отличается от него термин buchen lirik – книга стихов. Долгое время я жил идеей подружить эти два понятия – объединить поэтическую лирику из моих прозаических книг в книгу стихов. Зачем – понятно, чтобы эти стихотворения для читателя потерялись в потоке моих прозаических словоконструкций. Но «что конкретно я от себя хочу?!» Далее с первой цифры.

И всё-таки. Всё-таки! Обилие нюансов в русском языке просто поражает, хотя я говорю, читаю и пишу на нём всю жизнь. Не стану притворяться полиглотом, затрудняюсь сказать, как с этим обстоит в других языках. Впрочем, нет, кое-что знаю даже я: английские «How do you do?» и «How are you?» также не являются вопросами, а всего лишь дежурными приветствиями, и боже вас упаси отвечать на них детальным отчётом о состоянии здоровья, иначе прослывёте занудой. Не исключено, что вполне заслуженно. «Thanks! Fine!» будет в самый раз, даже если это не соответствует действительности.

Ну, в самом деле, вы же не ждёте, что каждый хорошо воспитанный человек окажется ещё и филантропом! Готовым абсолютно бескорыстно взвалить на себя часть бремени вашего бытия. Хотя, как было замечено классиком, и милосердие иногда стучится в наши сердца… В общем,

«Сон в руку был, и вот в руке / Вопрос остался…»

Но чем больше проходит времени, тем меньше хочется знать на него ответ, и не потому, что он мне точно не понравится. Просто я опять не угадаю. Как в известном меме:

– Чай? Кофе?

– Кофе, пожалуйста.

– Не угадали: чай!

И вот настал четверг, господа, традиционно рыбный день. Тем, кто по жизни своей шеф-повар – время раздавать лещей, посетителям сиих фешенебельных ресторанов – время этих самых лещей получать. Как чай и кофе, как How do you do и часть бремени вашего бытия. Подчас все мы так умело маскируем свою боль, что многие завидуют нашему счастью, да ещё и скука-память, как она это любит, традиционно в самый неподходящий момент подкинула запев с припевом из не дожившей до сегодняшнего дня ни на плёнке, ни на бумаге песни:

Головная боль – забытый крик в ночи,

Головная боль – плоть изнутри кричит.

Головная боль в тупых осколках дня,

Головная боль ключом внутри меня.

Я не могу остаться здесь. Я вышел.

Я ухожу туда, где ночь стучит по крышам.

Я не смогу уберечь ценность рая.

Я не смогу остаться здесь…

И головная боль.

В общем, время настало. Эй, кто там сказал: «кис-кис»? А если я буду говорить вам «чел-чел» или похуже на одну букву что? Встречайте. Зосима Тилль. Сборник спойлеров, реминиценций и ранее не изданных флэшбеков из прошлого, настоящего и будущего. Заранее извиняюсь, если прочтённое не будет соответствовать слышанному Вами от меня ранее. «Время меняет всё, / Время меняет всех. / Что дальше будет: /Плачь или смех?»

«Сейчас бесов гонять будем». «Каких ещё бесов?»

«Зима, словно репа, а звёзды фасоль.

Спасибо, мамаша за хлеб и за соль.

Ты думала, я сплю, но я-то видел, дружок,

Как ты мне сыпала в суп какой-то белый порошок.

Ой, странный вкус, темнеет в глазах,

И ты сказала: «О’кей, до встречи в небесах».

Весёлое время наступает, друзья,

Ой-ё, веселее некуда, ой-ё, веселее нельзя!»

«Бухенлирик».

Какао.

Я стихами живу рядом с прозой…

Я стихами живу рядом с прозой,

Я ложусь и встаю вместе с ней.

Даже если покажется позой

Вам такое, прошу вас: не лей-

те мне воду вперёд коромысла,

Наполняя одно лишь ведро,

Чтоб оно, переполнившись смысла,

На бумагу текло сквозь перо.

Что мне жаркие ваши признания?

Доживут ли они до утра?!

Недоверие – следствие знания.

Я зеваю уже – вам пора!

Без ответов остались вопросы,

Отнесу их на свалку судьбы…

Я стихами живу – вместе с прозой,

Наконец-то я счастлив. А вы?

Вновь на спин-оффе…

Меряю время

банками кофе.

Быт на Голгофе

Сыт в катастрофе.

Асс теософий,

физика Йоффе,

Пять литров в штофе,

Был бы кто против.

Вызов на профи,

Люба на Со́фе,

Пусто напротив.

Вновь на спин-оффе.

Туманность стылых дум…

Туманность стылых дум, остаточность мечтаний

Под утро станет рвать – на клочья, на куски.

Небесное желе не терпит оправданий,

Как и напрасных слов – их прячем в дневники.

И тяжесть новостей, что с возрастом печальны,

Воротит время вспять, и снова там и тут…

Научимся прощать, ведь сверхсентиментальны,

И ценность обретёт спокойствие минут.

Ушедшие придут, во сне или с рассветом,

И скажут те слова, что так согреют нас.

В уютном гамаке уляжемся валетом

И станем строить жизнь, абсурдную подчас…

Ты только приходи, туманность разрывая,

Даю обет на срок – не предавать мечты…

И пыльный плен падёт, день новый открывая,

И вновь возьмут перо дрожащие персты.

Любовь прекрасною была…

Любовь прекрасною была,

Я помню, это было завтра,

Порхнула запахом бульвара,

Минуя траур тротуара,

И вновь нахлынула волна.

Былые слезы и молитвы,

Слова нелепые, обиды…

Быть может, мир сошёл с ума,

И в степень страсть возведена?

Любовь желания полна.

Один лишь взгляд избрав из многих

И, повинуясь сердцу, крови,

Жизнь ищет воплощения грёз.

Не может быть, чтоб всё всерьёз…

Душа истомою полна.

В ней что-то мечется и рвется,

Глубинной силой отдается,

Ушедшей ревностью пьяна,

Вовлечена и не скромна…

Любовь прекрасною была.

Июлится лето столичным дождём…

Июлится лето столичным дождём —

Он песню поёт всем прохожим,

Спешащим в подземку. Плывёт кораблём —

Под парусом, мы предположим.

И капли его – дети хмурых небес,

Слегка отдохнув в капюшоне,

Нашепчут сценарии будничных пьес,

Что модными стали в сезоне.

Мохнатое небо в Купальскую ночь

Укроет до срока столицу.

Под пледною негой покажет точь-в-точь…

Ресницам давно то не снится…

Однажды лишь виделся тёплый закат,

Такой – на меже откровений,

Делилась на «после» и «до» аккурат

Ломбардная ценность явлений…

А капли на стёклах выводят мечты,

Июлится нынче так дивно…

Потерянный зонт пролетел полверсты,

Ища руку друга наивно.

А капли, как люди – за сказом рассказ,

Про дивные вещи, о разном…

И сыпется с неба несказанность фраз

В потоке зигзагообразном…

Себе придумала опять…

Себе придумала опять

Я «настоящего мужчину»,

А он уйдет ни дать, ни взять,

И для вранья найдет причину.

Я ночью буду вытирать

Слезинки на лице ладошкой.

Все отгорит, всё так-растак,

Всё было будто понарошку.

Вновь буду вскоре я мечтать,

Гадая, теребить ромашку.

Душа болит – в ней все горит,

Но все же к миру – нараспашку…

И лето, как осень…

И лето, как осень – во всём полумеры,

Хотя нет, скорее весна.

И снова готовим свои лжепремьеры —

Плоды не пришедшего сна.

Одеты так странно и не по сезону,

И так неуместно кашне.

Сложив пачку писем, несём почтальону

И гриф – «Это важно втройне» …

Кому пишем слоги и так откровенно

В них «Я бы…», и всё «Да кабы…»?

Слова оправданий, в них попеременно —

Игра-чехарда «Да», «Увы» …

Увы, в этой стопке нет гожих конвертов —

Им так полумеры к лицу.

И вновь недописанность влажных мольбертов

Понятна лишь только Творцу…

Мне приснился мой Аркаим…

Мне приснился сегодня сон —

Чудо-сказками полон был он.

Удивительные видения

Окружали со всех сторон.

Ход истории, стук копыт,

Печь, огонь и металл кипит.

Лай собак и клёкот птиц,

Рукодельная, песнь девиц.

Наковальня, подкова, седло,

Кони, шёлк, гончара ремесло,

Запах хлеба и ряд столов,

Астрономия, книги, стекло.

Песни, музыка, звон мечей.

Перья, письма, шёпот врачей.

Опыт делает нас мудрей…

А вокруг только ширь полей…

Запах прошлого неуловим,

И тот мир не будет чужим.

Паладин, пилигрим, я за ним…

Мне приснился мой Аркаим.

Писали огни, да на бархате ночи…

Писали огни, да на бархате ночи,

Рассказы про странных, забытых людей.

Ах, как же они к этим играм охочи —

Следят за унылыми. И без затей

Всё пишут и пишут. Совсем недлястольно,

А в красках и лицах слагают о том,

Что лысый добряк дал пятак добровольно,

Что хмурая женщина белит свой дом.

Что гонят того, кто рифмует закаты,

А он поднимается раньше Миров.

Слова в тех историях так угловаты.

И сплошь многоточия меж облаков…

Уж если писать, то лишь истину света —

Про то, что лирический знает герой…

И пусть легкомысленно-зябко одета…

И так же в душе. Что, увы, не впервой…

Писатели судеб, зачем голословно?

Вас снова погасят в назначенный час.

И ночь проживу с вами вновь подмосковно…

Среди одиноких до срока террас…

Инструкция. Прятки

Унылое лето на школьной тетрадке

Туманом напишет: «Инструкция. Прятки»

И станет «водить».

На стёклах укажет какой номер хода —

Наверное, на руку эта погода…

И всё может быть.

И ржавь покрывает пустые качели —

В фаворе дожди, их подруги – метели,

И нет детворы.

Вокруг только лужи с намёком на море,

Расплакались буквы на ветхом заборе,

Пустые дворы.

И ищем мы что-то – всё чаще ответа:

«Неужто обидели милое лето?»

И зонты в руках.

До срока на полку рецепты солений,

Не балует пенка от разных варений…

И тьма в облаках.

День новый начав, по инструкции, точно

Из шкафа кашне, да на плечи и срочно.

Вселенская грусть…

Надежда на то, что в заветной тетрадке,

Прочтём на оставленной в ней же закладке:

«Я скоро вернусь!»

Не прощаюсь, неон – завтра буду!

Продолжение света – тончайшая тень,

Что ложится на снег откровенно.

Завершится неоном разряженный день —

Разделяя всё попеременно.

Как котёнок слепой притаится у ног,

Полусветом неспешно играя,

Перекрёсток нехоженых мною дорог…

От земли и до неба – чужая.

В этот метр с небольшим помещается мир,

Пусть он странный, но чистый и зрячий.

Появилась из племени славных транжир,

Серебра не считавших. Бродячий

И бесславный, зачем-то придуманный род,

Что лелеет ответы на стёклах.

И тревожит усталость болотистых вод —

Ищет смысл в фолиантах поблёклых.

И, быть может, вдали чья-то хлипкая тень

Утонула в снегах безвозвратно…

Приласкаю котёнка – начнём новый день…

Первый след ставлю так деликатно…

Вдруг пойдут по нему и другие миры —

Равносильно нежданному чуду…

Вот и тропка. Но чья? Выхожу из игры…

Не прощаюсь, неон – завтра буду!..

Ода фарисейству

Бар затих. Иду на мостовую.

Кланяюсь дверному косяку,

Вряд ли где найду ещё такую,

Что случилась на моем веку.

Так меня мутило середь ночи,

И Земля вертелась на оси.

Если только можно, Aвва Oтче,

Посошок ты мимо пронеси.

Но она была такой упрямой —

Собутыльника играю роль.

Пить, не пить – какая это драма…

От похмелья дикого уволь!

Соль, текила – распорядок действий,

Я не сдохну утром… Может быть…

Пьяный в щи, всё тонет в фарисействе.

Жизнь прожить – не Полю перепить

Коль истина в вине…

Коль истина в вине, так в чём же вдохновенье?

Я силюсь каждый раз преследовать решенье,

Но только ухвачу за хвост, оно, как сон, растает —

Кто вдохновлён вином, тот от вина сгорает.

Коль истина в вине, так вдохновенье в чём же?

Вина приходит в души наши знаньем осторожным,

Вина – сестра похмелью, не лечить – растает —

Кто вдохновлён виной, тот от вины сгорает.

Скажи мне, мудрый муж, решенье сей загадки.

Не бойся, что слова не будут слуху сладки.

Искать мне вдохновенье, складывать в тетрадь…

Его мне в истине, пока молчишь, черпать?

Коль истина в стихе, то в нём ли вдохновенье?

Где стих кончается, приходит настроенье…

Сугубо женский коллектив

Как с замиранием сотрудницы

Шли к перерыву на обед.

Как ожидали, что им сбудется

Руководитель их, Олег.

Коль есть жена – она подвинется,

Чай, человек, а не трюмо…

В желанье с шефом тесно сблизиться

Все втайне были заодно.

Все ждали тайного свиданьица,

Когда, закончив свой обед,

Пойдёт Олегова избранница

К нему «на кофе» в кабинет.

Ах, керамические тортницы,

Ах, пирожки, их мать итить…

Но все рабочие-колхозницы

Должны трудиться до шести.

Ах, композиции те чайные,

Ах, те касания случайные,

Ах, кулебяки да печеньица,

Ах, испытанья-искущеньица…

Сплошным намёком на позиции

Являлись к чаю композиции.

Ах, как мужчинам щекотлив

Сугубо женский коллектив…

КПП

Один компьютер молодой

Любил пожить красиво.

Он жажду утолял водой,

Все остальное – пивом.

Он пиво пил, когда решал

Сложнейшие задачи.

Его железная душа

Жить не могла иначе.

И к интернету подключен

Он был совсем не даром.

Нередко с интернетом он

Соображал на пару.

Его прозвали "Ка-Пэ-Пэ" -

Компьютер, пьющий пиво.

Ходила я в людской толпе

Смотреть на это диво.

Пластилиновый Джо

Ваятель был нежен и тонок,

И, видно, терзала тоска,

Когда получился ребёнок

Из белого цвета бруска.

Подбросил его на ладони,

Решил: без затей и свежо!

И в том же насмешливом тоне

Нарёк Пластилиновым Джо.

Но Джо уже сделался скучен

И долго, пока не нашли,

Со всей разноцветною кучей

Без дела валялся в пыли.

Потом, депрессивно-развязный,

Вздыхая – всё мерзость и тлен! —

Размял его с синим и красным

И вылепил выспренний член,

Увидев который, подружка

Ему учинила разнос,

Два розовых вытянув ушка

И кроличий, пуговкой, нос.

А он обозвал её дурой

(Конечно, любя, не со зла)

И вылепил бабу с фигурой,

Которой она не была.

Подруга расплакалась было

И смяла изделие в хлам —

Он мыльницу сделал и мыло,

Кусок разделив пополам.

Бухой он, а, реже, тверёзый,

С подругой, но чаще один —

И Джо был то пнём, то берёзой,

Безликий до самых седин.

Менял он и облик, и место,

Свидетель пороков и бед,

Покуда, к приходу невесты,

Был убран на старый буфет —

Бессмысленным и кособоким,

И, сверху нелепо ярясь,

Теперь возомнил себя богом,

Забытая липкая грязь…

Некий Никто

Неким никем стать достаточно просто,

Всуе ответив на пару вопросов.

После отправить в отключку мозги,

Печень пропить и раздать все долги.

Что за вопросы – по сути не важно,

Главное – это ответить отважно.

Чтоб обоснованным было решение

Смысл, поверь, не имеет значения.

Стереотипы, совесть, мораль

Ты, не стесняясь, к себе примеряй.

Чтобы, прикрывшись слоями обновок,

Не отличаться от прочих штамповок.

Ты зарихтован, шлифовка сверкает,

Больше тебя ничего не смущает.

Ты теперь просто кукла с отверстием.

Некий Никто, дружно приветствуем!

По трезвому

«Не пить покруче, чем бухать.

Что по утру жена готовит,

Тебе ль дано предугадать?

Последствий и не передать.

На утро в муках похмелизма

Тебе останется удел –

Любить себя до онанизма,

Терпенью тоже есть предел.

Поверь, придется выбирать:

Любовь и женская забота —

Иль к правой-левой привыкать.

Поверь мне, лучше не бухать!»

Поставил было точку в стихосказе,

Но мысль творца, подобная заразе,

Вдруг повернула резко на начало действа,

Лишь получил я мессидж от подруги детства:

«Намедни с Бахусом случился адюльтер —

Сидели просто мы – без чванства и манер,

И жанра классику не нарушали ловко,

По ней в ночи смешалась с пивом водка.

Потом мне пообщаться захотелось, хоть убей!

«Где телефон? Подать его скорей!

Намечу кучу дел, назначу рандеву,

Не век мне с Вакхом прозябать в хлеву!»

Трубы не взял никто, я в Скорую, ответили не сразу.

«Мы не приедем. Вы пьяны. В машинах нету газу!»

В полиции на зов ответили мгновенно,

Но Бахус понял – встреча кончится прескверно.

Потом с пожарными зажечь пришло желанье,

Откуда-то Морфей… Смутны воспоминания…

Я еле к вечеру проснулась, сразу к аппарату,

Смотрю – звонила всем и, кстати, где зарплата?

И голова шумит, и так трепещет сердце,

И, кажется, конец пришёл, так надобно одеться!

И прожитое кажется мне не таким ужасным,

И самый темный день вдруг показался, сцуко, ясным.

Наверное, не зря вливал в меня Дионис это зелье —

Ведь иногда всем нужно философское похмелье…»

Прочёл, подумал и ответил милке кратко,

Вписав в постскриптум мысль до неприличия гладко:

«Мне фабула послания предстала очень гибкой —

В бокале ёрш? Закусывай впредь симкой!

Я задыхаюсь

Кто-нибудь, остановите боль.

Моя депрессия режет мне душу.

Чувства тоской осели на пальцах.

Пена клубами белеет у рта.

Я задыхаюсь.

Жизнь, маня, разрушает меня.

И оскверняет мою мечту.

Кто-нибудь, поговорите со мной.

Я не могу, не могу больше так.

Я задыхаюсь.

На каждый вопрос заготовлен ответ.

Да или нет – не несёт собой смысл.

Невиновный страдает за всех.

Всё вокруг меня сводит с ума.

Я задыхаюсь.

Я чётко знаю, всё то, что хочу.

Делаю это, не зная задел.

Кровь струями стекает со стен.

Кровь повсюду. Везде течёт кровь.

Я задыхаюсь.

Я задыхаюсь, мне нет, что сказать.

Я задыхаюсь, мне нет, что сказать.

Я задыхаюсь, мне нет, что сказать.

Я задыхаюсь.

Только в вагонах метро

Закончила школу с медалью,

Пред ней открывались все дали –

Бакалавриат и магистратура,

Женатый завкафедрой Юра.

Уйдя с головой в обученье,

Оставив «на после» общенье,

Студент, аспирант, почти кандидат,

Такому бы каждый был рад.

Подруги-друзья растворились,

Все замужем или женились.

Не важно, что ты садишься на мель,