Наречённый для ворожеи

– Поди в лес взяли всех, кто попросился? И я бы могла? – сразу прекратила зевать и обиженно заканючила Рута, которая уже позабыла, что накануне ночь и дождь её пугали. – А почему Моревна не захотела? Передумала?

– Да нет, за ней гонца прислали. Опасный разбойник убёг из темницы шахринабского мурзы. Так ищут всем миром, – взялась объяснять Заряна, потому что Липа уже схватила со стола и сунула в рот пирожок. Позёмка тем временем молча забрала у подруги мокрую накидку и повесила рядом с тёплой печкой.

– Я, кстати, Ильриха не осуждаю, а жалею, – прожевав румяный пирожок с калиной, опять заговорила Липа. – Мальчишке всего десять, и Тавр, как пестун, должен был лучше за ним приглядывать.

– Уже десять и до сих пор собственный пестун? Так и проживёт всю жизнь занянченный, – недобро усмехнулась Рута. После случая с нечаянным поцелуем на лестнице она старалась высмеять Ильку по любому поводу. Мстила, правда сама не знала за что.

– Ты сегодня что-то особенно вредная. Не с той ноги встала? – покосилась на дочку ведьмы Липа. И опять продолжила рассказывать. – Между прочим, бедолагу позвал и увёл от остальных якобы голос Тавра. Ильрих в этом клянётся!

– Местный леший балует? Альдона же с ним договаривалась, чтобы учеников из обители не морочил, – прозвенела своим серебряным голоском Позёмка. Усевшись от всех в отдалении у печи, она взялась переплетать свою белоснежную косу, да так и застыла с распущенными по плечам волосами. На которые Рута сначала ревниво уставилась, но быстро успокоилась – её собственная смоляная блестящая грива была не менее красива и густа.

– Вот и Бер сперва подумал на лешего… – Липа нарочно замолчала и сделала таинственное лицо. – Пока я не нашла на земле несколько зелёных листиков!

– Тогда понятно, – кивнула Заряна, ничего не объяснив. Позёмка тоже задумчиво кивнула и опять занялась косой.

– Ничего и не понятно! – возмутилась Рута. – Ну, листочки. Чай лес кругом!

– Так ведь осень, – возмущённо пискнула Морошка. – Подумай сама – откуда теперь в лесу зелёные?

– И откуда? – исподлобья уставилась на малявку Рута, которой было обидно оставаться в неведенье.

– Давай я подскажу – листочки те нападали с ауки. Он один круглый год ходит заросший зелёной травкой и листиками, – охотно объяснила вторая ягиня.

– Даже зимой, – подтвердила Липа, закончив жевать третий пирожок. – Вспомнила ауку? Он ещё любит притворяться эхом.

– Коли вы сами позабыли – я дочь пережинщицы и рядом с лесом никогда не жила. Матушка любила в степных деревнях селиться, где люди пашни засевают.

– Так бы сразу и сказала, – поколебавшись, Липа вернула на место, в миску, четвёртый пирожок. – Сейчас растолкую. Аука маленький лесной дух. Не злой, специально в топь или другое опасное место не заведёт, просто большой шалун. Это он позвал Ильку голосом Тавра и потаскал, как следует, по ночному лесу. И сам же к рассвету вывел на опушку, оттуда рукой подать до дороги к обители. Там, на опушке, я Ильку и нашла, а Бер сейчас повёл барончика в баню.

– Небось этот шибко благородный обгадился со страху? – предположила из вредности Рута, и всё девочки невольно так и прыснули. Даже Заряна не утерпела, хотя и успела погрозить пальцем.

– Да нет, ноги сильно промочил. Надо мальчишку попарить, чтобы потом не лечить, – пояснила Липа, когда отсмеялась. И неожиданно добавила, пристально уставившись на Руту: – Пошли со мной.

– Куда? – удивилась дочка ведьмы.

– На Кудыкину гору.

– Не пойду! Уж и пошутить нельзя? – не понравилась девочке такая таинственность.

– Просто в коридор выйдем, дело к тебе есть, – настаивала Липа.

В коридоре она завела Руту в небольшую стенную нишу возле окна и вдруг вынула из-за пазухи тёплый и немного мятый пучок… руты. Растение всё ещё украшали мелкие жёлтые цветочки, ведь упрямая рута цветёт долго и упорно. До поздней осени, словно бросая вызов наступающему предзимью.

– Держи! – Вручила Липа пучок, согнувшись при этом в глубоком шутливом поклоне. – Дарёнка тебе со всем почтением от одного отрока.

– Кто такой? – опешила дочка ведьмы.

– Местный, из обители, – подмигнула Липа, и Рута почему-то подумала о Тавре. Приёмный сын Бера и травницы Дайвы, он мог хоть немного разбираться в растениях и знать их названия.

– Может тот отрок Дайве хотел руту передать? На зелья и снадобья, а ты поняла, будто Руте? – продолжала недоумевать дочка ведьмы.

– Вот же поперечница! И поняла я верно, и передала, кому следует.

– Да зачем мне это?

– Прямо таки не ведаешь, зачем дарят цветы? – усмехнулась Липа. – Или благородный заморский ухажёр не по сердцу?

– Веник от пучеглазого филина?! – страшно возмутилась и, одновременно, почему-то вспыхнула, как маков цвет, Рута.

– Бедный барончик, уже и прозвище ему придумала зазорное, – вздохнула Липа. – Чем он тебе плох? Я когда нашла Ильриха под утро на опушке, тот совсем замученный был. Промокший, бледный, но едва разглядел в свете моего фонаря цветы, тут же бросился их собирать. Для тебя.

– За что по сусалам и получит! Не желаю, чтобы обо мне и этом скудоумном все судачили! – совсем разъярилась Рута.

– Скорая же ты на расправу, – ещё тяжелей вздохнула Липа, старательно пряча улыбку. – Лучше бы горемычный барончик, как все остальные, влюбился в Позёмку. Та хоть с мальчишками не дерётся.

– Потому что ледышка, а что уж у тихони внутри – никому не ведомо! Может целый чёрт! – опять огрызнулась дочка ведьмы, не замечая, что ведёт себя словно собака на сене – ни себе, ни людям.

– Ну-ну, – тонко усмехнулась Липа и вернулась в травницкую, оставив Руту злиться в одиночестве.

Впрочем, та тоже вернулась почти следом. Сразу после того, как выкинула бедные цветы за окно под дождь.

И дни пошли своим чередом, заполненные в основном учёбой и вечерней болтовнёй за рукоделием. С ним устраивались возле печки всё в той же уютной травницкой.

Девочки, школьные подруги, добровольно взялись готовить Руту к холодам, ведь запаса тёплой одежды у неё не было. Заряна и Позёмка вязали по паре тёплых чулок, Липа небольшую шаль, а малышки ягини, пусть и не слишком умело, каждая по варежке. Дайва же скроила и сшила Руте длинный жупанчик из толстого сукна, какие носят свебы. На самые холода поверх жупанчика следовало надевать меховую безрукавку, и тут уж постарался Бер. Принёс выделанные заячьи шкурки, из которых всё та же Дайва скроила и сшила безрукавку. Сама дочка ведьмы пока ни вязать, ни шить не умела, но старательно всему училась. Вспоминая всякий раз свою матушку, память о которой сейчас позорила.

Меж тем осень перешла в предзимье и печку стали топить не только в травницкой, но и в спаленках девочек. А когда на мёрзлую землю лёг снег, который уже не растаял, в обитель Ордена, из Муромских лесов, соизволила прикатить на высоких саночках тамошняя ягиня. Пожилая, хромая, но вовсе не древняя старуха. Статная, с низким звучным голосом и жуткая щеголиха! В крытой богатой парчой соболиной шубке, узорчатых красных сапожках и круглой шапочке, расшитой речным жемчугом. Рута всё это хорошенько разглядела, потому что гостья, прямо с дороги, появилась с утра пораньше в их спальне.

Не обращая внимания на дочь ведьмы, ягиня перецеловала Лушку и Морошку и передала близняшкам поклон от покойных родителей. Вошедший вслед за ягиней в спальню Магистр прижимал к себе единственной рукой двух крупных, толстеньких и спокойных котят. Чёрного и серого пушистиков с кисточками на ушах. Морошка и Лушка, пища от восторга, котят мигом расхватали.

– Баюны. От меня в подарок, – звучно произнесла приезжая ягиня, кивая на котишек. – Пока малы просто спутники, а как подрастут, ещё и хорошие защитники.

– А мне котёночка? – заикнулась было из своей кровати Рута, но ягиня лишь равнодушно на неё покосилась, а Магистр прижал к губам палец, призывая благоразумно помалкивать.

Потом важная гостья велела Лушка с Морошкой одеваться, сама же пожелала подкрепиться с дороги. Магистр учтивым жестом пригласил ягиню следовать за собой, и едва они вышли, в спальню торопливо вошла Альдона.

– Чадушки, одевайтесь, быстренько закусите, и все вместе отправляемся на старый жальник. Ягиня прибыла поискать могилу князя, из-за которой в прошлый раз разгорелся сыр-бор.

– А я? Можно с вами? – опять влезла чересчур любопытная дочка ведьмы.

– А ты в телеге пятое колесо, – сурово отрезала Альдона.

Потом она так же решительно отобрала у Лушки с Морошкой котят, потому что девчонки, вместо того чтобы одеваться, продолжали их тискать.

Котят главная ворожея переложила в кровать к Руте, но спокойные до этого пушистики дочку ведьмы вдруг обшипели и сбежали обратно к хозяйкам. Тем не менее, под надзором неумолимой Альдоны, ягини всё-таки оделись, и ворожея увела малышек с собой.

Вернулись Лушка с Морошкой довольно быстро, уже к обеду. Вошли в травницкую с гордым видом и важно поведали остальным девочкам, что и взрослая ягиня не сумела отыскать на старом жальнике могилу давно покойного князя. А значит – обманщиком оказался колдун, но с ним пусть разбираются потомки того князя.

– Магистр уже пишет им письмо, что я и Лушка в прошлый раз были не виноваты, – с довольным видом подытожила Морошка.

– Ага, – поддакнула её сестра, – Не понимают люди, что об умерших нам обманывать нельзя. Как и говорить плохое – мёртвые обидятся и постараются прорваться через границу в мир живых.

– Зачем? – моментально заинтересовалась Рута.

– Станут ходить по пятам и плакать, знаешь как их жалко! Как брошенных котяточек, – серьёзно объяснила Лушка.

– А где теперь приезжая ягиня? – спросила у близняшек Липа. – Хотелось бы на её соболью шубку глянуть, уж больно Рута нахвалила.

– Может тётенька у Магистра? – предположила Морошка. – Только она надолго не останется, с нами уже попрощалась. Собирается проверить границу, которая возле избушки страшной бабушки.

– Той, что нам свою силу передала, – добавила Лушка, сестрёнки часто отвечали вместе. – Если граница сильно истончилась, ягиня её укрепит. Мы же ещё не скоро на свой пост заступим.

Гостья из Муромских лесов действительно отбыла в тот же день, и жизнь в обители продолжила идти по накатанной колее. Вернее, раз наступила зима, как по накатанному ледку.

Воспитанники Бера всё так же обучались на воинов, воевали понарошку то на большом, то на малом ратном поле, а ещё ездили в лес за дровами и прочищали дорожки в снегу вокруг стен обители.

Девочки усердно постигали искусство волшбы, практиковались в лечении разных недугов, а старшие ученицы ещё и выезжали на задания, когда в окрестных деревнях начинала баловать нежить. В основном домашние духи: игошка ли подерётся с кикиморой из-за хлебного мякиша и всех ночью перебудит, банник ли зад кому кипятком ошпарит, если глупый человек помылся и не поблагодарил за добрый пар. Молоденькие ворожеи отыскивали виновных и, как правило, за мелкие провинности просто журили. А вот за крупные, с членовредительством, нежить изгонялась из деревни на веки вечные. Смертей же рядом с обителью Ордена не случалось десятилетиями, упыри и другая кровожадная нечисть обходила округу за семь вёрст.

На борьбу с серьёзным противником и на дальние расстояния, в том числе чужие страны, ездили уже боевые пары Ордена. Спутники, взрослые воин и ворожея. Их жизнь протекала в лабиринтах дорог, но время от времени спутники в обитель ненадолго возвращались и привозили рассказы о своих удивительных подвигах. Восхищённая Дайва всё крепко-накрепко запоминала и пересказывала потом ученицам или больным из лечебницы.

Но вот отпела метелями и подошла к концу и длинная зима.

Пролетел и первый весенний, ещё холодный месяц березень, когда снег сходит постепенно, а почки на деревьях только просыпаются. Но едва дороги подсохли, Рута принялась обучаться езде на смирной пожилой лошадке из общей конюшни Ордена. Сначала с Липой или Заряной, а потом и одна, на приволье в окрестностях обители.

В придачу к лошадке у девочки появилась и желанная обнова, штаны. Которые хоть и скроила Дайва, но сшила их Рута самолично. Как и короткую, чуть ниже бёдер рубаху, и мужская одежда для поездок верхом оказалась не в пример удобней сарафана.

Как-то раз, понукая и понукая недовольную лошадку, дочка ведьмы доехала до самого леса, возле которого торопливо спешилась, испытав острый позыв уединиться по нужде. Кустики с края леса листвой ещё как следует не опушились, поэтому Рута надумала пройти немного вглубь. И когда уже возвращалась обратно, вдруг увидела рядом со своей лошадью девочку лет четырёх. Голую, очень чумазую и в венке из лесных первоцветов. Второй венок красовался на голове пожилой лошадки.

– Ты кто? – замерла на месте и шёпотом спросила Рута, уже догадываясь, что встретила лесавку.

Та попятилась, но не убежала. Только открыла рот и издала тревожный крик совы. Потом лесавка вдруг сжалась в комок, резко распрямилась и прыгнула, словно нападающая рысь, легко преодолев разделяющее девочек расстояние.

От сильного толчка дочка ведьмы не устояла и упала спиной на землю. Хорошо хоть не приложилась головой о стоявший рядом пенёк, лесавка же, оказавшись у Руты на груди, принялась яростно терзать новую рубашку. Выдрала заодно и клок волос, но это возмутило дочку ведьмы меньше, чем порча обновы.

– Ты рехнулась, дрянь такая! – истошно завопила Рута, извиваясь под лесавкой и пытаясь её столкнуть. А когда рубашка серьёзно затрещала и расползлась, дочка ведьмы нащупала в кармане штанов подарок Моревны, перунову стрелу. – Н-н-на!

Рута ткнула стрелой лесавку не примериваясь, куда попало, и лесная нечисть немедленно обмякла. Не погибла, но больше не могла пошевелиться. Только хлопала глазами до самой обители, куда дочка ведьмы её привезла, с большим трудом забросив поперёк седла.

Глава 7. Взросление, реальность и мечты

– Отличилась! Кого в следующий раз в обитель приволочешь? Лешего за бороду? – веселилась в неописуемом восторге именно Заряна, самая серьёзная из всех учениц.

Рута в ответ хмурилась и косилась в угол. Ну да, она погорячилась. Забирать с собой лесавку не следовало. Небось отлежалась бы и пришла в себя, чего живучей нежити сделается.

– Подумаешь. Могу отвезти обратно, – независимо пробормотала дочка ведьмы, думая о том, что Липа бы теперь не заливалась, а подсказала как промах исправить. Но Липе исполнилось семнадцать, совершеннолетие для ворожеи, и девушка уже три дня как уехала на задание вместе с опытным спутником. Далеко и надолго.

– Ступай, сними свою дранную рубашку, – наконец успокоившись, скомандовала Заряна, явно наслаждаясь, что теперь старшая среди девочек она. И вдруг опять остановила Руту. – Погоди, а где твой оберег от нежити? Мой тебе совет – носи на шее, не снимая. Как мы все.

– Я тоже никогда не снимаю. Амулет лесавка сорвала, когда напала. И ничуть его не забоялась, вот почему?

Но Заряна не ответила и уставилась почему-то на Позёмку. Та удивлённо округлила глаза, кивнула и выскользнула из травницкой.

Вернулась Позёмка мгновенно и уже с Альдоной, с которой, видимо, встретилась прямо за дверью. Главная ворожея лечебницы стремительно подошла к Руте и вдруг её обняла.

– Спасибо, девочка, ты очень удачливая, – не сухо, как обычно, а тепло произнесла Альдона, когда отстранилась. – Ведь эта лесавка тот самый проклятый ребёнок, которого мы искали ещё по осени. И как умело ты применила заклятье обездвиживания! Хвалю!

– Да нет, – решила быть честной Рута, – ни единого заклятья я не припомнила. Просто осерчала на нежить и кольнула перуновой стрелой.

– Как бы там ни было, всё равно молодец, – сказала Альдона, по бледным губам которой скользнула мимолётная улыбка. – Только лесная малышка больше не нежить. Человек, я и Кипрея уже провели нужный обряд.

– Ой, так споро! – восхитилась Рута, и остальные девочки тоже радостно загомонили. Потом дочь ведьмы великодушно предложила: – Пусть уж тогда найдёнка живёт в нашей спальне, пригляжу за ней и дальше.

– Нет, это дитя побудет пока под особым присмотром, – покачала головой Альдона. – Не умеет говорить и совсем дикое. Когда отмывали и состригали с головы колтуны, всех перекусала и перецарапала.

Так в обители появилась маленькая спасённая девочка, а Рута на какое-то время прославилась. Взрослые её хвалили, воспитанники Бера шушукались и провожали уважительными взглядами, а Тавр, очень возмужавший за прошедшую зиму – ему шёл пятнадцатый год, – вообще удивил. Неожиданно подкараулил Руту возле конюшни и сунул в руку сложенную в несколько раз голубую тряпицу. После чего исчез, успев перед этим белозубо и многозначительно ухмыльнуться.

Тряпица оказалась новым шелковистым платочком, как раз на весну. Явно подарок, знак внимания, и даже с пояснением от кого – в платок была завёрнута осьмушке листа плотной иноземной бумаги. Записка, прочитав которую сгорающая от любопытства дочь ведьмы испытала острое разочарование. Записка гласила: «Ти есть карошеньки светощек!». Внизу стояла неразборчивая и очень хвостатая закорючка, но кто именно пытался заигрывать, и так было понятно. Илька, который успокаиваться не собирался! К тому же барончик вдруг стал называть Руту исключительно «светощек», видно кто-то объяснил значение её имени.

– От горшка два вершка, а туда же, женихается! – прошипела себе под нос Рута, перед тем как кинулась обыскивать обширном подворье обители в поисках барончика. Следовало наконец-то проучить бестолочь, чтобы впредь было неповадно.

Но первым мстительнице попался опять же Тавр, и разгневанная Рута решила – так тому и быть. Потому как нечего потакать Илькиным глупостям!

Без лишних объяснений она подошла к приёмному сыну Дайвы вплотную и, привстав на цыпочки, заехала кулаком по носу. Тавр дёрнул назад головой и уставился на девочку с изумлением.

– Это чтобы не лез в непрошенные гонцы! – бесстрашно пояснила дочка ведьмы, яростно таращась на парня снизу вверх. – А Илька твой огребёт ещё больше! Кстати – не видал, куда утёк барончик?

По-прежнему ошарашенный Тавр отрицательно качнул головой. Его нос, хоть и не сильно, начал кровоточить.

– На вот, утрись! – состроив презрительную мину, Рута сунула парню в руку нарядный голубой платочек. – И поищи своему Ильке клюку, чтобы было на что опираться!

– Драчунья какая, просто стыд и срам! – донеслось вдруг из верхнего окна обители, и оттуда свесилась рассерженная Дайва. – Немедленно вернись в класс!

Пришлось послушаться, и расправа над благородным Ильрихом в тот день не состоялась. Провинившуюся нарочно загрузили всякими делами, а спать отправили ещё раньше близняшек.

Конечно, Рута сразу не уснула. Пристроив под спину подушку, она долго сидела в постели и слушала в ещё прозрачных сумерках весенние трели скворцов.

Из приоткрытого окна в комнату проникал душистый ветерок, навевая какие-то смутные и сладкие мечты, и когда девочку, наконец, сморило, сон пришёл необычный. Приснился Тавр в образе столь любимого девушками бога Леля, с красивым веночком на золотистых кудрях. Во сне Тавр-Лель не делал ничего особенного – пристально смотрел на Руту своими синими глазами и ласково улыбался. И всё же дочь ведьмы вдруг ощутила тревожное и одновременно радостное волнение.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.