
Полная версия:
Дневники Джинна
– Кальтазар! Семь человеческих детенышей в одной повозке и один спящий безбородый гном. Кальтазар, где ты? – шипела змея, теперь ее треугольная голова смотрела сверху вниз на Тони с Анжеликой, беззубая пасть открывалась все шире и шире, – придется глотать по двое. Не трепыхайтесь, деточки. А-а-а! Рыбья башка!
На этом прекрасном моменте Макс резко схватил змея за хвост и бесцеремонно вышвырнул в окно, благо оно оказалось заранее разбито тиграми.
– Итак, юный Барсых, продолжаем разговор, – добавил Макс, словно его не перебивали, Лика и Тони облегченно облокотились на спинку сиденья, – если Алекс плохо раскидает навоз, все будет переписано на его сестру. Но, я бы ее и с этим не взял.
Анжелика принялась громко возмущаться, какой у некоторых отвратительный вкус, слишком длинные волосы и ужасное воспитание. Тони интенсивно поддакивал.
– Кстати, Барсых, – улыбнулся Макс, – знаешь, о чем в данный момент говорят по телефону Мадам Танк и твой отец? Она слышала, как ты кричал с яхты: «Топи быстрее эту тупую толстуху!» Сейчас твой отец сидит в кабинете, у него дергается левая бровь. Она всегда дергается, когда Барсых старший нервничает. Он резко встает, быстро открывает старый шкаф и… – лицо Тони плавно поменяло красный цвет на зеленый оттенок, – … достает тот самый кожаный ремень с тяжелой медной пряжкой.
– Нет! – задыхался Тони, словно кресло под ним стало на сотню градусов жарче, – я думал… думал, он его выбросил. Он обещал!
– Ты умеешь думать? – съязвил Макс, Тони вздрогнул: понял, что проболтался, – твой отец тоже думал, его сын не станет позором. Жаль, что ты не дочь. Побереги связки. Сегодня ты будешь визжать в верхней октаве громче Анжелики, когда он тебя выпорет. Молись, чтобы мать оказалась дома. Иначе не сможешь сидеть неделю!
Все переглядывались квадратными глазами: на последние десять минут, они узнали друг о друге больше, чем за прошедшие десять лет.
– Тебя порют?! Класс! – хмыкнул Денис, однозначно чувствуя себя самым счастливым среди стольких несчастных, – или этот врет?
– Привет, наш малыш Дэн! – обернулся к нему Макс, словно паук к новой жертве, тот заранее сжал кулаки, – знаешь, кто был за рулем той самой спасательной лодки с городского пляжа? Кто первый заметил Мадам Танк и узнал тебя быстрее всех?
Дэн взвизгнул, темные глазки лихорадочно забегали.
– Капитан полиции Спартин, твой отец, как раз проверял смену на берегу, – продолжал Макс, – и как же он был удивлен, когда за рулем яхты оказался его единственный сын.
– У меня спина болит, – промямлил Дэн, и без того соломенные волосы встали дыбом, – я не смогу больше отжиматься! От приседаний зад отваливается!
– Будешь бегать вокруг школы. Ближайшие месяцы без мороженого и мультиков. В детстве тебя не взяли в карате из-за избытка веса, а на танцы – из-за нехватки мозгов.
– Хватит! Довольно! – закричал Лекс, поворачивая ключ зажигания – ничего не произошло.
– Она не поедет, Алекс, – спокойно ответил Макс, его слова ранили гораздо сильнее любого оружия, – извинись перед Ником, иначе твой отец привезет навоз сюда.
– Макс, это же просто жестоко! – хотела я возмутиться, но промолчала, вовремя вспомнив, как полчаса назад эта четверка «золотой» молодежи сбила моего брата. Машина остановилась лишь потому, что Ник вовремя пробил ей колесо, а нас взяли в салон исключительно из-за тети Макса, что каким-то чудом знает кого-то с радио.
В зеркале снова заблестела широченная улыбка Никитки, он был готов расцеловать Макса. И вовсе не потому, что все враги разом запросили пощады, просто рядом оказались, возможно впервые в жизни, настоящие друзья. Друг за другом, все попросили у Ника прощение, даже разрешили ему взять остатки конфет. Темные глаза Никитки заблестели, он утвердительно кивнул. В тот же миг мотор бешено взревел, машина со страшной скоростью рванула вперед, собирая по пути все кочки.
Макс, громко закашлялся, согнувшись вдвое. На его тонких бледных пальцах я заметила мелкие капельки крови, яркие, словно рубины на снегу. При каждом вздохе в его груди что-то пугающе хлюпало и хрустело.
– Изумрудная улица! – громко объявил Лекс, не обращая внимания на кашель, его глаза кричали: «Вон отсюда! Не смей сморкаться в салоне!».
Я вытащила спящего Тимку на руках, Макс, к счастью, смог вылезти самостоятельно. Последним выпрыгнул Никитка, кряхтя и волоча велосипед, за которым Дэн громко захлопнул дверь. Автомобиль, словно полегчав на пару тонн, поспешно рванул с места, собирая по пути клумбы и мусорные баки. За ним с оглушительным противным свистом пронеслась черно-белая летучая мышь. Спотыкаясь о бордюры, следом плелась желтоглазая змея. Та самая, которую на полпути Макс вышвырнул из салона.
Глава 8. Ночная гостья
очень поздний вечер, суббота, 30 августа
Нас высадили прямо у соседского забора. Отсюда были видны окна моего нового дома, все темные, включая и мою комнату на втором этаже. Едва мы успели усадить сонного Тимку на велосипед, как Макс снова забился в кашле. Гулкое эхо разносилось по всей Изумрудной, казалось, кашляла вся улица. Наконец, наступила передышка. Макс убрал ладонь от посиневших губ, на бледных пальцах чернела кровь.
– Ты в порядке? – уставился на него Ник, вероятно, догадываясь об ответе, – может в больницу?
– Нет! Только не к лекарям! – в панике пробормотал Макс, держась за ребра, – там…
– Надо показать тебя моей маме! Она медик! – предложила я, мы с Ником подхватили его под руки, иначе он бы рухнул на землю, – я хочу, чтоб с тобой все было в порядке!
Кашель мгновенно прекратился, с ним хруст и хлюпанье, наступила абсолютная ночная тишина. Макс выпрямился, широко улыбаясь.
– Спасибо! – наконец, сказал он, откидывая волосы назад, мы отпустили его руки, – теперь я не только бессмертен, но и здоров.
– Что-то ты не похож на супермена, приятель! – проворчал Ник, с изумлением глядя, как к бледному лицу Макса возвращается жизнь.
– Хм… а должен? – он стер с губ остатки крови.
– К школе обязательно! – серьезно ответила я.
Так, с того самого момента, когда малознакомая рыжая девчонка искренне пожелала ему здоровья, болезнь, действительно, сдалась и ушла прочь. Он улыбался все шире и шире, глаза горели ярче, на щеках заиграл румянец, а холодная бледность постепенно уступала место бронзовому загару. Словно кто-то запустил процесс выздоровления в убыстренном режиме.
– Эй! Так это правда, что Лекс роется в навозе? Тони порят до отказа пятой точки? – веселился Ник, – у Дэна отрицательный IQ, а Анжелику вышвырнут без заначки?
– Ник! – зашипела я, все еще думая, чем же лечить Макса. Хотя к этому моменту, тот уже выглядел даже здоровее меня.
Внезапно из нагрудного кармана Никиткиной рубашки на асфальт посыпались фантики и обертки. Затем рабочие перчатки, средство для мытья окон, домкрат, жидкость-незамерзайка, пара освежителей воздуха и порванная косметичка Анжелики. Далее – бумажник с надписью «Ал. Злат.» – видимо, собственность Лекса. Затем платиновая карточка от тренажерного зала на фамилию Спартиных и мой старенький мобильный телефон. Я тут же убрала его в сумку.
– Гоблины побрезгают скупать этот хлам! – из кармана показалась взъерошенная голова Чироки, вся в шоколаде и губной помаде, – эта недоумка Анжелика таскает в своей котомке страшный яд! Тьфу!
Ник полностью проигнорировал вопли питомца и повернулся ко мне:
– Алиса, у твоего отца есть машина? – деловито спросил он, и, не дожидаясь вразумительного ответа, принялся швырять награбленное в ближайший палисадник, к счастью не наш, – это вам бесплатный подарок. Рекламная акция от троллей!
– Ник! Это не мой дом! – закричала я, провожая взглядом летящую косметичку Анжелики, – ты все выкинул на любимую клумбу наших соседей. Кажется, их фамилия Ступины.
– О! Столбины! – процедил сквозь зубы Ник, рассматривая двухэтажный дом, отделанный сайдингом и увешанный спутниковыми антеннами, – сейчас я пошлю им привет!
С этими словами он принялся рыться в своем самодельном бездонном кармане.
– Может по домам? – промямлила я, вопросительно оборачиваясь к Максу, он стоял, не шелохнувшись, там, где мы его оставили, – кому куда?
– От полярной звезды с попутным ветром до первых лучей солнца, – серьезно ответил он, глядя на кроваво-красную луну.
– Куда?! – переспросила я, не понимая перед кем он выпендривается.
– Тогда тебе пора бежать! – хмыкнул Ник, – а то не успеешь!
– До встречи! – послушно ответил Макс, я кивнула, Тимка салютовал струей огня.
Блестя серебряными кандалами и острым гребнем хамелеона на плечах, Макс быстро скрылся за первым поворотом, оставив нас в полном недоумении.
– Брехня и провокация! – прошептал Ник, возмущенно сверкая темными глазами, – на востоке одни помойки и фермы! Он что, живет в курятнике?
Я пожала плечами. Ник еще долго бегал от поворота к повороту, громко ругаясь и шлепая босыми пятками по асфальту, но Макса уже и след простыл. И как такой заметный мальчишка, то больной, то здоровый, мог так незаметно исчезнуть? Вокруг происходило что-то слишком «мозговзрывоопасное» и «логиколомное» для тихого скромного Мироморска.
– Ник, нам нужно поговорить, – начала я, посмотрев ему прямо в глаза.
– Нет, я собираюсь возвращать трин-амулет оркам, – перебил он, отвечая на все вопросы разом, – и я не так часто краду у Лекса! Он издевается надо мной просто потому, что у меня нет ни отца, ни ботинок. К тому же этот Белоснежка просто не дорос до моих шуток!
– Ник, тот змей в машине! Он разговаривал? – перебила я, чувствуя себя сумасшедшей, – это правда?
– А этот-то! Да, шипел без умолку, – ответил Ник, отгоняя комаров оторванным лисьим хвостом, – скажи спасибо, что не пел. И зачем ты за меня заступилась и все испортила? Я бы перевернул тарантас этого пижона!
Я глубоко вздохнула, мы уже стояли у калитки моего нового дома, разговор явно не задался.
– Ну, это же очевидно, Ник, – передразнила я, копируя его наивный голос, – потому что я – Ведеркина. И мне было не сложно. Кстати, без пяти одиннадцать. Ты точно дойдешь один?
Но мы еще не прощались. Тимка, неплохо выспавшись, наконец-то открыл глаза и тут же принялся просить первое, что увидел. Ребенок требовал, что бы «Сырока» отправился к нам в гости, дабы «в него играть, катать на паровозике с большой лестницы, кормить конструктором и на ночь класть под подушку». Едва услышав последние слова, Роки снова притворился мертвым, задрав лапы, высунув язык и закатив глаза. Видимо, это была его любимая поза! Четвертый раз за сегодня!
– Хочешь, возьми его, – протянул мне зверька Ник, – он все равно сбежит.
– Хорошая мышка, но у нас кот, – кое-как ответила я, представляя, как Тихонтий будет трястись от страха на люстре, думая, что мы все-таки завели собаку.
– Он не ест котов! – гордо заявил Ник, – ну только по праздникам.
Далее продолжать разговор было бессмысленно. Чирока покинул нас с диким воплем , спасаясь бегством от «гостеприимства» Мед-Ведеркиных. Очень жаль, но не всякое понравившееся чудо можно унести домой.
– Так, пора сваливать! – быстро сообщил Ник, доставая из кармана что-то небольшое и темное, это был его личный способ прощаться, – вы тоже проваливайте быстрее!
Он ловко закинул предмет в открытое соседское окно на втором этаже, где по всем признакам располагалась спальня. Раздалось громкое шипение, треск и хлопок, затем крики и ругательства. Оттуда повалил едкий желтый дым с резким запахом тухлых яиц.
Ник достал из кармана потрепанный домашний тапок зеленого цвета, быстро надел и… испарился. Тимка, хихикая, выпустил изо рта яркую струю дыма. У соседей зажегся свет, загромыхали стулья, громко заскулил пес, кто-то чихал и кашлял.
– Дорогой! Еще раз и я подам на развод! – раздался резкий женский голос, упало что-то тяжелое, – предупреждать надо! Фу! Наш мопсик подыхает!
– Авгочка! Милая! – отвечал виноватый мужской голос, – клянусь машиной, это не я! Ай! Ой! Я больше не буду!
Кряхтя и ругаясь, я потащила велосипед в дом, совершенно не желая быть застуканной за киданием бомб-вонючек. Родители не вышли нас встречать, хотя на моем мобильнике был десяток пропущенных вызовов и дюжина панических смс. Какая-то наглая морда, очень похожая на Чироку, отключила звук.
Судя по звону посуды на кухне, мама только что вернулась с вечерней смены из центрального госпиталя. Оттуда доносился мягкий, едва слышный шепот отца и, я вздрогнула, тихое сдавленное всхлипывание мамы.
– Только не чихай огнем! – шепотом предупредила я брата, – иначе никаких мультиков, шоколадок и Чироки!
– Бэээ-мээ! – ответил Тимка. Наверное, понял.
Вдруг, кухонная дверь резко распахнулась, заставив меня вскрикнуть. На пороге стоял высокий широкоплечий мужчина в домашних брюках и рубашке – наш отец. Вокруг уставших зеленых глаз разбегались легкие морщинки, а первые седые волосы надежно прятались в густой белобрысой копне волнистых волос. Вопреки моим предчувствиям о «великой буче» в честь нашего позднего возвращения, он подозрительно улыбался:
– Ну, привет! Где были? Что принесли? – вкрадчиво спросил отец, я растерянно молчала, – ты телефон проглотила, да?
– Дома оставила, кажется…
– О, Какулья! – вскрикнул Тимка, подражая Нику, – папа, ты – тролль!
– Какая такая какулья? Ты же приучен к горшку! – он строго посмотрел на брата, – есть кто-то хочет? Остался суп из рыбы с курицей, неплохой такой. Хотя нет, кажется, я все доел.
Я помотала головой, мол не ужинаю после шести. Тимка тоже отказался от отцовской стряпни, а вместо того тут же поведал присутствующим о «вампире, его ручной крысе, акуле и супермене». После чего мы были спешно направлены каждый в свою комнату с огромной просьбой не шуметь и заснуть как можно скорее. Отец попросил меня уложить брата: у мамы в госпитале попался трудный пациент.
Моя рыжая голова кружилась от череды престранных событий, обрушившихся на нее этим вечером, совершенно не догадываясь о предстоящей ночи. Сейчас мне была просто необходима ванная комната – место глубоких раздумий и важных решений. Кстати, в туалете тоже иногда неплохо думается.
С трех первых попыток мне не удалось уложить брата на лопатки. Он облаял нашего кота, ржал, как конь, хрюкал и блеял на весь дом. Мало того, после пары его чихов, потолок в детской здорово закоптился. Пришлось включить брату мультики, на всякий случай оставив рядом огнетушитель. Вспоминая все перечисленные за сегодня ругательства, я обреченно поплелась в душ. Конечно же, я честно пообещала Тимке, что иду звать его обожаемых «супермена» и «вампира» с «Сырокой», иначе он бы меня не отпустил.
Спускаясь по лестнице, я машинально засунула руку в задний карман джинсов. Кольцо было на месте. Я тут же забыла о существовании своего младшего брата, стараясь не думать о кольце, и, в то же время, думая только о нем. Что я скажу родителям? Сколько будет лишних сплетен и слухов? Просто удивительно, как сложно спрятать такое крошечное колечко.
Я нахмурилась: придется постоянно носить перчатки. Затем, вдруг, резко улыбнулась и надела кольцо на мизинец… левой ноги – пожалуй, самый незаметный палец. Взглянув на часы, я выскочила из ванной, словно подгоняемая дюжиной невидимых пинков. Интересно, смогу ли я уложить брата в кровать за десять минут?
К моему изумлению в комнате Тимки было так тихо, что я сначала даже испугалась: свет погашен, окна зашторены. Все игрушки собраны, одежда аккуратно сложена на стуле, сам малыш мирно спал в кроватке в обнимку с небольшим красным огнетушителем. На одеяле был прицеплен листок с большой разборчивой надписью «Огнеопасно».
Я вздрогнула: что-то мягкое и теплое коснулось моих щиколоток, стало одновременно жутко страшно и щекотно. К несчастью, я слишком поздно осознала, что это был всего лишь наш кот. Тихонтий успел получить приличный пинок, резко отлетев к двери.
– Обалдела? Не жди сухих тапок! – проворчал он, выскользнув из детской.
– Ты разговариваешь? – выдохнула я, направляясь следом.
– Докатились! И не смей мне больше «кыс-кыс-кыс» устраивать, – ворчал кот, возмущенно тряся усами, – и никаких мне больше фантиков на веревочках и купаний! У меня собственное расписание мытья! И не смей меня пылесосить! Иди лучше лоток почисть!
Нет, я конечно слышала, что кошки животные очень самодостаточные и хамоватые. Но наш Тихонтий, видимо был экспертом наглости и хамом высшего уровня. Ничего! Кастрируем, и присмиреет! А пока я молча следовала за Тишкой, покорно выслушивая все его жалобы. Тихонтий остановился около приоткрытой кухонной двери: слишком толстая мордень не пролезала внутрь, грозясь прочно застрять. Его хвост нервно дергался во все стороны, подчеркивая взбешенное состояние его оскорбленного кошачьего достоинства.
Я тихонько заглянула в щелку. В маленькой, скромно обставленной кухне, царил полумрак: у люстры горела всего одна лампочка из трех возможных. В нос ударил резкий запах валерьянки, я поморщилась. Должно быть, у мамы была действительно тяжелая рабочая смена.
– Открывай, рыжая! Быстрее! – облизнулся Тихонтий, как истинный представитель кошачьих, – к тебе гости пришли! Сначала мой корм трескают, а потом и на когтеточку полезут?
Я понимающе угукнула, раскрывая рот для тысячи одного важного вопроса, но тут в поле моего зрения попало нечто, чего здесь быть никак не могло. Я остановилась, как вкопанная, рот застыл в открытом положении, глаза полезли на лоб. Кот снова уперся в мои щиколотки, выпрашивая пару капель валерьянки, которая, кстати, не помешала бы и мне.
На полу, прямо в центре блеклого пятна света, которое отбрасывала единственная горящая лампочка, стояла крохотная девочка. Сначала я приняла ее за куклу: ростом не выше моего колена, белокурые кудряшки подвязаны в два огромных пушистых хвоста, из-под которых торчала пара круглых оттопыренных ушей.
На ней было изумрудно-зеленое, под цвет нашей улицы, платьице, все в кружевах и рюшечках, словно у крохотной домработницы. Впереди красовался белый накрахмаленный фартук с огромными зелеными в тон платью цифрами по центру: «46». Выше располагалась вышитая кружевная надпись «Изумрудная улица». Адрес нашего нового дома.
Ее голова, ступни и кисти рук были непропорционально большими – вот отчего я спутала ее с куклой. На ногах красовались огромные, впору мне, ярко-зеленые, впрочем, как и все вышеперечисленное из одежды, мягкие домашние тапочки. Но самое интересное и невероятное: она сжимала ладошками миску, предназначенную для Тихонтия и с полнейшим отвращением на лице, ворча и ругаясь, с хрустом грызла кошачий корм.
– Сушеный крысиный помет! Тьфу! – девочка ловко высыпала остатки корма в мусорное ведро и бесшумно направилась к мойке, – и это все, что они мне оставили? Чем хотели угостить на новоселье? Гоблинская отрава!
Я застыла от шока, «говорящий кот» по сравнению с «кукольным вторжением» выглядел вполне безобидно и обыденно.
– Рыжая! Гони ее с моей кухни к собакам! Что за грызуны в моем доме? – ворчал Тишка, его шерсть встала дыбом, – лично наложу в ее мягкие тапки!
Гравитация не действовала, ровно, как и логика. Наша куколка шагала по вертикально отвесной стене, словно по полу. Бросив миску в раковину, она направилась к холодильнику прямо по столам и с хозяйской уверенностью настежь открыла его дверцу.
– Не густо, – проворчала она звонким голосом, складывая колбасу и конфеты в бездонный карман своего фартука, – обжоры! Весь сыр погрызли.
Гостья бесшумно закрыла холодильник и вышла в приоткрытую дверь, пройдя прямо над моей головой. От такого неожиданного поворота событий я попятилась назад и тут же наступила на бедного Тихонтия. Кот отчаянно зашипел и пулей вылетел из кухни, обозвав меня жирной неуклюжей крысой. Его дальнейшее местоположение осталось неизвестным.
Соблюдая все меры осторожности и дыша через раз, я поднималась вверх по старой деревянной лестнице. Туда, ступенька за ступенькой, бесшумно прыгала наша ночная гостья, по пути засовывая свой круглый нос картошкой во все двери и щели.
Провожаемые тусклым светом еле горящих одиноких лампочек, мы прошли по толстому слою пыли прямо к чердаку. Ее мягкие тапочки совершенно не оставляли следов, а вот мои превратились в настоящие пылесборники. Я согнулась вдвое: потолок шел под уклон, краска на стенах была старой и облезлой. Лестница кончалась миниатюрными, как раз для роста ночной гостьи, ступеньками. Они упирались в твердую стену, обшитую потемневшим от времени деревом.
Пару минут маленькая гостья стояла и прислушивалась к тишине. Прямо перед ее круглым носом в стене торчал старый, однако, без пыли и ржавчины, железный выключатель в виде головы льва. Раньше я даже представить себе не могла, что он тут есть: такой древний и, самое невероятное, еще рабочий.
Незнакомка осторожно нажала переключатель: мгновенно в доме погасли все еле горевшие одинокие лампочки. Вдруг меня осенило: их свет могла видеть лишь наша ночная гостья, они горели только для нее и, каким-то чудом, для меня.
В кромешной темноте на таинственном выключателе ярко вспыхнули желтые глаза миниатюрного льва. Внутри него что-то хрустнуло, послышался лязг металла, и в стене со скрипом открылось небольшое, под рост незнакомки, круглое отверстие. Наружу вырвался яркий теплый свет, хохот и музыка. Выключатель не только мог гасить освещение во всем доме, но и служил своеобразным замком для круглой, хорошо замаскированной двери, ведущей в неведомый сказочный мир, нелегально поселившийся на нашем чердаке.
Секунда, и дверца закрылась, все стихло. Я осталась в кромешной темноте с открытым ртом и ватными ногами. Минутой раньше мои веки слипались от усталости, а теперь сон как рукой сняло.
Глава 9. Вечеринка в тапочках
почти ночь, суббота, 30 августа
Стараясь вдохнуть как можно больше воздуха и меньше пыли, я щелкнула переключателем несколько раз. А затем еще столько же от испуга. На лестнице замигали одинокие лампочки, за дверью раздался лязг металла и всевозможные ругательства. Скрипнули петли, круглая волшебная дверца со скрипом отворилась. Чувствуя себя кем-то средним между ослом и бараном, я поползла на четвереньках в светлую комнату. И тут произошло совершенно несказочное событие: я застряла самым интересным местом наружу.
– Ай! – вскрикнула я, дверь попыталась закрыться, хлопнув меня по пятой точке.
Со всех сторон послышались возмущенные звонкие голоса:
– Приползла! Чуть выключатель не сломала!
– Едва не ослеп от вспышек! Дверь закрой!
– Не влезла! Застряла! Щекочи ее и щипай!
– Срам! Нечесаная! В одной пижаме! И ничего не принесла?!
Я попыталась дать задний ход, но напрасно, только снова получила дверью. Стиснув зубы от досады и злости, я громко потребовала, стыдясь собственного положения:
– Вытащите меня! И не смейте щекотать!
Я осмотрелась. Помещение совершенно не имело острых углов, словно просторная нора, и было полностью заставлено столами. Однако они не заканчивались у стен, как вся приличная мебель, а простирались дальше прямо на потолок, оттуда обратно на стены и снова на пол. На белых скатертях громоздились все возможные и невозможные блюда, часть угощения прибыла из нашего холодильника. За столами на крохотных стульях сидело множество, больше дюжины, маленьких, не выше моего колена, человечков. Дядюшки и тетушки, бабушки и дедушки, были даже подростки примерно одного возраста с нашей ночной гостьей. Большеголовые, с круглыми оттопыренными ушами, увеличенными руками и ступнями, они были одеты совершенно по-разному, но все в белоснежных фартуках и разноцветных домашних тапочках. Круглые лица с пухлыми детскими губами и добрыми большими «лупешками» выглядели ужасно доверчиво и наивно. Да и мои глаза стали не меньше, когда я собралась пересчитать маленьких гостей.
Изумрудная улица 44, Солнечный переулок 23, Морской проезд 16 – на каждом из фартуков, словно номер на футбольном игроке, красовался адрес. Кто они? И все собираются жить с нами? Не удивительно, такими темпами я сама забегаю по потолку, но при этом буду громко кричать.
– Наконец-то, Алиса приползла! – раздался игрушечный, скрипучий, как в сказках, голос около старенького круглого окна, – как раз к ужину! Что принесла?
Как-то поздновато для ужина! Голос принадлежал маленькому седому старичку, чья добродушная улыбка утопала в белой, как снег, бороде. Одет он был в старенький, но еще крепкий серый пиджачок с парой цветных заплаток и чистый фартук с вышитой надписью «Морской проезд 17». На ногах были темно-коричневые, под цвет его огромных добрых глаз, мягкие тапочки. Из-под ватной бороды высовывалось яркое коралловое ожерелье, точь-в-точь такое же, как на шее у Ника.
– Ой! Какая еще Алиса? – раздался с другого конца стола знакомый звонкий голос, – она ж дрыхнет, как троллем битая!
Ночная гостья, бесшумно подбежала ко мне и зачем-то обнюхала. Затем, ворча, она подскочила к самому странному прибору, какой я когда-либо встречала. Это был увеличенный в разы термометр, где вместо цифр напротив засечек стояли надписи, согласно комнатам в нашем доме: «Кухня», «Ванная», «Гостиная», «Хламница» – очевидно, кладовка, «Родительская», «Детская», «комната Алисы», «Подвал», «Чердак» и «Сад». В самом низу красовалась огромная красная цифра «Ноль» – за пределами дома. Вместо ртутного столбика была широкая стеклянная трубка, заполненная прозрачной жидкостью, очевидно, водой. Внутри плавали пузырьки воздуха с физиономиями семейства Мед-Ведеркиных. Самый большой, с папиной и маминой фотографиями, был строго напротив «Родительская», фото Тимофея на уровне «Детская», и мое – рядом с «Чердаком».