
Полная версия:
Дневники экзорцистки 1,2,3
Когда брат в первый класс пошёл и стал занятия пропускать из-за болезней, папа совсем озверел. Он заявил, что теперь сыном займётся сам, будет его закалять. Стал заставлять малого ребёнка вставать в шесть утра, бегать с ним по стадиону, одеваться в лёгкую одежду.
Мама и истерики устраивала, и на коленях умоляла, но отец не сдавался и продолжал мучить сына. Тогда она пригрозила разводом, сказала, что уйдёт жить в квартиру своих родителей, которые к тому времени умерли от цирроза. Думаете, это остановило ирода? Даже когда мама подала на развод, он и глазом не моргнул, а потом ещё и в суд подал. И представьте себе, суд вынес постановление о том, что Толик должен остаться с отцом! Мы с мамой были в шоке. Она ради сына готова была вернуться к мучителю, но он её даже на порог не пустил.
Так мы с мамой стали жить отдельно. Она устроилась на две работы, трудилась уборщицей и посудомойкой, зарабатывала мало. Нам едва хватало на жизнь. Мама плакала каждый день, очень переживала за Толю, прямо с ума сходила. И мне постоянно твердила: «Танечка, вот умру я, ты Толечку не бросай, заботься о нём». Отец не разрешал ей видеться с сыном в его квартире, но мы приходили в школу на большую перемену, приносили гостинцы. А брат жаловался, что отец его мучает: обливает утром ледяной водой, заставляет бегать в любую погоду до изнеможения и ходить в секцию плавания. Несмотря на слабый организм мальчика, папа решил сделать из него спортсмена.
– Ну а в результате тренировок ребёнок стал меньше болеть? – снова перебила Клара.
Татьяна осуждающе посмотрела на неё, сдвинув брови.
– При чём тут «болеть»? Хроническая простуда у него исчезла, но психика-то оказалась поломана! Толик не хотел быть спортсменом-пловцом. Он сильно уставал от всех этих тренировок, понимал, что чемпионом стать не получится. Брат занимал на соревнованиях только вторые и третьи места. Отец пытался выдрессировать его, как собаку. У Толи имелся такой вымпел спортивный – треугольный кусок атласной красной ткани с бахромой, полностью увешаный значками и медалями, которые вручали на соревнованиях. Отец каждый день тыкал вымпелом мальчику в лицо и говорил: «Смотри – это то, чего ты достиг! Это твои успехи, твой труд, доказательство того, что ты можешь побороть свою лень! Нужно лишь поднажать. Давай увеличим нагрузку!»
Вы не представляете, как брат ненавидел этот вымпел! Даже больше, чем отца! Каждую ночь он плакал над проклятыми значками. Для него вымпел был не символом победы, а являлся постоянным напоминанием об унижениях. И друзей у него не водилось, и угрюмым он казался, потому что кроме тренировок в жизни больше ничего не видел.
– Постоянно плакал над вымпелом? – Клара обменялась с Ириной многозначительными взглядами. – А где теперь находится этот ненавистный вашему брату предмет?
Татьяна от растерянности даже поперхнулась. Она тут про тяжёлое детство брата рассказывала, а её про какую-то ерунду спрашивают.
– Откуда я знаю? – зло ответила она. – Толечка, когда сиротой остался, работу не мог найти. С этого вымпела значки пытался продавать, но разве же хорошие деньги с них выручишь?
– Вы же говорили, что отец хорошо зарабатывал. Неужели ничего сыну после смерти не оставил? – поинтересовалась Ирина.
– Имелись у него небольшие накопления, – призналась Татьяна. – Когда брату тридцать лет исполнилось, отцу уже за семьдесят перевалило, но он крепким стариком был – всё ещё в тюрьме работал. Но однажды у них преступники вырвались на свободу, на конвой напали. Отца так избили, что едва жив остался. Позвоночник поломали, он ходить не мог. Три года в квартире лежал. Мы его в больницу не сдали, сами с ним мучались, ухаживали, кормили этого садиста. Я через день прибегла. Толя ведь ни еду не умел приготовить, ни дома прибраться. У отца были накопления, но как только он неходячим стал, брат ушел из спорта, сильно переживал, начал выпивать.
Толечка высоким был, не то что я, красивым, но с девушками у него как-то не ладилось. Так и не женился. Потом деньги отца быстро закончились. Брат стал свои кубки спортивные продавать и медали. Мама у нас к тому времени скончалась. Сердце у неё слабое оказалось. Я тоже особо помогать не могла. Образования хорошего не получила, работала где придётся, замуж не вышла. Как-то не сложилось у меня с мужчинами. Мама меня всё пугала, что найду себе такого же жестокого мужа, каким был отец. Да и Толю я боялась одного оставить. Уговаривала его лечиться от алкоголизма. Но он плакал, говорил, что только так ему удаётся детство загубленное забыть.
Дальше совсем уж плохо стало. Брат хотел квартиру продать и жить на вырученные деньги, но не успел, умер.
– А вымпел-то где он мог прятать? – прервала жалостливые речи Клара.
– Да к чёрту ваш вымпел и вас с ним туда же! – в гневе выпалила Татьяна и вскочила со скамейки. – Я вам про горе своё рассказываю, про брата, замученного отцом, про то, что я из-за страданий в свои шестьдесят два года выгляжу дряхлой старухой, а им кусок тряпки подавай! Не знаю я где этот вымпел проклятый спрятан, и знать не хочу!
Она плюнула себе под ноги и решительно зашагала прочь из парка. Бабушка с Ириной остались на скамейке. Я присоединилась к ним.
– Мы так толком ничего и не узнали, – вздохнула Ирина.
– Узнали, – не согласилась бабушка, – просто ты не умеешь слушать. Мы выяснили, что бывший владелец жилья Толик был лентяем и нытиком. Мать над ним тряслась со своей гиперопекой, а отец против воли хотел сделать из парня спортсмена. В результате страдали все. Я думаю, что гнездо злыдней – это тот самый злополучный вымпел, над которым Толик лил слёзы, жалея себя.
– А как же нам его найти? – спросила я. – Если злыдни такие сильные стали, значит, эта вещь находится в квартире и подпитывает их.
– Когда мы опрыскаем всю квартиру святой водой и засыплем солью, то демоны сами покажут, где хранится вымпел, – бабушка решительно встала со скамейки и поправила на плече ремешок своей бездонной сумки. – Пойдёмте, девки, устроим зелёным гадам переселение обратно в их призрачный мир…
10.
Наверное, у Ирины всё же с нервами было не всё в порядке: утром она рыдала, потом на своей съёмной квартире вела себя заторможено, в парке не могла обуздать любопытство, а теперь, оказавшись снова у нас дома, начала проявлять беспокойство и раздражительность.
– Прошу вас, давайте поторопимся, – металась она в коротком коридорчике между кухней и входной дверью. – Паша уехал чинить кому-то машину и может скоро вернуться. Если он увидит, чем мы занимаемся, то решит, что я сошла с ума. И Юля тоже к вечеру придёт.
– Всё почти готово, – заверила её Клара, закручивая на третьей пластиковой бутылке крышку с разбрызгивателем. – Эх, жаль, что у меня только две пачки соли. Надеюсь, что этого хватит.
Она положила бутылки с водой в свою большую сумку, а упаковки с солью – в полупрозрачный пакет и передала его Ирине.
– Держи, а то я одна всё не донесу.
– Ой, бабушка, – вдруг вспомнила я, – у меня же в комнате тоже есть бутылка с пульверизатором! Помнишь, та, из которой я цветы опрыскиваю? Давай и в неё тоже святую воду нальём? Я тогда смогу в злыдней с двух рук брызгать!
– Знаешь что, дорогая моя, – нахмурилась Клара, – это вовсе не развлекательный аттракцион. Ты сегодня ослушалась меня – забежала в комнату, где были демоны, хоть я и запрещала. Считаю, что ты ещё не готова участвовать в подобном… мероприятии.
– Это нечестно! – возмущённо закричала я. – Ведь только благодаря мне Тамара Егоровна рассказала, где искать Татьяну! Я лучше тебя вижу злыдней, и не такая беспомощная, какой ты меня до сих пор считаешь!
– Даже слишком самостоятельная, – покачала головой бабушка. – Именно это меня и пугает… Ладно, неси свою бутылку для полива. Только вылей из неё воду в цветы.
Я тут же кинулась в свою комнату и схватила ёмкость. Хорошо, что воды в ней оставалось немного. Отвинтив крышку, я стала выливать жидкость в горшок с цветком, стоявшим на подоконнике, и вдруг услышала громкий щелчок, раздавшийся из коридора. Мне хватило секунды, чтобы понять – так щёлкает замок входной двери, когда её запирают ключом.
– Бабушка! – я кинулась в прихожую, где уже никого не было, и стала стучать кулачками в дверь. – Бабушка, открой, я буду выполнять всё, что ты скажешь! Не оставляй меня дома одну!
Никто не ответил. Через слой утеплителя и дерматина едва были слышны звуки удаляющихся шагов. Сквозь слёзы я взглянула на узкую полочку возле зеркала, где ещё пять минут назад лежали мои ключи от квартиры и мобильный телефон. Теперь их там не было.
Бабушка не только заперла меня в квартире, лишив возможности выбраться наружу, но и забрала мобильник, чтобы я не отвлекала её звонками. Это было просто… подлое предательство. По-другому и сказать нельзя. Единственный человек, которого я считала самым родным и близким, которому доверяла всю свою жизнь, вдруг так низко обманул меня.
Я редко плачу, но в этот день такое происходило уже повторно. Сначала плакала от страха, увидев огонь, а теперь от обиды, отчаяния и жалости к себе. Вдруг злыдни сделают с Кларой что-то ужасное? Что, если она никогда не вернётся домой? Я не увижу её больше никогда и умру в этой квартире от голода никому не нужная, всеми забытая.
Опустившись на пол, я прижалась к двери, обхватила колени руками и зарыдала, захлёбываясь слезами. Меня трясло так, что зубы клацали друг о друга. Не знаю, сколько это продолжалось, но, видимо, долго. Джинсы на коленях намокли от слёз. Казалось, что кроме своих рыданий я ничего не слышу, но едва раздался щелчок дверного замка, слух это тут же уловил.
Сначала подумала, что бабушка пожалела меня и решила вернуться, но потом сквозь слёзы я разглядела нечто белое, лежащее у моих ног. Это оказалась наволочка с моей подушки. А рядом с ней, едва различимая, маячила серая тень, которая постоянно меняла форму. Туманная сущность одну за другой роняла крохотные яркие искорки, которые таяли, едва коснувшись пола. Я догадалась, что искорки – это слезинки. Котень плакал вместе со мной…
… Ручки у пакета были тонкими и безжалостно давили на пальцы Ирины. Клара настояла на том, чтобы они зашли в магазин и купили ещё три пачки соли. Про запас. На всякий случай.
Её боевой настрой уже не казался таким оптимистичным. Да и шагала Клара теперь не так бодро. И выражение лица стало хмурым и недовольным. Сначала Ирина старалась делать вид, что не замечает этого, но когда подошли к её дому, она всё же не выдержала:
– Что-то не так? Мало соли взяли? Я и так еле тащу, пакет вот-вот порвётся, но, если надо, могу снова в магазин сходить.
– Соль здесь совсем ни при чём, – недовольно пробурчала Клара, опуская голову. – Тут всё гораздо серьёзнее. Ещё и внучку я обидела ни за что, а ведь она бы могла помочь нам.
– Я считаю, что вы правильно сделали, оставив её дома, – Ирина со вздохом облегчения поставила тяжёлый пакет на землю и вытерла пот с лица. – Злыдни вещи в окно кидали, а могли ведь и в девочку попасть. Я бы свою дочь к демонам не потащила.
– Ага, – ухмыльнулась Клара, – ваша Юлечка и так в квартире с этими монстрами живёт.
– Так мы же не знали о них до сегодняшнего дня, – побледнела Ира. – Вот клянусь, если злыдней не получится изгнать, то я сегодня же перееду к маме. И дочь заберу. Пусть Паша тут один живёт, если хочет.
– Вот и я сомневаюсь – получится ли у нас одолеть нечисть, – бабушка тоже поставила сумку на землю и потёрла поясницу. – Мне всего лишь раз пришлось иметь дело со злыднями, но тогда проще было, а теперь и я немолода уже, и они намного сильнее прежних.
Ирина переступила с ноги на ногу, явно обдумывая что-то, а потом словно выдохнула:
– Давайте тогда не будем рисковать. Ну их к чёрту этих злыдней. Оставим их в покое. Конечно, найти новую съёмную квартиру будет непросто, но…
– Нет, Ирочка, – Клара нахмурила брови и накинула ремешок сумки на плечо, – не приучена я отступать. Татьяна потом жилплощадь другой семье сдаст. Опять на людей несчастья посыпятся. Никто, кроме нас со злыднями не справится… Ты только… это… если со мной что-то плохое случится, обещай, что о внучке моей позаботишься…
11.
Как только они вошли в подъезд, так сразу начались неприятности. Ирина поставила на пол пакет и нажала кнопку вызова кабины лифта. Внутри подъёмного механизма что-то жутко заскрежетало, створки начали разъезжаться в стороны, но затем задёргались и замерли на месте. Клара подошла ближе и отважно заглянула в кабину лифта через образовавшуюся щель.
– Это твои зелёные жильцы технику поломали. Вон в кабине прямо с потолка слизь капает. Видимо, чуют злыднюшки, что мы их изгонять идём, вот и пакостят.
– Ты говоришь, что их там не меньше десятка? – уточнила Ирина. – И все без прописки живут и за жилплощадь не платят? Я готова пешком на девятый этаж подняться, чтобы проучить этих нелегалов! Хватит им уже за мой счёт пировать!
Она решительно схватила пакет за ручки, резко рванула и… ручки тут же отделились от пакета.
– Ну вот, отвалились! – с досадой воскликнула Клара. – как мы теперь соль потащим? Может я пару пачек в руки возьму?
Едва она успела договорить, как дверь подъезда открылась, и на пороге показался интеллигентного вида мужчина в сером брючном костюме с кожаным портфелем под мышкой.
Ирина была знакома с этим гражданином. Звали его Николаем Семёновичем Лебедевским. В этом подъезде мужчина не проживал, но часто приходил в соседнюю квартиру на девятом этаже, где обитала его мама-инвалид.
Николай всегда здоровался с Ириной, умел поддержать разговор о незначительных вещах вроде чистоты на лестнице или о неблагоприятной погоде, но знала она о нём немного: вроде мужчина состоял в браке и имел детей, а работал то ли в лицее, то ли в каком-то колледже преподавателем.
– Доброго дня, Ирина Валентиновна, – вежливо улыбнулся Николай, подходя ближе. – Что-то с лифтом случилось?
– Здравствуйте, Николай Семёнович, – отозвалась женщина. – Вот скончался наш лифт. Придётся теперь пешком подниматься, а у меня, как назло, ручки у пакета оторвались.
– Прискорбно, – Николай сумел одним словом выразить сожаление и лифту, и пакету. – Давайте, я помогу донести ваши покупки до квартиры? Надеюсь, что там не кирпичи.
– Ой, спасибо, – обрадовалась Ирина. – У нас не кирпичи, а несколько пачек соли. Решили вот… грибочков засолить.
Мужчина посмотрел на неё с недоверием, но спорить не стал, а легко подхватил пакет, прижал его к себе и зашагал по лестнице.
– Давайте, я хоть портфель ваш понесу, а то неудобно же, – спохватилась Ирина, догоняя Николая и забирая у него портфель из-под мышки.
Мужчине пришлось притормозить.
– Знаете, вот вы сказали про грибы, и мне сразу вспомнился прежний хозяин вашей квартиры Властий Миронович. Он любил тихую охоту, несколько раз меня с собой в лес брал по грибы, когда я ещё школьником был. Сколько всего интересного он рассказывал и про растения, и про уральские горы. Потом я в лесу больше и не бывал.
– Очень необычное имя – Властий, – подала голос Клара.
– Да, нестандартное, – согласился Николай Семёнович. – Он был родом с Урала, из какого-то отдалённого села староверов. Они там, вроде, языческому богу солнца поклонялись. Властий показывал мне эмблему, похожую на колесо с четырьмя спицами. Представляете, в какой глуши он рос? Однако же, со временем сумел выбраться и переехать в большой город, и даже сделать карьеру. Властий Миронович был начальником тюрьмы. Сами понимаете, какая это опасная и нервная работа. Приходилось быть в постоянном напряжении, общаться с криминальными элементами. Вот и придумал он выбираться в лес, отдыхать душой от всего этого. Я на десять лет младше его сына Толика был. Жаль, что судьба у соседей потом сложилась так неудачно.
Николай дошёл до пятого этажа и положил пакет на подоконник, чтобы перевести дыхание. Бабушка переглянулась с Ириной и спросила:
– А правда, что этот Властий мучил своего сына? Говорят, что Толик всё время плакал, и соседи даже хотели пожаловаться на то, что отец издевается над ребёнком.
Николай Семёнович, придерживая пакет одной рукой, другой достал платок и вытер, выступившие на лбу, капельки пота.
– Сосед был суровым мужчиной, но справедливым и сына никогда не бил. Он понимал, что Толя очень ленивый и инфантильный. А ещё лживый. Мальчик с детства был чрезмерно избалован матерью. Властий сначала не вмешивался в воспитание, считал, что ребёнок ещё мал и со временем изменится. Но когда Толик пошёл в первый класс, стало ещё хуже. Каждое утро в будние дни он устраивал истерики, кричал, что не хочет идти в школу, что учительница не берёт его на руки и что дети не дают свои игрушки. Если это не помогало, то маленький обманщик падал на пол, жаловался на боль в животе или ноге. Супруга у Властия была из тех женщин, которые не могут надышаться на любимое чадо, верят каждому его слову, бегут по первому зову.
– О, мне случалось видеть таких избалованных деток и их сумасшедших мамаш, – кивнула Клара. – Но как же ваш сосед вдруг решил пойти против жены, да ещё придумал из нытика сделать спортсмена.
– Частично в этом виновата была моя мама, – со вздохом признался Николай. – Она тогда закончила медицинский и только начала работать терапевтом. Молодая ещё была, дерзкая. Властий однажды по-соседски решил проконсультироваться у неё по поводу частых жалоб сына на плохое самочувствие. Ну, мама моя и не сдержалась, высказала всё, как на духу: что Толик слишком избалован и не приучен к самостоятельности, что всем соседям уже надоело слушать по утрам, как он истерит на весь дом, что родительница слишком тепло одевает ребёнка, превращая в неженку и что по всем показателям мальчик полностью здоров.
«Ваша жена уже несколько раз приходила ко мне с историей болезни Толи, – призналась мама соседу. – Я не увидела ни единого признака какого-то заболевания, а только нарушение режима физического воспитания. Ребёнок плохо кушает? Ну, так это оттого, что родительница пичкает его едой по семь-восемь раз в день, а между приёмами пищи угощает сладким. Мальчик плохо спит? Не оттого ли, что форточку в его комнате никогда не открывают, а на ночь закутывают в два тёплых одеяла? Ему просто жарко и нечем дышать. Ваша жена слишком опекает Толю, даже когда гуляет с ним у дома, постоянно берёт на руки, чтобы малыш не уставал ходить. А он уже первоклассник! Если сейчас не начать закаливать мальчика, не нагружать физическими тренировками и не приучать к дисциплине, то он никогда не станет мужчиной, а останется тщедушным и беспомощным существом!»
– Да уж, – покачала головой Ирина, – слишком резкое высказывание для врача, но по сути же справедливое.
Николай снова подхватил пакет с солью на руки и продолжил подниматься по лестнице.
– Сам-то я Толю почти не знал. Он намного старше меня был, всё на какие-то тренировки ездил, на соревнования. А с Властием Марковичем мы иногда общались. Я любознательным ребёнком был, всё время вопросы задавал. Он однажды сказал мне: «Вот какой же ты въедливый, Николай. Всё тебе понять нужно, хочешь до сути докопаться. Мой Толька не такой. Нет у него ни интереса к жизни, ни цели. Думал, что с ним построже надо, стимул соревновательный пробудить как-то. Не выходит. Только злится на меня. А я ведь всего лишь человека из него хотел сделать!»
Моя мама до сих пор сожалеет о том, что посоветовала Властию заняться воспитанием и тренировкой сына. Она считает, что из-за этого распалась семья. Но я думаю, что семьи как таковой у соседей и не было. Когда каждый поступает по-своему, не считаясь с мнением близких – разве это семья? Именно эгоизм и разрушает отношения.
Они поднялись на девятый этаж. Ирина передала Николаю Семёновичу портфель и получила назад свой пакет. Как только они попрощались и за мужчиной захлопнулась дверь, Клара начала озвучивать план действий:
– Так, давай доставай соль, сразу открывай пачку, а я возьму бутылку с брызгалкой и икону. Сразу, как войдём в квартиру, начинай посыпать. Меня не отвлекай. Я буду молитву читать. Смотри в оба глаза, злыдни, как мы уже убедились, могут швырять предметы и насылать видения. Держись возле меня.
Ирина кивнула и достала пачку соли. Клара перекрестилась, взяла в одну руку икону, а в другую – бутылку с пульверизатором. Очень медленно женщины открыли дверь и переступили через порог.
В квартире стояла напряжённая тишина. Казалось, что время тут замерло. Даже воздух был каким-то застоявшимся, словно в давно заброшенном помещении. Клара перешагнула через коврик и тут же начала обрызгивать стены и пол, читая «Отче наш». Ирина, словно сеятель, размашисто раскидывала соль по коридору.
Клара заметила, что пятно призрачного мха пытается отползти за трюмо и направила на него струю воды. Тлен сжался и стал бледнеть.
Из проёма двери, ведущей в зал, показалась лохматая морда одного из злыдней. Он испуганно заверещал, вращая красными глазками, и скрылся в помещении, откуда тут же послышался топот множества маленьких лапок.
Бабушка, продолжая читать молитву, мотнула головой в сторону комнаты, давая понять напарнице, что пора продвигаться туда, и сама первой шагнула в зал.
Тут же в неё полетела скатерть со стола, но Клара успела брызнуть в неё из бутылки святой водой, и ткань упала у её ног. Ирина охнула откуда-то из-за плеча, но не растерялась и тоже швырнула на скатерть пригоршню соли.
Наверное, злыдни не ожидали нападения, решили, что раз повыбрасывали вещи в окно и сломали лифт, то их побоятся трогать. Они не пытались окружить вошедших женщин, а всем семейством копошились под окном возле батареи отопления. Вид у них был испуганный.
Папаша-злыдень шипел и скалился, пытаясь загородить самку с выводком, а та только завывала и прижимала к себе то одного, то другого малыша, придушивая их. Никто из них не осмеливался нападать. Видимо, молитва слишком сильно воздействовала на них, почти парализовала, лишив возможности даже сопротивляться.
Клара, не прекращая молитвы, показала Ирине пальцем, куда нужно сыпать соль. Белая неровная полоса вокруг демонов неминуемо стала сужаться, захватывая их в полукруг. Злыдни теперь скулили все разом, и Клара, обладая чутким «призрачным слухом», поняла, что ещё немного и она оглохнет от такой какофонии.
До окна оставалось всего несколько шагов. Бабушка видела, что злые духи начинают становиться ещё прозрачнее. Их голоса делались всё тише… И вдруг… Словно от мощного порыва ветра распахнулось окно. Шторы взметнулись вверх, и одна из них наотмашь ударила Клару, сбивая с ног. Икону женщина удержала в руке, а вот бутылка со святой водой выскользнула из пальцев и улетела в неизвестном направлении.
Рядом вскрикнула Ирина, но Клара её больше не видела. Занавеска, словно живая, начала обматываться вокруг тела, стягивая так, что дышать становилось тяжело. Новым порывом ветра соль на полу сдуло к стенам. Злыдни торжествующе завизжали и разбежались в разные стороны.
Клара упала на пол, больно ударившись спиной. Она попыталась перекатиться набок. Получилось. Недалеко от неё, так же спелёнутая в кокон из шторы, лежала Ирина. Вокруг неё скакало несколько мелких злыдней. Они трещали что-то на своём языке, явно спорили о чём-то, толкая друг друга. Но вот появился папаша-демон, коротко рыкнул на них, и бесенята, как по команде, вцепились в кокон и начали подтаскивать его к окну.
Клара не могла даже кричать – ткань плотно закрывала рот. Бабушка только беспомощно пучила глаза, мычала и смотрела, как Ирину доволокли до батареи и теперь пытаются затащить на подоконник. Демонятам явно не хватало сил поднять взрослую женщину, и тогда им на выручку подоспела мамаша-злыдень.
Под предводительством вожака и с его непосредственной помощью семейке удалось подтянуть кокон с Ириной к подоконнику. Ноги женщины теперь болтались над полом, а голова уже свешивалась на улицу. Клара задёргалась изо всех сил, пытаясь освободиться от пут, но штора лишь сжимала её ещё сильнее.
С ужасом бабушка наблюдала, как тело Ирины сантиметр за сантиметром исчезает в оконном проёме. Ещё чуть-чуть и случится непоправимое. А затем, такая же участь неминуемо настигнет и саму Клару…
12.
Рюкзак дёрнулся в руке, но я держала крепко, иначе Котень, выскакивая, утащил бы его за собой. Серая тень метнулась к открытому окну, из которого в комнату свешивалась задняя часть Ирины, замотанная в какую-то тряпку. Послышался нечеловеческий визг. Злыдни, словно тараканы, побежали от окна по стенам и даже по потолку. Кто-то из них исчезал, чтобы тут же появиться в другой части комнаты, но постельничий дух летал с какой-то немыслимой скоростью, настигая каждого.
Я стояла, прижимая к себе рюкзак и бутылку для опрыскивания цветов, в которой была налита святая вода, и не успевала следить взглядом за мелькающей серой тенью. Кажется, что прошла всего лишь минута, а со злыднями всё уже было закончено.
Котень не только изловил их всех и обездвижил, но и сложил у стены напротив окна. Тушку последнего из демонов постельничий притащил из другой комнаты, бросил в общую кучу и снова юркнул ко мне в рюкзак. Я так и стояла, замерев на месте, боясь пошевелиться.