В унисон

– Ты в порядке? – спросил с легким беспокойством Генджи.

Самый банальный вопрос, который можно задать в этой ситуации. Но самый правильный.

Как он может быть в порядке?

Хидео поднял на друга мутноватый взгляд, в мгновение ока прояснившийся. Хидео по-новому взглянул на Генджи – он и раньше знал обо всех особенностях его внешности, но никогда не отмечал их, не выделял по достоинству. Генджи давно не стригся, позволяя смоляно-черным волосам касаться острых косточек на плечах. В школе Генджи старательно убирал волосы в аккуратный пучок – так, если смотреть на него прямо, волос вовсе не было видно. В этом смысле его друг соблюдал крайнюю щепетильность. Весеннее солнце проявило на носу и щеках крохотные, полупрозрачные веснушки, которых Генджи, судя по всему, стеснялся – никогда еще он не позволял кому-либо говорить о своем лице больше трех реплик (включая и его собственные реплики, ограничивающиеся фразами «да» или «нет»). В темно-синих глазах Генджи сразу нельзя было заметить зрачок – слишком уж сильно он сливался с радужкой. Из-за этого новые знакомые Генджи часто шутили о том, что тот носит линзы, чтобы казаться круче.

Хидео вздрогнул, когда перед самым его носом щелкнули пальцы.

– Ты что-то стал совсем рассеянный. У тебя проблемы?

Мрачные синие глаза прожигали в Хидео дыру.

Он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но вдруг понял, что не может. Нет у него никаких проблем, лишь те, внутренние, которые он спрятал глубоко в себе и не выпускал, покуда не найдется удобного случая. И даже сейчас этот случай не наступил.

Зачем сейчас напрягать Генджи такими пустяками, как тревожные сны? Да он и слушать его не станет!

– Я просто переутомился, – ответил Хидео нарочито беспечно. – В старших классах сложно сконцентрироваться на чем-то важном, не находишь?

Генджи понимающе покачал головой.

Его понимание как соль на рану – ну вот зачем притворяться, что ты все понимаешь?! Всегда успевающий отличник Генджи просто не может знать, что такое сложная концентрация!

– Ладно, парень, у меня новости, – заговорщицки прошептал Генджи, склонясь над Хидео. – Помнишь Мамору-сан? Мамору Горо, балда! Мы с ним в шахматы играли, а потом враждовали – я тебе рассказывал про него, ну!

– Ну?

– Так вот, – Генджи еще больше понизил тон, – он пропал.

– В смысле, пропал?

– Ну, в прямом! Он якобы переехал в соседний город, но так ни с кем и не попрощался, в том числе и с лучшим другом. Да даже будь Мамору самым безответственным и легкомысленным человеком на земле, он не смог бы уехать куда-то, не уведомив своего близкого друга хотя бы прощальной запиской!

Генджи говорил вдохновенно, Хидео даже показалось, что он светится от радости. Его тревога от этой новости и от состояния, в котором пребывал Генджи, только усилилась.

– И куда он пропал? – спросил Хидео осторожно.

– Не знаю! В том и дело – никто не знает! Он пропал около трех месяцев назад, а знаешь, что самое примечательное? Маньяк стал орудовать примерно в то же время. Правда, он убивает жертв и даже не прячет их, а тут – спрятал. Рискну предположить, что Мамору-сан – его первая жертва.

– Так, стоп! – Хидео вскинул руку. – Ты серьезно любое подозрительное происшествие будешь связывать с маньяком?

– Ну… да.

– Он на то и маньяк, чтобы действовать по отточенной схеме! Беспорядочные убийства его не интересуют.

– Ты не понял, – Генджи подтащил стул и сел напротив. – Первая жертва – это черновик. Пробная версия. То есть, первое убийство может отличаться от других. Маньяки – не злые гении, которые продумывают линию поведения от первого до последнего убийства. В фильмах все излишне романтизировано. То, что ты называешь «отточенными» действиями – лишь набор обсессий. Если маньяк зациклен на отрезанных гениталиях, то он будет их отрезать, и не потому, что так страшнее и эффектнее! Просто башка у него – это огромный жужжащий улей, в котором каждая пчела пытается перекричать остальных. Понял?

Хидео мрачно кивнул. Этот разговор нравился ему все меньше и меньше.

– И что ты собираешься делать с этой информацией? – спросил он, нахмурившись. – Я про Мамору-сан.

– Проведу частное расследование.

– Ты шутишь?

– Я серьезен как никогда.

– Этого просто не может быть, Генджи!

Но тот уже уходил, посмеиваясь. На Хидео вновь навалились неприятные, скользкие мысли, связанные со сном, и он, чтобы избежать вторичного падения в эту пучину тревоги, порывисто схватил Генджи за руку.

– И что же, ты собираешься его выследить и отдать полиции? – спросил он тихо.

Хидео сейчас было совсем не до маньяков-насильников и преступной части мира. Все, чего он хотел – это покоя. Но уж лучше говорить об этом, чем молча ждать звонка. Он просто не вынесет тишины.

Образ неба, виденный им во сне, следовал за Хидео неотступно. Он уже сто миллионов раз пожалел, что поднял голову – смутная тревога пусть и пугала своей неопределенностью, зато не бесила так, как это делает лазурное небо.

Зачем он вообще пытается что-то вспомнить? Разве сны могут принести какую-то пользу тем, кто не ведет дневник?..

– Ну, если все пройдет гладко, на это можно будет надеяться, – спокойно ответил Генджи.

Хидео ему не поверил. Разве можно собственными силами кого-то поймать?

– О, тогда удачи тебе, – сказал он, но прозвучало как-то вяло.

Генджи с прищуром посмотрел на друга:

– Нет, ты явно сейчас не в духе. Если случится что-то действительно ужасное, дай мне знать, хорошо?

Мацумура лишь кивнул. Генджи ненадолго задержал на друге взгляд, полный переживания и сожаления. Хидео посмотрел в окна напротив, желая избавиться от назойливого внимания Генджи.

Тот ушел, и дышать стало легче. Генджи любил создавать какую-то нездоровую атмосферу везде, где оказывался. Все от него шарахались, как от прокаженного. И только Хидео, не имея средств для сопротивления, поддался силе странного очарования этого парня. Так они и стали дружить. Вообще это случилось не сразу: первые несколько месяцев после первой встречи в средней школе Хидео и Генджи смотрели друг на друга с опаской. Хидео казалось, что мальчик, попавший в его класс, нездоров. Тогда Генджи, впрочем, как и сейчас, особенно тянуло на мистику и преступления. Он рассказывал всем остальным про свои интересы, надеясь привлечь к себе такого же странного чудака, каким был он сам.

Хидео не мог назвать себя чудаком. Его интересовали совершенно нормальные вещи – игры, манга, эротические фильмы… и все же постепенно он потянулся к Генджи. Он был единственным его слушателем во время рассказов об ужасных преступлениях, где от женщин оставались в лучшем случае кости. Он был единственным, кто поддержал идею Генджи сходить вечером на кладбище, чтобы найти там семью его покойной бабушки. При всем этом друг не испытывал проблем с адаптацией в школе – все в классе остерегались его, но уважали.

Урок прошел спокойно и даже скучно. Учитель сновал туда-сюда на протяжении всего часа и монотонно что-то рассказывал. Хидео даже начал считать, сколько раз успел за этот урок зевнуть. Мысли не прояснялись. Ему снилось небо, а что было дальше – беспросветная тьма. Тайна, постичь которую Хидео вряд ли теперь сможет.

Во время обеденного перерыва он вышел в сад и сел на лавочку, бросая на гуляющих учеников косые взгляды. Никто из них не интересовался тем, что делает Хидео, сидя в одиночестве в окружении цветов, однако ему было трудно сосредоточиться – чтение манги (именно этим он собирался заниматься сейчас) было для него делом сугубо личным, и постороннего внимания он остерегался.

– Давно не видел тебя за чтением этой ерунды, – спокойно произнес Генджи, возникая рядом.

Мацумура вздрогнул, затем медленно поднял на него встревоженный взгляд.

– Но ты же тоже читаешь мангу, – ответил он сдавленно.

Генджи фыркнул:

– Только не эту слащавую фигню. Тебе что, так хочется романтики?

Генджи кивнул в сторону томика манги, которую Хидео держал в руках. Он и сам не заметил, как схватил этот том – видимо, его мысли были настолько далеки, что он машинально схватил с полки седзе.

Внимательный взгляд друга изрядно напрягал – как будто бы по взгляду Хидео тот собирался прочесть все, о чем он думает. Мацумура неловко повел плечом, как бы стряхивая с себя взгляд Генджи.

– Не все же одни детективы читать, – буркнул он, поспешно пряча том манги в сумку.

– А хоть бы и детективы, – невозмутимо ответил Генджи. – Ты не больно-то детективы жалуешь, раз до сих пор не поднаторел в индуктивных методах.

– Да мне не нужно это!

– Это тебе только кажется, что не нужно. На самом деле любому человеку полезно хоть раз в жизни прочесть хороший детектив – это развивает логику. Прокачивает внимательность. Тот самый случай, когда набор данных дается не сам по себе: чтобы прийти к определенному выводу, нужно сначала додуматься до него.

– Ты гениален, как и всегда, – фыркнул Хидео.

– Так что ты скажешь в свое оправдание?

– Я не заметил, как читаю это, – приподнял брови Мацумура, разводя руками.

– Ну, ты частенько не замечаешь, как читаешь любовные романы.

При этом Генджи противно захихикал, за что чуть не получил кулаком в нос.

– Ладно, ладно, спокойно, – примирительно пробормотал он, выставляя ладони вперед.

Сзади кто-то аккуратно прошелся, и над самой своей головой Хидео тут же услышал мелодичное: «Привет». И сердце опять так предательски екнуло!

Но это вновь была не Лили.

– Привет, Хамада-сан, – буркнул он, не поворачивая на девушку головы.

Зато Генджи, уставившись на Хамаду, проводил ее заинтересованным взглядом, а потом с укоризной взглянул на Хидео.

– Ты ее знаешь? – выпалил Мацумура прежде, чем тот успел задать свой вопрос.

Генджи слегка опешил от резкого выпада Хидео и на мгновение потерял способность думать. Потом весьма недовольно изрек:

– Да, знаю. Удивительно, кстати, ведь ее здесь почти никто не замечает.

– Она новенькая?

– Ну, уже нет. Прибыла сюда два года назад, но контакт тут ни с кем так и не наладила. У нее здесь училась сестра, насколько я знаю, она в том году была выпускница.

Хидео задумчиво кивнул. Мысли его потекли в другом направлении – он внезапно задумался о том, что Генджи слишком хорошо осведомлен о каждом ученике школы. Хидео никогда не спрашивал у друга о способах получения информации – это была тайна за семью замками. Генджи просто все это знал, он был вездесущ. Иной раз это даже пугало – ну не может такого быть, чтобы Генджи смог собрать всю эту информацию честным путем! Наверняка он знал какие-то лазейки и тайные рычаги, которые помогали ему выуживать информацию для своего профайла.

Очнувшись, Хидео понял, что Генджи все еще смотрит на него. Если он и вправду научился читать мысли…

– Мне пора, – вдруг выпалил Хидео, вскакивая с лавочки.

Генджи хмыкнул.

– Ты в последнее время какой-то нервный, – пробормотал он.

– Я нервный? – Хидео, дернувшись, неловко почесал затылок. – Мне кажется, я… в общем… увидимся позже.

Он быстро ушел, оставив друга в недоумении. Хидео поспешил скрыться, идя вперед, не разбирая дороги. Он не знал, почему так спешил, почему сбежал от друга и что с ним вообще происходит. Неосторожное замечание Генджи сбило с толку – его как будто пронзило электрическим разрядом! Вот что с ним такое? Он нервный? С чего бы ему так переживать? В последнее время все у него в жизни спокойно и стабильно – он и раньше не жаловался на тяжелую жизнь, но сейчас все было более чем хорошо. Почему же он нервный? Что случилось за эти два дня такого?..

Глотку жгло от желания кричать, а грудь сводило спазмами из-за напряжения, захватившего все тело. Его трясло и лихорадило, он не знал, куда себя девать, не знал, что с ним такое происходит и как выбираться из этого замкнутого круга, в котором он застрял.

«Это просто нервный срыв, это всего лишь нервный срыв», – повторял он про себя, а перед глазами уже давно была мерзкая пелена, от которой мутилось в сознание.

Очнулся он только тогда, когда явился в библиотеку – всегда пустую, всегда тихую. Хидео не мог бы сказать, что его так привлекает в библиотеке, почему, придя сюда так спонтанно, он внезапно ощутил такое спокойствие? Словно это была комната самосохранения – здесь только умиротворяющей музыки не играло.

Аккуратно Хидео прошелся по рядам, опасливо оглядывая полки, и дошел до самого конца, бросая взгляды на пыльные и обветшалые книги. Ему не нравится читать, но вид книг его успокаивает – какие бы они ни были старые, все в них говорит о стабильности и вечности, которых Хидео как раз не хватает. И, хотя он из раза в раз сетует на однообразие и бесконечность, любые перемены могут надолго выбить его из седла. Особенно, если он не будет к ним готов.

– Ты что, следишь за мной? – мягко и шутливо возмутилась Мичи, прижимая красную книгу к темно-синей груди.

Эта школьная жилетка чертовски ей идет.

– А? Нет! – Хидео растерялся. – Я просто… не знаю, что привело меня сюда.

Мичи лишь улыбнулась своей приятной улыбкой, ее щеки сладко порозовели. Она выглядела, как те самые противные цветы, от которых исходил невыносимый и запоминающийся аромат. Теперь Хидео они показались не такими уж и гадкими. Была в них определенная романтика.

Неловкая пауза затягивалась. Хидео бросил задумчивый взгляд на книгу, которую она так заботливо прижимала к груди. Это был интересный, будоражащий контраст ярко-красного и темно-синего. Если бы Хидео умел рисовать, он бы попытался запечатлеть эту сцену.

– А что у тебя в руках за книга? – спросил он, чтобы хоть как-то прервать тишину, в которую они погрузились.

– А, это энциклопедия о черепах, – беспечно ответила Хамада. – Давно… ее искала.

Она скосила взгляд на книгу, и было неясно, видит ли она то, как резко и сильно побледнел Хидео. Его сердце пропустило два удара. Он вспомнил свой сон, от начала и до конца, в мельчайших подробностях, и ему вдруг показалось, что он уже точно такой видел, он видел его много раз, просто вспомнил только теперь. Его передернуло, когда перед мысленным взором встал волчий череп, к которому Хидео приник губами. От одного воспоминания его кожа покрывалась мурашками. Со стороны он стал похож на больного, которого по частям съедала лихорадка. В какой-то миг Хидео заметил, что Мичи исподтишка наблюдает за его шоком. Она не выглядела удивленной или обеспокоенной; ее взгляд выражал лишь оценку. Она оценивала его состояние.

– Ты увлекаешься… черепами? – он с трудом заставлял свой язык ворочаться в ротовой полости.

«Что же означает череп волка из моего сна?» – лихорадочно крутилась в голове настойчивая мысль.

Мичи прижала книгу еще крепче к груди, словно пыталась спрятать в себя книжные страницы.

– Да. Я их даже коллекционирую, – спокойно сказала она, не замечая, как Хидео стал еще бледнее.

Этим она добила его. Он уперся рукой о полку, чтобы тут же не потерять сознание. Теперь он выглядел не просто больным – он стал похож на мертвеца.

– И что же, это так интересно? – выдавил Хидео, проглатывая комок в горле.

– Ты даже не представляешь, как! – ее лицо расплылось в улыбке.

Она смотрела прямо в его глаза, словно пыталась разгадать, кто он, о чем думает, и как сам относится к этим черепам. По внешнему виду Хидео было понятно, что подобное увлечение ввергает его в настоящий шок. Из головы не выходил сон, виденный накануне. Это так странно… Как будто он предсказал этот диалог, в котором отозвался тот же символ, что и во сне.

– Не хочешь узнать о них побольше? – тихо и медленно спросила Мичи, протягивая ему книгу.

Он заметил, что она держала ее так, словно и не собиралась ее отдавать: руки крепко стиснули обложку, и, хотя Мичи наконец оторвала фолиант от груди, руки она не вытянула до конца. Создавалось впечатление, что, посмей Хидео прикоснуться к книге, она отдернет руки назад.

Неужели она это для вида предложила? Если ей так нужна эта книга, могла бы не предлагать ее ему.

Тишину библиотеки разрезал громкий звонок. Мичи вновь прижала книгу к себе и, слабо улыбнувшись, пробежала мимо него прямо к библиотекарю.

– Мне вот эту и побыстрей! – взволнованно воскликнула она, то и дело стреляя взглядом в ту сторону, где остался стоять Хидео.

Ему было очень неловко, в первую очередь из-за того, что он так странно и нелепо отреагировал на ее хобби. В конце концов, все имеют право заниматься любым безобидным делом – так почему бы Хамаде не коллекционировать черепа животных?

Главное, что не людей.

Когда Хамада выскочила за дверь, Хидео схватил первую попавшуюся книгу и дал ее библиотекарю, миловидной девушке в очках. Она работает здесь совсем недавно, поэтому скучное и однообразное времяпрепровождение среди библиотечных стен еще не успели ей надоесть. Бедная, эта работа ее испортит. Она возненавидит книги вместе с теми, кто их читает.

– Хотите взять Сэй-Сенагон? – спросила библиотекарь, готовя бланк.

– А? – Хидео на секунду отвлекся. – Да, хочу ее прочесть.

Библиотекарь записала все данные и выдала небольшой томик в серой обложке с позолоченными символами:

«Записки у изголовья»

Хидео вышел из библиотеки, сжимая дрожащими от волнения руками книгу.

«Господи, опять дурь какую-то взял», – подумал он недовольно, спрятав книгу в сумку.

Он заметил, как далеко впереди уверенно шагает Мичи Хамада. Странно, почему он так реагирует на то, что Хамада увлекается черепами? Это же всего лишь ее хобби, которое она предпочитает, например, чтению манги. Почему нет?

И все равно одна мысль об этом приводила Хидео в дрожь.

Лили: суперкислоты и формальдегид

Было немного боязно заходить в кабинет к Токутаро-сэнсэю после всего того, что случилось вчера – Лили винила себя в том, что не смогла пойти на учебу, однако если бы ей выпал шанс прожить вчерашний день еще раз, она бы сделала то же самое. Только теперь пошла бы к бабушке иной дорогой.

Отчасти Лили была рада тому, что встретилась с учителем в тех обстоятельствах, потому что встреть она его в стенах школы, она ни за что не смогла бы удержать распирающую ее радость внутри. Теперь же, когда первые восторги улеглись, Лили могла оценить свое положение трезво: у нее появился шанс доказать всем, что она отлично справляется с любыми трудностями! С другой стороны, та работа, которую ей предложил сэнсэй, накладывает на нее определенные обязательства. Хватит ли у нее сил на это? Достаточно ли она ответственна для того, чтобы суметь написать ее?

Именно поэтому она все еще топталась перед дверью кабинета, как будто ожидала, когда ее по зовут.

У Лили были причины согласиться на предложение сэнсэя. Главная причина заключалась в том, что она отчаянно хотела внимания – ее бесила мысль о том, что в школе она почти ничем не выделяется. У нее была не самая яркая внешность, да и ум, сноровка, находчивость оставляли желать лучшего. Хотелось перемен. Хотелось срочно сделать что-то такое, после чего все вокруг станут хвалить ее и носить на руках – конечно, этого просто не могло быть, но мечтать Лили никто не запрещал.

Переборов страх, она, наконец, решительно (скорее это было похоже на бесшабашный рывок, чем на осознанное действие) вошла в кабинет.

Там, опершись спиной о парту, в задумчивости стоял Генджи.

Она вспомнила его имя сразу же, как только увидела – ему даже не требовалось смотреть на нее, чтобы Лили почувствовала: от этого парня веет опасностью. Он не выглядел опасным в том привычном смысле, который подразумевает вынимание ножа из кармана в самый неподходящий момент. Нет, от него исходило ощущение опасности иного рода, более… призрачное, неясное, едва ощутимое. Генджи был очень умным, и ум его – проницательный, острый, сильный – представлял главную угрозу для Лили. Она ненавидела Генджи и боялась его. Боялась и потому – ненавидела.

Он повернулся к ней медленно, неохотно, точно ему не нужно было делать это лишнее движение, но он все равно его сделал, потому что того требовали приличия. Окинув Лили равнодушным взглядом, Генджи ничего не сказал.

Это ее взбесило.

– Где Токутаро-сэнсэй? – резко спросила она, проходя в глубь класса.

– Вышел, – лаконично ответил Генджи. – Оставил меня тут ждать.

– Зачем ты это делаешь?

Лили встала напротив, сложив руки на груди. Ее суровый взгляд не отрывался от меланхоличного взгляда Генджи.

– Он сказал, – непоколебимо ответил Генджи. – И я жду.

– Но зачем ты пришел?

– Он меня попросил прийти. Потом вышел, сказал, чтобы я…

Скрипнула дверь. Лили повернула голову, смотря на вошедшего учителя в упор. Он спокойно прошел к своему рабочему месту.

– О, вот вы и в сборе, – пробормотал Токутаро-сэнсэй, открывая ящик стола. – Я приготовил для вас задание.

– Для нас? – спросила Лили, даже не пытаясь скрыть презрительного тона. – Вы имеете в виду меня и… его?

Большим пальцем она указала за спину – там как раз стоял Генджи. Он был настолько безучастен, что, доведись Лили обозвать его тупицей, Генджи и ухом бы не повел.

– Да, да, – закивал учитель, – вас двоих. Вы будете писать научную работу в паре. Есть две отличные темы, которые вы можете осветить: формальдегид и суперкислоты. Вы можете выбрать любой аспект изучения этих тем, попробуйте поэкспериментировать. Думаю, с этим у вас проблем не возникнет. Я вам сейчас дам список положений конкурса, ознакомитесь…

Он стал активно рыться в бумагах, не замечая попытки Лили возражать. В такие моменты она почти его ненавидела! Не каждый из людей способен настолько абстрагироваться от мира, чтобы никак не реагировать на заданные вопросы или другие тревожащие вещи.

Переполненная досадой, она повернулась к Генджи. Впервые за все время их пребывания в кабинете его лицо стало обеспокоенным. Кажется, он до последнего надеялся, что его не поставят в пару с Лили. Теперь же, когда им дали общую тему, сомнения отпали: им придется работать вместе. Ради репутации школы. Ради собственной репутации.

Лили до боли вцепилась в свои плечи, чтобы не закричать от злости и ужаса. Да хуже ситуации и представить сложно! Если верны те слухи, которые о Генджи ходят, он – ненормальный!

Взгляд у нее сделался жестким. Она ожидала, что все пройдет не совсем гладко, но такое вообразить было совсем трудно! Возможно, им удастся достичь компромисса: если они разделят работу пополам и буду писать ее обособленно друг от друга, то все будет не так уж и плохо. По крайней мере, она знает о Генджи то, что он вполне порядочный, пусть и очень грубый. Не станет же он ставить ей палки в колеса – особенно, когда они на одной стороне?

– Вот! – Токутаро-сэнсэй вытащил листок из кипы бумаг. – Здесь все положения, правила участия и форма, куда нужно подавать заявку. Постарайтесь окончательно определиться с вашей темой на этой неделе.

Чрезвычайно довольный собой, он вытолкал Лили и Генджи вон из класса и крикнул напоследок:

– Будут вопросы – звоните!

Лили вскипела: она готова была вернуться и броситься на учителя с кулаками, но страх войти в дверь вновь овладел ею – теперь гораздо более сильный, чем тот, который она испытала четверть часа назад.

Генджи бегло осмотрел листок, усмехнулся чему-то своему и передал его Лили. Она взялась за край бумаги, с ужасом осознавая, что руки у нее мелко дрожат – то ли от волнения перед поставленной задачей, то ли от близости Генджи. Все это время, возмущаясь и пыхтя внутри себя от злости, она пыталась задушить нарастающую тревогу, которая червями выгрызала в ней норы – если бы ее волнение, такое подвижное и живое, можно было бы увидеть невооруженным глазом, Генджи бы увидел, что тело ее все испещрено дырами.

Она боялась, что Генджи задаст ей какой-нибудь вопрос, касающийся ее знаний в области химии. Она не считала себя слабой в этом предмете, но на фоне умного одноклассника чувствовала, как становится незаметной в его тени – крошечная и невидимая. Наверное, это было главной причиной, по которой она не хотела – просто не могла! – писать работу с ним в паре: его непомерное эго заденет ее собственное. Лили не могла этого допустить.

– Ты в порядке? – спросил Генджи, заглядывая Лили в глаза.

Она вздрогнула, едва не выронив лист. Только теперь она заметила, что за все это время не прочитала ни строчки, хотя и осматривала бумагу в поисках чего-то примечательного.

– Д-да, – слабо ответила она, покачиваясь (ноги ее почти не держали). – Я дома гляну, хорошо? Наверное, я и в самом деле не в порядке.

– Ладно. – Пожав плечами, Генджи развернулся на пятках, чтобы уйти. – Ты, главное, не забудь подумать над темой. Мне-то, в общем, все равно, о чем писать, так что если у тебя есть тема, в которой ты чувствуешь себя увереннее…

– Я во всех темах чувствую себя достаточно уверенно, – заявила Лили, вспыхивая.

Лист нервно дрогнул в ее пальцах. Как же он бесит! Именно этого она и боялась – подобных уничижительных компромиссов. Да, может она и не чувствует себя достаточно осведомленной в той или иной области химии, но это же не значит, что он может это как-либо подчеркивать!