скачать книгу бесплатно
У неё даже какие-то сексуально-металлические нотки в голосе присутствовали.
Я пошёл за ней, разглядывая стройные обнажённые ноги робота, в длинный тёмный коридор, который совсем не отличался той самой больничной чистотой и экологичностью, которую я первоначально принял за свойство всех современных помещений. Нет. Будущее было не таким, каким показалось изначально. Оно было грязным и циничным… Здесь были обычные двери с замками и обычные полицейские-манипуляторы. И я должен был в нём научиться выживать! Да! К чёрту сентиментальности. Мне нужно приспособиться и выполнить свою миссию. Чтобы вести людей за собой, я должен стать одним из них. Должен стать таким же циничным и чёрствым.
Наконец, мы зашли в одну из камер, где в углу на обычной пружинной койке, ссутулившись и с мокрым от слёз лицом, сидела Она. Уже не в своём больничном халатике, а в какой-то серо-зелёной мешковатой накидке и… босиком. Разглядев в полумраке меня, Сирена вскочила и бросилась мне навстречу. Я прижал её к себе.
– Здраст-вуй, – сказала так специально ради меня, а не это своё «Прива», какая хорошая.
– Здравствуй, девочка моя, – я обнимал её, понимая, что делаю это в последний раз… обнимал, также осознавая, что внутри у неё теперь есть частичка меня.
– Чта с нами будит?
Это, прям, какая-то мелодрама, у меня даже глаза прослезились.
– Ты знаешь закон?
– Дива мне гварила… – Сирена стала всхлипывать.
– Сирена. Главное – это ребёнок. Всё остальное не имеет значения… мы должны принять решение, которое бы помогло ему появиться на свет…
– Да-да. Иа панимаю… ребионка ни будит, если иа изменус.
– Ты понимаешь?
– Да. Другаиа ат ниво аткажетса… Иа панимаиу… Ми болше не увидимса. Паетому ти и пришол?
Она вытерла слёзы, отстранилась и посмотрела на меня совершенно серьёзно и с полной решимостью.
– Да… поэтому. Прости меня, Сирена… и… прощай? – комок в горле мешал произносить слова.
– Пра-счай, – она сделала шаг назад, и я перестал видеть её заплаканное лицо.
Я почувствовал, что где-то вдали начал нарастать какой-то шум… он был похож на шум прибоя. Но у него был некий ритм, который становился всё более и более отчётливым,… перед глазами всё помутнело, и весь мир показался нереальным,… восприятие смазалось, Сирена всё отдалялась и отдалялась, а тьма сгущалась… и наконец…
Я проснулся и ясно чётко осознал, что всё это время видел какой-то дикий, странный сон, который почти сразу начал пропадать из памяти, яркий свет причинял глазам боль, а шум превратился в громкие и энергичные аплодисменты, постепенно переходящие в овации.
Я открыл глаза и, щурясь на яркий свет, начал оглядываться… постепенно осознавая себя посреди небольшой сцены. Полукругом стояли ряды зрителей, экраны за моей спиной показывали застывшие кадры моего прощания с Сиреной, а точнее – саму Сирену моими глазами. Зрители аплодировали, многие стояли… некоторые вытирали свои глаза, полные слёз… кто-то даже выкрикивал «Браво!»… неподалёку от моего кресла сидел улыбающийся человек, непонятного пола и тоже почтительно похлопывал, глядя по очереди на экраны и на меня.
Всё с ними ясно – шоумены хреновы.
Конец первой части
Часть вторая. Солнечный апрель 2100 г.
Почему так получилось, что в своей прошлой жизни в один прекрасный момент я оказался практически один? Это произошло не сразу. Изначально всё шло своим чередом: беззаботная молодость, новые друзья, подруги, события, увлечения, компании – я крутился в этом круговороте, не замечая усталости, глубоко не погружаясь в него и всерьёз не воспринимая никого. Девушки рыдали в трубку, что-то выкрикивали, потом бросали её. Другие пытались манипулировать, использовали всё своё очарование, сближались, потом отдалялись, рассчитывая хоть на какое-то движение моей души. Но она молчала. Реагировало лишь тело. Оно привязывалось, привыкало, очаровывалось… Потом скучало, отвыкало, разочаровывалось… А душа спала…
Всё это длилось до поры до времени, и я не считал потерь, пока однажды не потерял самое лучшее, что у меня было, даже лучшее, чем был я сам. А я себя ценил в большинстве случаев очень высоко. Появилась в моей жизни девушка, чей характер и чьи таланты были просто несравнимы с моей инфантильной, нарциссической особой. Она ворвалась в эту простенькую легкомысленную жизнь совершенно неожиданно и крайне уверенно, даже дерзко. Сперва я отреагировал, как и обычно одним телом, а потом… потом стал всё больше и больше слушать её, наблюдать за ней, всматриваться и вслушиваться. Я стал испытывать потребность, нет, нужду быть рядом с ней, я впервые в жизни завидовал кому-то, просто из-за того, каким он был. А она была сильной, гордой и самодостаточной. Она была особенной, а я был никем. И я не смог этого выносить.
В итоге сам же её и отверг. Просто так. От ощущения собственной слабости.
Она ушла и больше не возвращалась. А я больше не мог сближаться ни с кем, кто мне встречался. Одиночество заставляло много думать. Я думал о жизни и смерти, и прежде всего о том, имеет ли человек право уйти из жизни, если осознаёт, что ничего особенного собой не представляет.
Не то, чтобы меня повсеместно окружали именно выдающиеся личности. Как журналист я брал интервью у самых разных людей. Но постоянно разочаровывался и в них. Все они фактически без исключения, просто обосновывали те обстоятельства, в которых оказались. Желая оправдать те изощрённые способы получения удовольствия, которые им позволены, и обвинить, опорочить те, которые не позволены, они создавали или поддерживали целые мировоззренческие системы. И первое время я верил им, ловил каждое слово, записывал всё и включал в свои статьи. То тут, то там, – в интервью, в путешествиях по стране, на митингах и в кабинетах, везде, – встречались мне люди, которые могли что-то заронить в мою душу. Какое-то время я носил в себе их идеи и мечтал, что наконец-то обрёл истину… ну, или, по меньшей мере, – цель, какой-то смысл существования. Но, к сожалению, это состояние проходило через какое-то время.
Это всё похоже на интоксикацию. Сперва – кайф, потом – тошнота. И я засовываю два пальца себе в горло и вывожу токсины из организма. Прочь – прочь – всё это чушь, бред и фигня, не стоящие ничего. Пусть с ней носятся другие. Каждый из них убеждён, что именно его миф – единственный достойный и имеющий ценность. Но если бы они только могли прислушаться ко всем остальным, они бы поняли – разницы никакой. А если истин и смыслов – миллионы, то настоящей истины и истинного смысла по большому счёту нет…
Настоящее будущее
Я открыл глаза и, щурясь на яркий свет, начал оглядываться… постепенно осознавая себя посреди небольшой сцены. Полукругом стояли ряды зрителей, экраны за моей спиной показывали застывшие кадры моего прощания с Сиреной, а точнее – саму Сирену моими глазами. Зрители аплодировали, многие стояли… некоторые вытирали свои глаза, полные слёз… кто-то даже выкрикивал «Браво!»… неподалёку от моего кресла сидел улыбающийся человек, непонятного пола и тоже почтительно похлопывал, глядя по очереди на экран и на меня.
Всё с ними ясно – шоумены хреновы.
– Вы не имеете права! – мой голос прозвучал неожиданно громко, отдаваясь эхом во всём зале, и тут же прекратил разговоры и овации.
На экран вывели моё лицо, которое оказалось не таким уж идеальным, каким я его видел во сне – это был далеко не Шон Коннери. Позади себя я заметил какой-то прибор в виде шкафа и торчащую из него тарелку вроде спутниковой, но направленную прямо на меня.
– Упс… Сорри… Приносим вам глубачаишие извинения, судар, – этот мужик с грудью, казалось, нарочно меня решил разозлить. – Ми очиен харашо панимаем ваши чуства…
– Аааа, так вы понимаете?!
– Йес. Многие из здес сидиасчих прашли чрез ета.
– Чрез что, через ЕтА?
– Чрез предпаказ пилота дрим-риалити. Ета, канечно, шок па началу, но… на деле криминала нет.
– Вы без моего разрешения влезли мне в мозги и продемонстрировали их всему миру.
– Ви заблуждаетес. Никакои транслиации нибило. Пазволте мне представит сидиасчих в зале.
Я огляделся.
– Здес пачти всео рукаводство медиа-холдинга. С ними их жеони и дажи дети – всио сделана, чтоби ни дапустит утиечки. Итс джаст – фокус-грууп. Ваши права ни нарушали… пака… паверте…
– Чо-то не очень верится.
– Пазвольти, я ссяс всё обисню, – сказал какой-то паренёк в зале с сильным китайских акцентом, но я не мог его отчётливо видеть из-за света, направленного на меня, и полумрака, в котором сидели все остальные.
– О! Вэлкам, спадин Чжао. Знакомтес, ето наш локальнии гинералнии прадиусер. Прашу лиубит и жаловат.
– Спасибо, Ликки. Кстати, хасю папласить всех – не испольсавать в своей леси слискам усталевсие оболоты. Они лаздлазают насиво гостя. Пласу вас быть повезливие.
– Но правакациа – ето вед моиа работа.
Он даже улыбается, хитрый гад.
– Вы ни велно панимаити сваю лаботу. Пловоцилуйте лучсе неозиданними ваплосами, плонисателными дагадками, пытаитесь вызват гелоя на откловение. Это, конесно, сложно, но, веть это, как вы велно заметили – ваша лабота. Она и долзна быть слозной. За нио вам теньги платят.
Какой молодец, этот Чжао… хоть и китаец.
– Екскуизми.
– Извинения плиняты. Натеюсь, нас гость тозе вас пластит.
Я снисходительно покивал головой, но сжатые от обиды губы не расслабил.
– А тепель я хател бы плолить свет на ситуасию, в католую вы попали.
– Я весь – внимание.
И Чжао начал меня неспешно просвещать. По его словам бизнес Альфа строился на новостях и шоу-программах. В 22-м веке зритель стал слишком избалованным изобилием каналов и контента, делать который стало слишком просто из-за доступности технологий. Выпускники кино– и теле-колледжей создают свои мини-студии чуть ли не в гаражах или в сараях на даче. Они, по словам Чжао, «засоряют» сеть своими передачами, фильмами и всем остальным, что составляет реальную конкуренцию крупным компаниям, как бы это ни казалось абсурдным человеку из 20-го века. Но некоторые технологии им всё же недоступны. Либо из-за своей дороговизны, либо из-за запретов и ограничений на их широкое применение со стороны правительства.
– Мы с вами находимся на пеледавой савлеменных технологий – спасобности извлекать из мозга силавека облазы и мысли. Госудалство, лазумеется, эти техналогии делзит пли сибе и не хосит их ласплостланения. Но, наши шоу нузны им, в том числе и как экспелимент. Ани дают нам в аленду самое пластое сваё абалудование и наблюдают за всем пласессом.
– Кстати, в зале плисутствуит гинилал спесслужб Власов, – он чуть развернулся и показал рукой, а тёмная фигура в дальнем конце зала слегка поклонилась. – Гинилал, мы всё исё в ламках закона?
– Paka da. Esli videte iz ramak, ya dam znat.[35 - Пока да. Если выйдете, я дам знать.]
– Сипиэс, гинилал.
Поблагодарив генерала, Чжао продолжил. Из всей его болтовни, учитывая жуткий акцент, я уловил не всё. Но самое главное было то, что в настоящий момент состоялся именно предпоказ. На этом мероприятии узкий круг лиц просмотрел пилотную версию будущего дрим-реалити. То есть моего сна, в котором участвовали реальные действующие лица из событий ему предшествовавших. И собрались они все здесь, в этом бункере, именно потому, что это единственная возможность уберечь уникальный контент от пиратства.
– Нисматля на то, сто мы зивём в век бисплавадных тихналогий… – он зачем-то сделал паузу… и зал, быстро сообразив намёк, рассмеялся.
– Слушайте, я не тупой. Я сразу понял, что у вас тут всё по воздуху передаётся. Сам не знаю, почему у меня во сне эти провода появились.
– Пасему паявились плавода – это, навелное, к психафизиолагам насим надо ваплос адлесовать. Док, вы тут?
– Да, бос, я здесь… эммм… на мой взгляд, – его высокий голос напомнил мне чем-то занудного профессора на кафедре филологии, – провода как раз и обязаны своим появлением старым фантастическим фильмам. Я очень хорошо помню эти грязные антиутопии 80-хх и 90-хх годов двадцатого века – там слишком много проводов. Повсюду какие-то страшные, угловатые металлические приборы и инструменты[36 - Комментарий к эпизоду: концепция «грязного, урбанистического, будущего» впервые была реализована Дж. Лукасом в «Звёздных войнах» и впоследствии Дж. Камероном в «Чужих» и прочих фантастических произведениях.], люди долбят по ним, сваривают, паяют… кошмар! И, что не менее удивительно – почему-то любые медицинские операции приносят пациентам дикую боль.
Что-то припоминаю такое.
– Там люди путешествуют на звездолётах к другим мирам, а жить комфортно на Земле не удосужились. Я уж молчу о том, что средства связи закреплены статично на каких-то приборных панелях, громоздки и немобильны.
– Всё верно, док. Вы только одно не учли – Алиса Селезнёва жила в счастливую эпоху. И переговоры там велись по рации, и грязи в том будущем нет, – я немного загордился по поводу своего советского детства, в котором появлялись такие шедевры проницательной фантастической мультипликации.
– Может быть… – в зале послышалось шушуканье, даже Чжао обратился к помощнику, – «Алиса Селеснёва?»… это скорее исключение. А что касается правила, то есть в этих фильмах ещё кое-что… эммм… весьма неадекватное, мягко говоря… Там постоянно демонстрируется эдакое внешнее великолепие, красота и экологичность жизни, то есть пыль в глаза пускают. Но по мере развития сюжета выясняется, – он манерно исказил голос, чтобы спародировать рассказчика страшных сказок, – что за эти блага человечество чем-то расплачивается. Всегда есть какая-то обратная сторона медали, более неприглядная. Причём проглядывалась традиция представлять это как деградацию по сравнению с современностью, оборотную сторону прогресса. Я бы даже осмелился предположить, что это ещё началось с Герберта Уэллса и его «Машины времени», если помните. – В зале одобрительно зашумели. – А в кино идею подхватили многие сценаристы, уже даже слишком многие… На мой сугубо субъективный взгляд, это помогало зрителю ослабить непреодолимую зависть к жителям будущего. В результате он думал, скорее всего, так: «Это, лишь, кажется, что жить лучше там. На самом деле лучшее время для жизни – моё».
– Близе к теме, каллека!
– Да-да… Я и говорю, что возможно, и даже вполне вероятно, что бессознательное нашего гостя ещё не перестроилось, и потому выдала этот весьма… эмм… неуклюжий ретро-контент.
– Ну, ат этаво летло-налёта насе соу толька выиглаит. Сагласитесь.
Зал моментально отреагировал дружным смехом, кажется, они все немного опухли от речи учёного.
– Халасо. Я пладолзу. Нисматля на век бесплавадных тихналогий, мы соблались тут все в атном месте в то сисле и стобы заситить себя. Данный кантент ахланяется законом. Пака вы не лазлесите его выдавать в эфил, мы не смозим этаво стелать. Любая утеська пазволит вам падать на нас в суд и выиглать плацесс без плаблем.
– А если я не разрешу?
– Весь мателиал будет тутзе унистозен пад наблюдением гинилала. Всё велна, гинилал?
– Tak Tochna!
– Пледпаказ плаводится и тля таво, стобы лукавотство кампании плиняло лисение, стоит ли кантент сеять в сети…
– И как? Уже приняли решение?
– Да. Лизультаты магнитна-лизанансой тамаглафии зала паказали, что кантент атлисьный. Так чта лисение плинято полозительное, с сем я вас и паздлавляю.
– Спасибо. А что все-таки эта томография показала?
– Док… пласу вас…
– Эммм… МРТ на самом деле показала высокую степень эмпатии, высокий уровень непроизвольного внимания… – и ещё куча профессиональных терминов в какой-то дикой скороговорке.
– Поплосе, позалуйста, если мозна.
– Ах… да-да… я говорю, что мы теперь знаем, что контент демонстрирует высокий уровень сопереживания герою, а также можем гарантировать с высокой долей вероятности, что историю досмотрят до конца.
– А для нас это самае главнае.
– Я даже восхищён в некотором роде нашим автором – он почти как профессиональный сценарист создал в финале моральную дилемму. Вначале доведя зрителей до пика переживаний, а в конце выдав такой… не постесняюсь этого эпитета – потрясающий финал, я как зритель испытал настоящий катарсис… эмм… в лучших традициях мелодраматизма.
– Это в свою оселеть даёт поват надеятся на высокии лейтинги пладалзения. Злители далзны палюбить ваш кантент.
– Следовательно, он чего-то стоит?
– Лазумиется. Эта исё адна функция пледпаказа – с автолом длимконтента абсуздаются условия дальнейшего сатлуднисества: пиледача плав, ганалал и т. п.
– Мне продюсер Минх что-то говорил о договоре…
В зале несколько человек прыснули.
– Минх – эта актёл. Пласу пласения, сто ввели вас в заблустение. Но все, с кем вы контактиловали до сна – плофи. Ани актёлы насей кампании и все иглают в мыле пла бальницу.
– И Сирена? – возможно, я слишком явно выдал в этом вопросе свои эмоции.
– Да… мне осень заль… Силена – звеста этава селиала…
Психофизиолог снова встрял: «Да… и знаете ли, её способность вызывать у авторов контента Архетип Анимы[37 - Термин из теории архетипов К.Г. Юнга. Анима – это универсальный архетип женщины, управляющий влечением каждого мужчины. В мифах и массовой культуре Анима – чаще всего пленница, взывающая к герою о спасении.] просто бесподобна – практически во всех снах она попадает в какой-то плен или ловушку… её героически спасают…»
– Да-да, спасибо… Думаю, вы исё увидитесь и смозите пабалтать. Ана будет только лада.
Такое ощущение, что меня надули и выставили круглым идиотом.
– Вилнёмся к насим дилам. Стобы лазлесить к выхаду в эфил атснятова мателиала, вы далзны вслух пласетать условия дагавола и падтвелдить своё сагласие палой пледлазений. Как толька вы эта сделаите, автаматисски саздаётся ссёт на васе имя в банке, и туда пелисисляется…
Помощник показал ему что-то на светящимся в темноте экранчике, который держал в руках.
