Мандарин на снегу

Легкие снежинки тихо падали на землю; город успел надеть свои новогодние наряды, расставить большие елки, зажечь разноцветную иллюминацию, даже сугробы немного привели себя в порядок, припорошились свежим снежком. Приближались праздники.

Мы с Викторией решили, что на Новый год обязательно пригласим к себе в гости Наталью Сергеевну. Старушки о чем – то шептались по – телефону, Виктория ходила загадочная.

* * *

Странно, ключ в замке повернулся легко, но дверь, отчего – то не открывалась. Я попробовала надавить сильнее, потом еще сильнее. Поддавшись моим усилиям, дверь стала приоткрываться. Я кряхтела и звала Викторию. На мои крики выглянул сосед – здоровый детина в голубом спортивном костюме. Быстро оценив ситуацию, он тихо отодвинул меня в сторонку, и легко толкнув злополучную дверь, первым вошел в квартиру.

На полу в прихожей лежала Виктория на ней сверху покоилась большая елка.

– Господи, опять эти елки! Ненавижу! – простонала я.

Я неуклюже стала поднимать елку, освобождая свою подругу, (она, к счастью, была жива) потом попыталась придать хрипящей Виктории сидячее положение.

– Надо скорую, пожалуйста, – бормотала я.

Я все суетилась, пока не почувствовала острую боль внизу живота. По ногам моим заструилась горячая жидкость, в глазах стало темнеть.

– Надо две скорых, – попросила я, у изумленно глядящего на нас соседа. – Только скорее! Я сейчас буду рожать.

* * *

Новогодние праздники мы провели с моей подругой в больнице при медицинском институте, только в разных отделениях. Меня увезли в родильное, а Викторию – в терапию.

Моя маленькая девочка лежала под большим прозрачным колпаком, и я старалась не отходить от нее. Она все время спала, подтянув крошечные ножки под свой животик. И я никак не могла рассмотреть цвет ее глаз. Темные волосики выбивались из – под белого колпачка. Я не могла оторвать от нее глаз, наполняясь такой абсолютной любовью, таким счастьем.

Иногда к нам заглядывала Натка и мы с ней шли к нашей подруге, такой несчастной и беспомощной. Она лежала одна в палате, остальные четыре железные койки сиротливо щетинились панцирными сетками. Молодым медсестрам было не до нее, они весело обсуждали прошедшие вечеринки. И вахту у кровати больной доблестно несли Наталья Сергеевна с Анной Львовной.

– Оправится Викуля. И не в таких передрягах бывали, – бодро хрипела Натка. – Подумаешь, инсульт. Доктор сказал: «Очень вовремя доставили. Еще немного и могло бы парализовать, но вы успели». И мы ей уход обеспечим. Старая гвардия не сдается!

* * *

Через две недели я вышла на улицу, держа в своих руках маленький сверток с огромным счастьем. В то утро многих женщин встречали у входа в отделение веселые родственники и друзья. Я покрутила головой в надежде, что Глебу сообщили о рождении дочки, и он стоит в шумной толпе встречающих, но, ни одного знакомого лица я не обнаружила и немного взгрустнув, двинулась на улицу Льва Толстого, в надежде поймать такси.

Рядом со мной остановилась машина, из нее высунулся сначала большой плюшевый заяц, а потом… Андрей.

– Ой, как я вовремя! – обрадовался он. – Прошу в машину. А это вам. – Он протягивал мне своего зайца, который был намного больше моего теплого живого свертка.

– Как вы узнали, что нас сегодня выписывают?

– Вы даже не представляете, какой на съемочной площадке был конкурс вашей встречи! – Весело начал он, – но победил я с большим отрывом. Садитесь, Таня, скорее, а то малышка замерзнет.

* * *

Дни наши с дочкой протекали спокойно и размеренно, строго по режиму, который так необходим для развития маленького человека. Мы ложились спать, просыпались, кушали, гуляли и узнавали друг друга. Дочурка очень внимательно рассматривала меня, трогала своими крошечными пальчиками мои волосы, улыбалась своим маленьким мыслям. А я каждый раз смотрела на нее с замиранием сердца, наслаждаясь своим собственным чудом.

В квартире мы оставались вдвоем, Виктории предложили поехать в санаторий. Я скучала по ней, мне очень хотелось, чтобы она радовалась вместе со мной, глядя, как растет и меняется наша девочка. Каждый день приносил нам что – то новое, дочка росла с каждым мгновением.

Я не переставала думать о Глебе, представляя нашу встречу: как он будет разглядывать дочку, целовать ее ручки, трогать темные волосики. Все это время я не давала девочке имени, мне хотелось, чтобы мы сделали это вместе.

Глеб появился, как всегда неожиданно. Мы возвращались с прогулки, день был по – питерски промозглым и хмурым, но я старалась вывозить свое чудо каждый день, чтобы малышка росла и закалялась на наших северных ветрах.

Он стоял рядом с парадным с букетом и множеством свертков; завидев нас, Глеб быстрым шагом пошел нам навстречу. А я остановилась, не в силах сделать ни одного движения. Он заглянул в коляску, осторожно взял на руки спящую малышку, сунув мне в руки букет.

А мое сердце сжималось от радости, видя эту картину.

Дома Глеб не мог наглядеться на дочку, глаза его светились такой радостью и торжеством, что спрашивать – счастлив ли он, что родилась дочь – не было никакой необходимости. Все было ясно без слов.

– Давай знакомиться, – предложил счастливый отец. – Как тебя звать, принцесса?

– У нее еще нет имени, Глеб. Я хотела назвать ее вместе с тобой, понимаешь?

– Это просто замечательно, что у девочки еще нет имени. Я тебе очень благодарен, Таня! – обрадовался Глеб.

Целый день он провел с нами. Кормил дочку, интересовался: что она есть, когда гуляет, купается. И почему – то очень обрадовался, когда узнал, что молока у меня почти нет, и кушает дочка молочные смеси. Мы вместе вышли погулять и Глеб с большой осторожностью катил перед собой коляску, а я шла рядом и не могла поверить в свое счастье. Теперь я была абсолютно уверенна, что все у нас обязательно будет так, как виделось мне в мечтах о будущей семейной жизни.

А вечером, когда он искупал дочку в маленькой ванночке и уложил спать, спев ей песенку на английском языке, Глеб предложил отметить наше первое и очень важное событие глотком шампанского.

– Глеб, я не буду пить, ты же знаешь, что бывает со мной после спиртных напитков, – робко отнекивалась я. – Я хочу насладиться тобой, запомнить тебя и нашу встречу, чтобы вспоминать каждую секундочку, проведенную рядом с тобой, когда ты снова уедешь на свои задания. Или мы больше не будем расставаться так надолго? У нас же теперь настоящая семья!

– Танюша, не бойся, я не собираюсь тебя спаивать. К тому же организм женщины здорово меняется после родов, можем проверить эту гипотезу. Смотри, что я для тебя привез.

Он стал вынимать из пакетов упаковки с сырами и дорогой ветчиной, конфеты, розовые грозди винограда, оранжевые веселые мандарины и, наконец, на столе появилась бутылка шампанского.

– Ну, смотри, как все это красиво и необычайно вкусно! – промурлыкал Глеб и кошачьей походкой стал приближаться ко мне, пристально глядя своими сумасшедшими глазами.

Два шоколадных омута поглотили меня целиком, парализовав мою волю. Я осторожно взяла протянутый мне бокал, в котором тонкой струйкой поднимались крошечные пузырьки. Глеб с тихим звоном коснулся его своим и слегка подняв, прошептал:

– За счастье и за новую жизнь!

Потом он стал медленно снимать с меня мой растянутый свитер, застиранный лифчик. Горячие волны накрывали меня с головой, я чувствовала его руки на своем теле, отвечала на его поцелуи. Потом мы вновь выпили чудесного шампанского, и Глеб протянул мне виноградную ягодку.

– Какая я счастливая, – шептала я, кружась голой по комнате.

Малышка заплакала, и я быстро взяла ее на руки, прижав к себе и продолжая кружиться.

Глеб смотрел на нас и смеялся, держа в руке свою маленькую камеру.

– Не снимай, – стыдливо прикрылась я дочкой. – Это не красиво. И потом, я не собираюсь больше тебя отпускать. Ты теперь всегда будешь с нами, так должно быть! И так будет! – Шутливо топнула я ногой.

Глеб взял ребенка на руки, уложил на кровать меня, накрыв с головой одеялом, и я погрузилась в сон.

– Засыпаю в старой жизни, просыпаюсь в новой, – счастливо пробормотала я детскую присказку.

Глава четвертая

Впервые за два месяца я выспалась. Я почувствовала это даже раньше, чем окончательно проснулась. Приоткрыв один глаз, я заметила маленький солнечный лучик на обоях. Это был тот счастливый миг, когда солнце, отразившись в окнах соседнего дома, заглядывало в мою комнату.

«К счастью», – улыбнулась я.

Я приподняла голову, чтобы увидеть дочку, но ее кроватка была пуста. «Наверное, это Глеб унес ее из комнаты, давая мне поспать. Господи, какой он заботливый! Сейчас встану и приготовлю ему завтрак, как настоящая любящая жена».

Я поднялась и пошла, искать свою семью. Но квартира была пуста. Их не было ни на кухне, ни в ванной. Я даже заглянула в комнату Виктории Осиповны, которая стояла открытой.

«Может, Глеб пошел с дочкой гулять? – строила я догадки. – Но тогда почему они не взяли коляску?»

Коляска стояла на своем месте, рядом с входной дверью.

Легкая тревога закрадывалась в сердце, начинала волновать. Я еще раз обошла всю квартиру, заглянула в нашу комнату, проверила детские вещички. Они все были на своих местах. Не хватало только комбинезона, который подарила нам Анна Львовна.

«Значит, они все – таки гуляют, – у меня вырвался вздох облегчения. – Ему просто захотелось прогуляться, держа дочку на руках. Интересно, когда он собирается уехать? Я вчера так его и не спросила».

Занявшись домашней работой – помыв полы во всей квартире, вскипятив чайник и поставив тесто на оладьи, в завершении даже вымыв голову, я все время прислушивалась – не раздастся ли звонок в дверь.

В комнате я еще раз переложила пеленки и несколько ползунков дочурки, мне очень хотелось, чтобы Глеб заметил, какая я замечательная хозяйка, как у меня все аккуратно. Коробку с конфетами и пустую бутылку шампанского я вынесла на кухню и тут только заметила на подоконнике две пачки долларов.

Я тяжело опустилась на кровать, продолжая разглядывать иностранные деньги. Что – то нехорошее творилось в душе, страх нарастал с каждой минутой. Я огляделась, но не обнаружила в комнате никаких вещей Глеба – они исчезли вместе с ним и нашей маленькой дочкой.

На ватных ногах я дошла до комода, в верхнем ящике которого лежала справка о выписке из родильного дома. Ящик был пуст, точнее там лежал мой паспорт и еще не столь важные документы. Не хватало одной только справки.

Не понимая до конца, что происходит и что мне надо делать, я заметалась по квартире. Надев на ночную рубашку пальто, нацепив старые сапоги на босые ноги и прихватив сумку, в которую положила две зеленых пачки денег, я решительно вышла из квартиры.

На лестничной площадке стоял хмурый сутулый парень в грязной куртке, при виде меня он вздрогнул и сделал шаг назад, чуть не покатившись с лестницы.

– Осторожней! – крикнула я.

– Тань, все нормально! – назвал он меня по имени.

– А мы разве знакомы?

– Ты меня не узнаешь, сестра?

– Господи, Ваня, неужели это ты? Что с тобой случилось и почему ты в Питере?

От былого ухоженного мальчика со стильной стрижкой и пухлыми щеками – ничего не осталось. У Вани был изможденный вид – серое лицо, огромные синяки под тусклыми глазами, грязные взъерошенные волосы. Шея стала худая, длинная красная, с выпирающим кадыком, как у молодого индюшонка. Одежда грязная и явно с чужого плеча. Мне страшно было на него смотреть.

– А где же мне быть, я тут типа учусь! – пожал плечами брат.

– Вань, но вы – же продали квартиру и уехали в Волгоград? Я заезжала, там чужие люди живут.

– Не твое дело, – еще больше нахмурился брат. – Слышь, Тань, дай чего нибудь поесть лучше, а то я сейчас умру от голода.

– Ванька, а у меня, кажется, беда. Похоже, что у меня дочку украли. – Сказала я, пропуская его в квартиру.

– Как это дочку украли? – искренне удивился Иван. – У тебя, что, дочка была?

– Была, совсем маленькая. Я ее два месяца назад родила, – заплакала я в голос.

Ванька топтался у двери и непонимающе смотрел на меня.

– И че теперь делать? Украли то с целью выкупа?

– Какого выкупа? – устало проговорила я. – Мне, похоже, еще денег дали, вон, смотри, – и я показала брату две зеленые пачки.

– Ух, ты! Это реальное бабло! – Ванька протянул к деньгам худые красные руки с грязными ногтями.

– Не трогай! Я их хочу вернуть, мне только дочурка нужна, а он пусть улетает на свои секретные операции.

– Куда? – не понял брат.

– Да агент он секретный. Все время летает по миру.

– А! Ну-ну, – хмыкнул Иван. – Это ты нашей маме будешь рассказывать.

Я пропустила мимо ушей Ванькино замечание, в моей горячей голове появился план, как нам вернуть мою девочку.

– Вань, ты мне поможешь, верно? – я достала из холодильника все, что можно было считать едой, и торопливо нарезала на тарелку сыр, колбасу, делала бутерброды с маслом, поставила на огонь воду для пельменей, на старой сковородке уже жарилась первая партия оладий.

Ванька торопливо ел все, что попадалось ему под грязные руки.

– Вань, нам надо поехать к его родителям и устроить там шум. Пусть вернут мне дочку. Лидия боится скандалов, да и ребенку она, вроде, не рада. А больше пойти ему некуда. Я отдам им деньги, а они пусть отдают малышку. Господи, да и зачем ему вообще понадобилась моя девочка? Он же все время в командировках, а кто будет с ней? Ты поедешь со мной, ладно? Ты бы видел, какая она красавица! – засмеялась я сквозь слезы, радуясь, что нашла такое простое решение.

Брат продолжал поглощать еду, не поднимая от тарелки глаз.

– Вань, что ты молчишь? Мне нужна твоя помощь!

– Далеко надо ехать? – деловым тоном осведомился брат.

– За город. Во Всеволожск. Его родители там все время проживают. За три часа должны обернуться. Ты же не торопишься?

– Да есть у меня пара дел, но что не сделаешь для родной сестры. Надо, значит надо! – Ванька сыто откинулся на стуле, глядя на меня осоловевшими глазами.

– Если ты наелся, то поехали, время очень важно!

* * *

В электричке Ванька все время засыпал, роняя голову мне на плечо, и еще теснее прижимаясь своим худым боком, словно искал защиты. А мне вдруг стало удивительно спокойно рядом с ним. Я почувствовала голос крови, что ли. Что вот сидит рядом со мной родной мне человек, мужчина, брат, который способен если не защитить, то хотя бы поддержать меня в трудную минуту.

У меня даже появилась новая идея. Если вдруг окажется, что Глеб с дочкой уже уехал, я не буду отдавать деньги его родителям, а найму на них частного сыщика. Пусть он вернет мою малышку. При воспоминании о ней, на глаза снова наплыли слезы, я торопливо полезла за платком.

– Ты чего? – сонно пробормотал Ванька. – Уже приехали?

– Нет, еще, можешь поспать! Я только платок хотела взять из сумочки.

Поезд медленно подъезжал к станции, пассажиры потянулись к выходу.

– Пойду, покурю в тамбур. Сон пройдет, – вскочил братишка.

Я смотрела на его давно не стриженый затылок и гадала, как же произошло, что мама оставила своего любимца без контроля? Надо будет сейчас все расспросить. А то накинулась на него со своей бедой, а ему самому похоже помощь нужна.

Электричка, выпустив порцию пассажиров, вновь стала набирать скорость. За окном мелькал унылый февральский пейзаж с заснеженными просторами и оголенными перелесками. Кое – где вздымались многоэтажные дома, построенные по гениальным планам градостроительства прямо в чистом поле. К ним сиротливо жались почерневшие деревянные домики со своими грустными историями.

Но вот замелькали добротные дома престижного когда – то дачного места. Нам тоже пора было выходить. Я прошла в тамбур, там было пусто. Не было Ваньки и в соседнем вагоне. Я беспомощно осмотрелась. Может, он присел на лавочку и вновь уснул? На меня глядело несколько пар равнодушных чужих глаз, Ванькиных среди них не было.

Не понимая, что опять происходит, я вышла из поезда, который как раз подъехал к станции и медленно пошла в сторону дома Глеба. У меня уже не было того героического порыва, не было той уверенности, что все у меня получится. Я расценивала Ванькин поступок, как предательство, перестав на какое – то время думать о своей беде.

«Сбежал, как трусливый пацан. И чего испугался? Зачем вообще за мной потащился, сел в электричку. Сказал бы правду, что не хочет принимать участие в моих проблемах. А может, испугался, что я его буду расспрашивать о его жизни?»

Дом был пуст. Я это сразу поняла по заснеженным нечищеным дорожкам. Белое ровное покрывало нетронутым слоем лежало на всем участке – на старой лавочке и мелких кустиках, на подъездной дороге к гаражу.

Я смотрела на эту белоснежность и не знала, куда мне идти дальше. Прижавшись лбом к холодным прутьям ограды, я молила Бога, чтобы поднялись сейчас тяжелые ворота гаража и мне навстречу вышел Глеб с моей дочкой на руках. Он бы отдал ее мне со словами: «Прости, Таня, я только хотел показать нашу девочку своим родителям. Чтобы они увидели, какая она красавица!» И я бы смеялась от счастья, что мы снова все вместе.

Слезы текли и текли по моим щекам, мне уже было нечем дышать, я захлебывалась ими и судорожно всхлипывала. Но ворота все не поднимались.

Оторвав, наконец, себя от калитки, я побрела по заснеженной аллее, не зная, куда мне идти, где искать дочку. Что произошло, в конце концов, и почему Глеб так поступил? Или, может, я себе все напридумывала, и их таинственное исчезновение объясняется просто. Но как просто? Как? Я шла и от отчаяния тихо поскуливала, так мне было легче вынести свою боль.

Навстречу мне шла молодая мама, катя перед собой широкую яркую коляску. На женщине вся одежда была белого цвета: шубка, вязаная шапочка, пушистые рукавицы и даже сапожки. Она больше была похожа на Снегурочку или сказочную принцессу, я остановилась не в силах оторвать взгляд от такой красоты. Что – то неуловимо знакомое было в этой молодой маме. И гордая прямая осанка, и улыбчивое лицо с румяными щечками и неповторимые зеленые глаза. Такие глаза были только у одного человека в мире – у моей подруги детства.

– Наденька, милая, неужели это ты? – слезы моего горя еще не высохли, а им на смену уже наворачивались слезы счастья. Как же все перемешано в нашей жизни!

– Танюша?! – Надя остановилась, не отрывая от меня глаз.

Мы стояли с ней, тесно обнявшись на узкой заснеженной улице старого дачного поселка. Слова сейчас были не нужны, наши объятия говорили все за себя. И как мы скучали, и как нам не хватало друг друга, и что теперь мы вместе.

Господи, ну почему в жизни не бывает полного счастья? Я потеряла дочь и нашла подругу. Почему нельзя все вместе?

* * *

– Танюшка, ты только не отчаивайся! Сейчас придет Федор и обязательно даст мудрый совет. Он у меня знаешь, какой умный! Я только боюсь, что сама разучусь думать, так и буду только его умом жить. – Успокаивала меня Надя на своей кухне, после того, как я поведала ей свою грустную историю.

Точнее, кухня была ее свекрови, где проживала моя подруга со своим семейством. Я все никак не могла до конца поверить, что моя Надюша нашлась, да еще и стала мамой двух изумительных мальчиков.

– Мы тут всего неделю живем. Дом достраиваем, квартиру пришлось продать, сами бы мы и так там могли прожить, но не везти – же мальчишек в пахнущие краской комнаты. Там еще рабочие свои недоделки устраняют. Вот свекровь и предложила пока у нее на даче пожить. Мама сейчас гриппует.

О себе Надежда говорила неохотно.

– Вот она – моя жизнь, – показывала она на двух одинаковых бутузов, которые сосредоточенно сосали теплое молоко из бутылочек. – Это долгая история, как я пришла к своему счастью, я тебе потом все расскажу, сейчас главное – найти твою малышку.

Федор появился, когда мы с Надей искупали мальчиков и, одев их в пижамки, уложили спать.

– Прости, Наденька, пришлось задержаться.

В дверях стоял полнеющий, лысеющий мужчина с небольшими глазами и пухлым детским ртом. Дорогой костюм сидел на нем мешковато, а на ярком галстуке красовалось большое пятно.

Я с недоумением рассматривала Надиного мужа. Этот представитель мужского рода был абсолютной противоположностью всех ее симпатий и увлечений. «Как же ему удалось завоевать сердце моей разборчивой подруги?»

– Федя, ну ты разоришь нас на своих галстуках! – всплеснула руками Надя, подбегая к мужу. – Этот же был запасной! Значит и первый испачкал?

– Нет, моя милая, тот я только облил водой. Он должен высохнуть и все с ним будет хорошо. Ты не переживай!

– Еще не факт, что будет хорошо, – вздохнула Надя. – Ой, я вас не познакомила! Федя, это – Таня, моя самая ближайшая и любимейшая подруга, я тебе про нее рассказывала, а это – Федор – мой замечательный муж и гениальный адвокат. Кстати, Федя, нам нужна помощь… – и Надежда быстро и точно пересказала мужу мою историю.

– Надо в милицию обязательно заявление написать, я помогу его составить. Но чтобы не терять времени, я бы посоветовал обратиться к частному сыщику. У меня есть один хороший знакомый.

– Он дорогой? – уточнила Надюша.

– А у меня же есть деньги! – Обрадовалась я. – Правда, мне их Глеб оставил, и я бы хотела ему их вернуть, но сейчас я готова нанять частного сыщика за любую цену. – Я торопливо стала извлекать из своей сумки разные женские мелочи, которые люблю носить с собой на всякий случай, но объемного пакета с долларами в ней не было. – Как же так, куда они подевались? – удивлялась я. – Я же никуда не заходила – сошла с электрички и пешком к дому Глеба дошла.

И тут меня обожгла горячая волна, я даже задохнулась и закашляла. Ноги мои не смогли удержать отяжелевшего тела, и я плюхнулась на детский стульчик.

– Мне, кажется, я знаю, у кого эти деньги, – прошептала я.

Теперь стала понятна внезапная нежность Ивана, и почему он исчез из электрички.

* * *

– Надь, я же впервые полюбила. И именно так, как мечтала еще в нашем далеком детстве. И все было как в моих мечтах, как и должно, было быть. Я даже на других мужчин смотреть не могла, я их просто не воспринимала. Для меня только один Глеб во всем мире существовал. Для него я готова была все на свете сделать.

– Похоже, он это тоже понял, Танечка. Вот и использовал тебя на всю катушку. Ты уж прости меня за такую правду. А то, что ты чувствовала, это страсть была, а не любовь.

– А разве это не одно и то же? Мне всегда казалось, что любовь и страсть неразделимы.

– Страсть разрушает, Тань, она опасна и для тебя и для окружающих. Человек, когда он одержим страстями, становится беззащитным, душа его обнажена, понимаешь, а голова, словно в тумане? Не хотела бы я пережить все это вновь, – тихо добавила Надежда.

– Не знаю, мне не с чем сравнить. Я любовь именно такой и представляла.

– Любовь – это, как подарок. На душе светло и покойно и ты растворяешься в своем чувстве и уверенна в своем любимом. Знаешь, что он всегда будет рядом с тобой, сумеет защитить, и пожалеть, и всегда будет смотреть на тебя с восхищением и любовью, чтобы с тобой ни случилось. А вообще, любовь, конечно, разная бывает и не только между мужчиной и женщиной. Мне кажется, любовь это и есть проявление нашей жизни и ее главный смысл. Надо жить и любить все, что тебя окружает.

Не знаю почему, но мне показалось, что Надя пытается мне что – то рассказать о своей жизни.

Мы тихо шли по белой аллее к станции, как в юности говорили о любви, только теперь перед нами в голубой коляске лежали и сладко посапывали два маленьких курносых носа

Эту ночь я провела на даче на старом скрипучем диване, но спала, как – ни странно, крепким сном. Мне даже ничего не снилось. И в первую секунду после пробуждения я не сразу сообразила – почему так болит моя душа. Но потом проснувшаяся память все расставила по своим местам, и мне стало так больно, словно меня избили, и все тело и душа у меня превратились в один сплошной синяк.

** *

Домой идти не хотелось, было страшно оказаться в тишине квартиры, вновь ощутить свое одиночество. Надежда уговаривала меня погостить у них, но мне не хотелось отравлять их светлый семейный мир своими горестями. Мы договорились, что я буду часто к ним приезжать. Федор дал мне свою визитку и обещал оказывать всяческую помощь в моем деле.

Григ с Шопеном, подняв пушистые хвосты, выбежали мне навстречу.

– Мальчики, простите меня, я совсем про вас забыла. Столько всего произошло за эти сутки. Сейчас я вас чем – нибудь накормлю, мои хорошие. А потом я поеду в санаторий к вашей хозяйке, теперь у меня есть на это время.

– Не стоит, хозяйка сама сбежала к вам из своего санатория.

Из комнаты, широко улыбаясь, вышла Виктория Осиповна. Но едва взглянув на меня, вмиг стала серьезной.

– Недаром душа не на месте была. Что произошло?