Марево. Морская пучина. Четвертый том

Оставшись наедине с собой и посмотрев вниз, егерь нервно поиграл пальцами ног, то поднимая, то опуская носки тонких и мягких одноразовых тапочек.

– Белые тапочки, – вслух произнес он и испугался своего голоса, который в полупустых стенах прозвучал намного громче, чем обычно.

Дальнейшие его действия были продиктованы обстановкой палаты, в которой присутствовали кровать, тумбочка и табурет. Прямо над кроватью нависала панель телевизора. Григорий лег, и экран «плазмы» включился автоматически.

Григорий посмотрел на тумбочку – пульта на ней не было.

– Значит, программа одна, прописанная доктором, – вслух произнес он.

В полной тишине Григорий смотрел кино о порядке предоперационной подготовки, запоминал последовательность процедур. От этого у него заныло сердце, возникли спазмы и колики в нижней части живота.

Григорий не бегал к врачам по каждому поводу, стараясь обходить их за километр.

– К ним только попади, залечат до смерти, – подытожил он и с этими думами отвернулся от телевизора, чтобы не видеть пугающего экрана. Из просмотра он ничего хорошего для себя не вынес, но запомнил все досконально. И уснул.

Проснулся Григорий с повязкой на лице. Все тело ныло, сильно хотелось пить. Он лежал на спине и был не в силах пошевелиться.

– Ничего не понимаю, – растерялся он. – Неужели уже все?

Из горла вырвалась хриплая речь.

– С горлом что-то делали, поцарапали, – предположил он.

В палате появилась женщина в белом халате.

– Как вы себя чувствуете? – склонившись к больному, спросила она и начала устанавливать капельницу.

– Мне уже сделали операцию? – плохо выговаривая слова, обратился он к женщине. – Что со мной?

– Вы не волнуйтесь, операция прошла удачно, вы соответствуете образу заказчика.

Она улыбнулась, поправила одеяло и добавила:

– Сейчас на осмотр придет ваш лечащий врач, все вопросы относительно своего здоровья вы сможете задать ему.

Женщина ушла, а Григорий, переполненный эмоциями от недосказанности, лежал, не в силах даже перевернуться.

В палату вошел врач – высокий крепкий мужчина среднего возраста. Он придвинул к кровати стул и присел рядом, молча обхватил пальцами запястье пациента и пощупал пульс.

Григорий перевел на него вопросительный взгляд.

– Хирурги довели ваше лицо до абсолютной схожести с заказчиком, сделали несколько родимых пятен на теле и маленькую татуировку. Теперь вас не отличить от Сергея Михайловича.

В кабинет снова вошла медсестра, в ее руках был лоток с медицинскими инструментами и необходимые материалы для перевязки, уколов и прочих процедур. После дозы успокоительного Григория покинули пустые тревоги, и он крепко уснул.

Черняк быстро поправлялся. Все раны на нем заживали, как на собаке. Когда Григорий смог вставать и передвигаться, с ним поработали психолог и преподаватель актерского мастерства. Черняку начинала нравиться эта игра, а потому он схватывал все на лету, оказавшись очень талантливым учеником. Он быстро научился копировать интонации двойника, его жесты, манеру поведения.

Спиридонов приехал забрать Григория из клиники.

– Здравствуйте, здравствуйте дорогой! – поприветствовал он Черняка, который обедал один в небольшой больничной столовой.

Спиридонов сразу сказал егерю, что на его имя открыт счет, и все деньги за его работу – на этом счете. Он написал сумму на салфетке и протянул ее Григорию. Григорий посмотрел на цифры, пересчитал взглядом нули и закашлялся.

– Что не так? – спросил Спиридонов.

Григорий взял салфетку в руки.

– Я сейчас ее съем, как счастливый билет.

Спиридонов засмеялся.

– Вот ваш юмор мне нравится! – он протянул Черняку руку.

Григорий вышел из-за стола, деловито взял ладонь Спиридонова и потряс ее, крепко сжимая в своей руке.

– Машина ждет, доедайте и поехали!

– Уже сыт! Едем!

Ближе к вечеру они вернулись в особняк Спиридонова.

Жена Сергея Михайловича, улыбаясь обоим, не сразу поняла, кто из них является ее мужем. Теперь у Черняка были списки магазинов в Москве и в Самаре, названий марок одежды и обуви, которые носил Сергей Михайлович. Начальник личной охраны Спиридонова выдал спецоборудование – очки, в оправе которых находились встроенная мини-камера, отдельно микрофон и передатчик. Другая камера поместилась в пуговицу на его пиджаке. Маленький наушник телесного цвета, едва заметный в ухе и прикрытый аккуратно подстриженными прядями волос, довершил шпионскую экипировку двойника. Теперь Спиридонов мог давать ему указания из любой точки планеты, а также наблюдать за теми, с кем встречается и разговаривает Григорий.

* * *

Силач прекратил длинное повествование, чтобы выпить воды. Босой и скороход размышляли о чем-то своем. Наконец, скороход заговорил:

– Коа, Папаоле, что вы думаете об этом?

– У меня не выходит из головы, что человеку из сна Коа снился саман, под которым мы сидим, – ответил босой.

– Да, ему снился саман, – подтвердил Коа.

– Что ж, – продолжил Викивики. – Твой сон совсем не прост и очевидным образом связан с нами. Папаоле, что ты делаешь?

Силач и скороход подняли головы и увидели босого, который пытался вскарабкаться на дерево.

– Я лезу на вершину! – сказал юноша.

– Зачем? – поинтересовался скороход Викивики.

– Чтобы увидеть наш мир с высоты самана! – крикнул в ответ босой, быстро забираясь по необъятному стволу самана, цепляясь руками и пятками за его кору.

Силач Коа почесал подбородок.

– Он прав, Викивики, он абсолютно прав! За все это время мы так ни разу и не попытались изменить ракурс, с которого смотрим. Папаоле, ты гений! – провозгласил силач и помахал рукой юноше, но тот его уже не видел и не слышал.

Босой ловко и быстро взобрался на вершину. Двое стояли внизу и с нетерпением ждали его возвращения. Они, задрав головы, смотрели вверх, но своего товарища в густых ветвях кроны дерева разглядеть не могли. А время тянулось в ожидании. Вот уже тень от дерева перестала защищать от палящего солнца, и они были вынуждены перейти в другую тень, а Папаоле все не появлялся.

– Где же он? – ворчал силач. – Почему так долго?

Скороход стоял рядом молча, но с тревогой в глазах, так как и ему было непонятно, что можно делать так долго высоко в ветвях.

– Может, он лежанку организовал и спать лег, а мы тут ждем, переживаем?

Они нервничали, звали друга в надежде, что тот откликнется.

– Папаоле! Ты где? – далеко ввысь летели их голоса.

* * *

Спиридонов выдал Черняку список лиц, с которыми тот должен встретиться:

– Заучи фамилии и сожги.

Затем Михалыч выдал билет на поезд, и двойник отправился в Россию, через Москву в Самару.

Джип подъехал к вокзалу почти к самому отправлению, оставалось не более пяти минут, и Черняк побежал к своему вагону, который находился в голове поезда. Девушка-проводник проверила билеты, указала купе. После отправления поезда проводник еще раз проверила билеты, принесла чай. Черняк выпил, хоть и не любил этот «дорожный» привкус, но было приятно держать металлический подстаканник в руке. Ему тотчас же вспомнилось детство: как он с дедом ездил на Алтай, где тот жил, несколько дней на поезде казались ему началом чудесного путешествия. И эти воспоминания успокоили егеря. Он вдруг почувствовал, что нынешнее путешествие закончится хорошо, что он достигнет своей цели – помочь дочке. С такими мыслями Черняк отдал стакан проводнице, закрыл дверь на металлическую задвижку, зашторил окно выдвижной кожаной занавеской, аккуратно повесил костюм и рубашку на вешалку, погасил свет и лег спать. Постельное белье было свежим, прохладным, приятным телу. Уснул он быстро: монотонный стук колес и покачивание вагона помогли полностью расслабиться.

Добравшись до места, он без проблем снял номер в гостинице, которую также рекомендовал Спиридонов, подкрепился в ресторане и, настроившись на исполнение своей роли, поехал встречаться с первым человеком из списка.

Эта встреча напомнила Григорию постановочный эпизод из ранее виденного приключенческого фильма. И повторением сценария сильно его позабавила.

Некто Жигалов, как только заметил Григория, внезапно выпрыгнул в открытое окно второго этажа. Черняк постоял несколько минут в пустой комнате, подошел к окну, посмотрел вниз, в недоумении пожал плечами, затем направился к выходу. Не прошел он и пятидесяти метров вдоль здания, как возле остановилась милицейская «Газель».

Сержант, не выходя из машины, попросил предъявить документы. Григорий послушно протянул паспорт.

– Черняк Григорий Остапович, – прочитал вслух сержант.

– Да! – подтвердил Григорий. – Черняк!

– Это не Черняк, это Спиридонов, уверяю вас! – послышался из глубины машины голос Жигалова.

Сержант передал паспорт лейтенанту, тот внимательно просмотрел документ, изучил фотографию, высунул свою голову в окно и, всматриваясь в лицо Григория, сравнил фото с физиономией Григория, после чего, не имея больше вопросов, вернул документ владельцу, бросив вглубь машины:

– По паспорту он Черняк.

С тем милиция и уехала.

Перепуганный встречей, Станислав Жигалов поехал домой и стал собирать вещи в чемодан.

Зазвонил его телефон. Номер не определился, но Станислав все же нажал кнопку ответа.

– Алло, – робко произнес он.

– Напрасно собираешь вещи. От меня далеко не убежишь! Ты же это знаешь! – услышал Жигалов голос Спиридонова.

Жигалов молчал, тяжело дыша.

– Чего молчишь? Ногу не вывихнул? Второй этаж все-таки?

– Нога в порядке, – уверил Жигалов.

– Это хорошо, теперь рассказывай.

– А что говорить-то? – спросил Станислав растерянно.

– Колись.

– В чем?

– Кто научил заявление на меня написать?

– Никто.

– Так ты сам все это и придумал?

– Сам.

– Сам придумал, что я под угрозой жизни заставил тебя продать мне акции?

– Сам.

– Зачем? Ты ведь прекрасно знаешь, что я у тебя их купил. И у меня есть расписка твоя, она нотариально заверена. Нотариус в городе известный человек, имя свое бережет, это все знают. Я в любой момент могу ее показать. И твое заявление в милицию превратится в заявление о клевете. Почему ты соврал, я же дал тебе за акции столько денег, сколько ты попросил? Не обидел ничем. Зачем тебе понадобилась ложь?

Хоть собеседник и говорил очень спокойно и взвешенно, словно друг, пытающийся выяснить некоторые обстоятельства, на самом деле это было не так. Жигалов понимал, что ни о какой дружбе больше речи идти не может: Спиридонов проявился для того, чтобы мстить. Мстить жестоко за предательство всем, кто встал на его пути, посмел подставить ему подножку на большом взлете, мстить за то, что ему пришлось пережить и пройти.

– Это тебе кажется, что ты не обидел! – взяв себя в руки, начал отвечать Жигалов.

– Так, интересно, очень интересно! Вот с этого места поподробнее. Расскажи-ка мне, как я тебя обидел?

– А помнишь, ты говорил, будем вместе акционерами на грузоперевозках? Что ты кредит в банке возьмешь, а я твоей правой рукой буду, замом твоим? Было это, помнишь?

– Было.

– Вот здесь ты меня обманул. Кредит ты взял? А почему грузоперевозками не занялись? Почему я твоей правой рукой не стал? А я ведь на это ставил. Думал, заработаю.

– И только потому, что я не стал грузоперевозками заниматься, ты решил меня посадить?

– От меня тогда как от неудачника жена ушла. Бизнес, оставшись без подпитки, рухнул, денег было мало. Вот она и ушла и сына забрала. Ты был моей последней надеждой.

– Значит, крайним получился я? Ты сам ничего в своей жизни не попытался сделать, а полностью ответственность возложил на меня?

– Ну, ты же меня обманул, к себе не позвал.

– А я тебе не мамка, чтобы отвечать за тебя до седин, и нечего с больной головы на здоровую проблемы свои перекладывать.

Оба помолчали какое-то время. Спиридонов заговорил первым:

– В общем, так: сдай свой билет в Брянск и выбирай одно из двух. Либо я с тобой делаю то же самое, что ты сделал со мной. Уж поверь, я постараюсь: СИЗО, шконка у параши, следак с пристрастием, сокамерники голодные, как волки… Единственное, чего у тебя, в отличие от меня, не будет, так это денег откупиться.

– Либо?

– Либо ты пишешь чистосердечное признание и раскаиваешься в том, что меня оклеветал.

Жигалов зло рассмеялся:

– И тогда меня ждет то же самое? И это ты называешь выбором одного из двух?

В этот же день в гостинице рядом с номером Черняка сняли номера начальник службы безопасности Спиридонова и несколько его подчиненных. Когда двойник шел встречаться с людьми из списка, охрана сопровождала его, не выпуская из поля зрения до входа в здание, и обратно в гостиницу.

Вторым человеком, которого навестил Черняк, стал Вдовин Мирон Константинович. Григорий зашел к нему в кабинет, и Мирон Константинович потерял дар речи. Грузный и плотный мужчина предпенсионного возраста сразу же стал бледнеть и бледнел до тех пор, пока не потерял сознание, тяжелым кулем упав на пол. Секретарша, находившаяся рядом, закричала, побежала к аптечке и дала шефу понюхать нашатырный спирт. Он, закашлявшись, стал приходить в себя. Секретарша дрожащими руками взяла графин, налила воды в стакан и поднесла его к губам начальника. Стуча о стеклянный край зубами, он глотал спасительную влагу. Пока Вдовин приходил в себя, секретарша вызвала на подмогу его жену, которая, как, оказалось, работала в этом же здании. Высокая и крупная женщина быстро появилась в кабинете. Отдышавшись, она властным взглядом окинула окружающих и, как только остановилась на Григории, стала бледнеть. Правда, в отличие от мужа, женщина сознания не потеряла. Ее реакция была другой. Она мгновенно схватилась за телефон и стала куда-то звонить, лихорадочно тыкая пальцем в клавиатуру. Как только на том конце взяли трубку, жена Вдовина громким дрожащим голосом произнесла:

– Прокуратура? Немедленно приезжайте по адресу: Чапаева, четыре. У нас в офисе находится преступник.

Вдовин прервал ее, положив руку на рычаг телефона.

– Что ты делаешь, Мирон? – возмущенно спросила она мужа. – Разве ты не видишь, что нам угрожают?

– Дорогая, оставь меня наедине с этим человеком, нам надо поговорить.

– Я все равно буду звонить прокурору! – срываясь на нервный крик, не унималась супруга.

– Делай что хочешь! Только оставь меня с ним.

Вдовина вместе с секретаршей вышла из комнаты, деловито и раздраженно хлопнув дверью.

– Ты пришел поквитаться, так ведь? – начал Мирон Константинович.

В наушник Григорию что-то сказали, но из-за появившихся шумовых помех он не расслышал слов, поэтому ничего не ответил.

– Я ждал этого дня, – продолжил Вдовин. – Так долго, что замучился в ожидании.

Фразу в наушнике повторили, и Григорий произнес:

– Для начала я хотел бы узнать, зачем ты это сделал? Тебя кто-то научил или тебя заставили?

– Что у тебя с голосом? Как будто не ты разговариваешь, – заметил имеющий хороший слух Мирон.

– Попадешь в СИЗО – не только голос потеряешь, а еще и многое другое. Я повторяю: тебя заставили написать эту ложь?

– Нет.

– Тогда зачем тебе нужно было, чтобы я сел в тюрьму?

– Из-за Нади.

– Из-за Нади?

– Да, из-за нее. Ты уже, поди, и не помнишь, что была такая женщина в твоей жизни, и, конечно же, тебе неинтересно, где она сейчас.

– Ну и где она сейчас? – немного растерявшись от такого поворота, задал вопрос через Черняка Спиридонов.

– В психлечебнице, – Вдовин закурил и продолжил: – И это все произошло из-за тебя!

– Из-за меня? – удивился собеседник. – Что-то от меня ускользнуло, объясни, пожалуйста…

– Как ты знаешь, она была в тебя влюблена.

– Ты смеешься? Мало ли кто в меня был влюблен.

Казалось, Мирон не слышит возмущения собеседника, а просто излагает давно приготовленную и многократным повторением заученную речь.

– Только не говори, что не знаешь. Знаешь! Такое не заметить невозможно. Тихо, ни на что не надеясь, эта женщина любила тебя много лет. И может, так всю жизнь и провела бы, тешась безответным чувством, но однажды ты пригласил ее в ресторан. После того вечера ее было не узнать. Влюбленная, она светилась и улыбалась всем, ждала твоего звонка, радовалась малейшему твоему вниманию. Я уж не знаю, какими хитростями ты выманил у нее заводские акции. Пообещал жениться, увезти на край света, что-то еще. Но вот как только она продала тебе свою долю, тут же ты и остыл к ней. Деньги прислал и пропал. Ни «спасибо», ни «прости» хотя бы, зная, как она к тебе относится, а только денежный перевод, почтой. Когда ты пропал, она еще долго ждала тебя, а потом замолчала, перестала разговаривать – ни слова! Затем появились другие симптомы: с постели не вставала по три-четыре дня, в обморок стала внезапно падать, ну и так далее, – во время затянувшейся паузы Вдовин продолжал нервно курить.

– Прекращай пустую болтовню. Как видишь, я был честен, деньги отдал, а сердечные дела – они не покупаются. Да и какое тебе дело до бабы, которая любила меня?

– Пробовали лечить ее дома – ничего не получилось, – отрешенно продолжил Мирон. – И тогда я понял, что все это из-за тебя. Хотел сперва тебя сам застрелить, потом решил морду набить, да понимал, что это ни к чему не приведет, себе только во вред будет. Мне же ее покойный отец завещал беречь девочку – как старого друга просил!

– И чего же не набил? Я теперь правильно понимаю, ты сохнешь по ней?

– Не знаю, все получилось само собой. Так вышло, что я видел, как твой водитель зацепил забор передним бампером. А потом по телевизору дали объявление, что просят помочь найти светлый автомобиль, который сбил человека на улице. Я знал, что твой водитель уехал из города, и ты сам находишься за рулем. И рука как-то сама собой вывела твое имя на заявлении в милицию.

Вдовин тяжело вздохнул.

– Потом, когда тебя стали травить в городе и в СМИ, я думал забрать показания, пришел с этой целью в участок, но полковник сказал, что не стоит: заказ на тебя имеется, все равно сидеть будешь, этого уже не изменить. Ну, я и не стал заявление забирать. Так что понимаю, что ты пришел поквитаться. Делай свое дело. Только знай: я ни о чем не жалею и сейчас поступил бы так же. А может и круче.

В комнате воцарилось молчание. Оно было тяжелым и напряженным. Первым не выдержал Вдовин:

– Ну, что же ты теперь тянешь? Чего не квитаешься? Сюда в любой момент могут войти!

Надо сказать, что Григорий, наблюдая эту сцену, позавидовал мужеству Вдовина.

– А я уже с тобой поквитался, – послышалось в ухе, и Черняк повторил фразу вслух.

– Как? – спросил Вдовин.

– А вот так. Весь наш разговор я записал на пленку. Отнесу ее куда надо. И про полковника – спасибо. Не знал.

В это время дверь отворилась, и вошли два сотрудника милиции в сопровождении супруги Мирона.

Как и ожидал Григорий, у него опять потребовали паспорт. Документ долго изучали, и кончилось тем, что Григория попросили пройти в отделение милиции для дальнейшего изучения данных. Из милиции был сделан запрос в Тверскую область, в то место, где выдавался документ. Оттуда прислали ответ с копией личного дела Черняка, в котором была его фотография. Увидев снимок, милиционеры, наконец, убедились, что перед ними – Григорий Остапович Черняк.

Третьим человеком, которого посетил егерь, стала Шатина Ирина Николаевна, женщина средних лет с хорошей фигурой и приветливым лицом. Как и в предыдущих случаях, появление Григория произвело шокирующий эффект.

Ирина Николаевна закричала так громко, что стекла в окнах задрожали. Григорию в наушнике дали команду:

– Зажми ей рот.

Григорий подошел к женщине и, прикрыв ее губы ладонью, крепко прижал к себе. Он почувствовал нежный аромат духов.

В наушнике Григорий услышал новую команду:

– Успокой и скажи, что ничего плохого делать не собираешься. Просто пришел объясниться. Предложи валокордин.

Григорий послушно исполнил все, что велели.

Валокордин подействовал. Шатина пришла в себя, даже попросила приготовить кофе.

Григорий вскипятил воду, заварил кофе и, подавая его женщине, опять почувствовал запах ее духов, который будоражил мужское начало. Дождавшись, пока она сделала глоток, спросил:

– Объясни, пожалуйста, что тебя заставило написать эту жуткую глупость, будто бы я украл твои золотые украшения? Ты сама-то в это веришь?

– А что у тебя с голосом? – насторожилась она. – Будто бы не ты говоришь сейчас со мной?

– В тюрьме застудил, – пояснил Черняк.

– Ты не воровал.

– Зачем же написала?

Ирина Николаевна внезапно схватила со стола нож и замахнулась им на собеседника. Удар пришелся бы в шею, если бы Черняк не успел увернуться и вырвать нож.

В наушнике он услышал фразу, которую тут же и воспроизвел:

– Что я тебе такого сделал, что ты готова меня убить?

– Ты отнял у меня мужа!

– Я?

– Да, ты!

– Каким это образом?

– Ты его спаивал – и споил. За бутылку он покупал акции для тебя у заводчан.

– У нас с ним был уговор. И я выполнял условия этого договора. А что, по-твоему, я с тобой за его работу должен был расплачиваться?

– Ты же видел: человек слаб до спиртного, и этим воспользовался в корыстных целях. А что с ним потом станет, тебе было все равно.

– Я ничем не пользовался. У нас была договоренность, и я ее четко выполнял. Мне надо было, в конце концов, сделать свое дело! Каждый получил желаемое. Если бы не я наливал твоему мужу, то он все равно бы нашел себе пойло. Каждый получает то, к чему стремится.

– Ты хорошо знал, что, кроме Васьки, тебе никто другой акции покупать не будет. И ты его споил! Убирайся отсюда! А то возьму топор, и ты уже от меня не увернешься!

– Совсем сдурела! – Григорий самостоятельно повел диалог дальше. – Ты на себя посмотри! Да ты же красавица, что же ты в своей жизни цепляешься за алкашей?

Слова Черняка ударили ее по больному – женщина в ярости схватила с плиты сковороду и швырнула ее в Григория. В наушнике дали команду уходить.

Черняк посетил еще нескольких, и чем больше он разговаривал с людьми, чем больше выслушивал объяснений, тем меньше и меньше ему нравилось то, что он делает. Раз десять он себе сказал: «Как хорошо, что я не он! По сути, у этого человека и не было ни жизни, ни друзей, все продавались и покупались за деньги. Многие притворялись, что-то от него хотели, ненавидели и завидовали, ждали, когда подвернется возможность нанести удар в спину».

Дважды в Григория стреляли. В первый раз – когда он ехал в машине, автоматная очередь разбила боковые стекла. Опытный охранник с молниеносной реакцией успел пригнуть Григория и пригнулся сам. В результате пострадали только стекла автомобиля. Второй раз пуля застряла в его бронежилете. Стреляли, когда он заходил в отель.

«Странные люди, – думал потом Григорий. – Будто и убивать не собирались, а так, попугать. Ведь если бы хотели наверняка, то стреляли бы в голову».

После случившегося Григорий хотел отказаться от задания и не встречаться больше в Самаре ни с кем. Однако он уже успел пообещать Насте, что скоро будет много денег, даже отправил ей часть полученного аванса. Мечта обеспечить дочь, купить ей квартиру вынуждала идти дальше.

В его списке были исключительно те люди, которые фигурировали в уголовном деле Спиридонова. В итоге все они были опрошены следователями, и адвокаты Сергея Михайловича представили доказательства невиновности Спиридонова и виновности каждого, кто клеветал на него. В результате добились того, что со Спиридонова были полностью сняты все обвинения.

* * *

Солнце находилось в зените, саман отбрасывал тень, в которой укрылись силач и скороход. Они сидели, изредка поднимая голову наверх, пытаясь что-нибудь увидеть в переплетении листьев и веток, и терпеливо ждали своего друга, поднявшегося на макушку дерева.

– Его нет слишком долго, Коа, – качал головой Викивики.

– Но он не мог просто пропасть, – успокаивал силач. – Спустится, ну или… свалится.

Вдруг сверху на них посыпались листья и мелкие веточки. Оба вскочили на ноги и задрали головы. Вскоре на них кубарем свалился Папаоле.

– Почему так долго?! – вскричали оба, размахивая руками. – Разве так делают? Мы тут чуть с ума не сошли, думали, что потеряли тебя!

– Друзья, я залез на самую верхушку дерева, и то, что я увидел, заставило меня задержаться, – ответил босой.

– Но что же ты видел, Папаоле?

– Сядем в тень, и я расскажу все подробно.

Босой стряхнул с себя листики и маленькие ветки и начал свой рассказ:

– Я решил добраться до макушки дерева, чтобы увидеть самые отдаленные уголки местности. Но я даже не подозревал, что это дерево такое высокое и густое. Мы много ночей проводили в его тени и не знали, что над нами возвышается целый дворец! Мне потребовалось много времени, чтобы, наконец, увидеть небо над головой, а не листья и ветви. Но все по порядку. Пока я лез на вершину самана, мне в его ветвистых зарослях встречались различные птицы и животные – от совсем маленьких до огромных!