скачать книгу бесплатно
«Я не усложняю, – и ей казалось, что говорит она не о стихах и не о песнях, а о совсем другом, и от этого сразу становилось неловко, потому что Стас терпеть не мог выяснять отношения. – Просто английский язык… там больше коротких слов, и преобладает мужская рифма, а по-русски… и потом тебе надо, чтобы куплет и припев…»
И снова становилось неловко, как будто она хотела блеснуть образованностью или оправдаться за собственные «стиши», которые, она это чувствовала, в оправданиях не нуждались. Они просто жили и все. Они могли приходить или не приходить, могли дразнить ее, приближаясь и снова прячась, у них была своя, отдельная от Ланы жизнь, она никогда не понимала, как это: сесть и написать стихотворение на заданную тему и к определенному сроку. Она не думала, что они помогут ей заработать славу или деньги, она вообще прятала бы их, показывая только самым-самым… кому? Сестре? Как бы не так! Ну, старому другу Мишке, это понятно, а больше и нет никаких «самых». Самым-самым был Стас, хоть он и оценивал их со своей, конкретной и целенаправленной точки зрения, но он все-таки внимательно прочитывал, и взвешивал каждую строфу, и иногда хвалил даже то, что никак не годилось в шлягеры.
«Тебе нужен не тот, кто читает твои стихи, а тот, кто может их издать и раскрутить! Неужели ты не понимаешь?!» – внушала ей все знающая старшая сестра. Стаса она потому и принимала: все-таки песни – это моментальная известность, пусть не такая долгая и тяжеловесная, как у серьезных поэтов, но… но и ты, между прочим, не Пушкин, дорогая моя, согласись! Да и не те времена сейчас… хоть ты гениальный стих напишешь – кому он нужен-то?..
Никому. И она сама так же бесполезна и никчемна, как ее стихи.
Стихи нужны Стасу, а она сама нет. Ну и ладно.
Вот кошки трутся о ноги, благодарят за еду, им стихи не нужны, да, собственно говоря, и стихов-то никаких давно нет. Правда, отдельные строки закружили было над ней, когда Борис возил их по Измиру, но мысли о Стасе, о его приезде или не-приезде, мешали, заставляли сочинять письма, гнали прочь рифмы… ну и ладно!
Рыжик вспрыгнул ей на колени и принялся топтаться, устраиваясь поудобнее… отдыхай, какие стихи?!
Здесь художником надо быть, а не поэтом, красота какая, словами не справиться! Лана посмотрела вдаль, на залив – он переливался на закате, он был, словно огромная чаша, окружен горами, и на их силуэты почему-то не надоедало смотреть, и сосны черной тушью, как на японской гравюре, вырисовывались на розовато-сиреневой акварели неба, и черепичные крыши поселка так органично располагались на склоне, и ветерок принес запах жасмина…
– Добрый вечер, – сказал кто-то по-турецки за ее спиной.
Она пробыла здесь уже две недели и легко улавливала в потоке местной речи часто повторяемые приветствия. Вообще, обитатели поселка (Лана не знала, можно ли распространить это наблюдение на всех турок) были как-то избыточно любезны, общительны, разговорчивы, они постоянно обращались друг к другу и к первому встречному со всякими бессмысленными, но доброжелательными «как дела?» – «спасибо» – «а вы?» – «пожалуйста» – «всего хорошего» – «и вам того же». Они улыбались и кивали, если видели, что первый встречный иностранец, и пытались говорить по-английски или по-немецки, если когда-то выучили на этих языках одну-две фразы, и непременно спрашивали каждого незнакомца «откуда вы?».
Не запомнить в этих условиях «доброе утро» и «добрый вечер» не было для человека с филологическим образованием никакой возможности.
– Hello, – сдержанно и строго откликнулась Лана, чтобы расставить точки… кстати, она заметила, что в турецком языке над некоторыми i не стояли точки, и тщетно пыталась выяснить у бывавших здесь раньше, что бы это значило. Версий было несколько, главная из них гласила, что им просто лень их ставить или они стерлись с вывески, но большинство соотечественников, удивившись вопросу и собственной невнимательности, объясняло это просто – пожатием плеч и пренебрежительной отмашкой: турки и есть турки, кто их тарабарщину разберет!
Сейчас Лана расставляла другие, невидимые точки: я иностранка, по-турецки не понимаю (кстати, эту фразу она даже могла сносно произнести, поскольку несколько раз слышала, как ее говорили англичанки у бассейна) и общаться не расположена. Главной жирной точкой было, конечно, последнее.
Она знала, что турецких, да и вообще юго-восточных, мужчин необъяснимо тянет к русским девушкам. Лана не особенно интересовалась вопросом, но, как и все, слышала о множестве смешанных браков, о бесчисленных курортных романах, о почти сериальных страстях, возникающих, вероятно, из притяжения противоположностей, – и совершенно не желала в этом черно-белом сериале участвовать.
Не то чтобы ей не нравились брюнеты, наоборот, вот и Стас не такой уж блондин, она просто не представляла себе, какой может быть флирт, а тем более что-то серьезное, не на родном языке. Невозможно же выучить иностранный так, чтобы не только что-то конкретное обсудить, но понять шутку, игру слов, второй и третий смысл даже не слова, а паузы между словами. Как они живут в этих своих смешанных браках, совсем, что ли, не разговаривают? Или только о том, куда пойти и что на ужин приготовить?
Девушки, выходящие замуж за арабов и турок, казались Лане существами с другой планеты, примитивными и не читающими ничего, кроме убогих рассказиков и советов в женских журналах. Им, наверно, ничего не нужно, кроме достатка, уюта в доме, детей… это, разумеется, неплохо, но когда некому стихи прочитать?!. Нет, это не для нее, и точка над этим самым i должна быть жирной и окончательной, как в конце фразы.
– Oh, – расплылся в улыбке общительный незнакомец, – я думал, вы турчанка и боялся, что не смогу объясниться. Я, кстати, удивился, потому что они кошек не любят, – быстро заговорил он на таком английском, который не приобретается ни на каких курсах и ни в каких Оксфордах – только если вы в этом Оксфорде родились.
– Нет, я… люблю, – хорошо еще, что в последнее время была практика: в соседнем доме жила очень приятная женщина по имени Айше, которая преподавала английский и говорила на нем так, что Лана начала испытывать комплекс неполноценности. И все равно фраза вышла невнятная.
– Вы откуда? – конечно, соотечественницу он в ней не мог заподозрить, надо все-таки английским позаниматься. Англичан в поселке было много – меньше, чем турок, но больше, чем русских. Маша говорила, что они любят покупать и арендовать здесь дома, им нравится климат и, в первую очередь, цены. Ведь такой домик на берегу теплого Эгейского моря стоит по английским меркам всего ничего, да и жизнь здесь дешевле.
– Из Москвы, – сказала Лана, поправив забеспокоившегося кота.
– О! Оу! – непонятно и шумно обрадовался ее собеседник. – Вернулся!
«О чем это он? – озадаченно всмотрелась в него Лана. – Или я вообще ничего не понимаю, или он…»
«Он» вполне подходил под второе предположение: толстые стекла очков, небрежный, какой-то не пляжный, а скорее, рабочий, загар, крошечный, явно только что вынутый из уха наушник с вьющимся по шее проводом, нестриженность и непричесанность, какой-то нелепый пакетик в руке – вполне мог вести беседу сам с собой.
– Я про кота, – четче, чем требовалось для такой простой фразы, выговорил он. Наверно, решил, что она совсем ничего не понимает.
– А что – кот? – изо всех сил стараясь говорить получше, спросила Лана.
– Да это мой старый знакомый! Я тут… – англичанин потряс своим пакетом, и кошки разом отреагировали на шуршание, предательски бросив Лану ради вновь прибывшего, и коготки спрыгнувшего рыжика царапнули колени, – их обычно подкармливаю, этот вообще у меня прижился, а потом исчез куда-то. Вы бы его зимой видели – вот такой! – он показал руками явно преувеличенного в размерах, какого-то метафорического кота, и Лане стало смешно.
– А вы и зимой тут живете? – надо было что-то сказать, чтобы не засмеяться, и фраза сложилась сама собой.
– Да, у меня тут… – он замялся, и она почему-то решила, что он сейчас скажет «кошки»: так деловито принялся он выкладывать еду и гладить ее, Ланиных, друзей, – бизнес и… и дела всякие. И мне здесь нравится, – он сделал широкий жест рукой, словно вся эта красота принадлежала ему лично, и он любезно предлагал Лане полюбоваться ею.
– Да, здесь красиво, – черт, что я говорю, фразы как из учебного пособия!
– Меня зовут Кристофер, – заявил вдруг незнакомец.
– Робин? – машинально продолжила Лана, которой до смерти надоело регулярно читать племяннику «Винни-Пуха».
Он посмотрел на нее так, словно увидел привидение. Наверно, это крайне невежливо, почему-то почти испугалась Лана. Мало ли, может, в этом слове есть какой-нибудь неприличный смысл… да, так, кажется, какая-то птица называется, что ли… вот оно подтверждение того, что всегда надо общаться на родном языке! Как они могут на турецком и арабском, тут по-английски и то не справишься!
– У меня была… девушка, русская девушка, так вот, когда мы с ней познакомились, она сказала то же самое. Интересно, да? – слава богу, странность разъяснилась, хотя совпадение, доказывающее стандартность ее мышления, Лану не порадовало. Почему-то сразу представилась безмозглая красотка, отправленная богатенькими родителями в Англию и подцепившая там этого… Кристофера-не-Робина.
– И куда она делась? – господи, ну что ты спрашиваешь, ты вообще соображаешь?!
– Я не знаю, – растерянно ответил не ожидавший такого вопроса англичанин. – Она дома, наверно, в России… мы с ней… мы учились просто вместе… давно очень. Можно просто Крис, так короче. А вас как зовут?
– Лана, – хорошо, что этот тип уж точно не скажет про «красивое, а главное, редкое» имя! Эта фраза Лану замучила: почему-то каждый считал хорошим тоном и верхом остроумия цитировать фильм столетней давности.
– Лена? – переспросил он. Наверно, так звали ту русскую девицу, а других имен он не слышал, почему-то разозлилась Лана.
– Нет, не Лена, а Лана, – ожесточенно артикулируя, она внесла ясность. Наплевать, в сущности, но не откликаться же на эту «Лену», если он снова притащится сюда кормить кошек.
– Sorry, – тотчас же отреагировал он, – здесь у нас недавно отдыхала женщина из России с дочкой, и она все время кричала на весь сити, – это он поселок, что ли, так называет, тоже мне «сити»! Ностальгия по Лондону, не иначе! – «Ле-е-ена! Ле-е-ена!» Всем надоела до смерти. Я около бассейна живу, а вы?
– А я вон там, – Лана показала на уходящую вверх улицу, как тут иначе объяснить расположение их дома, она не знала. – Моя сестра с мужем сняли дачу.
– Это последний дом на этой улице? – деловито спросил Кристофер.
– Да, – гордо подтвердила она. Их дом, то есть, конечно, не их, но ставший их домом на какое-то время, был расположен очень удачно, и Лана уже оценила все его преимущества. Во-первых, дом был отдельный: большинство домов в дачном поселке были построены парами – так, что два дома объединяла общая стена. Больших неудобств это не причиняло, соседи, не желавшие общаться между собой, спокойно отгораживались всякими живыми изгородями, а террасы этих сдвоенных коттеджей были спланированы так, чтобы сидящие на них семьи не могли видеть друг друга.
Но это в теории. На практике – Лана имела возможность наблюдать подобное – соседи если и не видели, то все прекрасно слышали, участки были маленькие, и не поздороваться со стоящим в метре от тебя человеком могли себе позволить только иностранцы, а общительность и дружелюбие аборигенов вообще не предполагали ни обыкновенных, ни виртуальных заборов.
Все было на виду, что усугублялось сравнительной новизной поселка. Лана часто бродила по территории и видела, что многие владельцы посадили деревья и разные вьющиеся растения, и было понятно, что вскоре вся эта зелень разрастется и создаст видимость изоляции. Но пока об этом можно было только мечтать.
Их дом был особенным. Таких здесь было не много, и построили их только потому, как объяснила вездесущая Татьяна, что закон запрещал рубить сосны, и проект пришлось подгонять под особенности ландшафта. Татьяна была риэлтором и уже несколько лет занималась недвижимостью в Турции, неплохо знала язык и считалась среди своих клиентов непререкаемым авторитетом во всех местных вопросах. Лане она была неприятна своей напористостью, успешностью, деловитостью, манерой являться в дом, когда ей заблагорассудится, самоуверенным и высокомерным тоном, которым она всегда говорила с турками. Говорила она по-турецки с невообразимым, сразу услышанным Ланой акцентом, турки понимали ее с трудом, но терпеливо и улыбчиво выслушивали и старались помочь – в меру своего понимания, а потому иногда невпопад. Тогда Татьяна сердилась и позволяла себе такие выражения в адрес всего турецкого народа во главе с отцом нации Ататюрком, что Лане становилось стыдно и противно.
Татьяна тоже Лану не жаловала. Однажды, чтобы остановить очередную тираду, произносимую к тому же в присутствии племянника, Лана перевела разговор и задала вопрос.
Про те самые точки над i.
Ответа специалист по турецкой жизни не знала и прикрыла свое невежество тем же пренебрежительным «турки есть турки». Усмешка Ланы, видимо, была достаточно выразительна, и Татьяна не то чтобы обиделась, но смотрела теперь на Лану свысока: поэтесса, тоже мне, делом бы занималась, а не буковками всякими!
Этот дом Татьяна нахваливала Маше еще в Москве, и сестра, уже давно облюбовавшая именно этот поселок, с удовольствием согласилась доплатить за уединение и отсутствие общей стенки.
К тому же дом был расположен выше, чем соседние, что тоже было хорошо. И сосны, которые, к счастью, не срубили, давали редкую в этих краях тень, и сад был со всех четырех сторон, а не с трех, как в других домах, и забор был одновременно границей поселка, за которой начинался настоящий лес, – словом, это был особенный дом, чем сестра очень гордилась.
– Самый последний? – зачем-то уточнил ее новый знакомый.
– Да, самый, – что, он по-английски не понимает? Или я все-таки так плохо говорю? Нет, с Айше я же общаюсь…
Айше была просто находкой. Она спасала Лану от скуки, спасаясь при этом сама, что приятно грело душу. Эта женщина перевернула все представления и стереотипы, имевшиеся, как неожиданно выяснилось, у Ланы относительно турецких женщин. Прежде она никогда не была знакома ни с одной турчанкой, никогда не задумывалась о них, но, если бы ее спросили, какими она их себе представляет, она сказала бы то же, что и все москвички: тихие, покорные женщины, в основном домохозяйки, вечно занятые детьми, носящие какие-то платки и длинные цветастые юбки… ничего примечательного, одним словом.
Айше была… Лана не могла даже определить, какой именно, она просто была совершенно нормальной женщиной, подходящей на роль подруги. Она опровергала все, что можно: была прекрасно образована и не только преподавала в университете, но была доктором филологии и доцентом; была замужем второй раз, а с первым мужем развелась, не прожив и двух месяцев; одевалась модно и совершенно по-европейски; курила и ненавидела домашнее хозяйство; писала книгу и до сих пор не обзавелась детьми.
«Все так надоели: дети, дети, – жаловалась она, – конечно, уже за тридцать, пора и подумать, но все как-то не получается…если у мужа такая работа… понимаешь, он же фактически каждый день рискует жизнью! То есть иногда сидит неделями в конторе, от компьютера не отходит, а потом раз – и стрельба какая-нибудь… как в кино! И никогда не знаешь, когда он придет и…»
Она не договорила, но Лана хорошо знала такие недоговоренности: когда не хочешь выдавать что-то слишком для тебя важное, что-то наболевшее, – тогда лучше замолчать и перевести разговор, или обратить все в шутку, или срочно заняться сигаретой и чашкой кофе.
Айше предпочла сигарету.
«…и придет ли вообще» – вот что она хотела сказать, и Лана чутко уловила ее нервозность и накопившееся недовольство. Еще бы: муж – полицейский, не позавидуешь. Это в кино или в романе хорошо, а в обычной жизни?
«Вот сейчас: я сижу одна у брата на даче, у него мог бы быть отпуск, мы все спланировали, так нет же!» – но у него, наверно, настоящее дело, мысленно возразила Лана, а вот я… Стас никакой не сыщик, и дела у него все… воображаемые дела, такие, которые бросить можно или отложить, и ничего от этого не изменится. Скоро и меня будут донимать: заводи детей, тебе уже… да, пока только тридцать, Айше постарше лет на пять-шесть, но у нее любимый муж, а я? Вроде есть и любимый, и муж, вообще-то, тоже есть… но какие в такой ситуации могут быть дети?!
– Это странно, – отвлек ее от размышлений Кристофер-не-Робин, – очень странно, что последний…
– Почему? – требовательно спросила Лана и поднялась со скамейки, чтобы собрать миски. Пора заканчивать этот пустой разговор, кошки накормлены, начинает темнеть, скоро семейный ужин у мангала – ежевечернее развлечение, от которого никуда не деться. Ужинали здесь всегда поздно, когда садилось солнце, до этого террасы были залиты нестерпимым ярким светом, и было жарко, и приставали осы, и не хотелось даже думать о еде; только вечер дарил прохладу и возвращал аппетит.
– Я знаю всех домовладельцев, и тот дом никогда раньше не сдавался, – пояснил англичанин, и как-то так переменил позу, что стало ясно: он не считает разговор оконченным и пойдет с ней, может быть, до самого дома, вызвавшего его недоумение. В матерчатой, купленной на местном рынке туфельке шевельнулся неизвестно откуда взявшийся камешек – надо бы остановиться и вытряхнуть, но неудобно… черт, придется терпеть!
Кошки двинулись за ними. Их, видимо, вполне устроило, что покровители объединились и не надо выбирать, за кем идти.
– Я здесь почти всех знаю, – гордо заявил провожатый, – и не только наших. Вон там странная дама живет, она к вам еще не приставала?
– В каком смысле? – удивилась Лана.
– Она русская, давно живет здесь и ни с кем не общается, но ко всем новым людям подходит обязательно – то поговорить, то, чтобы ей помогли что-то перевести. Причем непонятно с какого языка… турецкий с английским она знает.
– Нет, ко мне не подходила…
– А Айше вы знаете? Она там рядом с вами живет, за домом с колокольчиками. Удивительная турчанка, не типичная!..
– Да, знаю, – господи, о чем с ним говорить, какой надоедливый тип, а считается, что англичане все из себя чопорные…
Ну да, англичане чопорные, турчанки тупые домохозяйки, русские красавицы… сами понимаете, кто, восточные мужья тираны и деспоты, новые русские воры и хамы, старые русские – нищие интеллигенты. Ерунда какая! Нет ничего типичного и быть не может.
Придумали себе – от лености или от скуки – стереотипы и живем с ними.
Чтобы все упростить.
А тебе все бы усложнять, да? Вот Стас и боится всех твоих сложностей. Начиналось-то все так просто…
– …адвокат, у которого сад камней, почти как Стоунхендж, – закончил какую-то фразу ее собеседник. Вернее, претендент на роль собеседника. Развлекает он ее, что ли?
– Извините, Кристофер, я… – едва удержавшись от «Робина», начала извиняться Лана.
– Крис, – поправил он, – просто Крис, ладно? Меня все так зовут.
Кроме глупых девиц, любящих «Винни-Пуха».
– Вы случайно не знаете, Крис, – вдруг спросила она, – почему в турецком языке не всегда ставят точки над i?
А что, она всем уже надоела с этим вопросом, это стало почти традицией. Почему, интересно, я не спросила Айше – вот кто уж точно знает! Наверно, с ней и так было о чем поговорить, и злополучная, не дававшая ей покоя буква во время этих разговоров почему-то не приходила в голову.
– Знаю, конечно, – невозмутимо ответил англичанин таким тоном, как будто задавать такие вопросы первому встречному совершенно естественно. – У них есть две буквы: одна с точкой, она произносится как «и», а другая без точки, она произносится как «ы».
– То есть это вообще разные буквы? – удивилась Лана не столько самому факту, сколько непробиваемой уверенности Татьяны и ей подобных в отсутствии нормального объяснения и их нежеланию что-либо знать о стране и языке, которые кажутся им заведомо второсортными.
– Разные, – кивнул Крис. – Я пытаюсь учить турецкий, очень трудно, но приходится.
– А что у вас за бизнес? – говорить стало явно легче, но лучше пока обсуждать хрестоматийные темы.
– Ничего интересного, – неохотно, как ей показалось, ответил он, – недвижимость, туризм… разные такие вещи. А вы здесь первый раз?
То, как он быстро перевел разговор, снова заставило ее почувствовать неловкость: опять она полезла не в свое дело. Или у него какой-нибудь незаконный бизнес?
– Да, первый, – светским тоном ответила она, твердо решив не говорить больше ничего, кроме самого необходимого. В конце концов, ее английский не настолько хорош. И что я вообще не сказала ему, что знаю только «здравствуй» и «прощай»? Кошки, наверно, отвлекли. Она оглянулась, вспомнив о них. Трое уже отстали, сидели в отдалении, раздумывая, где бы продолжить ужин; рыжик преданно вышагивал около Криса, а тощая дымчатая нерешительно, серой тенью двигалась вдоль забора: вроде и шла за ними, но в то же время и сама по себе.
«Прям как я! – в раздраженном состоянии Лана всегда все принимала на свой счет. Угодно ль на себя примерить? Ей всегда было угодно, и она примеряла то листву дерева, то слезки дождя, то платье любимой героини, то вот кошачий мех. – Делает вид, что вся из себя независимая, а на самом деле…и серая к тому же!»
Пожалев сестру по разуму и подругу по несчастью, Лана присела и приглашающе кыскнула. Камешек, уже удобно устроившийся где-то между пальцами, снова напомнил о себе… решила терпеть – терпи. Серая кошка, обрадованно муркнув, бросилась к ней. Лана почесала подставленную ей шею, на которой, словно ошейник, выделялась более темная полоса.
– Ну что, Серая Шейка? Пойдем со мной? У нас там еще ужин будет…
– Думаете, она понимает по-русски? – насмешливо спросил Крис. – Это же турецкая кошка.
– Кошки интернациональны, – заявила Лана, сразу подумав, как смешно можно было бы назвать какую-нибудь девчачью поп-группу – «Кошки Интернэшнл»! Надо Стасу сказать!
Впрочем, Стасу надо сказать столько всего, что лучше совсем ничего не говорить.
А еще лучше – не вспоминать его по любому поводу и без повода. Как камешек в туфле: идешь же и делаешь вид, что забыла. Если идти с ним долго, можно, и правда, забыть.
Забыть!.. Кого это надо было специально, по команде забыть… Герострата, кажется? Что-то он натворил… ну да, сжег храм Артемиды какой-то. И чуть ли не в Эфесе – собираясь лететь в Турцию, Лана просмотрела рекламные проспекты и помнила, что Эфес должен быть где-то рядом. Точно, и Татьянин муж, бывший у жены на посылках, говорил что-то такое, когда вез Лану из аэропорта. Но он говорил столько всего, а Лана была погружена в собственные мысли и мечтала, как приедет Стас, и как они проведут здесь вместе если не целый месяц, то хоть две-три недели, и как они будут по вечерам бродить вдоль моря или съездят и посмотрят этот самый Эфес. До этого у них был только общий Петербург и немного общей Москвы, но там Лана никогда не ощущала этой странной свободы, которой здесь словно был пропитан воздух: вдохни поглубже – и взлетишь… вот если бы вместе со Стасом!
– А вы не знаете, Эфес здесь рядом, да? – хорошая тема, вполне для поддержания светского разговора, заодно и образованность показать можно, а там уже и дом, можно прощаться.
– Эфес?.. – переспросил англичанин каким-то странным тоном, и Лане вдруг показалось, что он сейчас добавит «а вам какое дело?», – не совсем… но здесь рядом Дидим, и Милет, и Иассос… если вы интересуетесь… э-э… античностью…
Теперь заявить, что она не интересуется античностью, было бы уже неловко, и Лана согласилась, что да, очень, очень интересуется.
– О! Тогда… если вы правда, – Кристофер-не-Робин просто задыхался от каких-то непонятных эмоций, а в глазах его вдруг вспыхнул непритворный интерес – или он ее неправильно понял? или она опять сказала что-то не то? – я мог бы… я вам покажу… если только…
Она пыталась уловить смысл разорванных фраз: приглашает он ее туда, что ли? Или хочет показать что-то другое, фотографии, например?
– Спасибо, – неуверенно сказала она. Пусть понимает, как хочет.
