скачать книгу бесплатно
– Уходи, – чуть слышно простонала она. Я шагнул к двери… Уже на лестнице накатило: сквозь радугу вылезло смуглое лицо с чёрной бородкой и мужской голос произнёс на греческом:
– ??? ??? ??????
Сердце заколотилось так, что чуть не выскочило из грудной клетки. В следующий миг всё растворилось в багровой мгле… Очнулся я, упираясь спиной в изрисованную кракозябрами стену подъезда…
Уже в текущем году, в начале июня, я, будучи в Москве по заданию редакции, повинуясь какому-то неясному порыву, оказался на Дмитровской улице у её подъезда. Но войти не решился (это было бы глупо и бессмысленно – сообразил, наконец) и, постояв какое-то время, отправился в тот парк, "Дубки", кажется. Дубы-великаны, загадочно шелестя кронами, словно исполняя какое-то мистическое действо, снисходительно взирали со своей высоты на праздношатающихся людишек. На той детской площадке играли два малыша с мамами. Я присел на скамейку и, оглянувшись на мамаш, достал из сумки бутылку пива.
– Здравствуйте. Не узнаёте? – подняв глаза, я увидел того самого деда в ветровке и той же бейсболке, рядом с ним стояла внучка Полина, светленькая, сильно подросшая в синем свитерочке и джинсиках; около неё – двухколёсный детский велик с дополнительными колёсиками.
– Добрый день, – я спрятал бутылку в сумку. – Сергей, если не ошибаюсь? Я – тоже.
– Очень приятно, – дедушка улыбнулся. – Как поживает Ваша дочка, Лиечка, кажется?
Я несколько растерялся; можно было сказать, что хорошо, всё в порядке, но почему-то не захотелось врать и я сказал:
– Она не моя дочь, её мама – моя знакомая.
Сергей внимательно посмотрел на меня, мне показалось, с едва уловимой улыбкой и произнёс:
– Понятно…
– Вы всё ещё увлекаетесь поэтикой Шир ха-Ширим?
Он усмехнулся:
– Это затягивает надолго… Вот, ежели желаете, могу разобрать один стих из Песни.
Я кивнул.
– Глава шестая, стих четвёртый: "Прекрасна ты, возлюбленная моя, как Фирца, любезна, как Иерусалим, грозна, как полки со знамёнами". Это в синодальном переводе Библии. Раввин Михаил Ковсан даёт такой перевод: "Красива, ты, милая моя, как Тирца, прекрасна, как Иерушалаим, грозна – как под знамёнами войско"
. А у Якова Лаха
это звучит так: "Ты хороша, как Тирцa, подруга моя, как Ерушалаим прекрасна, величава, как звёзды в небе". И Тирца, и Иерушалаим – резиденции царей, не хухры-мухры (я усмехнулся), красивейшие города того времени. Согласитесь, что все переводы по-своему прекрасны! Но вот что интересно: Соломон не мог быть автором этой лирики. Упоминание Тирцы, которая была столицей Северного Израиля, указывает на эпоху между 922 и 875 годами, то есть после его правления. Кроме того, в "Песне" есть места, указывающие на ещё более позднее её происхождение – использование арамейских, персидских и даже греческих слов. А ещё маловероятно, что величайший царь начал бы описывать себя в третьем лице. В "Екклесиасте" он говорит о себе в первом лице, как и положено. Скорее всего, окончательно "Песню" сложили между шестым и четвёртым веками до н.э., Соломон же правил в десятом веке… Исторический ляпсус, но какова поэзия!
Он так увлёкся, что чуть не забыл о внучке, которая опять не поделила что-то в песочнице, на этот раз с мальчиком. Пришлось вмешаться и утрясать назревавший конфликт. Я сидел, погрузившись во внезапно нахлынувшие воспоминания. Перед глазами стояла Рэйчел с дочкой, наверное сейчас девочка выглядит так же, как Полина… Сколько ей? Четыре?
– Кстати, мы недавно видели Вашу… знакомую и даже общались с ней. Если ещё увидимся, передать ей привет?
У меня защипало в глазах; чёрт! я становлюсь сентиментальным.
– Не стоит… Спасибо Вам, – я поднялся.
– За что?
– За всё, – туманно пояснил я, – всего вам самого хорошего, – и пошёл к выходу из парка…
* * *
В день рождения Лены, 10 июня, я поехал на кладбище. Нашёл участок, открыл калитку, зашёл внутрь низенькой оградки. Положил охапку алых роз к памятнику из чёрного камня, на котором значилось: "Лисицкая Елена Александровна, 10.06.1989 – 02.09.2010". Рядом стоял почти такой же памятник с надписью: "Лисицкая Рина Борисовна", год смерти – 2011. Дочь и мать… Мать пережила дочь (что противоестественно), правда, ненадолго…
Съездил на кладбище, где похоронена мама; тоже положил цветы, но уже белые хризантемы – она их любила…
Глава пятая. Кристи
Если бы нам сговориться о том, чтобы женщин не трогать, -
Женщины сами, клянусь, трогать бы начали нас.
Овидий. Наука любви
Как-то в поисках значка "Парашютист-отличник" (обещал показать девчонкам в редакции) извлёк с антресолей жестяную коробку из-под печенья, где хранилась всякая всячина. Открыл коробку, вытряхнул содержимое: среди спортивных медалей, значков (в том числе, "1-й разряд" по самбо), удостоверений, иностранных монет, кастета и ножа-выкидухи (отобранных у нападавших на меня дебилов), каких-то буклетов
и прочей ерунды вывалился полиэтиленовый пакетик, в котором лежали узкие розовые дамские трусики. Heck! (Чёрт!)
Вспомнилось… В августе 2012 года я прилетел в Москву по заданию редакции для освещения процесса по делу "Pussy Riot"
. Остановился в гостинице "Измайлово", оставил вещи и поехал к отцу в институт.
Секретарша Кристина (от кого-то я слышал, что у неё были немецкие корни, кажется, из поволжских немцев) сообщила мне, что его вызвали к руководству; я могу подождать здесь – она указала в кресло рядом с её столом. Раечки не было (как выяснилось, она была в отпуске). Я плюхнулся в кресло, мне дали в руки журнал "JHI"
за 2010 год. Равнодушно полистав его минуты две, я завязал светский разговор с Кристиной: мы обсудили судьбу несчастных участниц "панк-молебна", "марш миллионов"
и прочие события московской жизни. Я поинтересовался, чем занята леди сегодня вечером, и, выяснив, что как раз сегодня – леди свободна, пригласил на ужин в ресторан "Гуси-лебеди" в Измайлово (выйдя в туалет, я по телефону забронировал столик на двоих). Она сразу согласилась; мы встретились у выхода из метро "Партизанская" в полвосьмого вечера. Кристина была в красивом розовом мини-платье, украшенном мелкими цветочками (заехала домой переодеться – отметил я), и белых туфлях на шпильках, на плече висела изящная белая сумочка. Ужин прошёл замечательно, мы пили белое вино "La Suisse", закусывая моцареллой и поджаренными тостами, ели индейку-гриль с мандаринами и йогуртовым соусом, танцевали под живую музыку. Потом я, расплатившись по счёту, предложил подняться на восьмой этаж ко мне в номер, посидеть, поболтать. Кристина сегодня соглашалась со всеми моими предложениями. Вызвали лифт, поднялись, поболтали (выяснилось, что её назвали Кристиной в честь прабабушки Кристианы) и, когда она собралась уходить, я предложил остаться ещё ненадолго… или подольше. Сегодня явно был мой день – она согласилась; позвонила тётке (она жила в Коньково у тёти, сестры отца; родом она из Алексина в Тульской области), сообщила, что она у подруги Татьяны и останется ночевать. Я включил на смартфоне тихую музыку – Beth Hart
, "Bad woman blues":
"Got the lips, got the legs,
I was born to drive a man insane,
I don't worry and I don't shame,
Put it on me, I'm the queen of pain…"
– Потанцуем? – Кристина положила руки мне на плечи. Я обнял её… и наши губы слились в таком долгом поцелуе, что перехватило дыхание…
– Что будем… делать? – наконец прошептала она прерывающимся от волнения голосом.
– Накроемся одеялом и будем при свете фонарика шёпотом читать "Манифест коммунистической партии", – неуклюже попытался я разрядить обстановку.
Кристина вымученно улыбнулась. Я отвёл её в душ, показал висящее на крючке полотенце и закрыл за ней дверь. Пока она плескалась, вышел из номера, подошёл к дежурной по этажу, толстой накрашенной тетке, и, всучив ей косарь, попросил разрешить моей гостье остаться у меня в номере (мол, живёт за городом, уже поздно и т.д.). Мымра понимающе ухмыльнулась (страстно захотелось, сунув ей ещё штуку, плюнуть в размалёванную рожу) и, смахнув купюру в ящик стола, разрешающе кивнула. Вернувшись в apartment, я разобрал постель, положил под подушку презик Durex и сел в кресло, ожидая девушку. Вскоре она вышла, замотанная полотенцем, чертовски соблазнительная, источая едва уловимый запах цветочного мыла; ещё от неё исходил непередаваемый аромат женщины.
– Christina, du bist ein Wunder! (Кристина, ты чудо!) – я не мог сдержать восхищения (и почему-то перешёл на немецкий).
– Oh, sprichst du Deutsch? Danke f?r das Kompliment (О, ты говоришь по-немецки? Благодарю за комплимент), – ответила она, смущённо улыбаясь.
– У меня только одно банное полотенце, – я указал на неё, – ты позволишь им воспользоваться?
Она смутилась ещё больше и, размотав полотенце, подала мне. У меня перехватило дыхание – передо мной стояла совершенно обнажённая чертовски привлекательная девушка, глаза её сияли бриллиантами чистой воды; голова закружилась, я опёрся о стену, чтобы не упасть… Захватив полотенце, кое-как доплёлся до душевой, встал под струю воды и закрыл глаза… Чёрт! Что происходит? Так можно с катушек слететь; успокойся, всё идёт как надо, чего распустил сопли? Пустил холодную воду, начал замерзать, пришёл в чувство… Уже вытираясь, увидел висящие на полотенцесушителе её выстиранные трусики; платье и лифчик висели на крючке. Придя в норму, вышел из душа, подошёл к кровати – Кристина лежала, натянув одеяло до подбородка. Сбросив на пол полотенце, я нырнул под одеяло, её разгорячённое тело обожгло меня, словно пламя плазменной горелки. What'is hell? (Что за чёрт?) Откуда эта метафора? Further – bliss (Далее – блаженство)…
Потом накатило – из багрового тумана выплыло мужское лицо и надтреснутый голос хрипло произнёс по-латыни: "Иешуа ха-Галиль, после тщательного рассмотрения твоего дела я пришёл к выводу, что ты виновен в предъявляемых тебе деяниях… Ты обвиняешься в непочтении к богоравному Кесарю, нашему Отцу и владыке, а именно, в призыве не оказывать по праву полагающиеся ему почести…" Непередаваемый ужас охватил всё моё существо, вогнав в холодный липкий пот… Затем картинка смазалась, задёргалась, растворилась и я провалился в тяжёлый сон без сновидений…
Ночью я встал, прошлёпал в туалет, на обратном пути захватил из душа её платье с лифчиком (трусики остались на трубе сушилки) и залез под одеяло. Почувствовав шевеление, Кристина пробудилась, увидела меня рядом, секунду её взгляд выражал удивление, потом, видимо, всё вспомнив, она улыбнулась; я поцеловал её в ушко, она закрыла глаза… Ночью она вставала в туалет и, видимо, принимала душ; я видел в полумраке её обнажённую фигурку, шедшую обратно. Утром, едва проснувшись, мы повторили вечернее действо; затем, когда лежали обнявшись (её левая нога лежала на моём бедре), я, повинуясь какому-то внезапно возникшему неясному предчувствию, спросил:
– Кристи, извини, а как твоя фамилия?
Она удивлённо взглянула на меня и сказала:
– Нойманн, а что?
Dang it! (Чёрт возьми!) Меня обдало внезапным холодом, я ощутил, как струйки ледяного пота вдруг потекли по спине и рукам. Кристина, видимо увидев, как изменилось моя физиономия, взволнованно спросила:
– Что с тобой? На тебе лица нет!
Я собрался с силами и выдавил:
– Ты не родственница Августа Нойманна, брата художника XIX века Адольфа Нойманна?
– Да… А что? – удивлённо произнесла она. – Мой прапрадед Фридрих – его сын. Я прапраправнучка Августа.
– Кристина, – начал я запинаться, – ты… ты только не волнуйся… Дело в том, что… мы с тобой – родственники… Я – Новиков по отцу, мой прадед Иван… его фамилия была Нойманн…
– Что?! – она не могла поверить. – Этого не может быть! Kann nicht sein! (Не может быть!)
– Может. Мы с тобой… как же это будет?… четырёх… нет, пятиюродные брат и сестра.
– Oh, Heiliger Winfried!
– в её голосе были нотки ужаса. – Что мы с тобой натворили! Это что?.. это называется… инцест? – Она, вспыхнув, запоздало убрала свою ногу и отстранилась от меня. Я отрицательно покачал головой и кивнул на прикроватную тумбочку, где осталась упаковка от Durex'а.
– Liebe Christie, es ist okay, mach dir keine Sorgen (Дорогая Кристи, всё в порядке, не волнуйся), – от волнения я тоже перешёл на немецкий. – Это такое дальнее родство, что мы, практически, не родственники…
(В мозгу сверкнуло: если бы я послушал маму и остановился в их "двушке", этого приключения не было бы. Ещё почему-то пробежала такая thought (мысль): вероятно, кто-то из неизвестных мне родственников попросил отца устроить Кристину к нему в отдел, не сочтя нужным поставить её в известность об этом родстве; мне он никогда об этом не рассказывал).
Немного успокоившись, она достала из сумочки, лежавшей рядом с кроватью, чистые трусики и под одеялом натянула их. Потом, тоже под одеялом, застегнула лифчик и, встав, надела через голову платье.
– Я должна идти, – влезая в туфли и не глядя мне в лицо, выдавила она. – Сергей… надеюсь, ты не расскажешь… Евгению Яковлевичу об этом… событии?
Я судорожно помотал головой.
– Подожди, – я лихорадочно натягивал трусы и штаны, – я провожу.
– Нет, не надо…
Я вызвал такси, мы спустились на первый этаж. На прощание я чмокнул её в пылающую щёчку. Она уехала… На сушилке остались её розовые трусики – мой трофей и сувенир (они лежат у меня в коробке с безделушками)…
Бедная, бедная Кристина, что я натворил своим "расследованием"; для тебя это оказалось таким ударом, что нескоро забудется…
Отец, когда я с ним увиделся, сказал мне:
– Сын, по-моему тебе пора жениться. Как ты считаешь?
Я лишь неопределённо пожал плечами…
Слепив кое-как репортаж о процессе над невезучими глупыми девицами, я вернулся в Южноморск…
У отца в институте теперь другая секретарша – Кристина уволилась в 2016-м. Позже от кого-то из знакомых я узнал, что она вышла замуж, удачно или нет – мне неизвестно…
Глава шестая. Шумер
Жизнь человека – пустой сундук.
Шумерская мудрость из книги Самюэля Крамера "Шумеры. Первая цивилизация на Земле"
Майк решил прочесть мне лекцию по истории:
– К северо-востоку от Египта, между реками Тигр и Евфрат, лежала древняя страна – Двуречье; другое её название – Междуречье (Месопотамия). Цивилизация в Двуречье возникла очень рано, может быть, даже раньше, чем в Египте. Причиной тому – благоприятные условия для жизни людей, для занятия земледелием и скотоводством. Земля Южного Двуречья удивительно плодородна. Так же как Нил в Египте, реки Междуречья, разливаясь, несли на поля земледельцев плодородный ил. Но вместе с илом вода приносила также частицы глины и песка. Разливы рек проходили бурно, снося и жилища людей, и загоны для скота. Приходилось строить насыпи вдоль рек, чтобы наводнениями не смыло посевы на полях. Для орошения полей и садов рыли каналы. Постепенно песок и глина оседали, каналы мелели, и людям приходилось тратить немало времени и труда, чтобы восстановить их. Там, где за каналами переставали следить, возникала пустыня. Сеть каналов, или по-научному – ирригационная система, играла в жизни Двуречья исключительную роль. В чьих руках она находилась, тот и владел страной.
Местность по берегам Тигра и Евфрата делится как бы на две части: на севере она гористая и каменистая, на юге – ровная, и камня для строительства жилищ взять негде. Нет в Южной (Нижней) Месопотамии и лесов. Чтобы добыть драгоценную древесину, жители снаряжали походы на север, в далёкие горы. Южное Двуречье называли страной Шумер, по имени жившего там народа – шумеров. Название Северной части Двуречья – Аккад – произошло от имени другого племени – аккадцев. В Двуречье было много, городов-государств, гораздо больше, чем в Египте. Самые крупные из них: Мари, Ашшур – на севере, Киш, Лагаш, Ур и Урук – на юге. Ур, например, занимал площадь около 20 га, и его население составляло приблизительно четыре тысячи человек. Шумеры строили свои города из больших, обожжённых на горячем солнце глиняных кирпичей. Статуи богов высекались из привозного камня. В центре каждого города возвышалась высокая ступенчатая башня, напоминавшая пирамиду. Её этажи-ступени были выкрашены в один из трёх цветов: белый, красный или чёрный.
В каждом городе поклонялись своему божеству, но были и общешумерские боги: бог неба Ан, бог воздуха Энлиль, бог солнца Уту, владыка земли и воды Анки, заступница и покровительница семьи Инанна, синебородый бык Нанна ("месяц") и др.
О царе Урука Гильгамеше, позже также причисленном к божествам, сохранилось древнее сказание. Послали боги против царя могучего Энкиду – полузверя-получеловека. Ни тот, ни другой не смогли одержать победу и поклялись в вечной дружбе. Вместе одолели они великана Хумбабу. Но Энкиду заболел и умер. Гильгамеш отправился искать себе бессмертия. Раздобыл чудесную траву жизни, от которой старики молодеют, но траву проглотила змея. Недоступно бессмертие людям – для себя его оставили боги. Шумеры первыми в мире изобрели письменность – клинопись. Писали они острой палочкой на небольших пластинках из влажной глины. Пластинки с особо важными текстами для прочности обжигали, и написанное на них сохранялось в течение многих веков.
Вот какая легенда дошла до нас об изобретении письменности. Полулегендарный правитель шумерского города Урука Эн-Меркар (шумер. en-me-er-kar), правивший в начале XXVII века до н.э., требовал от правителя восточного города Аратта материалы для постройки храма Инанны, а тот взамен просил хлеба. Оба вождя через своих послов загадывали друг другу хитрые загадки, обещая исполнить требуемое, если загадка будет разгадана. Одна из загадок Эн-Меркара оказалась столь трудной, что посол не мог её запомнить, и пришлось изобрести письменность…
И вот в раннединастический период истории (период Фара
) этой страной правил мудрый лугаль Месанепада
, при котором и произошло событие.
"В семнадцатый год царствования лугаля Месанепады, в полугодие Эмеш
, отмеченное знамением – солнце померкло ненадолго и вновь засияло, с неба, сопровождаемая сильным громом, спустилась большая огненная лодка, в которой сидели боги Ан, Энлиль, Ишкур и богини Нинлиль с Инанной в сияющих одеждах. Они поселились на западе, в стране амореев
и прилетали оттуда на крылатой колеснице". Этот текст был написан клинописью на глиняной табличке из Ура, найденной экспедицией Чарльза Вулли
, но тогда значение этой находки не оценили по достоинству; видимо, сообщение отнесли к категории мифов.
Майк сделал паузу, затем продолжил:
– Сорок пять с половиной веков назад (мы вычислили дату – 2546 год до н.э. – в мае действительно было затмение Солнца; строительство пирамиды Хеопса тогда ещё только начиналось) нашу планету посетила космическая экспедиция некой высокоразвитой цивилизации, предположительно из рукава Ориона
нашей Галактики (в подробности вдаваться не буду, долго объяснять, откуда такое предположение). Как они добрались до Солнечной системы – вопрос особый, например, с помощью звездолёта, оснащённого варп-двигателем
(как он обычно называется в science fiction). И вот эти пришельцы по какой-то непонятной для нас причине решили оставить землянам, находящимся на стадии рабовладельческого строя, аппарат, позволяющий перемещаться во времени. Они-то, конечно, знали, зачем это делают; предположим, что они рассуждали так: система управления этим агрегатом – довольно сложная, освоить её смогут лишь далёкие потомки теперешних обитателей планеты. (Видимо какие-то виды на расу землян у них были; а, может, разумная жизнь во Вселенной – не очень распространённое явление, так что – не до жиру). К тому же генетическая блокировка не позволит воспользоваться машиной случайным аборигенам. И вот мы – далёкие потомки древних шумеров – появились и, что не менее важно, появился индивидуум, предназначенный для использования аппарата по назначению (извини за тавтологию) – это ты. Таким образом, пришло время для путешествия во времени, прости за каламбур.
