скачать книгу бесплатно
– Штеренберг, а что? Вы её знаете? – поинтересовался он, видя моё возбуждение.
– Я когда-то был знаком с Рахилью Штеренберг, она работала в отделе моего отца в Институте Всеобщей истории.
– Вот как? Это она; Рэйчел и сейчас там работает научным сотрудником, в смысле числится – пока она в отпуске по уходу за дочерью.
Я попросил его показать фотографию дочери. Он достал смартфон и, найдя нужное фото, показал: молодая (по-моему, ничуть не изменившаяся, хотя нет, похорошевшая и какая-то более мудрая, что ли) Раечка держит на руках девчушку лет полутора с огромными карими печальными глазами (думаю, так же выглядела маленькая Рахиль). Я сглотнул образовавшийся в горле комок и похвалил девочку какими-то дежурными словами…
В тот же день я, с бешено бьющимся сердцем, набрал номер Рэйчел. Я не удалил его тогда… почему-то… Длинные гудки, пять, десять секунд, я уже собрался дать отбой, вдруг на том конце ответили:
– Алло, слушаю, – её голос…
– Рэйчел? Это Сергей, Сергей Новиков, – зачем-то добавил я.
– Какой… Серёжа? Это ты? – мне показалось, что её голос дрогнул.
– Я. Привет, у тебя прелестная дочь. Я очень рад за тебя, – по-моему, убедительно, хотя…
– Откуда ты… Так это ты – корреспондент… тебе сказал Миша?
– У тебя замечательный муж. И дочь. Берегите её… Счастья вам, я, правда, рад… – я нажал кнопку отбоя…
(Впоследствии я выяснил, что этот урод Костя-аспирант всё наврал, никаких феромонов не было и в помине, он выдумал эту гнусную историю, поскольку потерпел фиаско в своих жалких ухаживаниях. Он и секретаршу Кристину – я узнал это от неё самой – обхаживал, ублюдок, с тем же результатом, и не постеснялся сослаться на неё как на свидетеля… Попался бы он мне сейчас – удавил бы гада).
Я достал из сумки бутылку виски "Jack Daniels". Было чертовски хреново…
Примерно через полгода я снова был в Москве. Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг решил позвонить Рэйчел. Длинные гудки, гудки, гудки…
– Алло.
Ладони сразу вспотели; хрипло говорю:
– Привет…
– Здравствуй, Серёжа, – голос ровный, без интонаций…
– Рэйчел, прости меня… мне нужно тебя увидеть…
– Зачем? Не стоит ворошить былое… что это изменит?
– Ничего, но… я думаю… мы можем как-то встретиться?..
– Не знаю… Ну, хорошо, – голос уже не такой спокойный, – приезжай, – она назвала адрес и код домофона, – сегодня… сможешь?
– Да, уже еду! – спохватившись спрашиваю:
– А как же… муж?
– Михаил в командировке, в Пуэрто-Рико… уже месяц.
– Понятно, выезжаю!
Я выскочил из дома, забежал в магазин напротив, схватил бутылку полусухого "Рислинг Эльзас" и коробку пирожных-корзиночек, вызвал по телефону "Яндекс-такси" и, через сорок минут стоял перед вторым подъездом пятиэтажки на Дмитровском шоссе. Безрезультатно пытаясь унять бешено колотящееся сердце, ввожу код на домофоне и захожу в подъезд. Третий этаж, квартира 31… Жму кнопку звонка. Десять секунд, пятнадцать, двадцать… Щёлкает замок, дверь открывается, на пороге она, приглашающий жест… С лицом, пылающим как нейтронная звезда (почему-то вспомнился этот термин… да, интервью… Михаил Киселёв… Аресибо), переступаю порог. На ней розовая блузка и бежевые брючки-слимы, бежевые туфельки (интересно, она специально их надела или всё время так ходит дома?), узкие очки; она такая же стройная, как и тогда, только грудь стала (как мне показалось) на размер больше, но это только добавило ей шарма и… сексуальности, что ли (чёрт возьми!).
– Привет, – я не мог отвести от неё взгляда. – Как твоя мама? – ничего умней не придумалось.
– Спасибо, Серёжа. Она здорова, живёт там же, в Кропоткинском переулке, помнишь?
Я кивнул.
– Ну, вот а здесь мы живём (на слове "мы", выделенном интонацией, она показала на открытую дверь, на пороге которой стояла и внимательнейшим образом разглядывала меня девчушка – копия мамы…
– Ты не голоден? (Я мотнул головой). А то нам с Лиечкой пора гулять, – Рэйчел подошла к дочке, та прижалась к маминой коленке, – не составишь нам компанию? Здесь рядом есть небольшой парк…
Я кивнул и, вручив ей пакет с вином и пирожными, шагнул к девочке. Та спряталась за мать и, выглядывая из своего укрытия, с любопытством рассматривала меня.
– Это дядя Серёжа, – Рэйчел указала в мою сторону, – пойдём гулять?
Девчушка повторила:
– Дядя Сеёза, гуять.
– Подожди, мы сейчас оденемся, – кивок и улыбка мне.
Через десять минут мы втроём шли в парк. Лия, в красной курточке и розовой вязаной шапочке с помпоном, держала маму за руку и поглядывала в мою сторону, я шёл рядом.
– Здесь в пяти минутах ходьбы – парк "Дубки", – сообщила Рэйчел. Мы пересекли улицу, прошли мимо какой-то церквушки и вошли в парк. Осень была в разгаре, октябрь, жёлтые и оранжевые листья усеивали дорожки: кленовые, дубовые, ещё неизвестно какие… Вышли к детской площадке, там были качели, горки, песочница, какие-то другие сооружения. Мама подвела Лиечку к песочнице и, вручив ей совочек и формочки, присела на ближайшую скамейку; я тоже опустился рядом. Заметив, что я не свожу с неё глаз, Рэйчел спросила, улыбнувшись уголком рта:
– Что, сильно изменилась?
– Так ты теперь Киселёва? – зачем-то спросил я.
– Да.
– Какая ты красивая! – невольно вырвалось у меня: – Ты просто излучаешь флюиды счастья, – добавил почему-то (боже мой, что за банальную ахинею я несу!).
Рэйчел с улыбкой посмотрела в сторону песочницы, где копошилась дочка, и сказала:
– Да, я счастливая, у меня есть всё, что нужно человеку на этом свете.
У неё были глаза Мадонны Каупера
…
– Си-мэ-ни ха-хо-тaм аль-ли-бэ-ха ка-хо-тaм аль-зэ-ро-э-ха ки-а-зa ха-мa-вэт а-a-вa ка-шa хи-шэ-oль ки-нa рэ-ша-фэ-a риш-пэй эш шал-э-вэт-я, – по слогам, немного запинаясь, продекламировал я (по памяти, я выучил этот стих, который по моей просьбе надиктовал мой знакомый гебраист Илья).
– Печатью на сердце меня положи, печатью – на рyку, ибо сильна любовь, как смерть, ревность, как ад, тяжела, стрелы ее – огонь, искры и пламя
, – перевела Рэйчел, удивлённо улыбнувшись, – да ты неплохо знаешь иврит!
– Ну, кроме этого стиха, я мало что знаю… Но это, по-моему, самое сильное место в Ветхом Завете, – я набрался смелости и посмотрел ей в глаза. Тут опять накатило… Голова вдруг закружилась, на несколько секунд окружающее расплылось и ушло куда-то из поля зрения, в глазах завертелись радужные пузыри… Из круговерти выплыло мужское лицо с небольшим шрамом под левым глазом.
"Lex de maiestatis minutae!" (Закон об умалении величия), – произнёс громоподобный голос; лицо стало бледнеть, истаивать и вскоре совсем растворилось…
Очевидно, она заметила, что со мной что-то не так, потому что схватила меня за руку и испуганно спросила:
– Что с тобой? – в голосе явно звучала тревога. Я уже приходил в себя, по лбу текли струйки пота.
– Ничего… всё в порядке, – выдавил я, оглядываясь. – Мою маму звали Лией, – зачем-то сообщил я. Её рука всё ещё сжимала мою ладонь; голова немного кружилась, но я уже овладел собой. Я погладил её по руке, она запоздало отдёрнула её…
Пока происходило вышеописанное, выяснилось, что в песочнице появилась девочка примерно такого же возраста, что и Лия, в розовой курточке и сиреневой шапочке с пушистым помпоном, рядом стоял, видимо, дедушка в коричневой куртке и чёрной бейсболке с надписью "Arizona", совершенно седой, и пытался загасить разгоравшийся конфликт между девчушками, заключавшийся в притязаниях на формочку в виде бабочки, которой хотели завладеть обе. Рэйчел включилась в разборку, сказав:
– Лия, пожалуйста, отдай девочке формочку.
Дедушка увещевал внучку:
– Полина, будь добрее, уступи девочке, видишь – она хочет поиграть.
Полина, нахмурив брови, с неохотой протянула Лие бабочку.
– Что нужно сказать? – обратилась мама к Лиечке.
– Спасибо, – чуть слышно пробормотала та. Полина, видимо в порыве великодушия, протянула Лие ещё свой совок. Конфликт был исчерпан, бывшие соперницы увлечённо лепили куличики… Дед, испросив разрешения, присел рядом с нами.
– У вас чудесная дочка, – обратился он почему-то ко мне. Рэйчел бросила быстрый взгляд в мою сторону, но промолчала, слегка усмехнувшись. У меня снова заколотилось сердце… Чёрт возьми! А ведь у меня могла бы быть такая дочурка, этакий ангелочек… сидеть у меня на коленях, слушая сказку… Сглотнув комок, подступивший к горлу, я вымученно улыбнулся:
– Ваша внучка?
– Да, ей два с половиной года. Вашей Лие, видимо, столько же?
Рэйчел подключилась к беседе, подтвердив:
– Да. Вы в садик ходите?
Дед утвердительно кивнул и поинтересовался:
– А вы?
Рэйчел сказала, что пока нет, но скоро, видимо, пойдём. Полинин дедушка сказал:
– Извините, я случайно услышал, как вы цитировали "Песнь Песней", вы, вероятно, филолог. Нет, не угадал?
– Я – историк, – ответила Рэйчел.
– Как Вас зовут?
– Рэйчел.
– Я – Сергей, – от меня не ускользнуло, что она еле заметно вздрогнула.
– Если Вы не против, я изложу – вкратце, – он успокаивающе поднял ладонь, – одну любопытную деталь перевода второй главы "Песни". Кстати, вы знаете, что у евреев существовал запрет на чтение "Песни песней" до достижения тридцатилетнего возраста?
Чувствовалось, что ему были нужны слушатели. Рэйчел кивнула, соглашаясь.
– Пятый стих. "Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви" – это в Синодальном переводе. Абрам Эфрос в своём переводе даёт следующее толкование: "Подкрепите меня пастилою, устройте мне ложе из яблок, ибо я любовью больна!"
В древнееврейском тексте слово "ашишо" значит "пастила", мякоть плодов, варёная в мёде, вылитая слоями и просушенная. "Рапдуни батапухим" – устройте, подстелите ложе из яблок. Вроде бы то же самое, но, согласитесь, поэтичней всё-таки у Эфроса…
– Ой, как здорово! – в глазах Рэйчел загорелись искорки. – Вы поэт?
– Ну, что Вы! Я – пенсионер, в прошлом инженер.
– Не часто встретишь инженера, столь оригинально цитирующего величайший гимн любви всех времён!
– Приятно было провести с вами время, – он кивнул нам, – вы чудесная семья. Я, волнуясь, тайком посмотрел на Рэйчел; она опять промолчала.
– Полина, нам пора домой, мама заждалась, – дедушка поднялся. Полина настолько увлеклась изготовлением песочных кулинарных шедевров, что никак не прореагировала на его слова. Лия тоже увлечённо лепила какие-то сооружения. Но, после нескольких минут уговоров, Полина наконец вняла увещеваниям деда и неохотно поднялась с коленок.
– До свидания, – дед с улыбкой махнул нам рукой, внучка тоже попрощалась с Лией. Мы привстали в знак прощания, Рэйчел улыбнулась вослед уходящим.
– Занятный старикан, – сказал я.
– Какие чудесные, светлые люди! – её глаза светились; она взяла меня за руку. – Нам, пожалуй, тоже пора идти.
Я поднялся и, повинуясь внезапно возникшему желанию, подошёл к Лиечке и спросил:
– Лия, можно тебя взять на ручки?
Девочка серьёзно взглянула на меня, потом на маму и, получив её кивок в знак согласия, прошептала:
– Да.
Я подхватил её на руки (она показалась мне невесомой) и, глядя на маму, попросил:
– Сфотографируй нас… пожалуйста.
Рэйчел удивлённо посмотрела на меня, но молча достала из сумочки смартфон.
– Лиечка, посмотри на маму, – попросил я. Рэйчел щёлкнула затвором фотокамеры.
– Пожалуйста, перешли мне снимок на WhatsApp, – в моём голосе, очевидно, прозвучала мольба. Рэйчел пошевелила пальчиком, набирая мой номер; смартфон у меня в кармане тренькнул, оповещая о полученном сообщении… Этот снимок, отпечатанный на фотобумаге размером А5, до сих пор висит у меня над рабочим столом. Девочка с печальными глазами, сидящая на руках… дяди Серёжи… Не моя дочь…
Мы вернулись домой, попили чаю с корзиночками (от вина Рэйчел отказалась), и я стал прощаться. В это время завибрировал телефон Рэйчел, она ответила. Дальше я услышал:
– Да, всё хорошо; как у тебя? Прекрасно! И я тебя… Мы с Лиечкой целуем папу… Ну, пока.
Муж – понял я – и любящий папа… Я направился к выходу. Лия на прощанье помахала мне ручкой; в глазах предательски защипало…
– До свидания, Серёжа, – Рэйчел протянула мне руку. Я несмело пожал её и, выдохнув, чмокнул её в щёчку. Она как-то несмело улыбнулась, оглянулась на дочку (та уже играла с куклой) и, видимо, решившись, приподнялась на цыпочки и крепко поцеловала меня в губы. Почувствовав, что сейчас опять накатит, я сделал шаг назад. Она тяжело дышала, краска залила щёки, по-моему, её трясло, глаза лихорадочно блестели…
