скачать книгу бесплатно
– Это он джедаев рубит световым мечом! При этом он ничего не видит, и не слышит. Погружён в себя, и чёрт знает, что в это время думает. В прошлом году махал, как сейчас, на школьном дворе и попал в лицо однокласснику – рассёк бровь. В школе каждый день что-нибудь теряет: то тетрадь, то учебник, то кроссовки. Я уверена, он уже тоскует по Денискиной компании. Никакой гордости и чувства собственного достоинства!
Федя пришёл в дом через полчаса:
– Ба, можно я пойду погуляю?
– Федя, сейчас мама с тётей Зоей придут на обед, а с ними дядя Вася и Василёчек.
– А после обеда мы все поедем на речку ловить рыбу! – сказал Николай.
– Ура! – закричал Федя и пошёл махать палками дальше.
Юля пришла одна.
– А что тёти Зои нет?
– Да так… Сказала, что нас и без них много.
– Ну что ж… А мы с Колей хотели сообщить вам важную новость. В следующую субботу я с ним уезжаю на юг.
– Мама! Ты с ума сошла! Надеюсь не насовсем!
– Как раз насовсем.
– А как же мы? Как я, Феденька? Ты нас бросаешь?
– Почему это бросаю?! Вы что, маленькие? Я тебя воспитывала без бабушек и дедушек!
– Невероятно! Мама! Опомнись! Опомнись! Неужели ты можешь так поступить с нами? Неужели ты нас променяешь неизвестно на кого!
– Это я-то неизвестно кто!? – возмутился Коля.
– А вы помолчите, Николай Александрович! Вы… вы…
– Что я?
– За один день всех нас опозорили! Всё село над мамой смеётся!
– Юля, замолчи сейчас же! – крикнула мать.
– Да, да! Все рассказывают, как вы ходили вчера по улицам в обнимку и целовались! Тётя Зоя отказалась прийти не потому, что у здесь места мало, а потому, что ей противно на тебя смотреть! Сказала, что ноги её у нас больше не будет, что ей невыносимо видеть, как чужой человек занимает за столом место её брата, сидит в его кресле, смотрит его телевизор…
– Бедная девочка! – сказал Николай. – Тебе тридцать семь лет, а ты уже старуха! И ты собираешься так жить до смерти, ничего не желая? Кто не хочет любви, ничего не хочет! Что у тебя впереди – долгий унылый путь к могиле!
– Юленька! Не осуждай меня! Мне плевать, что обо мне думают! Когда я после стольких лет снова встретила Колю, у меня открылись глаза. Любовь, это такое счастье, такая радость, за которую ничего не жаль отдать.
– Мама! Опомнись! Ну какая любовь в шестьдесят лет! Он тебя разлюбит, да и ты его. Всё кончится, огонь погаснет, останется один дым!
– Ну и пусть! Пусть всё пройдёт! Но это было! Это праздник, который всегда останется со мной! Никто у меня не отберёт пережитого мной счастья, даже если оно было обманом! Боже мой! Что значат насмешки глупцов! Я видела счастье, я видела небо в алмазах!
– Мама! Ты сумасшедшая! – закричала Юля, истерически разрыдавшись. – Я… я… я знать тебя больше не хочу! Прощай! Федька! Пошли отсюда!
– Ну мам! Мы хотели на рыбалку поехать! – заканючил Феденька.
– Никаких рыбалок! Играй с Василёчком, гуляй где хочешь, но к бабушке ни ногой!
В понедельник утром Николай Александрович по телефону – Альбина Николаевна ничего в этом не понимала – купил на субботу авиабилеты на двоих, а затем поехал с ней в Райцентр, чтобы сдать там тёткиному соседу арендованную машину.
Заплатив ему оставшиеся деньги, он привёл свою спутницу в маленький домик на улице Луговой, стоявшим над самой речкой. Перед домом над берегом, привязанная к вбитому в землю колышку, ходила белая козочка, противно и натужно ме-е-екая.
Тётка Николая, Мария Ефимовна, была восьмидесятилетней женщиной, всё ещё высокой, сильной и энергичной. Она носила очки в тонкой оправе, седые волосы её редко встречались с расчёской и лежали на голове как попало. И одежде своей тётя не придавала большого значения: на ней была мужская рубашка, пыльные брюки, а на ногах калоши сорок первого размера. Зато взгляд её серых глаз был прямым, бесхитростным и приятным.
– Ну что? – начала она, едва увидев Николая. – Как отдохнул? Мне уже известно о твоих подвигах! Это она и есть? Ну, ну! Что же ты, голубушка!? Поздно уже в твои годы сеять – урожай пожать не придётся! Кто поздно ходит, сам себе шкодит, как говорит русская пословица! Ну ладно, ладно! Не моё это дело! У меня привилегия – стара я, могу говорить, что думаю! Ну идёмте, идёмте в дом! Не побрезгуйте со старушкой рюмочку выпить! Племянничек привёз своей наливки, не везти же обратно!
Зашли в дом, которому Мария Ефимовна, видимо, уделяла больше внимания, чем своему платью: всё было чисто, опрятно, сильно чувствовалась смесь старого и современного: сени были застланы самоткаными пёстрыми половиками, на кухне стоял холодильник, в зале против дивана висел новый плоский телевизор. В спальне в одном углу стояла кровать с горкой подушек, за которой Альбина Николаевна увидела ковёр с популярным шестьдесят лет назад пейзажем, изображавшим горное озеро, оленей с настороженными ушами и романтичный домик вдали под горой. Тут же доживал свой век «ещё мамин» комод с бронзовыми ручками, покрытый кружевной скатертью.
Выпили вина, которое старушка упорно называла наливкой. После этого щёки и носик у неё покраснели, а слова так и посыпались наружу.
От стола она повела гостей в огород, который, как и дом, тоже был очень ухоженным.
– У тебя жук есть? – спросила Мария Ефимовна Альбину Николаевну.
– Как не быть, он у всех есть.
– А у меня нет! – перебила она. – Походи, посмотри, найди хоть одного!
Гостья прошла между рядками кустов и действительно, не увидела ни одного жука.
– Как это у вас получается? Травите?
– Боже упаси! Просто всё с молитвой делаю! Помолюсь и сажаю, помолюсь – и полю, помолюсь – окучиваю. Вот сосед мой, Петька Борисенко. Он безбожник – у него полно жука. Переноску сюда проложил, приделал к пылесосу лямки, навьючивает его на спину и обсасывает каждый куст! Умным себя считает! Даже в районку про своё изобретение статью написал. А жук у него как был, так и остался: ну что он там своим пылесосом высосет! Больше листьев, чек жука! Огурцы у тебя есть?
– Завязались. Дня через три можно рвать.
– А у меня сейчас уже навалом, не знаю куда девать. Поедете, не забудь напомнить, я тебе наберу. У меня уже и помидоры красные есть и перцы. Да я ведь с Колькой передавала.
– Мария Ефимовна, а зачем вам это? Вы же не съедите.
– Из города дети приедут, внуки, племянники, просто людям раздам. У меня и козочка есть. На днях привезут мне внука Вовика. Ему три года, коровьего молока нельзя – аллергия! А козье можно, для него и держу!
Далеко за полдень, накормив гостей обедом – картошкой с козьим молоком – она спросила:
– Ты, Николай, со мной останешься, или с ней поедешь?
– С ней тётя Маня, с ней. А в субботу мы вдвоём улетаем ко мне.
– Даже так! Ну что ж! Я чужому счастью препятствовать не хочу! Скажу только своё мнение. Не по закону это! На всё бог положил своё время. Пока нет детей и внуков, козликай сколько хочешь, а как пошли дети да внуки, у бабы остаётся только долг: сидеть с ними, гулять, варить мужу суп.
– Старомодная ты старушка, тётя Маня! Застряла в своём совке: долг, ответственность и прочая ахинея! Какой долг? У человека один долг – быть счастливым!
– Ну, ну! Будь! Я не против. Ах, я забыла огурцы и помидоры! Подождите!
– Мы же улетаем, зачем нам твои огурцы!
Вечером Зоя Павловна пришла к Юле:
– Мать твоя совсем с ума сошла. От людей стыдно! В магазин хоть не заходи – спрашивают: «Как это Федя вашему гостю внук?» – «Никакой он не внук, чего вы выдумываете?» – «Да он сам сказал!» По всему селу люди трепят: ехала сегодня со своим дружишкой из Райцентра. Сели в автобусе рядышком, и всю дорогу ворковали как голубки: «Какая славная у тебя тётя, Коленька!» – «Это ты у меня самая, самая славная!» – «Ах, Коленька, мне с тобой так хорошо!» – «Царица моя прекрасная! Дай я тебя обниму!» – «Коленька, я с тобой хоть на край света!» – «Алечка! Там нам будет так хорошо!» Фу, срам-то какой! Хоть бы молчали! Зачем напоказ-то выставлять? Где там? На краю света им будет хорошо?
– Нет, тётя Зоя! Вы ещё не знаете. Она ведь уезжает с ним!
– Ах, батюшки! Да не может быть! Да где же граница бесстыдства тоооо? – завыла Зоя Павловна. – Вы-то как? Кто за Федей присмотрит пока ты на работе-е-е? Ведь он и не поест и за уроки не сядет без команды-ы-ы!
– Ей на это плевать. Для неё всё на свете застит её любовь.
– Юлечка! Племянница моя дорогая! Позвони ты ей, пусть к нам придёт, надо же уговорить её! Погубит она и себя и нас.
– Он ведь одну не отпустит – с ней придёт. А я при нём не могу спокойно говорить – опять в истерику впаду, как вчера.
В пятницу перед отъездом Альбина Николаевна сама пришла проститься с Юлей и Феденькой.
– Мама! Бабушка пришла! – обрадовался внук.
Юля подошла к матери, обняла и, обливаясь слезами горячо зашептала:
– Мамочка, не уезжай! Люби его просто так, переписывайся, звони… Или пусть он здесь остаётся…
– Это невозможно. У него бизнес, дом, сад, мать лежачая…
– Ах вот что! Мама! Неужели ты не поняла? Ему нужна не ты, а нянька!
– Эх, Юля! Ну откуда это в тебе? Почему ты ищешь в людях только плохое?
– Мама, я трезва, а ты пьяна! Ты не видишь очевидных вещей! Мамочка, не надо! Откажись! Скажи, что Федя без тебя пропадёт! Ты же знаешь, какой он рохля!
– Юля! С чего ты решила, что я вас бросаю? Мы приедем, сразу начнём подыскивать вам квартиру, через два-три месяца приедете к нам!
– Мама! Ну почему ты решаешь за меня? Ты спросила хочу ли я поехать к тебе, к нему?! Он мне противен! Гадок! Я его ненавижу!
– Правильно, Юлечка! Правильно ты говоришь! – раздался из прихожей голос Зои Павловны. – Как, Аля?! Как ты могла променять Васю – самого благородного человека на свете – на этого бессовестного негодяя! Он ведь позорит тебя на каждом шагу?
– Это вы о своём брате говорите, что он был самым благородным человеком на свете!? Ну конечно! Это ведь не к вам его привозили с работы пьяным, грязным, гадким; не над вами он издевался до утра, не вам говорил мерзкие слова, не вас оскорблял, не в вас швырял свои грязные башмаки! Не вам кидал на волосы горящие спички! Не вам звонила его любовница: забери своего мужа, он мне больше не нужен! Не ты, а мы с Юлькой тащили его домой по сугробам! Ты умудрялась ничего этого не видеть! Потому что не хотела видеть! А я уеду! Обязательно уеду! Мне противен этот дом, где стоит ещё его запах – мерзкий запах вечного перегара! Ты его никогда не чувствовала, а меня до смерти будет от него тошнить! Ты Юльку спроси о благородстве твоего братца! Спроси, как она пятнадцатилетней девчонкой таскала мешки с огорода, а он лежал и смотрел телевизор! Да! Я ненавидела его! Признаюсь, что нарочно не давала ему обезболивающего, что мне приятно было смотреть, как он мучается! Это была моя месть за погубленную жизнь! За позор ходить в школу с загримированными синяками! А сейчас я хочу вознаградить себя! Да! Меня любят, обнимают, целуют! А вам завидно! Плевать мне на вас на всех! Я хоть поздно, хоть немного, но поживу счастливо!
У самого синего моря
Николай Александрович Р… жил в курортном городке, на берегу Чёрного моря. От всегда оживлённого приморского бульвара перпендикулярно отходила улица с двумя санаториями на одной стороне, кинотеатром, музеем и парком на другой. Улица утопала в цветах и зелени.
Через километр её пересекали трамвайные пути, по которым давно не ходили трамваи, и дальше начинался частный сектор, тишину которого нарушало лишь гуденье пчёл, да рокоток изредка подъезжавших и отъезжавших иномарок.
Двухэтажный дом Николая под коричневой черепичной крышей был четвёртым в ряду коттеджей и не отличался особой роскошью по сравнению с соседними. Двор за железным забором со столбами из красного кирпича был виден, как на ладони, в то время, как соседние дворы прятались за высокими каменными оградами, окружавшими их со всех сторон.
К дому между всевозможными цветами вела асфальтированная дорожка, а перед самым входом из белой, под цвет стен, плитки была вымощена небольшая площадка. Слева за раздвижной стеклянной дверью – огромной, в полстены – располагался вестибюль с плетёными стульями, креслами и столиками для вечернего отдыха. Одна дверь вела из вестибюля в помещение, служившее домашним офисом своему хозяину.
Далее был выход на лестницу, крутые ступени которой, выкрашенные в красный цвет, вели на второй этаж, половину которого занимала гостевая комната, разделённая надвое по принципам зонирования. Слева от входа стоял длинный стол с двенадцатью стульями по сторонам, очень похожими на те, за которыми охотились Остап Бендер и Киса Воробьянинов. Через арочное окно гостевая сообщалась с кухней, из которой к столу подавались блюда. В правой части, в зоне отдыха, стояли два дивана – один, очень длинный, вдоль стены, другой против огромного телевизора, висевшего на стене.
По обе стороны от лестницы находились две спальни, душ и просторный туалет с ковриками на полу, тумбочками с цветами в горшочках и флакончиками с благовониями и средствами для придания белизны и свежести коже, оставшимися, вероятно от бывшей жены Николая.
Сразу за домом благоухал знаменитый сад, заканчивавшийся в пятидесяти метрах от дома у капитальной стены, с тыла защищавшей участок от беспокойных тинэйджеров – любителей воровать чужие фрукты для поднятия адреналина.
Николай с Альбиной приехали поздно вечером, так что море по берегу которого проходила дорога в город, виделось им чёрной равниной с качавшейся и дробившейся на ней лунной дорожкой.
Их встретила Колина сестра, ухаживавшая во время его отпуска за больной матерью:
– Вы меня, конечно, не помните, – сказала она мягким голосом, – я Инна. Мы уехали из Сибири, когда мне не было и года.
– Я помню только коляску, в которой вас возили.
– Пойдём, я представлю тебя с маме, – сказал Николай.
Они поднялись на второй этаж и вошли в спальню с высоким окном, задёрнутым на ночь тяжёлыми коричневыми шторами с белыми цветами. Альбина Николаевна увидела в углу кровать, рядом с ней тумбочку, на противоположной стене висел небольшой телевизор. Возле кровати стояло кресло.
– Кто это? – приподнявшись на кровати, спросила полная седая женщина с желтоватым лицом, когда Инна включила свет.
– Мама, это моя жена, – сказал Николай.
– Какая жена? Ты что, сдурел?
– Тётя Нюра, Анна Ефимовна, вы меня не помните? Мы были соседями в Красновке. Я Аля Н…
– Не знаю я никакой Али! – рассердилась старушка и отвернулась к стене.
– Она не в духе от того, что мы её разбудили. – сказал Коля. – Спокойной ночи, мама. Пойдёмте!
– Спокойной ночи! – пожелала Альбина Николаевна, зная, что ответа не будет.
– Заждалась вас совсем! Я, пожалуй, поеду. Целую неделю дома не была, ничего не делано, а в понедельник на работу. Надо прибраться, – сказала Инна.
– Ночью что ли будешь прибираться?
– Коля!
– Пожрать, конечно, нечего?
– Я маме манную кашу сварила. Да вы сами что-нибудь из холодильника приготовьте.
– Не волнуйтесь, мы ели в аэропорту, – поспешила успокоить её Альбина Николаевна.
– Ладно, иди! – сказал Коля.
– Не сердитесь!