скачать книгу бесплатно
Секунду поколебавшись, Саша согласился. Отшагав половину подъема, мельком глянул на Таню. «Просто кузнечик какой-то», – подумал и сказал:
– И как ты только ездишь на этой тяжести…
– Я в космонавты готовлюсь. Ты что, не знал? – тут же отозвалась она.
Он засмеялся и вечером вспоминал и этот смех, и этот день. И потом еще вспоминал.
2
А короткое лето решительно шло в разгон. Солнце пригревало все ласковее, два раза прошел дождь, и первая редиска на грядках круглилась из-под земли крупными розовыми бусами. Танина мама Вера заезжала в поселок после работы. Она преподавала сольфеджио в музыкальном училище. У студентов были экзамены, а у мамы – очередные претензии к новой директрисе, которые обстоятельно выкладывались бабушке. Та слушала внимательно, жевала губами.
Мама жарила картошку, втроем они садились за общий поздний обед, потом Таня убегала на улицу, а мама с бабушкой долго пили чай с дешевыми конфетами, молчали, вздыхали и, если был сухой день, шли поливать.
Сегодня дождик уже пролил и снова распогодилось. Бабушка вышла обойти свои нехитрые угодья, с удовольствием останавливаясь то тут, то там – подполоть, подрыхлить, подвязать. Вера рассеянно смотрела в окно, прикидывая, сколько дней осталось до отпуска и что нужно будет сделать по хозяйству. Копаться в огороде она не любила, зато с азартом могла белить и красить, по-женски подновляя дом изнутри и снаружи. Как бывало приятно, выполнив свой летний план, взглянуть глазами соседей на побеленные стены и свежий цвет ставней. Совсем другой вид. И Вера чувствовала себя хорошей дочерью…
Она задумалась. Снова перебрала в уме то, что нужно сделать. «Как же осточертело все! Ничего меня не радует», – подумала с мрачным удовлетворением и вздохнула.
Грядущий отпуск обещал начаться свадьбой троюродного брата. Их с матерью пригласили еще по весне. Мать не любила семейных посиделок, с родственниками по своей инициативе никогда не встречалась, хотя со всеми была ровна, всегда готова выслушать и помочь, хранила тайны и не задавала лишних вопросов. От приглашения на свадьбу племянника она легко и с ходу отказалась. «Придется одной ехать… Пижон, – подумала Вера про брата. – Начальство свое, небось, позовет». Братик не был красавцем, засиделся в холостяках до тридцати, да и особо умным она его не считала. Он брал за себя девушку из соседнего, более крупного города, где работал на металлургическом комбинате и жил на квартире. Свадьбу решено было играть у его родителей, имевших в здешних местах большой дом.
Вера скинула старенькое платье, в котором ходила у матери, и надела то, в чем пришла. Подошла к зеркалу, повернулась боком. Сшитый матерью летний костюм сидел как надо. Окинула себя критическим взглядом. Из зеркала смотрела красивая женщина с тонкой талией, яркими голубыми глазами и длинными черными волосами в крупных завитках. На бигуди она не спала ни разу в жизни. Подумала: «Ничего еще… Никому я не нужна».
Смочив в кадушке краешек половой тряпки, протерла босоножки.
– Мам, я пошла!
– Хорошо, Верочка, лучше засветло, – бабушка заторопилась ее проводить. До заката оставалось еще добрых три часа. Вера вышла, хлопнула калитка. Дочка оставлялась в компанию бабушке.
***
Тем временем двумя улицами ниже играли в вышибалу. Четыре гаража и два забора служили условными границами этой стихийной спортплощадки. Старый волейбольный мяч летал туда-сюда. Доигрывали по второму разу. Подруга Тани Инка прицелилась и метнула мяч в соперника. Тот ойкнул, подбитый, и Танечка запрыгала, торжествуя победу. Команды поменялись местами. Но на третий круг куража не хватило, и компания разбрелась. Мальчишки потянулись к гаражу, где Инкин отец Павел коротал с соседом вечер над двигателем своего «Москвича». Девчонки столпились вокруг Инки и Тани. Они были центром этого мира, к которому как магнитом притягивалась здешняя ребятня.
– Ну, давайте во что-нибудь, – ныла Инкина сестра Алка и висла на руке у Тани. Девчонки облепили лавочку у забора их соседки тети Поли. Инка раздавала колоду, старенькие карты шлепались на лавку.
– На что раздаешь-то? – спросила одна из девчонок, Ленка, делая вид, что раздумывает, участвовать или нет. Инка продолжала раздавать, шевеля губами. Когда колода закончилась, она обвела взглядом компанию и объявила торжественно:
– Пиковая дама!
Девчонки быстро разобрали свои кучки. Закипели страсти. Плелись интриги и делались ставки. Обстановка накалялась, заразительный смех поминутно назревал и взрывался, а Ленкино раскатистое гоготанье перелетало через лог. К лавочке потянулась малышня, а мальчишки один за другим высовывались из гаража. Леха деловито сплюнул, Серега криво улыбнулся и покрутил пальцем у виска, а Макс счастливо заржал.
Спустился вечер. Небо прояснилось. Стайки мошек играли в воздухе, обещая солнце, тепло и счастье на завтра. По дворам там и сям брехали собаки. Среди темной и жесткой осоки в логу легли мягкие тени. За логом хозяйка развешивала белье, а мужик на завалинке курил и смотрел на нее. В соседней ограде две бабки сидели на лавочке и молчали каждая о своем. Молодое лето раскинуло по земле благодарную зелень. Кое-где над трубами летних кухонь вился прозрачный дымок, подмешивая в воздух запахи домашнего очага. Крыши и верхушки деревьев золотились заходящим солнцем.
Стукнув калиткой, на улицу выбралась обширная тетя Поля с половиком в руках. Она глянула на девчонок, улыбнулась.
– Теть Поль, мы не мешаем? – спросила Инка.
– Бог с вами, ребятишки, – ответила та, отойдя в сторону потрясти половик. – Мой хоть, может, проснется. А то как заложил за воротник часов в пять, да так и дрыхнет. Что ночью-то делать будет?..
Она кое-как свернула половик.
– Паш, а Паш! – крикнула в сторону гаража.
Оттуда вышел, на ходу вытирая руки, высокий, голый по пояс Инкин отец.
– Чего тебе, теть Поль?
– Да я говорю, мой-то опять на грудь принял и знай дрыхнет… А вечер, ты погляди, какая благость! – она улыбнулась и глянула на девчонок. – А девки-то твои, красавицы какие! Чисто куклы германские.
Павел усмехнулся. К его ногам подбежала небольшая собака. Разные масти смешались в ней как-то особенно нелепо. Павел нагнулся и приласкал ее, та лизнула руку в ответ.
Игра закончилась. Таня и Инка поднялись. Алка вдруг, ни с того ни с сего, истошно заорала: «Папа!» – подбежала к Павлу, обхватила его руками и прижалась. Он рассеянно погладил ее по голове и кинул взгляд на остальных девчонок. Таня загляделась на Алку, пока не заметила, что Алкин отец смотрит прямо на нее. Она склонила голову и отошла в сторону.
Павел легонько отстранил Алку и повернулся к мальчишкам:
– А ну-ка дуйте отсюда. По домам, хорош.
Серега щелкнул младшего брата по лбу, и они направились к своей калитке.
Леха подошел к девчонкам:
– Во что резались?
– В «пикушку».
– В «зассыху», значит.
– Я чуть не описалась, – простодушно призналась Ленка. Леха заржал.
– Я пошла, – Таня повернула в сторону дома.
– Придешь завтра? – спросила Инка.
– Конечно! – Таня засмеялась. – Пока!
3
На следующий день шел дождь.
Тане нравилось, когда тепло, дождь и слышно, как он стучит по крыше на веранде. Она накинула старую ветровку и сунула ноги в сандалии. Бабушка копалась в кладовке.
– Ба, я на улицу.
– Куда тебя несет опять, мокрота такая….
Но Таня уже вышла. Хлопнула калиткой. Накинула капюшон. Как хорошо… До конца проулка монотонность заборов разбивали две стайки[3 - Сарай для хранения угля и дров.], две бани и две калитки. Все умещалось примерно в девяносто шагов. Раньше шагов было больше…
С тех пор, как ей разрешили выходить за ограду, она прогуляла в своем тупичке несколько таких длинных лет, какие могут быть только в раннем детстве. Других детей здесь не водилось, и она ощущала себя полновластной хозяйкой этих мест. Не только очертания заборов и две дорожные колеи, но и запахи, и звуки, что доносились с разных сторон – все стало раз и навсегда таким привычным, таким единственно возможным…
Солнышко было часами и главным дирижером жизни вокруг. Оно поднималось с самой неизвестной и загадочной стороны: оттуда никто не приходил в гости к бабушке, там не громыхал трамвай, не было магазина. Ветер дул оттуда редко, но, если уж подул, не жди ничего хорошего – станет холодно. Неправильная сторона.
Но солнце почему-то выбрало вставать именно там. И оно обращало все в огромный циферблат, посреди которого и жила Таня. Тени были его часами и стрелками. Когда тень от бабушкиного дома дотягивалась до угольной стайки, приходила с работы мама. А когда солнышко заглядывало на крылечко – наступало время готовить ужин. Порядку этих часов изо дня в день подчинялись и некоторые звуки. Например, пронзительный визг бензопилы с улицы за дальним концом огорода начинался вместе с игрой утренних лучей в цветнике. А грохот ведер и шум воды со всех сторон раздавался, когда тени от яблоней наползали на соседский огород. Другие звуки вроде бы тоже подчинялись раз и навсегда установленному порядку, но не строго. Например, соседские собаки явно предпочитали побрехать в вечерних сумерках. Но иногда они, если находилось о чем полаять, начинали перегавкиваться и среди бела дня.
Жизнь людей из соседних домов была полна тайн. Взять хотя бы то, когда они уходили и возвращались с работы. Это не поддавалось пониманию маленькой Тани. Ладно еще те из них, кто возвращался гораздо позже ее матери – они хотя бы приходили в одно и то же время. Но что делать с другими – они махали Тане, уходя вечером, а возвращались утром. В основном мужики… Бабушка объяснила ей, что они работают на шахте в ночную смену. Мужчин в их доме не было и на производстве никто не работал…
Самой красивой была северная сторона. Там открывался чудесный, захватывающий вид. Тот, кто построил их дом, очевидно, думал так же: весь участок был словно развернут к этому виду. Через улицу на север склон большого холма резко сбегал вниз, ведя в широкий и довольно живописный лог, из глубины которого взмывал подъем следующего холма, большую часть дня залитый солнцем. Дома на той стороне выглядели игрушечными, их крыши теснились вдаль – туда, где в мутной дымке угадывались терриконы.
Когда Тане исполнилось шесть лет, границы ее мира расширились с новыми поручениями и жизнь вышагнула из проулка: сначала до мусорных контейнеров на полпути к магазину, так называемой помойки, а потом уже и до самого магазина у дороги. Все четыре стороны света лежали перед Таней. Надо ли говорить, что пошла она на север. Всего лишь через улицу вниз быстро нашлись друзья – девчонки и мальчишки, что играли там. Они приняли ее в свою компанию, и ее детское уединение закончилось.
В дождливую погоду солнечные часы не работали. И это делало такие дни волшебными. Время путало и замедляло свой ход. Бывало, что, проспав все утренние дела, солнце выныривало к обеду, разгоняя облака, словно пытаясь наверстать упущенное.
Таня улыбнулась: ощущения от дождливой погоды остались теми же, что и в детстве. Дойдя до конца проулка, в глубине открытого гаража она увидела Сашу. Он махнул ей, приглашая зайти:
– Дождь же.
– Ну и что? – она не спешила снимать капюшон.
Он молчал. Таня заметила:
– Ты занят.
– Нет. Подожди. Пойдешь, когда кончится дождь.
– Подумаешь, дождь!
Он знал ее достаточно, чтобы понять: вышла она просто так.
Таня же подумала, что их вечно открытый гараж, этот парень, его братья – часть картинки, которую она видела каждый день. Она засмеялась. Саша посмотрел вопросительно.
– Сколько себя помню, ты всегда здесь… Однажды вы играли в футбол, – Таня махнула рукой в сторону, где улица расширялась, образуя небольшую площадку. – Ты был самым маленьким. Я сидела вон там и смотрела, как вы играете. Замерзла вся, но не уходила. А потом сбегала домой и надела колготки и кофту. И так хорошо было…
– Что, футбол?
– Нет. Колготки и кофта. Человеку для счастья немного надо! – Таня снова засмеялась.
Саша отвернулся, пряча улыбку.
– Это кто тут ржет? – щуплый парнишка заглянул в гараж со двора. – Ну-ну…
– Мой брат. – Саша закрыл дверь во двор.
– Знаю, Ванька.
Саша подумал, что она сейчас уйдет и ему этого не хочется.
– Ты никогда не была с нами…
Она задумалась. Это выглядело бы странно: в их компании девчонки не водились.
– Потому что ты живешь в неправильной стороне! – заявила Таня.
– Как это?
– Так это.
Он вытер руки. Мотнул головой, приглашая пройти. Она сняла капюшон и направилась следом. Часто в дождливые дни родители друзей пускали их шумную компанию на веранды, в летние кухни, в цокольные этажи, которых в домах по этим крутым склонам было немало. Саша толкнул дверь, ведущую из гаража во двор. Там под навесом штабелями были сложены доски. Он устроился на них с ногами, и Таня нерешительно опустилась рядом. Саша сидел молча. Это оказалось легко – молчать с ней.
«Почему я здесь?» – подумала Таня. И вспомнила, как он подошел, когда она сидела на лавочке в своих невеселых раздумьях. Мысли сами собой соскользнули в грустную сторону. Настигнутая знакомыми чувствами, она замерла, глядя в одну точку.
Такое выражение ее лица не было Саше внове. Оно возникало у нее только в минуты одиночества. С друзьями – никогда.
Таня перевела взгляд на Сашу, навес, доски. В ведро, подставленное под слив с крыши, текла вода. «Это то, что есть на самом деле», – подумала она. Зазор между воображаемым миром, куда она пряталась, и реальностью пугал больше всего на свете. «Есть только то, что окружает меня сейчас, и больше ничего, ничего. Только такой, единственный вариант». Этот момент осознания был как всегда ужасен. Ни рассказать, ни объяснить это кому-то она не стала бы и пытаться. В такие моменты Таня всегда старалась переключиться на что-то другое. Быстро, насколько возможно. Саша продолжал молчать. И она спросила:
– Ты знаешь Инку?
– Конечно. Я их всех знаю, мы учимся в одной школе.
– Никогда не видела тебя с ними вместе.
Саша пожал плечами. Он был старше их компании всего на год или два. Но представить себя проводящим время так же, как они, для него было невозможно.
– Что у тебя в голове? – спросил он и смутился.
И она вдруг почувствовала свою власть над ним.
– У меня? У меня – ум. А еще мусор всякий. Белиберда, – Таня расхохоталась, а Саша недоверчиво улыбнулся.
– Слушай, ты когда-нибудь врешь? – вдруг спросила она в лоб.
– Да, – ответил он просто.
– Ого!
– Чего «ого»?
– Откровенно.
– Все врут.
– Ну и зачем?
– А вот ты зачем?
Таня так и замерла. Ее тонкие пальцы сжали край доски, а глаза… как они смотрели… В это невозможно было поверить. И Саша не поверил, оставшись в неведении о впечатлении, которое произвел.
– Я сочиняю. Почему? Не знаю. Хочется.
– Чего хочется?
– Ну, – протянула она уклончиво, – интересно…