скачать книгу бесплатно
У коменданта как военного человека были свои соображения по поводу ошибочности в выборе места под будущий филиал. Но в конечном итоге они совпадали с моими. И я считал, что одноэтажный невзрачного вида приземистый дом, по всему периметру окруженный окопами, никак не подходил для размещения в нем банка.
Не солоно хлебавши мы пошли обратно к машине той же узкой дорожкой, покрытой тонким слоем щебня. По грубым неотесанным доскам, наспех перекинутым через окопы, перебрались поближе к выходу со двора комендатуры. С любопытством смотрели нам вслед солдаты срочной службы, утонувшие во весь рост в глубине траншеи. Глаза у всех были красные от хронического недосыпа, на грязных изможденных лицах – следы чрезмерной усталости. Война в моем сознании становилась все ближе и явственней.
Александр Николаевич не мог скрыть своего глубокого разочарования от встречи с комендантом. Правда, огорчил его прежде никто иной, как замминистра, своим волевым решением спутавший первоначальные планы по поводу выбора места для открытия филиала. Согласно им, он должен был располагаться между Моздоком и Грозным в спокойной станице Знаменская. Но не устраивало это Страшко, предпочитавшего непосредственно из столицы Чечни управлять процессами налаживания в ней мирной жизни. Всем своим видом Новосельцев показывал, что ему до чертиков надоело пребывание в Чечне, страстно хотелось закончить тяжкую миссию и уехать в Москву с ее спокойной и привилегированной жизнью вице-президента солидного столичного банка.
Извечный вопрос «что делать?» читался на беспокойном лице Александра Николаевича настолько отчетливо, что я был вынужден обратиться к нему с инициативой.
– Надо выходить на местное гражданское население, – начал я, с трудом преодолевая сомнения в полезности моих предложений. – Думаю, что мне удастся отыскать знакомых по ленинградскому университету, в котором мне довелось учиться. Уверен, что они не с боевиками.
Вице-президент банка вопреки моим ожиданиям заметно оживился.
– Булат, – обратился он ко мне пылко и страстно, – прошу тебя: постарайся открыть этот чертов филиал. Он нам нужен позарез. Кандидатура на должность управляющего у нас уже есть. Вместе с ним подберешь персонал из местных кадров. Как только начнете работу, сразу же вернешься домой.
– Мы формируем группу для отправки в Германию на учебу современному банковскому делу. Ты в списке первый. – Продолжал он выстраивать в ряд аргументы, которые, на его взгляд, могли развеять любые мои сомнения.
– И сына твоего отправим в Израиль, чтобы вылечить от аллергии, – завершил он страстную речь железным для любящего отца доводом.
А мне было досадно, что меня уговаривают. Ведь решение уже принято и менять его из-за непредвиденных обстоятельств считал для себя постыдным. Затем досада сменилась чувством неловкости. Вдруг отчетливо понял, что все обещания вице-президента для пущей важности и по необходимости, и вряд ли они будут выполнены. За короткий период работы в филиале у меня возникли подозрения в том, что финансовые возможности головного предприятия оставляют желать лучшего. Скорее всего, статус уполномоченного по восстановлению экономической и социальной сфер Чеченской Республики был единственным шансом вернуть банку былое благополучие.
III
Володя как в воду глядел на счет двух смертей, которым не бывать. Она, одна единственная, настигла его там, где это не должно было случиться. Через неделю после нашей первой встречи, как обычно, рано утром он вышел во двор гостиницы, направился в сторону своей машины, припаркованной недалеко от плаца, на котором не спеша строились в ряды полусонные солдаты срочной службы. Открыл дверь автомобиля, и… раздался выстрел. Не выспавшийся восемнадцатилетний пацан, забыл поставить оружие на предохранитель, как это часто бывает с новичками, и автоматически без всякой на то причины взял и нажал на спусковой крючок.
«Трагическая случайность», – такой вывод был сделан командирами. Таким было объяснение жене и родственникам капитана тех, кто привез его в цинковом гробу на родину, чтобы предать тело земле.
Но все случайное закономерно. Закономерно, что солдат оказался необученным или недоученным, – российская армия переживала тогда не лучшие времена. Закономерно, что в одном из мест дислокации федеральных войск, где чаще всего находился Володя в своей длительной командировке, должно было быть много недоучек из новых призывов. Но почему Володя? Таких, как он, действующих сотрудников милиции из регионов России, в аэропорту «Северный» всегда было много. И как раз ему, приписанному к штабу и не имевшему никаких прямых дел с молодым пополнением, меньше всех было дано угодить под случайную пулю.
Все-таки в этой трагедии обнаруживалось нечто необъяснимое, недосягаемое для ума человеческого.
А в тот третий день нашего пребывания в Грозном Володя привез нас к МВД Чечни, под которое было отведено одно из немногих чудом уцелевших зданий. По другую сторону улицы шли работы по приведению в порядок еще одного неразрушенного прямым попаданием снарядов и авиабомб корпуса, который облюбовало Временное территориальное управление Чеченской Республики. Неподалеку присмотрела для себя дом и Федеральная Служба Безопасности. Было удивительно, что маленький пятачок в центре Грозного на улице Красных фронтовиков практически не пострадал от бомбежек и артобстрелов. Конечно, в сравнении с другими районами чеченской столицы. Стены сохранившихся зданий так называемой сталинской архитектуры были покрыты глубокими трещинами, в отдельных местах виднелись крупные пробоины. Израненные, тем не менее, они стояли твердо и непоколебимо, будто могучие деревья после разгула природной стихии, спасшиеся крепкими и глубокими корнями.
Мы вышли из машины. Все вокруг было покрыто толстым слоем густой серой строительной пыли, от которой в условиях быстро наступившей жары смердело, как смердит в обыденной жизни от мусорной свалки с захороненными в ней дохлыми кошками. Внимание Александра Николаевича привлекли денежные купюры советского образца, в невероятно большом количестве разбросанные по земле. Банкноты по десять, двадцать пять рублей, реже по пятьдесят, в некоторых местах лежали чуть ли не кучами. Новосельцев нахмурился, от чего его густые черные брови стали еще гуще.
– Да, – произнес он сквозь стянувшиеся в тонкие нитки губы, – чеченские авизо нанесли большой ущерб государству.
– Это следы другой финансовой аферы – павловской денежной реформы, – возразил я.
Александр Николаевич впал в еще большее негодование: мол, он знает, что означают валявшиеся под ногами вожделенные некогда купюры, но ему непонятно, почему денег советских, подлежащих обмену, оказалось так много именно в Чечне.
Меня же сей криминальный, по мнению вице-президента банка, феномен нисколько не волновал. Наоборот, его неподдельные переживания по поводу событий давно минувших дней вызвали улыбку.
– Тебе смешно? – упрекнул он.
– Нет. Просто вспомнил кое-что.
– Что? – сухо спросил Новосельцев.
А мне действительно вспомнился рассказ земляка – милиционера, которому по воле случая было суждено принимать участие в оперативных мероприятиях по многочисленным эпизодам афер с фальшивыми авизо. Его и поведал Александру Николаевичу…
В разгар кампании по масштабному изъятию из банков денег по подложным документам некто из высокогорного чеченского аула оказался среди тех, кто открыто хвастал барышами, нежданно и легко свалившимися на голову. Недолго думая, он забрал все сбережения родителей и отправился в первый российский город, куда продали билет. Там зашел в банк и предложил его главе отправить в Грозный деньги за половину суммы.
– Ты только перегони, а я, матерью клянусь, верну твоё до копейки. – В глазах страсть и показная честность.
– Куда перегнать-то? – включился в игру банкир.
– К нам домой.
– На деревню к дедушке, что ли?
– Дедушке не надо. Не поймет, ругаться будет, – возразил новоявленный коммерсант. Потом немного подумав, привел более весомый аргумент.
– Не отдаст тебе половину.
– На чье имя? На какой счет? – продолжал расспрашивать банкир.
– Ты же лучше знаешь, сам придумай, – взмолился парень.
И он придумал. Усыпив бдительность чересчур наивного джигита, вызвал милицию.
Чеченца под белые ручки отвели в отделение и приступили к допросу. Но тот никак не мог понять, в чем его обвиняют.
– У нас в Грозном уже целая улица построена на такие деньги. Я тоже хочу дом, машину, – возмущался он.
Тут всех присутствующих в отделении одновременно посетила одна и та же мысль: а может, джигит ненормальный? Отправив его в камеру для предварительного заключения, милиционеры послали запрос по месту жительства. Через несколько дней из Чечни пришла справка из психоневрологического диспансера, свидетельствующая, что несостоявшийся коммерсант является клиентом заведения, в которое его периодически помещают в период обострения. Одним словом, на родине парня правоохранители быстро смекнули в чем дело и предложили родственникам купить для него липовую справку.
Рассказ мой рассмешил вице-президента. Он смеялся от души.
– А улицу, которая была построена на деньги, полученные по фальшивым авизо, в народе так и прозвали – «Воздушная». – Завершил я вполне правдоподобную историю под хохот Александра Николаевича.
В здании МВД шел ремонт, потому разговор с Шарани Цальцаевым, начальником финансовой части, у нас состоялся во дворе.
– Думаю, единственное, что возможно найти сегодня в разрушенном городе, – это мало-мальски уцелевшая квартира на первом этаже. – Высказал начфин авторитетное мнение, и тут же добавил. – Если, конечно, ее можно приспособить под банк.
– Конечно, можно, – обрадовался вице-президент.
Я же быстро сообразил, что в здании комендатуры в случае положительного решения больше двух комнат нам не предложили бы ни за что. А тут целая квартира!
Переночевав в последний раз в гостинице аэропорта, утром на первой попавшейся попутной машине мы без приключений добрались до МВД. Начфин к этому времени уже успел провести переговоры с хозяином помещений, где мне предстояло приступить к созданию нечто похожего на банк. Озвучил условия аренды, которые показались мне более чем привлекательными. Согласно им, арендатору следовало всего лишь отремонтировать квартиру. И никакой арендной платы в течение всего периода работы.
Но чувство удовлетворения от выгодности сделки быстро улетучилось после беглого осмотра комнат. Хотя здание, расположенное рядом с Временным территориальным управлением ЧР, в целом не пострадало от бомбежек, – не было прямого попадания, – и снаружи имело вполне приличный вид, внутри его передо мной предстала совсем иная картина. Понятно, что стекол на окнах не было. Но почти полностью отсутствовала на стенах и потолках штукатурка. Она обрушилась от детонации, обнажив дранку, набитую на деревянные конструкции. То тут, то там валялись кучами стреляные гильзы, пустые автоматные рожки – свидетельство недавних жарких боев за Грозный.
– Это надо убрать, – распорядился Шарани, указывая на пустые обоймы. – Солдаты разбираться не станут, не задумываясь, поставят к стенке и расстреляют.
Начфин знал, что говорил. С наступлением относительного затишья на улицах Грозного он рискнул приехать в город из села, где прятал свою семью. И сразу же наткнулся на патруль. Нисколько не сомневаясь, что перед ними стоит враг, солдаты в количестве трех человек поставили его к стенке полуразрушенного здания и были уже готовы расстрелять без суда и следствия, как откуда ни возьмись, появился офицер и прекратил экзекуцию. Тщательно изучив удостоверение полковника милиции, он отпустил его, посоветовав не шляться по улицам Грозного и не вводить в искушение военных, озлобленных ожесточенным сопротивлением боевиков.
Зашел в квартиру заместитель начфина.
– Борис Боков, – представился он.
Не думал-не гадал, что так просто и скоро доведется познакомиться с человеком со знакомой мне фамилией.
– Твой брат случайно не учился в Ленинграде в ингушской театральной студии? – поспешил с вопросом. – Он и его сокурсники часто заходили к нам в общежитие проведать своих земляков из Чечено-Ингушетии.
Широкая улыбка расплылась по бледно-желтому лицу заместителя начальника финансовой службы. Расправив рыжие пропитанные никотином усы, утвердительно кивнул головой, давая понять, что он очень даже хорошо знает того, о ком идет речь.
– Но он не родной брат, – внес он малозначительную для меня поправку. – Родной брат не учился в Ленинграде. Обучение в ингушской театральной студии проходил Руслан, двоюродный брат.
– Да припоминаю ребят – будущих артистов театра, – обрадовался я. – Был среди них некто Ислам. Гитарист, балагур, он чаще всех бывал у нас.
– Ислам погиб во время одного из антирусских митингов. Угодил под шальную пулю кого-то из чересчур эмоциональных участников, в экстазе, открывшем огонь из автомата.
Наш разговор, неожиданно перестроившийся на грустную волну, был прерван визитом соседки по лестничной площадке. Она зашла на шум, раздававшийся из полуоткрытых дверей. Из ее рассказа мы узнали, что она никуда не уехала с началом в Грозном боевых действий, потому что некуда было бежать. Вместе с мужем пережила штурм города в подвале.
– Что же они наделали?! – перешла она к тому, что ее больше всего задело за живое. – Говорю им: «Я же русская!». А они в ответ: «Какая ты русская? С чучмеками жила, значит, такая, как и они». И автоматной очередью по телевизору, холодильнику, мебели. Мы их так ждали, так ждали во время дудаевского беспредела, но они пришли и такое натворили, что лучше бы вообще не приходили.
Александр Николаевич молча наблюдал за суетой чужих ему людей, до конца не веря, что может получиться что-нибудь путное из затеи, спонтанно родившейся в голове подчиненного. Но был доволен наличием хотя бы такого результата. Доволен настолько, что решился озвучить то, что ему показалось вполне своевременным.
– Мне надо в Москву. Как теперь выбраться отсюда? – обратился он ко всем присутствующим в большой комнате, которая без мебели и при наличии высокого потолка казалась мне очень даже просторной и вполне пригодной для размещения в ней операционного зала.
– Страшко, по-видимому, уже улетел, – продолжал размышлять вслух вице-президент. – У кого просить помощи? Разве что у коменданта города.
– Это только завтра. Сегодня вы наши гости, – объявил Шарани, особо не вникая в переживания москвича.
– Не до веселья нам. «Мне домой надо», – уже более уверенным тоном произнес Александр Николаевич.
Уверенности придал своему голосу и начфин: «Решение принято, и обсуждению не подлежит».
Но сам он в вечеринке, посвященной банкирам, участвовать не стал. Мы оказались всецело во власти Бориса Бокова, который привел нас к полуразрушенному многоэтажному жилому дому. Поднялись на седьмой этаж, почти прижимаясь к стене в местах, где лестничные пролеты свисали вниз бетонной трухой. Зашли в квартиру, которая выглядела на удивление прилично. Усилиями новых жильцов на стены были поклеены бумажные обои, а в окна вставлены стекла. Мебель в зале, где был накрыт стол, была собрана из уцелевших частей дорогих гарнитуров.
Нас радушно встретили до зубов вооруженные милиционеры, а также женщины финансовой части МВД Чечни.
К двенадцати часам ночи было выпито все, что стояло на освещенном свечками столе. Как всегда, не хватило. Александр Николаевич вытащил портмоне: «Найдите еще водки». Бойсар, так звали одного из служивых министерства внутренних дел, вызвался решить проблему. И, несмотря на сомнения жаждущих, которые не были высказаны вслух, но легко читались на лицах, он справился с непосильной задачей. Буквально через час он ввалился в квартиру с огромным баулом, в котором весело звенели бутылки с суррогатным пойлом. Но я уже был не в силах не только пить, но даже видеть, как это делают другие.
Утром в аэропорт «Северный» нас отвез на своей машине Шарани. Именно там тогда находилась комендатура Грозного. Комендант встретил нас приветливо, но выполнить просьбу, которая заключалась в том, чтобы доставить нас в Моздок, отказался.
– Поймите меня правильно, не хочу отвечать за вас. Нисколько не исключаю, что машину могут подбить из гранатомета где-нибудь на выезде из города. Погибнете не только вы, но и бойцы сопровождения.
Мы вышли из кабинета в полном неведении, что еще можно предпринять, чтобы выбраться из воюющей Чечни. Страшко улетел, Шарани уехал, высадив нас в аэропорту. Даже комендант отказался выполнить, как мне казалось, пустяковую для его должности просьбу. Наверняка, ему уже успели доложить о наших с Новосельцевым контактах с местными, что не могло ему понравиться. Слишком свежи были воспоминания о больших потерях федералов при танковом штурме чеченской столицы.
Лично я не видел никакой зацепки, которая могла бы дать хотя бы смутную надежду на выход из создавшегося положения. Стал подумывать о том, чтобы найти способ вернуться обратно в Грозный, где можно переночевать в пустой квартире, ключи от которой лежали у меня в кармане.
Александр Николаевич, завидев кого-то из окружения Страшко, поспешил к нему. Скорее всего, чтобы попросить о помощи. Я же, прекрасно понимая, что от меня в этой ситуации толку никакого, покинул здание, будучи абсолютно уверенным, что и вице-президенту не подвигнуть знакомого ему офицера на то, на что не решился сам комендант города.
Я тихо смолил сигарету, уставившись в огромных размеров палатку, предназначение которой было очевидно по красным крестам на белых полотнах, прикрепленных к брезенту. Из нее вышла на перекур группа офицеров в белых халатах, надетых поверх военных форм. Из обрывков фраз, доносившихся до меня, понял, что они ждут борт для перевозки раненых в Моздок. Выбросив недокуренную сигарету, подошел к ним.
– Товарищ майор, помогите выбраться отсюда, – напрямую без предварительных любезностей обратился к старшему по званию, не питая особой надежды найти понимание.
– Вы кто? – сердито отреагировал офицер.
– Да вот банк хотим открыть.
Майор усмехнулся.
– А это вы с замминистра прилетели. С удовольствием помог бы, да не могу. Нет места. Даже для сопровождающих. Все отдаем под раненых.
– Да мы, стоя, как-нибудь…
– Ладно, – нехотя согласился он, – только в первый и последний раз.
Подошедший к нам Александр Николаевич, услышав новость, слегка повеселел. Но в целом он выглядел подавленным. Очевидно, переживал не самые легкие дни в своей жизни. А до меня запоздало дошло, что весь вчерашний вечер и всю ночь вице-президент старался обильным потреблением спиртного заглушить мучавшие его вполне закономерные страхи. Он не мог не бояться незнакомых ему вооруженных людей в милицейской форме, которые были отнюдь не славянской внешности. Не мог не страшить его и сам факт пребывания в зоне боевых действий. В общем, не было ничего удивительного в том, что он встретил утро не в самом лучшем состоянии.
Транспортный вертолет быстро загружался ранеными. Их укладывали на полу, оставляя узкий проход посередине. Все они, как нам сказали, были из милиции, большинство – представители московского ОМОНа. Гражданской была только маленькая девочка, которую после проведения зачистки села от бандитов, нашли в разрушенном доме. Единственная из оставшихся в живых из всех его обитателей, она лежала на полу на носилках без сознания, с ног до головы обвитая бинтами, сквозь которые обильно просачивалась кровь.
Мы прошли по узкому проходу до самой кабины пилотов. Для Александра Николаевича нашлось сидячее место. Любезно предоставил его сопровождавший раненых сердобольный капитан. Я же пристроился у двери – слева по борту, где надеялся, прислонившись к ней, найти более или менее устойчивую позу при полете. Но пилот не обрадовал. Выглянув из кабины, предупредил обыденно и просто: «Осторожней там с ручкой двери. Не нажми на нее ненароком. А то в прошлый раз она распахнулась, и несколько человек выдуло за борт».
Пообещал, что не буду трогать ее ни при каких обстоятельствах, хотя не обнаружил вблизи от себя ничего другого, за что можно было бы взяться, чтобы не упасть на раненых в случае потери равновесия.
Летели на бреющем полете. Передняя дверь по правому борту рядом с кабиной была открыта, и у нее сидел солдат, направив вниз ствол ручного пулемета.
– С ручкой осторожней, – услышал стон под ногами. Лежавший у моих ног с закрытыми глазами милиционер открыл их, чтобы вновь напомнить мне про предупреждение пилота. Кивком головы дал ему понять, что все будет нормально, хотя стоять, согнувшись в три погибели, со временем стало не так легко. Но, несмотря на все неудобства перелета, мне показалось, что в Моздок мы добрались гораздо быстрее, чем из него в аэропорт «Северный». Может, потому что летели низко над землей, чуть ли не задевая столбы линий электропередач. Полет в Грозный, напротив, проходил высоко под облаками. Вспомнил, как во время застолья, организованного в честь заместителя министра внутренних дел, группа из высшего офицерского состава бурно обсуждала происшествие, которое случилось с ними во время приземления. Настолько бурно, что обратил на них внимание и Страшко.
– Что там у вас? – спросил он.
– Вертолет- то, на котором мы с вами летели, оказывается, обстреляли при посадке. Пробоину обнаружили техники рядом с его сиденьем, – ответил один из старших офицеров, взглядом указав на сослуживца.
– А-а, – безразлично выдавил из себя замминистра и внимательно посмотрел на счастливчика. Тот поспешил с оправданием.
– Ничего страшного со мной все равно не случилось бы. Я под себя папку с документами положил.
На лице офицера появилась улыбка, зазывающая участников застолья к звонкому смеху над удачной шуткой. Но никто не засмеялся, и она быстро сошла с его лица.
В военном аэропорту Моздока попросил капитана, сопровождавшего груз 300, помочь мне воспользоваться телефоном, чтобы позвонить на работу и вызвать машину.
– Как же так… Столько раненых. Как могло такое случиться? – посочувствовал по пути к комендатуре.
– Пусть скажут спасибо, что остались в живых, – зло огрызнулся он. – Говорил же им, не увлекайтесь. Нет же, напились… Потом на подвиги потянуло. Вот и всыпали им по первое число. А, может, и не всыпали, может, сами друг друга и перестреляли. Мы прибыли к роднику, где они затеяли пьянку, но ни одного боевика не обнаружили.
Но версию для начальства капитан придумал совсем другую.
– Приняли бой с превосходящими силами противника. Трое убитых боевиков. С нашей стороны потерь нет. Много раненых.
Удивленно посмотрел на капитана, а тот и глазом не моргнул. Отвернулся от меня, чтобы по-военному поставленным голосом ответить в трубку: «Слушаюсь, товарищ полковник. Всех уже разместили в госпитале».
IV
Дома я был всего несколько дней. Проводив вице-президента в Москву и разобравшись с текущими делами на работе, на служебной «Волге» отправился в Грозный. Конечно, по федеральной трассе Ростов – Баку, единственно известному мне маршруту. Правильно делаю или поступаю слишком опрометчиво, – не знал. Но никто помощи не предложил, да и спросить было не у кого. Тревожность в душе усилилась, как только покинули пределы Ингушетии. Оживленная после назрановского поворота дорога оказалась вдруг непривычно пустой: ни одной машины – ни встречной, ни обгоняющей нас. Водитель испуганно смотрел по сторонам, заставляя и меня беспокойно вслушиваться в монотонный гул двигателя, ни разу почти до самого Грозного не влившегося в привычную какофонию дорожного шума. Что-то зловещее виделось в пустоте участка федеральной трассы и абсолютном безлюдье по обеим сторонам ее.
Но, слава Богу, ничего страшного с нами не произошло, и мы благополучно добрались до чеченской столицы. Водитель, выгрузив мой нехитрый скарб, стал проситься в обратную дорогу. Был вынужден отпустить, так как будучи готовым к любым бытовым неудобствам, не рискнул предложить их человеку пожилого возраста. Но строго наказал, что через неделю он непременно должен приехать за мной, так как другого варианта вернуться домой у меня не было.
