Психокосмология

И теперь попробуем раздвинуть рамки условности правил Земли. На Земле у меня был муж. Эта сущность по возрасту относится к тем, которые вот тем малым светятся из Космоса. И я не говорю, что только две эти разновидности. Я просто эти две разновидности взяла для того, чтобы потом легче было примеры писать. Встреча с этим человеком – это обман (в человеческом языке слов нет совсем) тем малым свечением, которое за счет погружения меня в мое вызвало у меня ощущение того, что вот это малое – это только та малая часть, которую я увидела там; там еще бездонное количество того большого.

Этот человек был рожден с определенными охранными функциями по отношению ко мне. Да, конечно, это обман только в тех искусственных представлениях, человеческих правилах, которые созданы на Земле, дабы возникла семья, родились дети. Семья просуществовала столько времени, пока я не обследовала отдельные объемы пространства, не утвердилась там. Охранные функции им были все выполнены по отдельным функциям. Например, вдруг открылось ясновидение. Это ясновидение дано для изучения одного пространства, еще какие-то функции и еще какие-то. И вот обследование разных объемов, где я же живу и жила, фактически, это воспоминание своих объемов. А когда я делала экскурсии по всем своим объемам, этот человек выполнял охранные функции по сохранению меня, как человека. Когда эти все объемы были пройдены, экскурсия была закончена. У сущностей, выполняющих охранные функции, очень развита интуиция. Они должны быть, действительно, всегда начеку и всегда чувствовать всё.

Еще до того момента, когда подойдет предел выполнения функций, сущность интуитивно начинает понимать, что они заканчиваются. И она начинает любыми способами, которые у нее под руками, цепляться, чтобы ее просто не отстранили после того, когда ее функции заканчиваются. И даже два года мы с ним в разводе, но, цепляясь за такие понимания, как слова: «Находится в незрелом человеческом возрасте, поэтому он что-то мне может недодать или еще что-то, что-то у нас тут не так, это не так», – цепляясь за это, сущность еще некоторое время продолжает сохранять (как мы искусственно на работе создаем себе работу, так и здесь) эти свои функции. Мало того, при самолюбивом, гордом, заносчивом характере он, не глядя ни на кого – что, кто скажет, на те искусственные правила проживания, – находится в таких с нами отношениях, в каких он находился. А это значит, что в это время в его рюкзак понимания закладывались раскрытые вновь им пространства. Он даже, может, сознанием не осознавал, что он понимает в это время. Он делал, функции делал и думал, что это тоже охранные определенные функции, что надо с ними общаться именно так, хотя бы, чтобы сохранить такие отношения. А фактически он закладывал в багаж новые объемы понимания, не расшифровывая их.

Случилась смерть папы, и несколько дней мы были все вместе. И взгляд его со стороны не мог ему не показать, что охранять уже нечего. Охраняют уже другие или, если не охраняют, то делают другие функции, в которых функции охраны впрыснуты просто. И сущность получила от Себя свое же подтверждение, что функция ее закончилась. Он начинает выдумывать сразу же себе искусственные цели другие и цепляться за другие сущности, за другие личности, за других людей: «Я в эту игру уже закончил играть. Я, наверно, здесь поиграю», – и как бы включаться в другую игру. Но это бесполезно. Дальше наступает та черта, перелетев за которую (через несколько часов, может быть, потому что я встретилась через несколько часов с телом в морге), сущность уже все понимает. Дальше происходит, как бы раскрытие парашюта – тот «рюкзак понимания», который он себе собрал и не расшифровал, как конденсатор разряжается, так и понимание разряжалось. Там же, за этой чертой (необязательно те, которые здесь, не могут тем языком общаться до черты, мне достаточно здесь этого) те, которые этого здесь не могут, там осознают. Вот хлопок – секунда! – и я не знаю, насколько хватит текста понимания, за эту секунду высказанного.

Когда я пришла к нему в морг, я сказала, что я ему простила всё. И если есть ему, что простить, пусть он простит. Вот не всегда хватает простых человеческих слов, но было сказано следующее: «Я всё понял. Всё, что вы мне говорили раньше, и я как бы слышал и не слышал, я это понял». Я все равно не найду те слова, чтобы писать, и искусственно не хочу их описывать. Почти все, что было сказано мною в лекциях, что мы называли лекциями, им понято и понято больше. А этого уже достаточно для того, чтобы находиться в других объемах понимания. Кроме того, сущность, перешедшая через эту черту, действительно, находится в свободном состоянии. Она, куда хочет, проникает, что хочет (не в человеческом понимании, конечно), то может делать.

У него появилась сразу возможность находиться у нас, сколько хочешь (на человеческий язык перехожу), в наших помещениях. Касаться того, кого он хочет касаться; говорить с тем, с кем он хочет говорить. В первый же день я поняла, что все это, действительно, так, когда почувствовала, что он, как котенок, касается ног. А затем, погладив меня по спине, сказал: «Можно, я к тебе прилипну?». Я, как человек, испугавшись, говорю: «Ну, что, сохраняя искусственное понимание, что такое семья, многое же куда можно определить». Тогда он сказал одной заумной для нормальных людей фразой: «Космос велик и обширен, но в нем тесно, потому что он внутри нас», – и все стало понятно (я совсем по-другому это все рассказываю, не как хотела).

Когда его тело в гробу находилось уже в комнате, он вступил в разговор со Славой. Но с ним он общался больше, как личность, но с пониманием, как сущность. Он ему сказал, что нельзя усыновлять детей. Тот, кто у них отец, он у них отец всегда и будет, если, конечно, их не предаст. Я это не буду расшифровывать, но «то, что вы мне долго говорили, а я не слышал, я это все понял и осознал. Я это теперь понимаю». И дальше шли наказы по поводу его матери. Что интересно, на следующий день мать ночевала здесь, и он ушел отсюда сразу. Почему? – над этим надо еще думать.

Я понимаю, что дальше не буду так четко поминутно замечать, когда он здесь, когда он не здесь. У меня не будет необходимости это делать. Это можно сравнить, как я раньше лечила людей и замечала, где, что там двигается, а сейчас я брошу взгляд – и мне этого достаточно, всё концентрированно происходит. Так и дальше будет. Но сейчас, пока я не забыла, чего бы мне хотелось донести – это понимание, что два этих года он все равно был (человеческим языком можно сказать) только мой. А фактически надо просто понимать, если живет сущность с малым возрастом и сущность с пожилым возрастом, значит, у той сущности, с малым возрастом, насколько ее возраст (до примитива просто объясню) меньше, чем возраст у этой сущности, настолько и функций у нее меньше. А поэтому и обслуживать эти функции… количество сущностей возле нее меньше во столько же раз. Есть сущности, которые только родились (в плане опять не личностном, а сущностном я говорю). Если они только родились, у них всего несколько функций – покушать, попить или еще что-то – что им достаточно? Если она женщина, то найти мужа, который будет обеспечивать, приносить ей зарплату. И всё. Больше ей ничего не нужно, фактически. Он ее вывезет куда-нибудь, покажет или еще что-то сделает. А теперь сущность с возрастом во много крат старше, чем эта сущность, сравним. Для нее все перечисленные понятия у той сущности – это лишь краткий миг, и то, как бы чешуя на теле рыбы, и то, потому что она в пространстве Земли. И множество других, не из пространства Земли взятых, функций (если можно говорить, не из пространства Земли, всё в одной точке). А поэтому многогранность обслуживания тоже вокруг нее.

И теперь я могу на примере показать двух человек. Вот папа умер, он так и жил один, стремился к нам, сюда. Так и до конца убеждался, убеждался: «Закончены для него функции?». Убедился – и ушел. То же произошло с Сашей.

Если понимание социальных норм (в первом примере) на Земле применимы, потому что игра очень простая идет: обслужить питание, одежду и функции движения тела и не замерзания – там понятие, как «муж», «жена», еще можно применить, эту искусственную штуку. И то надо разбираться. Мы уже говорили об этом не один раз.

Во втором примере, вообще, нет понятия «муж», «сын», «дочь». Они мгновенно теряются. Они рассыпаются. Даже представить по функциональности. А когда представим, сколько функций у сущности с таким возрастом, тогда можно представить, сколько очень плотных увязок с людьми, которые в родственных отношениях совершенно не состоят. И, люди, может быть, никогда и не поймут, что самые кровные увязки у них были совершенно не с сестрой и братом, а вот с этой сущностью, что в человеческом понимании самый родной и самый родственник у них – вот эта сущность. Но иначе не может быть, если написано – многогранность, значит, на каждой грани есть соприкосновение. Если три грани, то три соприкосновения, если их n, стремящихся к бесконечности, то их n, стремящихся к бесконечности.

В одной из фраз Сашиной сказано было: «Я не смог, – как не вытягивал из Космоса то, чем светился, не смог, – смотрите, чтобы это же не произошло со Славой, чтобы он тоже так же не смог».

– Что ты права, – это он не смог?

– Да. Саше также было сказано, что около сорока лет он умрет, он около сорока и умер. Ушел из тела, потому что не смог поменяться в этом теле, поменять функции в этом теле, или родиться, как мы говорили, другим в этом теле. Умереть и родиться в этом теле.

– Я этого объяснить не умею. Человечески не могу…

– Ты смогла сделать. Потому что, сколько я говорю вот сейчас, я все равно говорю не то, что у меня здесь, какой багаж. Меня разрывает, слов нет у меня, а… со Славой мне легко. Он то же самое почти чувствует. Я ему: «Бэ, мэ», – и все понятно, махнула, а тут я не могу.

– У меня было такое ощущение, когда мне сказали, что это есть конец для меня, это было странно. И это меня совершенно выбило из колеи. И потом, я не знаю, какое-то волевое усилие, а, вообще, наверное, даже не воля…

– Там надо не упираться, когда тебя вводят в этот коридор, и все. Но ты это сделала. А он упирался.

Кстати, ты мне сейчас помогла. У Саши… очень серьезное с матерью заболевание. Она бы умерла месяца два назад, мне удалось ее вытащить, но физически. Я понимаю, что это только обезболивание. У нее сейчас находят болезнь крови и подозревают рак. Ей осталось жить мало. Я понимаю, что если она не сможет, мало, а если она сможет, то она проживет до восьмидесяти с лишним лет. У меня сначала было желание броситься к врачу, обследование провести. А потом я взяла книжку «Смерть и после», и я понимаю, что я должна ее донести, но у меня нет таких слов. И я нашла эти слова там. И я посадила ее (девять дней, как сын только умер), и начала ей читать, показывать, что он не умер, он здесь, начните ощущать его. Начните чувствовать его прикосновение. И, что я начала делать? – взяла ее за руку и повела по коридору. И пока она не сопротивляется, если она пойдет, то у нее начнет изменяться кровь. Тело же у нее для одной личности, потом оно видоизменяется. Ты, кстати, уже поизучала.