В ночь на Ивана Купала

Оказавшись без напарника по прыжкам через огонь, он расхаживал, бормотал что-то, посвистывал, словно звал кого-то. Причём из костра.

– Странный он, может, из психушки сбежал? – расплетала и заплетала обратно косу Манюня, устроившись поодаль, возле дерева.

– Да ну тебя. Может, он ролевик. Там где-то реконструкция идёт, а он первый раз в нашем лесу, заплутал, – присела рядом с ней подруга.

– Ну, Ирка, ты, конечно…

– Что?

– Злыдня, – Манюня закинула косу за спину, встала, стряхнула пыль, травинки.

– Я, может, и злыдня, а ты дурында, – ухватила Ирка подругу за подол. – Неужто и правда прыгнешь с чужаком через костёр? А Васька как же?

Манюня посмотрела на друга, влюблённого в неё с детского сада. Но сердцу-то не прикажешь, не видела она в нём возлюбленного.

– Хорошо, я готова, – подошла она к незнакомцу. – Я прыгну с вами, только…

Он склонил голову.

– Вы хоть имя-то скажите, а то… костёр же в эту ночь необычный, судьбы, говорят, сплетает.

– И ты веришь в это? – он взял её ладонь в свою и посмотрел в небесно-голубые глаза.

Она сглотнула комок, взгляд не отвела и прошептала, перебивая еле слышную чечётку зубов:

– Прыгай выше, держи крепче, думай дальше, знай, кто краше.

Васька дёрнулся было остановить милую сердцу, но откуда взялась коряга? Уронила парня к ногам Ирки, а та смотрела на Манюню и удивлялась:

– Откуда она слова такие знает?

Костёр затрещал, искры взметнулись, туманом заволокло поляну, где отдыхали ребята. Васька закашлялся, Ирка тёрла глаза. Пламя разгоралось, поднималось всё выше и выше.

– Чёрт, где вода? Надо тушить, – буркнул Васька. – Манюнь, ты там как?

Ирка побежала за костёр, отгораживаясь рукавом от обжигающего пламени, и вскрикнула.

– Что? Что там? – бросил всё и побежал туда же Васька. – Что с Маней?

Ирка и Васька замерли. На земле, скрючившись, лежала Маня, одежда исчезла, на коже виден пепел, видимо, одежда сгорела, и судя по всему, мгновенно, так как следов ожогов не наблюдалась. А из волос выглядывала…

– Это что, ящерица? – взвизгнула снова Ирка и спряталась за спиной Васьки.

Ирка смотрела на Манюню, на ящерку. А Васька оглядывался по сторонам.

– Ну и куда мужик-то ваш делся? А?

Манюня хлопала ресницами, ничего не понимая, Васька скинул рубаху, прикрыл подругу, скинул ящерицу и не заметил, как та побежала, ловко огибая костёр. и забралась на плечо к Ире, коснулась мочки уха, словно что-то прошептала.

– Ой, ребят. Вы простите меня. Загостилась я, мне пора.

– Куда? – в унисон спросили друзья.

Но Ира не слышала их, хвост тёмный распустила и протянула руку к костру, пламя взметнулось, искрами мужскую руку прорисовало. И… Жар поднялся такой, что Васька с Манюней зажмурились, а когда открыли глаза, на месте костра увидели только ящерку.

– Меня ждут. А вы будьте счастливы! Ваш мир прекрасен, но мой сердцу ближе.

***

Мали и Дин проснулись. Наверное, стук ставни их разбудил или… храп бабули? Она голову опустила, а руки не выпускали спиц.

– Давай подшутим? – предложил брат.

Тихонько высвободился из одеяла, спустился на пол, взял клубок и, распуская нить, принялся наматывать её вокруг стула, по комнате разбрасывал, на картины закидывал. А сестра наблюдала за подрагивающими ресницами бабушки и видела, как губы той зашевелились:

– Сплетай крепко, сцепляй надолго, где бы вы ни были, найдёте друг друга, узнаете, вызволите из беды, если только…

– Апчхи, – Дин выронил клубок, тот укатился под кровать.

– Ах ты, негодник! – бабушка встала с кресла и упала, запутавшись в нитях.

– Нэнэ! – закричала Мали. – Нэнэ, с тобой всё в порядке?

– Открой дверь, – прошептала старуха.

– Зачем?

– Открой, говорю я тебе…

Дети побежали наперегонки и завизжали, запустив в дом стужу и тех, кого так долго ждали.

– Ура! Ура! Мама с папой вернулись!

Старушка перекрестила воссоединившуюся семью, сложила тихонечко клубки со спицами, накинула шубу, укуталась шалью и, не попрощавшись, в ночь вышла. Здесь ей больше делать нечего, её ждут другие селения и детвора, жаждущая услышать легенды и вместе с героями их отправиться в приключения.

Страница автора в ВК

https://vk.com/tvorchectvo_zhannadi

Время выбирать

Настя Жолудь

– Выходи! Выходи! – в голове Юли звучал голос матери.

Юля сидела на полу в темноте, прислонившись к крепкой двери спиной. Тишина вокруг пугала, так не бывает в деревне. Должны быть звуки: хоть звон цепи собаки, скрип ставен, шорох ветра, цвирканье жуков. Но тьма поглотила всё.

– Юлечка, солнышко, выходи! – звала мама. – Иди ко мне, я соскучилась.

Такой родной голос, но такой холодный и неживой. Юля обняла колени и опустила голову между ног, в складки приятного льняного платья, набрала в грудь воздуха и громко выдохнула. За дверью послышались крадущиеся шаги и тревожный шелест листьев.

– Красавица моя, иди ко мне! Будем с тобой вместе, – продолжал мамин голос ещё громче.

Год назад на Купалу мама пропала. Она искала цветок папоротника и не вернулась. Кто-то говорил, что она в болоте сгинула, кто-то – что русалки утопили. Тело не нашли, но Юля верила: мама жива.

– Юлечка, я нашла его. Забирай!

Девушка приподняла голову и обернулась на дверь. Через щёлку снизу бил яркий свет, как от сварочного аппарата. Юля быстро подошла к шкафу и достала свечу. Пламя немного осветило комнату, так что Юля взяла спички на задвижке печки. Шорк! Огня не получилось. Шорк! Снова мимо.

– Хи-хи, – раздался чужой тонкий смех за дверью. – Я иду к тебе, милая! – снова мамин голос.

– Ты не моя мать! – выкрикнула Юля и резко чиркнула в третий раз.

Яркий и тёплый свет показал бледные руки. Раздался приятный уху треск.

– Уф! – выдохнула девушка.

Она взяла свечу и пошла на кухню. Нашла соль, снова громко вздохнула и отёрла слёзы на лице, которые неприятно щекотали нос. Оказывается, что она плакала, сама того не чувствуя.

Юля залезла рукой в большую солонку из бересты, зачерпнула полную ладонь, подбежала к входной двери и пульнула солью. Та как водопад просыпалась и в дом, а с улицы зашипело так, как будто рядом сдувался огромный воздушный шар.

– Ах ты, тварина! Ты моя, – завыло с улицы. – Не уйдёш-ш-шь…

Юля начала обходить дом с солью, посыпая все углы. С улицы слышалось шипение и шаги след в след за ней.

– Моя! Ты моя!

– Не твоя! – крикнула Юля, одним движением открыла окно и высыпала остатки соли на звук чужого скрежета.

Вновь всё затихло. Юля щёлкнула выключателем – света так и не было, взяла телефон в руки:

– Как всегда, забыла зарядить, – сказала она сама себе. – Что за чертовщина вообще происходит?

Юля покопалась в шкафу, нашла ещё свечки и зажгла их. Вдруг ворвались звуки деревни. Где-то лаяла собака, машина проехала за окном, где-то ударилось ведро о колодец. Юля открыла окно и услышала окончание песни:

Купалiнка-купалiнка, цёмная ночка,

Цёмная ночка, а дзе ж твая дочка?

Цёмная ночка, а дзе ж твая дочка?

Добротная бабушка в народном костюме открыла калитку и вошла во двор.

– Юля! А ты де? – голос бабки Таруси. – Чаго закрылася и сьвет не гарыть?

– Бабушка Таруся, – заплакала Юля, перелезла через окно, подбежала и обняла старушку. Руки Юли колотила дрожь.

– А ты чаво-то? – погладила по голове Таруся.

Бабушка взяла руки девушки в свои и удивилась:

– Соль? Заходил кто, что ли? Ой, бяда! – Таруся помахала головой. – Небось мамкой называлась?

Юля закивала и начала вытирать слёзы.

– А что ты робишь? Етая соль все очи выест и не буди ни якой красы! Пойшли со мною!

Юля выскочила за калитку на свет фонарей. Бабка Таруся хлопнула щеколдой и кулаком помахала в темноту двора.

– Я ж тябе покажу, выдра болотная! Будет тябе Купала!

Бабка увела девушку к себе в дом, а со двора донёсся скрежет:

– Моя девка! Моё время!

***

– Дачушка, выпи молочка, – бабка Таруся протянула белую кружку с красным орнаментом. – А ты чаго в обычном платье? Сягодня ж Купальская ночка. Нельга у нас так. От русалья и пришла за тобой!

Юля сделала один глоток и посмотрела внутрь кружки: опухшие глаза в отражении грустно смотрели на неё. Старушка вздохнула и продолжила:

– Что с табой рабить? Яна ж и сюды зараз приде. Мамка ж твоя делов натворила в прошлом году…

Юля поставила кружку на стол и спросила:

– А причём тут мама?

– А вось причём. Она пошла искать тот треклятый цвяток. А его нельзя искать – можно найти случайно. Кто искал и нашёл – не возвращаются. А кто шёл и случайно нашёл, там есть варианты. Мати твоя хотела лучшей жизни для табе. Я ж ей казала, дачушка, не хади, не принесёт табе счастья. Кажный год гине хоть одна деука. Но кто слухае старую Таруську, – бабушка притопнула ногой. – А сейчас русалья след взяла, не отпустит тебя просто так. Мати згинула, и ты тож! Тока если…

Таруся подошла к старому шкафу с красным орнаментом и достала платье с вышивкой, как своё.

– Юлька, дачушка. Вариантев немного. Если сейчас едешь в город – выдра болотная за тобой побежит, конечне. Но машину не догонить. Да и город русалки тярпеть не могут, там своих чудиков хватает. Но тогда возвращаться сюды тебе нельга. Усё. Токи в городе сможешь жить, бо русалья може ждать тебя вечно.

Юля подошла и посмотрела в окно. Тёмный двор маминого дома как раз напротив бабки Таруси. Одна лампочка на столбе около калитки заморгала. На улице звучали песни, смех, иногда лаяли собаки. Лампочка продолжала моргать, как будто завлекая Юлю выйти. Старушка продолжала:

– Или могёшь пайти на луг к молодёжи. Там зараз гулянья. Песни, хороводы, прыжки праз кастёр. Кали ночь выдержишь. Будешь с хлопцами да деуками. Не будешь одна, то русалья перебесится и с первыми петухами отстанет от табе. Тольки платье абярежнае надень. Канешне, один на один с русальей оно не спасёт. Но! – бабка Таруська подняла палец. – Если рядом человек, то ничего не зробить. Зубами тольки постучит.

Юля продолжала смотреть в окно. Мимо пробегали девушки по двое или гурьбой. Никто не ходил один. На секунду Юле показалось, что тёмная рука с перепонками высунулась через просвет между штакетинами забора. Со звонким смехом пробежали три девчонки-подростка. Дорога между дворами снова опустела, начал моргать второй фонарь. Тыц! Тац! Тыц! Тац! Они стали ещё покачиваться, как колокола, хоть на улице было безветренно.

– Ну, что вырашила? – спросила старушка, и Юля подпрыгнула от испуга.

Она взяла платье в руки и осмотрела его. Красивое, с красными узорами: девушка с поднятыми вверх руками, какие-то птицы, завитушки, солнышки. Я положила платье на стул и почувствовала, что руки покалывает и кружится голова.

– Ну, давай! Няма часу, – сказала бабулька и посмотрела в окно.

Один фонарь стал быстро-быстро моргать и погас. Часть дороги погрузилась во тьму. Юля посмотрела на зарядку телефона: тринадцать процентов.

– Ёшкин кот! – ругнулась Юля. – Я как тот витязь на распутье.

– Какой витязь?

– Сказочный. И что делать?

– А ты не думай, делай уж. Я, конешне, крапивой дом обложила – русалья не войдёт. Эт не соль твоя. Но и мы не выйдем. О! – похлопала по руке бабушка Таруська. – А може, у мяне жить останесся? Правда, выходить нельга. Но зато жить будешь. А русалью я в хозяйство возьму, усё ровно буде табе ждать. ― Подмигнула старушка и улыбнулась.

Юля положила платье и взяла телефон:

– Я выбрала дорогу!

Она поставила кружку на стол, сняла телефон с зарядки и достала из кармана платья ключи от машины.

– Я в город поеду.

– Добра. Вазьми оберег на шею. Он да паможа, – старушка достала из кармана круглую подвеску с солнечным символом внутри, лучи которого направлены внутрь.

Бабушка Таруся завязала шнурки и сзади перекрестила Юлю. Девушка подошла к двери, взяла на пороге крапиву подолом платья и вышла на улицу. Луна становилась ярче. Второй фонарь погас, и дорога между домами погрузилась во тьму. Юля включила фонарик в телефоне и быстро пошла к калитке. Луч шевелился, извивался, как живой организм. Юля открыла щеколду и толкнула дверь. Скрип! За подол платья кто-то дёрнул один раз и сразу же ещё.

– Ах ты ж! – Юля развернулась и со всей силы махнула крапивой позади себя.

– Ай! Ты чего, совсем дурная?

В свете фонарика Юля увидела девочку, чертами лица похожую на бабушку Тарусю.

– Уф! Ты чего пугаешь? – возмутилась Юля. – Ты кто вообще?

Девочка теребила толстую косу:

– Хотела до машины довести.

Она опустила голову. Но Юля успела рассмотреть необычный цвет глаз: васильковый. Как фотограф, она всегда ловила красивые моменты.

– Бабушка послала? – ласково спросила Юля.

Девчонка подняла голову, хихикнула и потянула Юлю за руку:

– Пошли, – она отбросила крапиву в сторону и отвела Юлю к соседнему дому под фонарь.

– Смотри и слушай, – девчонка перебросила русую косу с одного плеча на другое.

Шарк! Шлёп! Звучали тихие шаги в кусочке тьмы между двумя домами. Медленно шла русалья и улыбалась, выставляя вперёд острые, как иглы, зубы. Она остановилась ровно на середине дороги и позвала:

– Иду! Моя!

На улице в эту минуту никого не было, так что русалья спокойно нырнула во двор бабки Таруси и сразу же выскочила:

– Тварина! Но я подожду, – юркнула обратно во двор Юлиного дома. – Не уйдёшь! Найду!

Юля стояла на месте и сжимала одной рукой ладошку девочки, а второй – оберег на шее. Он вдруг стал горячим, но не обжигал. Удивительным образом теплота успокаивала и дарила надежду, что всё будет хорошо.

– Ты не сможешь уехать на своей машине, – девчонка отпустила Юлину руку и показала в сторону луга. – Пошли венок сплетём и прыгнем через костёр. Утром русалья уйдёт – и ты свободна.

–Юля ущипнула себя и вздохнула. Плик! Плик! Она посмотрела на телефон – оставалось шесть процентов зарядки.

– Так кто ты? Почему я должна верить?

– Я Тайя. Сама решай: верить или нет.

Юля покрутила головой: свой тёмный двор с машиной за воротами, калитка старушки и луг с голосами и песнями. Выбор так себе.

– Ладно, показывай дорогу.

–Тайя взяла её за руку и повела к костру на звук песен. Мимо пробежали стайкой девочки-подростки, а следом за ними парни, громко переговариваясь между собой. Юля выдохнула. Но сзади слышалось тихое: «Шлёп! Шарк!» Тайя обернулась и бросила сзади берёзовую ветку, которая из ниоткуда появилась в руке.

– Дрянь! Она моя! – раздалось шипение.

Юля обернулась, но никого не увидела. Она передёрнула плечами и ускорила шаг.

Тайя привела Юлю на луг, но не к костру, а к окраине леса, под берёзу.

– Эй! Мы так не договаривались, – возмутилась Юля.

– Да-а, – засмеялась девочка. – Давай венок плести научу.

– Я не хочу венок. Я вообще ничего не хочу, кроме утра и маму найти.

– Мамы нет, смирись. Тебе нельзя уходить! Погибнешь. Русалья за нами шла, во-о-он она сидит, – Тайя рукой показала на три метра в глубь леса, за куст.

Юля сначала ничего не увидела, но приглядевшись, заметила: зелёные волосы, которые мимикрировали под кусты; перепончатые руки, которые лежали на земле и тянулись ближе к окраине леса; белые зубы, которые стучали друг о друга; белую слюну, которая капала иногда на землю. Юля села на траву и снова взяла в руку тёплый оберег.

– Не бойся, русалья тебя не тронет здесь. А вот в лесу – да.

Тайя сорвала с берёзы семь веточек и стала крутить венок. Она показывала и рассказывала как нужно, смеялась, а Юля слушала и не слышала. Она вспоминала прошлый праздник. Мама звала дочку с собой в деревню, но где там, это же «фу, деревня». Юля всегда любила город. Большие дома, много людей, техника. У неё даже выставка фотографий была на тему «Романтика города». Мама уехала, ничего не сказала, а Юля опомнилась только через три дня. Приехала в деревню, а дом открыт и мамы нет. Она приходила только во снах и просила не искать. Мама говорила, что любит её и всегда будет рядом.

– Венок готов. Запомнила? – голос девочки вернул к реальности Юлю.

– Ага, пошли ко всем.

Юля надела венок и пошла к молодёжи около костра.

Горела Купала, горела,

Купала на Ивана.

А я, молода, тушила,

Решетом воду носила.

Девушки взяли её в свой маленький хоровод. Он двигался по часовой стрелке внутри большого мужского хоровода, который бежал против неё. Юля не знала слов и словно связанная пленница, неслась вместе со всеми. Девушка почувствовала, что ей становится жарко и спокойно. Как будто что-то вливается в неё, как в пустой сосуд молоко, и наполняет жизнью. Песня закончилась, и все разомкнули руки.

– А теперь прыгаем через костёр! – крикнул зычный мужской голос.

Все как по команде выстроились цепочкой напротив огня. Парочки крепко стиснули руки и улыбались друг другу. Юля тоже оказалась в очереди. Она смотрела, как задорно и без страха все прыгают. За кем-то вслед неслись искры, кто-то прыгал сбоку, а кто-то высоко над серединой костра.

– Прыгай! – Тайя подтолкнула Юлю вперёд.

Юля так засмотрелась, что не поняла, как пришло время покорить костёр. Она разбежалась и прыгнула. Показалось, что время остановилось: огонь медленно приближался.

– Мама! Не надо! – крикнула Юля.

Она увидела свою мать, которая срывала огненный цветок папоротника, а сзади хищно улыбалась русалья.

Свет от цветка падал на лицо женщины, превращая её в неземную красавицу. Она кокетливо поправила венок и сорвала огненное чудо.

– Я нашла, – прошептала она и развернулась, чтобы отправиться обратно.

Юлина мама нос к носу столкнулась с русальей, которая стояла за спиной. Огромные хищные глаза смотрели с надеждой.

Юля как будто смотрела кино с замедлением. Вот русалья подходит и становится прямо за спиной мамы. Она с цветком разворачивается и утыкается прямо в пышную и мокрую грудь русальи. Крик! Цветок падает, мама делает шаг назад, спотыкается и оседает в куст папоротника. Она сразу же поднимается и, перекрестившись, убегает. Сама того не замечая, Юлина мама ногами топчет упавший цветок. Искры летят во все стороны, как будто великан бьёт кувалдой по железу. Раздаётся шипенье, треск и крик русальи:

– Не-ет!

Русалья падает на землю и поднимает остатки цветка, который постепенно гаснет. Его разноцветные всполохи, как траурная песня, подходят к концу. Цветок становится угольным, и русалья прижимает его к себе. Слёзы текут по её перекошенному лицу.

– Хороший мой. – Она гладит цветок. – Я смогу, в следующем году ты снова взойдёшь.

Чёрная пыль осыпается в руках, и русалья поднимается. Неприятный скрежет зубами раздаётся по всему лесу. Русалья принюхивается, как поисковая собака.

– Найду, – воет она и несётся в туже сторону, что и Юлина мама.

Русалья бежит, и ветки хлещут её по перепончатым рукам, кустарники цепляют за ноги, но хищница не обращает внимания и спешит, постоянно принюхивается и иногда роняет слюну, которая на земле превращается в чёрные ягоды белладонны. И вот впереди замаячила спина женщины. Русалья одним прыжком её настигает и валит на землю, вгрызаясь острыми иглами-зубьями. Она на секунду поднимает лицо и смотрит на луну, а кровь стекает по подбородку. Мама ещё жива и пытается сбросить огромную тушу зла, толкает и тоже кусает в ответ.

Русалья смеётся и душит Юлину маму. Женщина бьётся как муха в паутине, цепляется ногтями за землю, хрипит и обмякает, как тряпичная кукла. Русалья садится рядом, вытирает руками кровавый рот и гладит свою жертву.

– Моя! Теперь моя! Цветок! Будет хорошо!

Она ловко копает под кустом небольшую ямку, затаскивает труп и убегает. Слышно, как песни поют на лугу, где-то ухает сова, в лесу перекликается молодёжь. А тёплый ветер гладит зелёный орешник, под которым лежит Юлина мама.

Через минуту русалья возвращается с кустом папоротника, открывает перепончатый кулак – там угольная пыль от цветка. Русалья посыпает этим сокровищем мёртвую женщину и причитает. Юля пытается выделить слова сквозь вой ветра, который появился из ниоткуда:

– Будешь новым цветком… Кто ищет, найдёт погибель… На крови не будет счастья… В покое… Я … свобода. Навсегда.

Русалья ставит куст папоротника на грудь Юлиной мамы и закапывает всё. Орешник с папоротником на секунду загораются синим светом и гаснут.

– Жди меня. Я приду в следующем году, – шипит русалка.

Слышен крик петуха, и солнце встаёт. Русалья превращается в дымку и исчезает. Юля присматривается к месту, чтобы запомнить его, и тут картинка пропадает, и Юля чувствует запах палёного мяса. Боль врывается в голову.

– Ай!

Юля лежит на земле, а рядом молодой чернявый парень опускает обожжённые ноги в ведро с ледяной водой. Молодёжь столпилась с одной стороны. Стоит гул, который не разобрать.

– Алё! Скажи что-нибудь? В больницу едем? – спрашивает парень.

– В больницу, ― повторяет Юля, ― не надо. Ай! Ты кто?

– Ян, – отвечает парень.

Юля садится и смотрит на ноги: кроссовки без подошвы и стопы в саже. Девушка проводит по волосам и кривится: неприятный запах становится ярче.

– Мама! – Юля вспоминает, что увидела. – Я знаю, где она.

– Нельзя, – говорит Тайя и командует Яну: – Меняй воду!

От Юли начинают отходить любопытные, и снова слышны песни, звуки прыжков, плеск воды. Девушка встаёт и пробует идти. Боль невыносимая, Юля падает на траву и плачет. Ян садится рядом и обнимает её.

– Всё будет хорошо. Я как увидел, что ты упала в костёр, следом прыгнул и вытащил тебя. Удивительно, что только стопы немного подгорели. Не переживай, заживёт!

– Заживёт, – эхом повторила Юля и вытерла слёзы. – Мне пора!

Она вздохнула, стиснула зубы, поднялась. Из середины оберега отделился серебряный луч, который превратился в дорогу.

– Нельзя, – Тайя вцепилась в руку. – Не вернёшься!

– И не надо, – крикнула Юля. – Скатертью мне дорога.

Юля ступила на серебряный путь, где под кустом ждала русалья.

– Моя! Теперь ты моя! – прошипела русалья и протянула руку, чтобы схватить девушку. – Ай, ё! Дрянь!

От руки русальи пошёл пар. Нечисть помахала рукой и пошла параллельно с Юлей. Русалье приходилось обходить деревья, пробираться через кусты, а дорога девушки была без препятствий.

– На месте, – пробормотала Юля, когда увидела цветок папоротника около орешника.

Невероятно притягательный оранжевый цветок с ярким ароматом ванили, который любила Юля. Амулет в руке перестал светиться, и дорога пропала.

– Не уйдёшь! – заголосила русалья и набросилась на девушку.

– Нет! – зазвенел голос матери.

Призрак не дал русалье прикоснуться к дочери. Юля остолбенела. Мама легонько поцеловала её в щёку и забрала амулет.

– Не смей трогать мою дочь! Ты что, не знаешь про заклятие матерей?

Белёсый призрак матери наступал на русалью, которая пятилась назад, прижимаясь к цветку папоротника, как будто искала там защиты.

– Так знай, – продолжила мама Юли, – если мать даёт себе клятву защищать ребёнка, то после смерти она остаётся и помогает. Нет ничего сильнее материнской любви.

Призрак взмахнула амулетом, как кнутом, и ударила русалью по руке. Та стала светиться тёмно-синим цветом. Русалья приложила к перепончатой руке цветок, и всё прошло.

– А я тебя не боюсь, – клацнула зубами она и пошла в наступление. – Ты призрак, дунешь – и нет тебя. Ха! Ху! – русалья дунула, и призрак пошёл рябью.

– М-мам! – Юля пришла в себя, упала на колени и заплакала. – Это ты, – вздохнула она.

– Я, – сказала мама и побежала глубже в лес, а следом – и русалья.

Цветок продолжал гореть. Юля подошла к нему, погладила бархатистые лепестки, засунула нос в жёлтую серединку и вдохнула приторный аромат ванили.

– Почему? – произнесла она вслух вопрос. – За что? Будь ты проклят! – крикнула она.

– Лят! Лят! – ответило эхо и добавило голосом бабки Таруськи: – Бяги, деванька!

Юля оглянулась в ту сторону, куда убежала мама, и на секунду замерла. Потом резко сорвала цветок и поспешила в сторону луга к костру. Поднялся сильный ветер. Деревья хватали за платье, за венок. Корни подставляли подножки и цепляли подол. Лес наполнился сначала стоном, а потом угрозами. Юля бежала и плакала, прижимая цветок к груди. Она опустила голову и старалась не слушать.

– У-у-у, дрянь! Цветок! – раздался нечеловеческий вопль русальи.

Юля ускорилась как смогла и уже вдалеке увидела свет костра. Осталось каких-то несколько минут, и она выйдет из лесу. И тут она споткнулась об очередную корягу. Цветок упал на землю и отскочил в сторону.

– О, ты здесь? – Юля услышала знакомый голос.

Она подняла голову и увидела Яна, который помогал ей после костра.