Исповедь проститутки

– Ты что творишь, сука?! – взревела Ирма, придя в себя после падения.

– Лежать, падла! – взревела Камилла.

К этому времени уже все девочки сбежались сюда, в том числе и Алла-администратор. Увидев открывшуюся картину, она всплеснула руками и заорала на всю базу:

– Вы что, охренели?! Что это за беспредел, мать вашу?!

Я переступила через сидящую на полу Ирму и прошла в ванную, где на полу продолжала лежать и плакать Элла. Она закрыла лицо руками и рыдала, что-то бормоча.

– Элла, убери руки от лица, я гляну, в порядке ли ты, – попросила я, присев к ней.

– Нет, не надо, – плакала она.

А потом внезапно опустила руки и повернулась к Ирме:

– Ирмочка, прости, я больше не буду, – умоляла она сквозь слёзы.

У неё были разбиты нос, губа и бровь. Всё лицо было залито кровью.

– Элла, иди сюда, – просила я, – тебе надо умыть лицо.

Но она меня будто не слышала. Она протягивала руки к Ирме и умоляла:

– Прости меня. Я не хотела.

– Ни хрена не понимаю, – выругалась Камилла. – Ты чего у неё прощения просишь? Это ведь она тебе рожу расквасила, а не наоборот.

– А если ни хрена не понимаешь, – оскалилась Ирма, поднимаясь на ноги, – так и нечего вмешиваться.

– Как бы там ни было, и чем бы она перед тобой ни провинилась, – сказала я, – но ты могла её убить.

– Да уже почти убила, – кивнула Камилла на стоявшую на коленях Эллу, которая истекала кровью.

– Так, я ничего не поняла! – громко сказала Алла. – Объясните, наконец, что случилось и почему вы с Роксаной такое сотворили с Эллой?

– А вот пусть сама Элла обо всём и расскажет, – сказала Ирма.

– Элла, говори, за что тебя избили? – строго сказала Алла.

– Нет, не надо, прошу вас, – плакала Элла.

– Давай, давай, сознавайся, – твердила Ирма, глядя на неё сверху вниз. – Говори, сука!

– Не надо, Ирмочка, пожалуйста, не говори ничего, – умоляла Элла, сложив на груди руки. – Я всё тебе верну. Только не рассказывай.

Казалось, Ирме нравилось продолжать издеваться над бедной девушкой. Она смотрела на умоляющую Эллу, стоявшую на коленях, и в глазах её не было ни жалости, ни сожаления.

– Так, всё, хватит! – сказала я и силой подняла Эллу с пола. – Я не могу больше на это смотреть. Что бы она ни сделала, она не заслуживает такого унижения и твоей жестокости!

Я силой развернула Эллу к себе и открыла кран холодной воды. Раковина умывальника заполнилась кровавыми струями. Элла продолжала плакать и стонать от боли, когда я осторожно её умывала.

– Я жду объяснений, – сказала Алла. – Кто-нибудь, наконец, скажет, что здесь произошло?

– Ладно, раз эта крыса не хочет говорить, я сама расскажу, – грубо сказала Ирма.

Элла рванулась из моих рук, но я удержала её на месте.

– Всё равно мы должны узнать правду, – сказала я ей.

Элла, казалось, сдалась и обмякла в моих руках. Она лишь ниже опустила голову и закрыла глаза.

– Помните наши неприятности месяц назад? – обратилась Ирма ко всем. – Тогда у многих из вас пропадали деньги. Угадайте, кого я сегодня застала в своей комнате за тем же самым занятием?

Все взоры обратились к Элле.

– Да, вы всё правильно поняли, – продолжала Ирма изобличающим тоном, – нашу тихоню Эллу. Она рылась в моих вещах и в моей сумочке в тот самый момент, когда я вернулась в комнату из ванной.

– Элла, это правда? – спросила Агата. – Получается, это ты воровала у нас деньги. Но как ты могла? У своих? Почему?

– Так, стоп! – перекрыла всех громким возгласом Алла. – Что ещё за история с кражами?

– Месяц назад у некоторых девочек пропали деньги, – ответила Роксана. – Мы тогда не стали говорить никому из администраторов. Решили сами всё уладить.

– И я вижу, уладили, – Алла кивнула на опухшую Эллу.

– А что с ней ещё оставалось делать? – воскликнула Ирма. – Не по головке же её гладить за такое! Она крыса, воровала у своих!

– Слушай, Ирма, – вмешалась опять Камилла, – оставь свои зоновские выражения и порядки. Достала уже всех своими «понятиями»!

– Не хами, коза, – оскалилась на неё Ирма. – Ты вообще в последнее время суёшь свой нос, куда не следует. Я ещё с тобой разберусь.

– Что я слышу? Ты мне угрожаешь? – улыбнулась Камилла. – При свидетелях? Неразумно, Ирма.

– Да пошла ты, сучка пирсингованая, – опять выругалась Ирма.

Камилла громко рассмеялась в ответ.

– Для начала следовало выяснить, почему она это сделала, – сказала я, обнимая дрожащую Эллу. – Что её толкнуло на воровство? Может, у неё что-то случилось в жизни, что ей понадобились деньги? Может, ей помощь нужна? А ты покалечила её!

– Помощь?! – вскричала Ирма. – Воровке помощь? А может, ей ещё и денег надо было предложить?

– Может быть, – ответила я. – Смотря, какая у неё ситуация и для чего ей нужны эти деньги.

– Не строй из себя святую! – сказала Ирма, сощурив глаза. – Здесь этого никто не оценит.

– Так, всё, хватит перепалок! – сказала Алла. – Заткнитесь все! В любом случае для начала нужно разобраться в ситуации, Ирма, а потом уже руки распускать. А можно и вообще без мордобоя обходиться. Взяли моду – рожи друг другу «поправлять»!

Ирма в бессильном гневе сжала губы. Она обвела нас всех презрительным взглядом и сказала:

– Как хотите. Только я предупреждаю при всех: если я ещё раз увижу эту крысу в своей комнате, её ждёт новое наказание. И мне плевать на вашу демагогию! Тогда уже никто не сможет её защитить.

Сказав это, Ирма развернулась и протиснулась через толпу девочек. Роксана молча последовала за ней.

Теперь, когда главная зачинщица драки удалилась в свои апартаменты, можно было спокойно поговорить с Эллой. Никто из девочек не уходил, все ждали объяснений.

– Девочки, Элла вся в синяках и ссадинах, – сказала я, – её надо отвести в комнату.

Мы с Камиллой помогли ей дойти до комнаты и уложили на диван.

– Надо обработать раны, – сказала Алла. – Я принесу перекись и бинт.

Через минуту она вернулась и перед самой дверью крикнула в коридор:

– Роксана! Иди, сядь на моё место, подмени на время.

Мы обработали раны на теле и лице Эллы и смазали их мазью, которую принесли Алла.

– Чёрт, – выругалась Алла, – здесь разлился огромный синяк. Это по меньшей мере неделя, пока можно будет уже замазывать эго тонако́м. Да и губа разбита. Блин, девки, от вас одни убытки. Надо же было тебя угораздить с Ирмой связаться! Зачем тебе понадобилось воровать у неё?

Элла потупила взгляд и молчала.

– Блин, Элла, не включай мороз, – снова выругалась Алла. – И так из-за тебя переполоху, теперь ещё и на неделю из графика выбыла. Если Таисия об этом узнает, тебе несдобровать. Так что не молчи, если хочешь, чтобы мы тебя прикрыли, рискуя своими задницами.

– Говори, Элла, не бойся, – сказала Агата, – хуже уже всё равно не будет.

Элла подняла на нас заплаканное, опухшее от побоев лицо и снова опустила.

– Простите меня, – пробормотала она. – Мне надо было отдать долг.

– Долг? – удивилась Алла. – Откуда у тебя могут быть долги? Ты ведь неплохо зарабатываешь, клиенты у тебя всегда есть.

– Это старый долг, я должна была уже много лет, – ответила Элла.

– Подожди, – прервала её Алла. – Откуда у тебя многолетние долги? Тебе ведь всего двадцать лет. Ты что ещё в школе задолжала?

– Ну, не много лет, я ошиблась, – сказала Элла, – года три-четыре. Я тогда занимала на переезд в Киев, на первое время, пока устроюсь.

– А родители твои знают о твоих долгах? – спросила Зара, сидевшая рядом и гладившая её по голове.

– Мои родители вообще ничего не знают, – ответила Элла. – Отец всю жизнь пил, пьяный избивал мать и нас с сестрой. Мать в конце концов тоже спилась. Вот мы и сбежали из дому. Сначала мы были вместе. А потом сестра укатила за границу, здесь оставаться – понту никакого не было. Я тоже хотела с ней уехать, но она меня не взяла, у неё там какой-то хахаль нарисовался, а я помешала бы. Я её с тех пор больше ни разу не видела.

Все молчали. У каждой была своя история, но здесь… Бедная Элла.

– А воровать зачем? – спросила Агата. – Могла бы попросить, и мы выручили бы тебя, дали бы, сколько надо.

– Простите меня, – сказала Элла и опять расплакалась.

– Ладно плакать-то, – буркнула Камилла, – слезами тут не поможешь. Сколько ты должна?

– Тысячу, – сказала, всхлипывая, Элла.

– Ого, – присвистнула Алла. – Интересно, сколько же ты занимала?

– Много, – ответила Элла. – Глупая была. Девочки, миленькие, выручите меня, займите мне эти деньги, а то мне завтра надо отнести.

– Ладно, хорошо, – сказала Камилла. – Мы тебе дадим эти деньги, безвозмездно, если ты пообещаешь больше не воровать.

– Обещаю, обещаю! – горячо затараторила Элла. – Камиллочка, девочки, я обещаю. Спасибо вам.

– Так, Агата и Снежана с Кристиной уже, считай, выручали тебя, когда ты у них деньги взяла. Ирма с Роксаной не участвуют, администраторы тоже не в счёт, – подытожила Камилла. – Остаёмся мы шестеро. Это по… – она подсчитала в уме, – почти по сто семьдесят гривен. Или, может быть, кто-то не может или не хочет участвовать?

– Нет, нет, скидываемся все, – ответили девочки.

– Вот и хорошо, – сказала Камилла. – Мы пойдём, а ты отдыхай и выздоравливай. И больше не воруй. Нехорошо это, тем более у своих.

Мы все разошлись по комнатам, Алла вернулась на свой пост.

– Что-то тут не то, – сказала Алиса, когда мы вчетвером вошли в их комнату. – Это что же получается, сколько она ни зарабатывает, а зарабатывает она неплохо, у неё не хватает денег даже долги отдать?

– А может, она пересылает часть денег матери, чтобы хоть как-то её поддержать? – предположила Роза.

– Мне кажется, она вообще всё наврала про свою семью, – сказала Камилла. – Вы видела, как она меняла свои слова: то многолетние долги, то всего три года?

– Согласна с Камиллой, – сказала я в задумчивости. – Что-то тут не то. Надо бы понаблюдать за Эллой. И, кстати, с кем она живёт, с Жанной? Надо постараться у Жанны разузнать.

* * *

Разговоры с Жанной ничего не дали. Она вообще молола какую-то чепуху, путалась в собственных словах, в общем, вела себя точно, как Элла накануне.

– Тупая малолетка, – негодовала Камилла. – Она никогда умом не блистала, а после беременности, кажется, совсем отупела.

– Ладно тебе ругаться, – сказала я. – Она просто растерялась.

– Или вообще ничего не знает, – вступилась Роза.

– А если не знает, так какого чёрта мямлить?! – вскричала Камилла. – Так бы и сказала: «Я ничего не знаю».

– Значит, остаётся понаблюдать за само́й Эллой, – сказала Алиса, – как она дальше будет себя вести.

Но, как мы ни пытались, ничего путного из этой затеи у нас не вышло. Главное неудобство состояло в том, что мы с ней работали в разные смены, и пересекались в течение дня не больше двух-трёх раз, и то мельком. Всё было, вроде бы, как всегда, ничего необычного.

Однажды Камилла не выдержала и, когда Элла проходила мимо нас, вдруг остановила её и спросила прямо в лоб:

– Элла, у тебя всё в порядке?

Элла вздрогнула и отпрянула назад, словно перед ней стояла Ирма, а не Камилла.

– Ты чего? – удивилась я. – Чего так испугалась?

– Ничего, – растерянно ответила она. – Я не испугалась. Я просто… задумалась.

Она явно нервничала, и это было видно. Её глаза бегали, губы дрожали, и к тому же, у неё была дурацкая привычка: она постоянно смыкалась и чесалась, будто у неё была чесотка или дерматит. То она тёрла руку об руку, то почёсывала голову, то шею, то лицо. Было очевидно, что ей неспокойно и, возможно даже, она чего-то или кого-то боится.

– Элла, успокойся, – снова сказала я. – Мы не причиним тебе зла. Наоборот, мы хотим помочь тебе и беспокоимся, всё ли у тебя нормально.

– У меня всё нормально, – повторила она за мной. – Я в порядке.

– Чего ты тогда дёргаешься, как ненормальная? – спросила Камилла.

Элла задёргалась ещё больше. Она стала оглядываться по сторонам в поисках пути отступления.

– Ты что, дикая?! – резко сказала Камилла.

– Камилла, перестань, – прервала я её. – Ты видишь, она нервничает? Элла, – обратилась я к ней, – расскажи, что у тебя происходит. Кого ты боишься? Тебе кто-то угрожает? Или, может быть, Ирма тебе не даёт покоя?

– Нет, всё в порядке, Марго, – ответила она, – не беспокойся, Ирма меня не трогает. Она после того случая вообще смотрит на меня, как на пустое место.

– Элла, если тебя всё же что-то беспокоит, не держи в себе, поделись с нами, – мягко сказала я. – Возможно, мы сможем тебе помочь.

– Хорошо, если что-то будет, я обязательно скажу, – ответила она впопыхах. – Мне надо идти.

И она проскользнула между нами, как змейка.

– Ты что-нибудь поняла? – спросила Камилла, глянув на меня.

– Ничего не поняла, – призналась я. – Но мне кажется, у неё не всё спокойно в жизни. Как бы не ввязалась наша Элла в какую-нибудь тёмную историю. Надо не спускать с неё глаз. Поговори с Зарой и Агатой, пусть они тоже понаблюдают за ней, на своей смене.

– Ой, да ну её к чёрту! – ответила Камилла. – Не слишком ли много внимания и чести одной персоне?

– Камилла, как ты можешь так говорить? – возмутилась я. – Может, ей нужна наша помощь, а она не знает, как сказать об этом?

– Да мало ли кому нужна помощь, – раздражённо ответила Камилла. – Всем не поможешь.

– Как хочешь, – сказала я.

Я поняла, что на Камиллу рассчитывать не сто́ит.

«Ладно, задействуем остальных», – решила я.

Мне почему-то была симпатична эта хрупкая девушка. Элла была на год старше меня, но на вид ей было не больше семнадцати. Она была невысокого роста, худенькая, с коротко стриженными волосами и узкими, как у подростка, бёдрами. Мне было жалко её, по-дружески жалко, и я очень хотела помочь ей. Я не знала точно, как именно помочь, в чём проблема Эллы, но я чувствовала: что-то с ней не так.

* * *

На следующий день Элла была весела и общительна, порхала по коридорам и совсем не напоминала вчерашнюю мрачную, перепуганную, словно загнанную в угол, дикарку.

– Ничего не понимаю, – делилась я с девочками за обедом, когда мы вчетвером сидели на кухне. – Вчера Элла была, словно перед казнью, испуганная, потерянная, а сегодня летает и щебечет, как птичка.

– Может, влюбилась? – предположила Алиса.

– Или помирилась со своим милым, – сказала Роза. – А вчера ещё была в ссоре.

– Возможно, возможно, – сказала я. – Тогда это многое объясняет в её поведении.

Камилла ничего не высказывала в отношении Эллы. Её раздражала подобная опека. Она нормально относилась к Элле, но по-прежнему считала, что мы уделяем ей недопустимо много внимания.

– Своих забот и проблем нету, что ли? – говорила она. – Нянчитесь с этой Эллой, будто она вам родная.

Я с укоризной посмотрела на неё.

– Не обращай внимания, Марго, – сказала Роза. – Наша Камилла никогда не отличалась жалостью и сентиментальностью. Если не уделяется должного внимания её собственной персоне, то ей просто неинтересно. Она у нас неисправимая эгоистка.

– Спасибо за лестный отзыв, Розочка, – улыбнулась Камилла. – Я тебя тоже очень люблю.

– Я, пожалуй, соглашусь с вами, девочки, – сказала я, пропустив сарказм Камиллы. – Всё дело в её молодом человеке. Наверное, они были в ссоре или вообще в разлуке, а сегодня у них всё наладилось.

* * *

Но скоро я поняла, что ошибалась. Не прошло и недели, как Элла пришла ко мне и сказала:

– Марго, ты самая добрая из всех. Ты можешь дать мне денег, взаймы? А я потом тебе отдам. Заработаю и отдам.

Я широко раскрыла глаза и застыла от удивления.

– Элла, ты шутишь? – спросила я её.

– Нет, не шучу, мне нужны деньги.

– Зачем?

Элла мямлила что-то невразумительное.

– Я ничего не поняла из того, что ты сказала, – ответила я.

– Не шуми, пожалуйста, – умоляюще сказала она. – Мне очень нужны деньги. Но я не могу тебе сказать, на что. Я всё тебе верну, обязательно. Ты же сама говорила, чтобы я обращалась, если что.

– Да, говорила, но… – я совсем ничего не понимала, – но, Элла, ведь всего две недели назад мы дали тебе тысячу гривен. А теперь тебе опять нужны деньги. И сколько тебе надо?

– Семьсот гривен.

Элла опустила голову.

– Семьсот гривен?! – вскричала я. – Элла, ты с ума сошла?!

– Не кричи, прошу тебя, – снова взмолилась она.

– Подожди, давай разберёмся, – сказала я. – Значит, две недели назад ты вернула долг – тысячу гривен. Ты сказала, что это была последняя сумма. Так? Теперь, через две недели тебе опять нужны деньги. У тебя самой денег нет, хотя последнюю неделю ты уже работала, и ты приходишь ко мне с просьбой занять, но не можешь сказать, на что. Охренеть!

– Марго, прошу тебя, тише, – Элла умоляюще сложила руки.

– Хорошо, я буду говорить тише, – сказала я, приглушив голос. – Хорошо, допустим, я дам тебе эти деньги. Но, ты ведь понимаешь, что вечно работать на тебя я не собираюсь. Когда ты думаешь вернуть мне долг?

– Через неделю, – оживилась Элла. – Максимум, через две.

– И всё-таки, я хочу знать, зачем тебе нужны деньги? – настаивала я. – Что это за тайна такая?

Элла колебалась. Я видела, что она не хочет отвечать на мой вопрос. Но, видимо, деньги ей нужны были сильнее, поэтому она сказала:

– Марго, если я не отдам эти деньги, меня убьют.

– Убьют?! – я не верила своим ушам. – Но кто? И за что? Что ты натворила, Элла? От кого ты постоянно откупаешься?

Элла ничего не ответила, и вдруг разрыдалась. И, сколько я потом её ни спрашивала, сколько ни добивалась объяснений, она только плакала и бормотала что-то невнятное. В конце концов, я оставила расспросы и дала ей то, за чем она приходила.

– Вот, держи, семьсот гривен, – сказала я. – Отдашь, когда сможешь, я не тороплю. Захочешь поговорить, я готова тебя выслушать. А теперь уходи.

Элла схватила деньги и стала меня благодарить на все лады, чуть ли не в ножки мне кланялась. Я спровадила её, как можно быстрее, не в силах выслушивать горячие речи и признания в вечной любви и верности. Остаток дня потом я никак не могла отделаться от неприятного ощущения, оставленного сценой с Эллой.

Я постаралась больше не думать об этом, впервые, пожалуй, согласившись с Камиллой, что слишком много опеки и заботы вокруг взрослого человека.

– Ты с ней носишься, как с ребёнком маленьким, – говорила Камилла, – а она тебе на шею сядет и ноги об тебя вытрет.

Именно так мне сейчас и показалось, что Элла, почувствовав во мне защиту и поддержку, начала пользоваться моим добрым к ней расположением.

Как бы то ни было, я решила оставить мысли об Элле и больше не тревожить себя заботой о ней, хотя бы какое-то время.

* * *

За окнами стоял ноябрь, последний месяц осени, фактически уже зима. Прошла пора золотой осени и бабьего лета. С деревьев уже облетели все листья, и они теперь стояли голые и мрачные, словно воздев к небу свои многочисленные руки. Резкие порывы ветра срывали оставшиеся одинокие листья и кружили потом ещё долго по воздуху. Почти каждый день щли дожди, – то проливные, то моросящие с утра до вечера. А иногда уже срывались отдельные снежинки и таяли, едва коснувшись земли.

Я любила грустить, глядя в окно нашей комнаты, или сидя в кухне. Уединиться в этом доме было сложно, даже невозможно. Постоянно кто-то был рядом, прерывал мои размышления своими бессмысленными разговорами, вмешивался своими пустыми проблемами в моё одиночество.

Я едва сдерживала раздражение, понимая, что девочки ни в чём не виноваты – ни в моей грусти, ни в том, что мы такие разные. Они скучали, если вдруг ничего не происходило или не обсуждалось, если мы не гуляли и не ходили по магазинам, кафе и клубам. Мне же никогда не бывало скучно одной. И даже наоборот, порой, устав от общения, я нарочно искала уединения. И, если его не удавалось найти здесь, я уходила гулять, одна. Девочки уже привыкли к «странностям» моего поведения, и не удивлялись, если я вдруг одевалась и отправлялась одна на улицу. Поначалу они увязывались за мной следом, засыпа́я вопросами «куда?» и «зачем?», но потом поняли, что иногда мне необходимо побыть одной.

– Когда у Марго срывает крышу, она лечит это одиночеством, – так решили девочки.

В такие моменты мне особенно хотелось увидеться с Томой, поговорить с ней, услышать её голос и снова ощутить себя нормальным человеком. В один из таких унылых дней я оделась и вышла на улицу. Моросил мелкий дождь, чуть крупнее тумана, я даже зонт не стала открывать. Я прогулялась по улицам, затем свернула в аллею. Была середина рабочего дня, на улицах было мало людей. Лишь машины длинными вереницами тянулись от светофора к светофору, соперничая с городским транспортом.

Я набрала номер Томы. Словно всё преобразилось вокруг, когда я услышала в трубке её весёлый, такой родной и близкий голос.

– Господи, Томочка, ты даже не представляешь, как я рада тебя слышать, – сказала я.

– Что-то случилось, Софико? – спросила она.

– Нет, нет, всё в порядке, – ответила я. – Просто немного грущу. Но вот услышала тебя, и всё прошло.

– Ну слава богу, – весело сказала Тома. – А то я уже подумала, что-то произошло. Я тоже рада тебя слышать. Мне тебя очень не хватает. Кстати, к нам поселили третью соседку, на твоё место. Ничего такая девчонка, весёлая, из параллельной группы. Хоть не зануда, а то я с ума сошла бы с ними двумя. Но Катя тоже не взлюбила нашу цаплю Алёну. Так что мы с ней в одном лагере.

– Ой, Томочка, рассказывай мне обо всём и обо всех, и побольше, – попросила я. – Я хочу знать всё, что у вас происходит, во всех подробностях. Мне сразу становится лучше, я как будто у вас побывала.

И Томка пустилась в длинные, интересные, насыщенные и весёлые описания их жизни в колледже и в общаге. У неё всегда была наготове масса разных историй: кто с кем сошёлся, кто разошёлся, с кем гуляет наша преподавательница Ирина Яковлевна и кого в очередной раз охмуряет «сопроматчик» Олег Петрович; кто от кого сделал аборт, а кто собирается замуж. В общем, моя Томка была, как большая энциклопедия, только выдавала она информацию красочно, живо и со всеми подробностями. Под её рассказы я словно погружалась в их жизнь, ясно видела перед глазами всех действующих лиц и ярко представляла себе все рассказанные подругой истории.

– Ой, Томочка, – вздохнула я, – твои рассказы прямо бальзам на мою душу.

– Слушай, Софико, давай в ближайшие выходные встретимся, – предложила она. – Посидим где-нибудь в уютном кафе, попьём кофе или чего-нибудь покрепче.

– Конечно, – согласилась я. – С удовольствием. Только вдвоём. Я пока никого другого не хочу видеть. Я имею в виду Натали и Ксюшу. С ними в другой раз, ладно?

– Хорошо, – ответила Тома. – Я тоже не настроена на шумную компанию. Нам и вдвоём хорошо. Значит, договорились.

Мы распрощались. Я вернулась обратно на базу в совершенно ином настроении, чем была до прогулки и общения с подругой. От сердца в очередной раз отлегло. Я снова была жива, весела и приветлива со всеми. Я с нетерпением ждала выходных.

* * *

В воскресенье, как и договорились, мы с Томой встретились в кафе, давно полюбившемся нам своей уютной обстановкой, ароматным кофе и вкусными закусками.

– Каждый раз, возвращаясь сюда, вспоминаю прошедший год, – сказала я, – когда я ещё была с вами. Колледж, нашу весёлую компанию, войны с Алёной, стриптиз-клуб, мои ночные возвращения через окно.

– А ты помнишь её лицо, когда в последний раз мы вместе лезли в окно? – сказала Тома, весело смеясь.

И она вытянула вниз челюсть и вытаращила глаза – ну, точно, как Алёна. Я покатилась от смеха.

– Ты знаешь, я даже совсем не злюсь на неё, – сказала я, отсмеявшись. – Я даже по ней скучаю, иногда, совсем немножко. Мне не хватает наших весёлых и совсем незлых перепалок с ней.

– А чего на неё злиться или обижаться? – согласилась Тома. – Она несчастная, жалкая. Она уже второй год учится в колледже, а подруг себе так и не заимела. Так что её пожалеть надо, а не злиться. И вообще, на больных не обижаются.

Мы опять дружно рассмеялись.

– Тебе плохо там, да, Софико? – спросила Тома.

– Да не то чтобы плохо, – ответила я, – просто там всё по-другому, как-то иначе. Там всё так однообразно и незначительно, что порой хочется завыть. Девочки, в общем, неплохие, но такие ограниченные. Все разговоры всегда на одни и те же темы, все интересы сводятся к одному и замыкаются внутри борделя.

– У тебя просто осенняя депрессия, – попыталась успокоить меня Тома. – Вот выпадет снег, укроет всё вокруг, тогда полегчает.

– Надеюсь, – сказала я со вздохом.

В какой-то момент у Томы зазвонил телефон. Я видела, как она разволновалась от этого звонка.

– Да, да, – ответила она в трубку, посматривая на меня, – я в кафе, с подругой.

– Кто это был? – спросила я, сдерживая улыбку, когда Тома выключила телефон. – У тебя появился ухажёр? Судя по тому, как ты разволновалась, я предполагаю, что он тебе глубоко небезразличен.