Шоколадница и маркиз

Несмотря на некоторое затемнение, видела я сквозь стекла прекрасно – лучше, чем без них.

– Спасибо, дружище. Не будешь любезен проводить меня к портшезу? Скоро бал-представление, а мне нужно отнести в новую спальню все свои подарки.

Девушки не возражали. В любом случае мы скоро опять увидимся: теперь мы не первогодки, а солидные студентки, и непременно будем сегодня танцевать и веселиться.

– Что случилось? – спросила я Эмери напрямую, когда мы с ним вышли в коридор. – Ты поссорился с родителями?

Ах, нет, я все неправильно поняла. С родителями все великолепно, да он с ними почти не виделся. Герцогский замок Сент-Эмуров такой огромный… Папенька занят делами… Маменька…

– Кстати, Кати, у меня появился еще один брат – как ты понимаешь, младший.

Понятно. Маменька тоже была все время занята, малыш Эмери перестал быть малышом и чувствовал себя брошенным. Обычная детская ревность, Делфин мне о такой рассказывала. Купидон страдал и, по обыкновению, заедал свое горе. Что сказать? Как утешить?

Мальчик многозначительно усмехнулся:

– Однако предположу, что твое желание со мной уединиться вызвано интересом к моему другому брату – Арману де Шанверу маркизу Делькамбру?

– Давно по лбу не получал? – осведомилась я дружелюбно.

Купидон ахнул и, если бы его руки не были заняты моими пакетами, непременно всплеснул бы ими:

– Арману? По лбу? Какое неуважение! Ладно. Даже если не желаешь, все равно расскажу. Братец провел год в своем поместье, никого не принимал. Балов не устраивал. Родители нанесли ему визит, краткий визит вежливости. Арман не помнит ничего из того, что у вас с ним произошло. Нет, Кати, маменька не спрашивала о тебе, разумеется. Откуда бы ей тебя знать? Она просто сообщила, что бедняжке подчистили память за четыре месяца, с момента его перехода на сорбирскую ступень и до первого дня ссылки.

– Какой кошмар, – пробормотала я. – А маркиз собирается вернуться в академию? Или, напротив, решил учебу не продолжать?

Эмери пожал плечами, вздохнул:

– Увы… Нет, я точно не знаю, но предчувствую, что райская жизнь в Заотаре для нас с тобой, Кати, закончилась. Арман непременно явится, чтоб…

Фразы Купидон не закончил – дверца портшезной колонны распахнулась, приглашая меня внутрь. Я села в кабинку, спутник сложил мне на колени подарки.

– Мадам Информасьен, будьте любезны, лазоревый этаж, – попросила я даму-призрака, которая управляла всей транспортной системой академии.

Портшез тронулся, Эмери помахал рукой на прощание.

Я все еще на что-то надеялась – к примеру, на то, что молитвы простолюдинов исполняются, и Арман де Шанвер не вернется опять донимать младшего брата и портить жизнь мне. Надежда продлилась ровно три с половиной минуты, потому что, когда портшез остановился на этаже филидов, в фойе у колонны я увидела свой ночной кошмар – бывшего сорбира Шанвера. Невероятно длинные темные волосы, янтарные глаза, высокомерная осанка царедворца. Он был в коричневом с золотом камзоле, с драгоценным гербовым перстнем на пальце, и казалось, что этот лощеный аристократ по ошибке забрел в студенческий дортуар.

Сердце болезненно сжалось. Я шагнула из кабинки, прижимая к животу свои подарки. Здороваться или не здороваться? Лучше промолчать.

Арман посторонился, уступая дорогу, но, когда мне почти удалось его обойти, придержал мой локоть:

– Мы, кажется, знакомы, милая?

– Простите?

Янтарные глаза смотрели на меня с веселым недоумением:

– Очки? Неужели меня могла привлечь девица с такой конструкцией на носу?

– Не понимаю, о чем вы, – дернула я локтем, но пальцы на нем еще сильнее сжались, так что я чудом не охнула.

– Катарина Гаррель, – проговорил Шанвер почти по слогам. – Девица в лазоревой форме, которую я не помню ни в голубом, ни в зеленом. Ну, разумеется, это может быть только пресловутая Шоколадница.

«Пресловутая? Да что он себе позволяет?» – подумала я, а вслух предположила:

– Или простушка-оватка, которой только в этом году удалось перейти на филидскую ступень? Неужели месье знает всех девушек академии?

– Не всех, – согласился маркиз. – Но это… – он указал на очки, – невозможно не заметить.

Увы, мое инкогнито продержалось недолго.

– Его светлость, – проговорила я дрожащим от ярости голосом, – перед самым обрядом лишения памяти приказал мне в будущем избегать всяческого общения с ним. Будущее наступило. Позвольте пройти!

Шанвер хмыкнул, отпустил мой локоть, но немедленно удержал за плечо, потому что я попыталась отшатнуться, и указательным пальцем свободной руки надавил на дужку очков, заставляя их сползти почти на кончик носа:

– Хорошенькая… пикантная… глазки с поволокой, славный пухлый ротик…

Я сглотнула: от хриплого мужского голоса у меня внутри что-то сладко и болезненно сжалось. Точно так же, как… Но тогда я была под действием заклятия! Кроме нелепой истомы, у меня еще и приступы сомнамбулизма были. Заклятие развеялось, все прекратилось! Должно было прекратиться. Не важно!

Да чего я стою? Я уже давно не та прошлогодняя Катарина Гаррель, бесправная забитая провинциалка, не могущая двух слов связать пред ликом власть предержащих.

Дернув плечом, я отступила, все так же прижимая к животу коробки с подарками:

– Еще раз, Шанвер корпус филид, только посмейте прикоснуться к моему лицу…

И подвесив прекрасную театральную паузу, я ретировалась. Все равно придумать, что именно я сделаю, если он посмеет, не удалось.

Да уж, Кати, так себе представление. Размазня ты, форменная размазня.

Глава 2

Бал-представление

Делфин, вернувшись, нашла меня в нашей спальне. Я не могла найти себе места, встревоженно мерила шагами комнату.

– Наслышана, – сообщила подруга, прикрывая за собой дверь, – блистательная четверка Заотара снова в полном составе. Бофреман устроила праздник-воссоединение в саду оватских дортуаров.

– Я видела Шанвера, – пожаловалась я, – на нашем лазоревом этаже.

– Ну разумеется, Кати, мы теперь будем с ним соседями. Кстати, кастелянша жаловалась, что в этом году спален для филидов не хватает, автоматонам пришлось переоборудовать для этих целей несколько гостиных.

Автоматоны – механические куклы, оживленные с помощь заклинаний – исполняли в академии роль прислуги. Обитать в Заотаре могли лишь маги, поэтому нанять слуг обычных не представлялось возможным. Автоматоны подчинялись мадам Арамис, работали на кухне и в библиотеке, а студентам, даже привыкшим дома к штату лакеев и горничных, приходилось решать хозяйственные проблемы самостоятельно. Разумеется, деньгами можно было эти проблемы себе облегчить. Например, существовал некий обычай найма фактотумов. Раз в три месяца в Заотаре заключались фактотумские контракты. Фактотум – доверенное лицо аристократа, но, в сущности, та же прислуга. Когда-то виконт де Шариоль, противный филид-перестарок, пытался нанять меня. А Эмери собирался сделать своим лакеем его же старший брат. К счастью, и я, и Купидон этой участи избежали. Действительно, к счастью. За прошедший год я насмотрелась на последствия фактотумских контрактов. Девушки-оватки, с готовностью ставящие свои подписи на документе, оказывались буквально в кабале. Времени на учебу у них абсолютно не оставалось. Стирка, уборка, починка одежды, беготня с мелкими поручениями отнимали силы и часы отдыха. Как чудесно, что мне не пришлось идти в услужение. И Эмери… Казалось, у него не будет выхода. Родители лишили мальчика содержания, чтоб воспитать его волю, но волшебным образом передумали, когда Арман де Шанвер отправился в ссылку. Этот факт еще больше укрепил Купидона в мысли, что за всеми его неудачами стоял злонравный старший брат.

– Мне теперь все понятно, – сообщила Деманже.

– Прости? – вынырнула я из воспоминаний.

– Наша комната, – подруга развела руками, – посмотри: влажная штукатурка, камин слишком велик, а мебель пахнет столярной мастерской. Нас с тобой, Кати, поселили в бывшей гостиной.

Кончиками пальцев я потрогала стену. Действительно, краска не совсем просохла.

– Но это значит, что гостиной в нашем северном коридоре теперь нет?

Делфин фыркнула:

– Не думаю, что захочу видеть этих синюшных куриц и после уроков.

Живя с оватами, мы часто по вечерам собирались в общих гостиных, чтоб поболтать, послушать игру на клавесине или заняться рукоделием. Но подруга права: здесь нам этого не захочется. Почти все филидки – высокомерные недружелюбные девицы. Минуточку, но мы тоже филидки!

– Посмотрим, что ты скажешь, – шутливо протянула я, – когда третьего числа сменишь цвет своего оперения.

– Да какая разница, что снаружи, если в груди твоей бьется малахитовое сердце леди Дургелы?

Красивая фраза. Леди Дургела – святая покровительница оватов. Делфин ее почитала наравне с Партолоном и ставила гораздо выше остальных покровителей – Кернуна Исцеляющего и Тараниса Повелителя Молний.

– Скорее бы закончился сегодняшний день, – бормотала я, поправляя у зеркала прическу, – этот нелепый бал… Ну почему на него непременно нужно идти?

Если говорить начистоту, этот бал в Заотаре должен был стать у меня первым. После прошлогоднего представления нам, новичкам, не позволили дальше оставаться в зале Безупречности, а то, что я все-таки вернулась туда, не считается. Меня заставила так поступить не жажда развлечений, а тревога за Натали Бордело. А еще два академических празднества – балы Зимний и Летний – обязательными к посещению не считались, и я их попросту пропустила. Не помню, почему – скорее всего, нашла себе более интересные занятия.

– Ничего не бойся, Кати, – Делфин запудрила свои прекрасные волосы и стала похожа на фарфоровую куклу. – Избегай открытых столкновений, а Лазар и Мартен пообещали быть нашими партерами в танцах…

Я хихикнула. Нашими! Оба молодых человека желали танцевать с Деманже, так что мне в партнеры достанется неудачник.

– В любом случае, – подруга придирчиво рассмотрела свое отражение, поправила локон, – нам нужно показать этим синим курицам, что…

Никому ничего показывать я не хотела. Это было абсолютно бессмысленно. Обозначить позиции? Так они будут ясны после недели занятий. Мне не интересны интриги нашего воображаемого двора, а все, к чему я стремлюсь, – это новые знания и приличные отметки. Весь прошлый год я изучала основы, пришло время постигать саму магию.

Оваты работают с неживой материей при помощи знаковых начертаний, филиды – менталисты, кроме консонанты используют также жест – минускул и фаблер или фаблеро – звук. Это было невероятно интересно.

– Катарина Гаррель! – воскликнула Деманже, отворачиваясь от зеркала. – Только не говори, что ты отправишься на бал с очками на носу!

Я посмотрела на свое отражение: стеклышки очков тревожно розовели. В остальном – привычная картина: лазоревое платье с квадратным вырезом и небольшими фижмами, на шее – студенческий жетон, медная некогда пластина, со временем тоже ставшая голубой, строгая запудренная прическа. Естественный цвет волос в академии дозволялся только аристократам.

– Почему бы и нет, – пожала я плечами. – Этот штрих удачно завершает образ заучки Гаррель.

– И привлечет внимание каждого обладателя злого языка. Нет, разумеется, если тебе хочется в первый же день…

Не хотелось. Я сняла очки и спрятала их в ящик комода. В конце концов, на что мне там, на балу, смотреть?

Лазар с Мартеном ждали нас у дверей залы Безупречности. Лазара звали Пьер – он был, как и я, в лазоревом. Жан Мартен, пока в зеленом, предложил руку Делфин. Она покачала головой и взяла под локоть меня.

– Наших рыцарей, Кати, представь, тоже поселили в одной комнате.

Кажется, оба молодых человека этим довольны не были, особенно Лазар: в прошлом году его соседом был назначен Виктор де Брюссо, и, в отсутствие последнего, Пьер наслаждался отдельными покоями. Но теперь вот к нему подселили новичка Мартена.

– А разве Брюссо не вернулся? – спросила я.

– Вернулся, но, разумеется, приложил все усилия, чтоб стать соседом Шанвера, – Лазар многозначительно потер указательным и большим пальцами поднятой руки, намекая, что усилия носили характер денежный, а попросту – аристократ дал взятку кастелянше.

В зале распоряжались автоматоны в лакейских ливреях. Один из них указал наши места в филидском строю. Лазоревый корпус разбавлялся несколькими зелеными точками. Полторы сотни оватов в зеленом (среди них я заметила своих друзей); колонна новичков – испуганные подростки, одетые нарядно кто во что горазд – их опекала лично кастелянша; безупречные стояли отдельно, и рыжая шевелюра Лузиньяка выделялась в толпе. Сорбиры вернулись из… Откуда-то, где было довольно солнечно: привычно холодные лица аристократов были непривычно загорелыми. Однако безупречных, кажется, стало меньше? Я пересчитала. Действительно. Раньше их было двадцать: пять четверок, или, если угодно, квадр. Минус Шанвер… Тринадцать, четырнадцать… Пятнадцать? Кто-то вернуться не смог?

Хотела спросить Лазара, но на возвышении появились преподаватели, и зал взорвался аплодисментами. Присоединившись к ним, я почувствовала щекой чей-то взгляд, осторожно повернула голову. Кажется, меня рассматривали с галереи, где располагались гости – разряженная толпа лавандерских аристократов. Увы, без очков все их фигуры сливались в пестрое нечто. Зато взгляд филида Шанвера я рассмотрела безо всякого труда – маркиз стоял неподалеку, позади меня. Он приподнял безупречные брови, как будто удивившись моему к себе интересу. Беспутник! Я отвернулась и стала слушать приветственную речь.

Монсиньор выразил счастье видеть всех нас в стенах Заотара, прошедший год был труден, но этот обещает…

Мой взгляд скользил по сидящим на сцене у кафедры преподавателям. Вот секретарь ректора – мэтр Картан, мэтр Скалигер – географ, Гляссе – пожилой филид – специалист по магической и обыкновенной фауне, Мопетрю – мой строгий наставник в консонанте, сорбир эр-Рази, белых одежд не носящий, – его предмет назывался головоломия и был моим любимым, мастер-артефактор, за ним кто-то новый.

Я прищурилась. Святой Партолон! На сцене сидел месье Девидек, смешливый молодой человек – в прошлом году он был студентом-сорбиром. И прочие его товарищи тоже были здесь в темных учительских мантиях и квадратных шапочках профессоров.

– Господа, коллеги, – провозгласил ректор, – прошу вас приветствовать пополнение нашего учительского состава. – Раттез, Леруа, Девидек, Матюди – вчерашние выпускники. Мэтр Мадюди будет преподавать фаблеро-хоралию, мэтр Девидек – минускул и физическую гармонию, мэтр Раттез назначен наставником корпуса безупречных, а мэтр Леруа займется лекциями по общей магии.

Мы зааплодировали.

– Однако, – протянула Деманже, хлопая в ладоши, – слухи не врали, Оноре пустили в расход.

Мэтр Оноре, «введение в общую магию» которого я посещала в прошлом году, мне особо не нравился, поэтому печали я не испытала.

Подруга продолжала говорить:

– На него пожаловались самому королю. Кому-то из студентов удалось обойти клятву Заотара, и манера учителя показывать на лекциях неприличные гравюрки дошла до его величества.

Эта манера и мне не нравилась. Мэтр Оноре, прикрываясь необходимостью иллюстрирования, выводил на стену аудитории такие штуки…

– Погоди, – наклонилась я к ушку Делфин. – Обойти клятву Заотара? Это вообще возможно?

Та пожала плечами:

– Получается, что да.

Ректор продолжал:

– Поздравляем студентов, которым в прошлом году удалось шагнуть на следующую ступень. Филидами стали…

Когда назвали ее имя, Делфин присела в реверансе.

– Катарина Гаррель из Анси доказала свое право носить лазоревую форму, заняв четырнадцатое место в общем балльном зачете.

Пришел черед моего реверанса. Похвала была приятна, как и аплодисменты, я даже покраснела от удовольствия.

– Бойкая мадемуазель! – прокричал кто-то нетрезвым голосом с галереи. – Уважаемый ректор не боится, что она запрыгнет и на белую ступень?

Раздавшийся после этого выкрика хохот был менее приятен. Вообще нет.

Монсиньор Дюпере махнул рукой и стал представлять новичков-оватов.

Я погрустнела – вспомнила, как ректор однажды обозвал меня Балором в юбке и демоном разрушения. За то самое поступление сразу на лазоревую ступень, за поломку Дождевых врат и еще за то, что моими стараниями он лишился своего любимчика – сорбира Шанвера. Нет, все по делу, если рассудить. Но все равно обидно.

Официальная часть подошла к концу, первогодок увели из залы, учителя покинули сцену, и на ней появились музыканты.

– Теперь положено немного прогуляться, – сообщила подруга, – пока лакеи не подадут закуски.

Прочие студенты тоже бродили, разбивались на группки, здоровались со знакомыми. Блистательная четверка Заотара действительно блистала. Арман в своем коричневом с золотом камзоле держал под руку красавицу-брюнетку Мадлен в лазоревом, но вовсе не форменном платье. Холодный и высокомерный Лузиньяк, почти такой же высокомерный Брюссо. Его светлая шевелюра выцвела почти до прозрачной белизны, и со спины могло показаться, что молодой человек не молод, а, напротив, сед.

– Будем танцевать! – Натали с близняшками Фабинет присоединились к нашей компании.

– Ну да, – Купидончик тоже протиснулся сквозь толпу. – Надеюсь, в этом году Бордело не…

– Перестань! – одернула я друга.

Натали рассмеялась:

– Брось, Кати, всем прекрасно известно, из какой передряги ты меня вытащила ровно год назад. – Все, даже Лазар с Мартеном, закивали. – Кстати, ты заметила, что наш обидчик тоже здесь?

– Гастон?

Бордело поморщилась и кивнула.

– Ничего страшного, – решила Делфин, – просто будем держаться вместе.

Легко сказать. Когда начались танцы, это стало абсолютно невозможным. Я тоже танцевала: с Лазаром, с Мартеном, даже с Эмери; угощалась тарталетками и пирожными, выпила бокал вина, отобранный у Купидона. В какой-то момент, когда один танец закончился, а другой пока не начался, я оказалась в одиночестве у буфетной стойки. Еще тарталетку? Или вот этот вот аппетитный виноград? Сложный выбор.

Я потянулась к грозди, но пальцы коснулись гербового мужского перстня.

– Так вот чего хочет простушка из Анси? – хрипловато сказал Арман де Шанвер.

Ну да, винограда. Но аристократ имел в виду отнюдь не фрукт.

– Стать безупречной?

Немного нетрезво хихикнув, я покачала головой:

– Его светлость может не опасаться соперничества с моей стороны. Это невозможно.

– Судя по тому, что я успел узнать о мадемуазель Гаррель, слова «невозможно» для нее не существует.

– Простите?

Разговор нужно было заканчивать, но вино притупило присущую мне осторожность, к тому же, вокруг были люди, где-то неподалеку – мои друзья, и я ничего не боялась. Опять зазвучала музыка, аристократ бросил взгляд поверх голов, и даже это меня не насторожило.

– Вы, Катарина, полны загадок…

– Неужели?

– Именно, как драгоценная шкатулка, в которой скрывается еще одна, в ней еще и еще…

Шанвер говорил, казалось, монотонно, но то повышая, то понижая высоту звуков. С удивлением я поняла, что иду куда-то с ним под руку. Мы поднялись на галерею. Когда Арман на мгновение замолчал, я попыталась выдернуть руку. Он меня даже не держал, а я с ужасом смотрела на свою ладонь, все так же лежащую на мужском локте.

Хриплый шепот:

– Так колдуют филиды – привыкай, милая. Пойдем, еще десяток шагов – мы же не хотим, чтоб нам помешали. Правда?

В галерее с внутренней стороны располагались небольшие альковы – обитые бархатом углубления с мягкими креслами и небольшими столиками. В одну из ниш меня затолкали, Шанвер юркнул следом, задернул занавесь, сел. Места было так мало, что наши с ним колени соприкасались.

– Итак, – сказал Арман и поставил перед нами бокал с вином, – сейчас, милая, мы проведем эксперимент. Для начала вернем тебе голос. Обещай не звать на помощь.

Я быстро кивнула, он сплел минускул, я открыла рот, чтоб закричать, но не издала ни звука. Аристократ негромко рассмеялся:

– Твоя доверчивость… умилительна. А теперь серьезно. Станешь шуметь – клянусь, мы немедленно переместимся в кладовую за портретом маркиза де Даса, откуда тебя точно никто не услышит. Еще в бальной зале я сплел мудры невидимости и тишины, и для всех ты отправишься туда в одиночестве.

Помнила я эту кладовку и постоянный полог тишины, ее скрывающий, так что оказаться там наедине с мужчиной не хотелось абсолютно.

– Вижу, – решил Шанвер, внимательно разглядывая мое лицо, – упомянутое местечко тебе прекрасно знакомо, и ты готова к переговорам. Итак, Катарина…

Этот минускул оказался настоящим, я зашипела:

– Какой же ты мерзавец!

Он не оскорбился:

– О, ты даже не представляешь, какой, милая. Итак, раз голос вернулся, расскажи по порядку, что у нас с тобой произошло в прошлом году.

– Это и есть твой эксперимент? На мне клятва Заотара!

– С какого именно момента? – быстро переспросил Шанвер.

– … – сообщила я нечленораздельно.

– Когда мы с тобой познакомились?

– Первого числа септомбра.

– Чудесно. Где?

– В гостиной южного коридора оватов.

– Подробнее.

– Ты с невестой и Брюссо возвращался с пикника. С вами были еще дю Ром и Пажо. Они все ушли, а ты остался пить шоколад…

– Шоколад? Эту приторную смолу?

Я пожала плечами:

– Пил и щурился от удовольствия. Потом ты проводил меня до моего коридора и уехал в портшезе с Виктором…

Фраза за фразой я рассказала Шанверу обо всех наших с ним встречах, ровно до того момента, как Катарина Гаррель открыла рот, чтоб воззвать к Безупречному Суду. Разумеется, без подробностей о поцелуях и прочих неприличных штуках.

В янтарных глазах собеседника читалось то недоверие, то удивление и еще что-то, что определению не поддавалось. Неизбывная грусть?

– У меня был фамильяр? – спросил Арман. – Можешь назвать его имя?

– Не он, а она, – прошептала я. – Урсула, огромная генета.

– Чудесно. Что ж, от тебя я сегодня узнал в десять раз больше, чем от своей невесты и друга за целый год. Я имею в виду Виктора де Брюссо. Им я, представь, даже не показал фамильяра. Странно, почему…?

– Теперь ты меня отпустишь?

Арман покачал головой:

– Нет, милая, наш эксперимент только начинается. Это, – он достал из кармана небольшой пузырек и вылил в бокал его содержимое, – зелье правды, изготовленное умелыми ручками Мадлен де Бофреман. Моя невеста предполагает, что именно оно способно снять клятву Заотара. Предназначается зелье правды Дионису Лузиньяку, но, понимаешь, я не могу пользовать друга непроверенным снадобьем.

– Ну да, – фыркнула я, – сначала нужно испытать его на мышах, – и почувствовав, что собеседник не понял шутки, добавила: – Твоя генета обзывала меня мышью.

Он даже не улыбнулся, держал бокал за ножку и смотрел на него в задумчивости.

– Судя по всему, Катарина Гаррель, я был в тебя почти влюблен.

Я поморщилась:

– И именно от большой любви проклял?

– Зачем?

– Прости?

– Назови мне хоть одну причину, по которой маркиз Делькамбр захотел бы проклясть мадемуазель Гаррель из Анси.

– Да ты меня ненавидел! – горячо воскликнула я. – Обзывал шоколадницей и обвинял во флирте с кем угодно! Я напоминала тебе мачеху…

– Осторожно, Катарина, – в голосе Армана звучала угроза, – ты сейчас ступаешь на тонкий лед.

Я отмахнулась:

– Чем не причина?

– Я тебя любил и хотел. В первом я, предположим, могу ошибаться, но второе… Мое тело все еще на тебя реагирует.

– Его тело! Вы только подумайте! Его тело! Да ты бабник, Шанвер, у тебя девиц больше, чем зубцов в луидоре! Ты, как все вы, менталисты, черпаешь в противоположном поле силу для заклинаний.

– И хотя, как ты говоришь, девиц вокруг без счета, проклял я именно тебя?

– Да это-то тут при чем? Девицы отдельно от проклятий!

– Ты совсем запуталась.

– Это ты меня запутал! Ты меня проклял, в этом я абсолютно уверена и… гр-р-р-рм… Проклятье! Клятва Заотара мешает продолжать спор. Минуточку.

Я потянулась к бокалу.

– Не пей, – придержал мою руку Арман, – я передумал.

– Настаиваю на эксперименте!

Наша возня принимала уже довольно фривольный характер: сплетенные конечности, прижатые друг к другу тела, горячее прерывистое дыхание. Его дыхание, я-то себя вполне контролировала. Разумеется, пить зелье Бофреман никто не собирался, мне нужно было всего лишь…

Вуа-ля!

Отодвинувшись, я встретила удивленный взгляд янтарных глаз и спокойно сообщила:

– Так колдуют оваты, милый, привыкай.

Выбираться из тесного закутка было непросто – пришлось даже сесть Арману на колени, чтоб перебросить ноги наружу: ну не через стол же карабкаться, право слово. Аристократ не издал ни звука. Я отодвинула занавес, обернулась:

– Хорошего вечера, маркиз Делькамбр. Думаю, что простецкие оватские оковы удержат вас ненадолго – в крайнем случае, можете позвать кого-нибудь на помощь. Ах, вы же немы, парализованы и, ко всему, невидимы! – я картинно вздохнула. – Ну что ж, значит, вам придется справляться самому.